Полная версия
Король боли
Яцек Дукай
Король боли
Jacek Dukaj
Król bólu i pasikonik
Crux
Piołunnik
Portret nietoty
Linia oporu
© by Jacek Dukaj
© Кирилл Плешков, перевод, 2025
© Милана Ковалькова, перевод, 2025
© Василий Половцев, иллюстрация, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
* * *Король боли и кузнечик
I
Король Боли и луна
В ту ночь в саду Короля Боли расцвела собака.
Король, вкуколившись, провел вечер в Нью-Йорке, где закрыл последние пункты государственного контракта; кривая гистамина успела опуститься почти до нуля. По возвращении он заварил чаечай и вышел на террасу. С востока и с севера, от Замостья, тянулись по небу фиолетовые змеи света. Он вспомнил, что в сети обещали грибоград. Король посмотрел на сад. Псина буйно цвела, в лунном сиянии распускались белые бутоны. Это была колли ротвейлер с шерстью песочного цвета, откликавшаяся на кличку Сыска и принадлежавшая племяннице Короля. Украинские мотыльки, крупнее воробья, кружили вокруг собачьих цветов, а шелест их крыльев был слышен Королю даже на террасе.
Кривая резко подскочила вверх. Шипя сквозь зубы, он набрал номер лейбенмейстеров из Ziegler und Hochkupfer.
Через четверть часа они уже были на месте и первым делом наложили герму на участок сада. Оказалось, что Сыска пустила корни на метр вглубь; сердце собаки уже остановилось.
Король Боли пришел в ярость.
Он позвонил сестре.
– Какую гадость вы привезли с этой Адриатики?
– Что ты имеешь в виду? – Фатима не спала, Король поймал ее в городе, фары такси засвечивали изображение в телефоне.
– Вам закрыли GIP по возвращении?
– Ты меня сейчас пугаешь. – Она приблизила аппарат к лицу.
– Вам собаку взломали. Янкину Сыску. Полностью. Белые цветочки. Впрочем, довольно милые. O.
Лейбенмейстеры уже накладывали герму.
Фатима села в машину. Некоторое время она молча рассматривала сад Короля.
– А собственно, что она у тебя делала?
– Ммм?
– Сыска.
– Янка мне ее оставила.
– Погоди. Ты ей звонил?
– Она ведь получила визу, да? Или я тут чего-то не понимаю? Объясни мне. Корпус Мира все еще актуален? Что? Фатима?
– Я еду к тебе.
Король выпил чаю, заварил вторую чашку. Лейбенмейстеры перед отъездом выставили Королю счет и распечатали результаты первой диагностики. Полную метрику ДНК обещали сделать через сорок восемь часов – если только клиент не хочет доплатить за срочность. Он не захотел.
В саду остался высокий куст белых цветов на могиле собаки. Мотыльки уже больше не слетались; куст казался свежим и здоровым, но де-факто был мертв, заведенные лейбенмейстерами генетические часы отсчитывали время гибели клеток. Луна, не скрытая дионизидовым туманом и потому особенно яркая в ту ночь, заливала всё серебристым светом.
Король Боли стоял с чашкой горячего чаечая в руке и рассматривал эту ублюдочную поросль Artificial Genetics[1] и хаоса. Цветки по форме напоминали асимметричные языки пламени, из каждого стебля устремленные вертикально вверх, к зениту, стройные, царственные, в длину достигавшие двадцати-тридцати сантиметров. Ни один из цветков не был похож на другой. Король стоял и маленькими глотками пил чай. Чашка обжигала руку, мягкое страдание в ночной тишине.
Фатима вышла из такси у дома Короля Боли уже после полуночи; обычно дорога сюда требовала большего времени, Король жил на отдаленной окраине, в конце круто уходившего в бок ответвления дороги, за баобабами.
– Салам.
– Салам.
– Обнимаю тебя.
– Чмоки-чмоки.
Король отступал назад в дом, соблюдая метровую дистанцию.
Фатима уже месяц подтягивала себе скелет – на временных мышцах она передвигалась с осторожностью старушки, страдающей запущенным остеопорозом. Устроившись на кухне у окна, выходящего в сад, она налила себе молокомолока. Макияж быстро адаптировался к ярко освещенному помещению, и Король Боли заметил мелкие судороги мимических мышц сестры.
– Смеемся.
– Смеемся, переживаем. Она забрала бы с собой эту псину, если бы могла. – Фатима вытерла губы тыльной стороной ладони.
– И кто это говорит? Помнишь, что сама —
– Она говорила тебе, когда ей выдадут визу?
– Ну, это займет пару недель. А вам ничего не сказала?
Фатима медленно покачала головой.
Король оперся о раковину, зашипел от боли, присел на край стола. На мгновение в глазах потемнело. Он сделал глубокий вдох.
– …таково каждое второе, каждое третье поколение, – вздыхала Фатима. – И вот, пожалуйста, эти Муравьи. Что тут поделаешь? Сын знакомых присоединился к Бригадам Касальдалиги, а потом у него выскребали из печени амазонские сюрпризы. Мы, наши родители —
– В нас был слишком силен страх.
– Да. Но дети холодной войны – они жгли костры под воротами ракетных баз.
– Каждое поколение получает тот шестьдесят восьмой год[2], который заслужило.
Они закурили трубки.
– Тебе она сказала, а нам – нет, – прошептала сестра и отсчитала пять движений диафрагмы. Дым она запила молокомолоком. – Она тебе еще что-то говорила? Про Муравьев?
– Ничего. Мало.
– Что? Когда? Говори.
– Она была на проксике, в анарклэнде. Я пытался разрубить местный гордиев узел. Это был мужик-дуболом, откуда мне было знать? О Боже, что ты мне —
– Тссс.
– А потом она стала навещать меня. Никогда так, ах, ты только попробуй —
– А зачем она отдала тебе эту собаку? Я ее знаю.
– Твоя кровь.
– Взгляни —
– А-а. Какие белые.
– Ну, этот твой скит такой стерильный, бактерии гибнут от одного твоего вида. Как долго ты держал ее у себя? В смысле собаку, Сыску. С каких пор ты ее —
– Меня накрывает, притуши свет.
– Это Луна.
– Но —
– Ну всё, всё.
– Эта Луна-а-а!
– Прикоснись.
– Нет —
– Прикоснись.
Король Боли протянул руку над столом и дотронулся кончиком пальца до тыльной стороны сестринской ладони.
– Пожалуйста, – простонал он.
– Труструструструс…
– Мне нельзя – я вынужден – может, на проксиках – оста-а-авь!
Он расплакался.
Фатима встала и подошла, от лунного света у него застыли мышцы, он не мог убежать.
– Всю правду, братишка.
– Но это бо-о-о-о-ольно!
Король Боли и террористы
++ KING_OF_PAIN
connection established
194533 CET/154533 GMT-3
IP:
system: MS Puppeteer 7.10
crypto: Absolute Asymmetry 03EEI3K98R3MD9394
master: KING_OF_PAIN
slave: LOCA_LOCA#7599
body provider: IF Proxy do Brasil Empresas
Король встает с кровати и машет руками. У него ничего не болит. Лаги[3] не ощущаются. За распахнутым настежь окном душного гостиничного номера яростно орут джунгли Рио-де-Жанейро. Приближался вечер, пурпурное Солнце разлилось над горизонтом, как недожаренная глазунья.
Король Боли кидает взгляд на параметры трансмиссии и заходит в ванную. В высоком настенном зеркале осматривает свое обнаженное тело: мулат, лет тридцати, рожа не особо интеллектуальная, обезьяньи брови, над левой бровью татуировка IF PBE, бритый череп, массивная шея, обезьяньи лапищи, над грудиной свежий шрам. Король скалит зубы. Все они ровные, белые.
– Влез котейка на забор и моргает! И моргает!
Голос слегка хриплый. Король закрывает левый глаз, закрывает правый. Веки поднимает пальцами. Стоит над унитазом, писает. Физиология в норме. Идет в душ. (Душ работает!) Кожа принимает горячую воду с приятным жжением. Король Боли почти в эйфории.
Это всегда так начинается.
Одежду приготовил себе сам проксик – не ту, в которой он пришел сюда, но тоже его собственную, на него сшитую: Король ее надевает и знает, что уже когда-то это носил. Сапоги с голенищем, белый костюм, шелкошелковая рубашка, белая шляпа. Галстук он решил не завязывать.
В несессере проксика лежат копии бумаг клиента, Освобожденных мануфактур Объединенной церкви пляжного волейбола, а также единородный телефон и птичье перо.
Король Боли включает телефон.
– Я здесь.
– Западная лоджия на семнадцатом.
– Окей.
Они разговаривают по-английски; мулат не лгал, его нервоводы помнят звуки этого языка, акцент очень слабый.
Король забирает запечатанную бутылку воды из ванной и выходит из номера.
Лифты не работают, приходится подниматься на семнадцатый этаж по эвакуационной лестнице. Проксик не устает. На шестнадцатом он встречает гостиничного шамана, приподнимает шляпу. Шаман курит треснувшую сигару, а другой рукой кормит маленького демона. Вокруг них кружат комары AG, огромные, как стрекозы. Демон ловит их хамелеоньим языком и ест, громко чавкая. Шаман смеется сквозь дым.
Король Боли выходит на открытую лоджию на верхнем этаже. Здесь пришвартованы два воздушных шара. Тот, что справа, украшен яркими граффити, на которых изображены темнокожие девушки, играющие на пляже в волейбол на фоне заходящего Солнца. Солнце, которое заходит за воздушными шарами, прожигает полимерное покрытие и граффити, наполняя светом эротический витраж.
Король поднимается на палубу, та слегка покачивается под ногами. У мулата малочувствительный вестибулярный аппарат, здесь он тоже не солгал. Король усаживается под навес на деревянный табурет. На ободке навеса сонно покачивается жирный попугай.
Аким де Нейра кричит на пилота; тот дает сигнал отчаливать. Причальные канаты выращены на жестком AG, с протяжным шипением они синхронно сворачиваются, их кожа лоснится от липкого пота. Воздушный шар отталкивается, начиная сильнее раскачиваться. Король Боли держится за навес.
Седовласый – Аким де Нейра – подвигает к себе табурет, подает Королю кофегрушу.
– Спасибо.
– Второй тур, они достали ножи. У вас есть фотки с орбиты? Мы дорого заплатили.
– Я посмотрел их еще у себя. Все стороны уже знают?
– Наверняка эти их Ктулху летают над Амазонкой для ООН.
– Мы всегда можем снова попугать Вашингтон.
– Хы, хы, когда в последний раз что-то прошло через Панаму?
– Боятся, боятся. Мы все боимся.
Кофегруша на вкус не напоминает ни кофе, ни грушу.
Король Боли вынимает из несессера бумаги. Они лопочут на ветру, их приходиться прижимать к крышке. Воздушный шар поднимается над заджункленным центром Рио-де-Жанейро. Небо над анарклэндами остается безоблачным, циркуляция воздушных потоков – это единственное, что не является здесь предметом переговоров, войны, торга и шантажа. Солнце отражается от покрытой алмазорослями статуи Христа Спасителя на Корковадо. Зажмурив глаза, Король выбрасывает огрызок за борт и вытирает руки платком.
Под ажурным воздушным шаром Освобожденных мануфактур проплывают накрывающие друг друга волны зелени и более хищных красок: пурпура, ядовитой желти, глубокой синевы. Джункли поглотили анарклэнды, достигнув Атлантики. Если бы шар опустился ниже десяти метров, смрад этой органической помойки стал бы для Короля Боли невыносимым. Проксик мог привыкнуть, Король Боли не привыкнет никогда. Junklee, лишай AG на лице континента, простирается от Тихого океана до Атлантики, от Огненной Земли до Панамского фронта. Джункли поглотили и переварили свыше двухсот миллионов человек, превзойдя своим аппетитом несколько мировых войн вместе взятых.
Воздушный шар сворачивает в тень небоскреба, и в перспективе Рио-Бранко появляется стометровое Древо Познания Добра и Зла. Второе такое дерево растет на берегу Родриго-де-Фрейтас, отсюда его не видно.
Аким материт Древо по-португальски.
– Вы никогда меня не убедите! Это шавлисты! Они их специально сажают!
Деревья – это генетические компьютеры, мегадионизиды. Они программируют опухоли и ретровирусы, нацеленные на Homo sapiens.
Шавлисты, католические террористы св. Павла, считают биотеррор неизбежным «грехом, очищающим от греха», – этапом, который цивилизация должна пройти, чтобы вернуться к идеалу общества, состоящего из небольших христианских общин и лишенного высших структур власти, несущих зло и неизбежно его порождающих самой своей сущностью. Потому шавлисты по принципиальным соображениям атакуют любые крупные населенные пункты, в первую очередь города. А собрания, подобные тому, на которое направляется Король Боли, действуют на них, как красная тряпка на быка.
В каждом городе Южной Америки растет по крайней мере одно Древо. Их выжигали до корней различными способами; они всегда вырастают заново. В их авторстве признается половина анаркий джунклей. Король Боли не верит заявлениям ни одной из них – и уж менее всего хвастовству шавлистов: если бы в рядах этих анаркий были такие мастера AG, они бы не ограничились отравлением бывших метрополий.
В кроне Древа над Рио-Бранко кружат черными спиралями стаи гарпий и прочего крылатого отродья мегадионизида, их тени скользят по испещренным дырами стенам небоскребов.
Король Боли просматривает отчеты по орбитальному сканированию.
– Здесь, здесь и здесь. Смотрите. Изменения пропорций атмосферных газов – но это всё нечетко. Здесь. Ну! Инфракрасные узоры, повторяющиеся аномалии, каждую ночь. Я даже успел получить официальные экспертизы из нескольких университетов, они впечатляют. Если считать по количеству очагов – то несколько десятков семей, не более. В горах Амазонки уже не так густо.
– Вы уверены?
Король Боли хмыкает.
– Конечно нет! Я вообще в это не верю! Пусть Вия объяснит!
– Может, это все-таки какая-нибудь примитивная анаркия, о которой никто не слышал…
– Это ничего не меняет. – Король Боли пожимает плечами. – Сколько у тебя было хромосом, когда ты в последний раз проверял?
– Хы, хы, хромосомы, говоришь? А что это такое? Хы, хы.
Внезапный шум над головой – попугай вертится и машет крыльями.
– Опять он, чертова бомба! – хрипит он по-польски. – Нет, нет, нет! За-пре-ща-ю!
Аким чешет подбородок.
– В чем дело?
– Кто это? – спрашивает его Король Боли.
– А я знаю, кто в него засел. Иван и компания. Птичка – проксик марксистов-креационистов.
– Конечно, они подключились к нам при первом упоминании, – продолжает Аким. – Дали своих заложников, лишь бы ускорить. Это же их евангелие. Гильо скрепил кровью. Они платят за тебя пополам.
– Они не знали, что за меня.
– Так ты только что проболтался, – ухмыляется старик. – Рано или поздно они узнали бы, у них есть ключи для верификации трансмиссии.
А попугай продолжает отжигать.
– Все это надувательство! От ваших советов нет никогда никакой пользы! Деньги на ветер! Тысяча чертей!
Какой-то потомок гомбровичевской[4] эмиграции, думает Король Боли.
– Ты же знаешь, пластусов нанимают все, – говорит он спокойно.
– Все! И что с того?
– А что происходит с теми, кто пытается обойтись без них?
– Это корпоративный сговор капиталистических мошенников! Вы так играете, чтобы выдоить клиентов! Та же зараза, что и адвокаты! Они абсолютно никому не нужны, но стоит одному дураку нанять адвоката – и все мы тут же начинаем нанимать их, чтобы защищаться от ихних юристов! Ужас и осуждение!
– Пригните черепушки! Обезьянник! – кричит из трубы пилот.
Король Боли и Аким де Нейра наклоняются, пряча головы под перилами.
Воздушный шар проплывает между зданиями, по самую крышу наполненными джунклями, которые выпирают наружу из всех естественных и неестественных отверстий в стенах. Из окон и дверей, с балконов, из вентиляторов, из щелей, проломов и трещин изливаются гирлянды плотоядных цветов, косы ядовитых лиан, пучки метановой травы, каскады одеревеневшей биомассы, зеленой, бурой, черной; стекают до самой земли, на улицу паласы сплетенных корней, веток, листьев, соцветий, – с двадцатого, сорокового, шестидесятого этажей. А вслед за флорой прибыла фауна AG, в том числе разнообразные странобезьяньи химеры, орды потомков паукообразных обезьян, барригудо, игрунок, уакари, переписанных по пути через несколько диких генетик. Некоторые животные могут имитировать человеческую речь, воспроизводить человеческие жесты. Странобезьяны Рио-де-Жанейро приобрели навык носить шапки, шляпы, ермолки. Некоторые также надевают украденные очки – солнцезащитные, коррекционные и даже с выбитыми стеклами – без разницы. Все они орут, прыгают, плюются и мочатся при одном виде человека, бросая при этом в его сторону все, что попадется им в лапы. В последнее время они овладели искусством изготовления и обслуживания пращи Давида. В оболочку и борта воздушного шара Освобожденных мануфактур бьет град камней, стеклянных осколков, кусков пластика и бетона, а также гнилых фруктов.
Королю Боли кажется, что в неистовом оре разъяренного обезьянника он различает португальские проклятия.
Попугай, опасаясь за свою жизнь, слетел на борт воздушного шара.
– Ну и что ты посоветуешь? – скрипучим голосом кричит он полусогнутому Королю. – Маэстро!
– Сначала мне нужно выяснить позиции других сторон, – бормочет Король, собирая бумаги в несессер.
– А их пластусы говорят им то же самое! Может, нет? Может, нет?
– Наверняка.
– Зараза! Зараза! За-ра-за!
– Ты заткнешься наконец?
У Короля Боли сдают нервы, и он замахивается несессером на попугая. Несессер оказывается не до конца закрытым, бумаги снова рассыпаются. Король Боли кидает в птицу бутылку воды. Птица отскакивает, бутылка падает за борт. Король снимает шляпу, готовясь поймать в нее кривоклювого проксика. Но получает от обезьян по затылку кокосовой скорлупой и, поверженный, с опущенными руками валится на табурет.
Попугай подпрыгивает на месте, триумфально хлопая крыльями.
– Кацап! Козёл! Кровосос! Кастрат! Кишкоправ! Костолом! Колбасник! Кобель! Кривохер! Калоед! Кутак! Каракон! Курвец! Кодеш! Кнахт! Козотрах!
Де Нейра поднимает глаза к небу.
– Мало того, что марксист, он к тому же еще и попугай – не переболтаешь, забудь. А собственно, отчего они тебя так не переносят?
– Довелось мне пару раз, хмм, излишне откровенно высказаться на политические темы.
– Люди не отходы эволюции! – горланит пернатый. – Пролетарии всех генов соединяйтесь! Буржуев на опыты! Дай пинка ДНК!
Аким грозит ему пальцем.
– А то сейчас прерву соединение! Кто здесь на ком ездит? Возьми себя в руки.
– Здесь всё охренуче, и я не круче, – мрачно крякает попугай и замолкает.
Воздушный шар подпрыгивает, задирая нос.
– Подлетаем!
Сто семьдесят восьмой тур переговоров под эгидой епископа Рио-де-Жанейро и городской анаркии марксистов-креационистов проходит в пентхаусе одной из высоток бывшего бизнес-центра. В зависимости от волн медийных трендов, некоторые открывающиеся переговоры имеют богатое пиар-сопровождение, транслируются в прямом эфире и попадают на тысячи телеканалов в миллионы домохозяйств; другие же напоминают кровавую резню в задымленном притоне воров и убийц. Король Боли участвовал в четырех переговорах. В прошлый раз пьяный ивановец отрубил ему голову мачете. (Страховка проксика – за счет клиента.) Если бы не высокий контракт, он бы не согласился вновь в это играть. Среди всех обреченных на провал переговоров, в коих ему довелось участвовать, лишь переговоры, проводимые южноамериканскими анаркиями Открытого Неба, представляются Королю по-настоящему безнадежными.
Едва воздушный шар Освобожденных мануфактур Объединенной церкви пляжного волейбола причаливает и пассажиры вступают на крышу высотки, их догоняет дюжина проксиков, человеческих и нечеловеческих. На одних едут медиаторы, на других – агитаторы и шантажисты отдельных фракций и анаркий; все стараются друг друга перекричать. Король Боли и Аким де Нейра движутся внутрь пентхауса, отбиваясь от назойливых особей. Попугай марксистов-креационистов кружит над ними. Птицу тоже настигает агитатор, крылатый демон.
Содержание звучащих призывных лозунгов менее значимо, нежели то, что проксики выдыхают и чем плюют. Анарклэнды Открытого Неба уже много лет являются полигоном для политических идеалистов всех мастей, которые вкуколиваются сюда со всего света. Король Боли в неосознанном рефлексе прикрывает голову несессером. Воздух затянут мглой от переносимых капельным путем индоктринаторов, здесь циркулируют бациллы Капитала Маркса, Богатства народов Адама Смита, Centesimus annus[5] Иоанна Павла II; здесь чихают и кашляют Левиафаном Гоббса, Государственностью и анархией Бакунина и Вынародом Кужаевского. Прямо у входа в застекленное патио[6] три ведьмы-метиски жгут благовония корпоративного коммунизма; оранжевый дым разъедает глаза.
Проход в патио и пентхаус преграждает шлюз. Захлопнув дверь, Король и де Нейра начинают дышать глубже, отряхивают одежду. Снаружи, за стеклом, теснится толпа. В углу крыши, под импровизированной палаткой, двое подростков продают воду и фрукты – это, кажется, единственные люди, управляемые собственными мозгами. Во время анаркийских переговоров цены на услуги проксиков, находящихся в геносфере Рио-де-Жанейро, всегда в несколько раз возрастают. (Гонорар проксика оплачивает клиент всадника.)
– Сколько уже прибыло?
– Большинство. То есть сами они, вероятно, вкуколятся в последний момент. Так было при первом подходе.
– Ставлю две тысячи, что до завтрашнего вечера их не удастся даже посадить за один стол.
– По рукам. Впрочем, все решается в кулуарах и у бара. Надеюсь, ты выспался.
– У меня уже сейчас середина ночи.
– Проклятые сибариты! – скрипит попугай. – Рабы удовольствия!
Королю Боли не хочется даже рта раскрывать в сторону птицы. Он пинает пернатого носком ботинка – внутренняя дверь шлюза поднимается, и орнитопроксик влетает в пентхаус, выкрикивая ругательства на польском, португальском, английском и испанском языках.
Но пентхаус действительно выглядит так, будто извлечен из другой сказки: плюш, хрусталь, живая обшивка стен, живые ковры, живая мебель, все сияет чистотой, в тусклом свете заходящего солнца цветовой спектр смещается в сторону красного, и это сияние покрывает нежно-розовой вуалью даже стальные украшения и белый хлопок платья распорядительницы, которая подходит к вновь прибывшим гостям и направляет в отведенные для них помещения.
Городская анаркия марксистов-креационистов Рио-де-Жанейро приготовила четыре верхних этажа и пентхаус; герметично отрезанная остальная часть здания, вероятно, уже плотно забита джунклями. Освобожденные мануфактуры располагают комнатами на втором этаже. Король Боли не рассчитывает провести там много времени – контракт связывает его на сорок восемь часов, потом, скорее всего, с места он выкуколится. Или, возможно, даже раньше: если анаркии успеют до этого договориться (во что он не верит) или окончательно рассориться и прервать переговоры (что наиболее вероятно).
Оставив в комнате несессер и шляпу, он возвращается в пентхаус. Бар, разумеется, открыт (обслуживает его говорящий на кокни бармен на проксике индейского крестьянина). Король Боли заказывает водку со льдом. Сидящий на соседнем табурете зеленоглазый демон достает визитку. Король Боли поворачивается, чтобы ответить на формальное представление, и в этот момент в глубине бара, за абстрактной скульптурой и тивипетом, вспыхивает драка: кудлатая странобезьяна дергает за волосы красивую мулатку, а та бьет соперницу по голове толстой книгой. Появляются два ивановца (черные костюмы, на плечах повязки с красной звездой в лучистом треугольнике Провидения) и насильно выкуколивают с проксиков обоих всадников. Тела странобезьяны и мулатки с изолирующей чадрой, затянутой под шеей, лежат под тивипетом, одно поверх другого. По тивипету передают повтор матча «Манчестер Юнайтед» с туринским «Ювентусом», звук выключен. «Ювентус» ведет 0:2. Когда команда забивает третий гол, кто-то в глубине бара встает и затягивает с душераздирающей пьяной тоской:
– Ó pátria amada, idolatrada! Salve! Salve![7]
– Сорок лет прошло с тех пор, как Бразилия забила последний гол, – говорит демон. – С тех пор, как они сыграли здесь последний матч.
Король Боли потягивает водку. Это всегда так выглядит.
Демон оказывается проксиком пластуса островной анаркии Карибского моря. Услышав имя Короля Боли, он уверяет, что они уже не раз встречались, перечисляет места и даты. Король Боли вежливо кивает. Это вполне вероятно, ведь пластусов не так много. На сколько его наняли? На неделю. Так долго? Неужели его работодатели надеются, что дело дойдет до детального обсуждения соглашений?
– Нельзя шантажировать джункли! – смеется демон.
В бар входят четыре шести-семилетних ребенка. Под Открытым Небом не действует никакое право, кроме закона обычая и закона страха, здесь можно ездить на любом, кто дает согласие или чей владелец его дает. Король Боли не знает наверняка, к какой категории относится его собственный проксик. Под Открытым Небом он уже видел даже объезжаемых младенцев. Правда, большинство традиционных анаркий косо смотрит на подобные практики. Это своего рода политическая демонстрация. Король побился бы об заклад, что на этих детках ездят какие-нибудь супремисты из северных постпартизанских анаркий. После их прибытия из бара демонстративно выходят несколько человек.
