Сумрак

Лира тут же вмешалась сперва в виде шепота:

– Стой…Он твой друга, она только его!

– Ты же сделаешь ей больно и просто бросишь…Разве она виновата в вашем соперничестве? Разве так поступает хороший принципиальный человек? Еще не поздно остановится. – продолжала она.

Но казалось…этот шепот только еще больше раззадорил его.

Тогда Лира решила воспользоваться своей способностью. Ее прикосновение оставляет лёгкое тепло. Если человек поддаётся похоти, оно усиливается до болезненного жара. Если сопротивляется – становится холодом. Она коснулась его шеи. Место мгновенно вспыхнуло. Но Дэвиду казалось было все равно, он все-таки озвучил:

– Проведи со мной ночь, и я исполню все твои мечты, только захоти….

Эми молча смотрела, как мужчина протягивает девушке руку, а та колеблется – ещё немного, ещё мгновение – и сделает выбор. Неправильный.

Солнце било в глаза, всё вокруг плавилось от жары. Эми чувствовала себя чужой. Лишней. Спустя минуту всё закончилось. Девушка в кафе взяла его руку. Улыбнулась. И та лёгкость, которая ещё была в её глазах, погасла.

Выбор сделан. Похоть. Без всякой помощи. Без нажима. Тишина повисла между Эми и Лирой.

Потом Лира фыркнула и обернулась.

– Знаешь что? Это первое моё задание, которое я проиграла. – В её голосе не было ни ярости, ни настоящего укора. Скорее – ледяная досада. – И что самое мерзкое – ты даже ничего не сделала.

Эми смотрела на неё, не зная, что сказать. Лира медленно подошла ближе, её фиолетовые глаза смотрели на Эми безжалостно.

– Ты ведёшь себя так, будто тебе сделали одолжение, которого ты не просила, – сказала она, тихо и очень чётко. – А между тем тебе дали шанс. Возможность разобраться, почему ты умерла. И исправить это. А ты что? Наблюдаешь. Как зритель дешёвого спектакля.

Эми опустила глаза. Лира приблизилась ещё ближе, её голос стал почти ласковым:

– Но знаешь, в чём беда, Эми? До стирания тебе осталось совсем немного. Пожиратель уже чует тебя. – Лёгкая насмешка скользнула по её губам. – И если ты не начнёшь играть по правилам… я сама тебя ему сдам. Без малейших сожалений.

Эми вздрогнула, ведь совсем недавно она читала про них, мерзкие существа…

А Лира, словно ничего не было, выпрямилась, стряхнула невидимую пылинку с плеча и холодно добавила:

– Ты можешь считать меня своим последним союзником. Пока ещё союзником.

И, не оглядываясь, пошла прочь по раскалённой улице, оставив Эми стоять одну, среди стеклянного жара, старых страхов и новой, черной тенью над головой – угрозы Забвения.

***

Эми шла по тихим улочкам Флориды, почти не замечая ни пыльной жары, ни случайных прохожих. Мысли снова и снова возвращались к провалившемуся заданию.

Она вспоминала, как Лира старалась, как пыталась переубедить человека, спасти его от падения – и как тщетны оказались все её усилия. А сама Эми… она ведь даже не попыталась вмешаться. Просто стояла в стороне, как сторонний наблюдатель, словно это не имело к ней никакого отношения.

Теперь, когда всё закончилось, Эми с ужасом думала о последствиях. Что станет с этим человеком? Что станет с его душой? Этот выбор приведёт его к боли, к разрушению – и, быть может, к полному забвению. Её собственное бездействие стало решающим. Она это знала. И не могла себя простить.

Лира боролась – а Эми позволила всему идти своим чередом. Это был неправильный выбор. Страшная, трусливая ошибка, за которую теперь будет расплачиваться не только она.

И вот, случайно, взгляд Эми упал на знакомую фигуру. Вдалеке, среди мраморных колонн и зелени, стоял Громов. Мужчина, которого она когда-то видела в Башне Гнева и Терпения. Он бросил на неё взгляд – тогда его выражение лица было холодным и неприязненным, как будто он винил её за что-то. Также на память сразу всплыло его бурчание в библиотеке Терпеливых, когда она пыталась найти ответы на свои вопросы— его недовольство казалось таким жёстким и неожиданным.

Но теперь, всё же, Эми решилась подойти. Она была готова нарушить холодную дистанцию, сделать шаг навстречу.

– Привет, Громов, – произнесла она, пытаясь ввести в голос тепло.

Громов поднял глаза и посмотрел на неё холодно, будто размышляя, что её слова значат для него. Никакого смягчения в его взгляде не было, только ясная отчужденность.

– Здравия, – коротко отозвался он, словно её присутствие здесь было для него неприятным раздражением. Он не сделал ни шага навстречу, продолжая стоять в тени.

Эми всё ещё стояла рядом. Погруженная в мысли о Громове, что он хочет, почему он такой собранный и напряженный? Наблюдала за ним.

– Я собираюсь убить его, – Громов сказал это без всяких эмоций, отвечая на ее немые вопросы. – Это приказ. Он заслужил. И если ты ценишь свою жизнь, тебе стоит молчать об этом. Не говори никому. Тогда мир останется прежним.

Эми не успела ничего ответить, как Громов резко развернулся и направился к дому. Ему было всё равно, что она думает.

Глава. – Сын командира

.

Иногда тени прошлого становятся цепями, которые уже невозможно разорвать…

Когда Громов шагал по улицам, его мысли были заняты вовсе не тем, что происходило вокруг. Всё было мимо. Сегодня для него не существовало ни солнца, ни людей, ни звуков. Он двигался словно тень в сторону дома, в котором когда-то жил его отец.

Вся его жизнь оказалась построена на одной большой лжи. Он знал правду: его командир, договорившись с высокопоставленными чиновниками, предал свой отряд. Отряд 402 стал неудобным – слишком много они знали и слишком многим мешали. За деньги командир отправил своих людей на верную смерть. И самым страшным было то, что командиром оказался отец Громова.

Громов был не просто участником той трагедии – он был её частью. Отец пытался назначить вместо него другого командующего, но Громов настоял и ушёл с отрядом, по факту руководя операцией сам.

В тот день всё закончилось катастрофой. Громов стоял, будто парализованный, наблюдая, как один за другим падали его товарищи. Последнее, что он запомнил перед тем, как потерял сознание, – глаза самого молодого бойца, упавшего прямо перед ним.

Громову «повезло» выжить. Он очнулся в больнице после шести сложнейших операций. Врачи говорили, что он ещё сможет жить обычной жизнью. Но он не хотел. Он мечтал остаться там – на поле боя, рядом с погибшими.

Однако судьба распорядилась иначе. Громов поклялся: если ему позволено жить, значит, он должен отомстить.

Как только его выписали, он начал собирать информацию, искать выживших. Но все попытки были тщетны – никто из его товарищей не спасся. Он копал глубже, находя доказательства предательства: документы, переписку, отчёты. Громов разоблачил схему и начал поднимать волну, используя свои связи. Он мешал власти. И в какой-то момент его отец получил новый приказ – убить собственного сына.

То, что главным предателем оказался его родной отец, стало для Громова самым страшным ударом. Тогда он пришёл к нему ночью. Кричал, обвинял, угрожал разоблачением. Отец был в бешенстве и страхе. Громов попытался уйти, но тот не выдержал: ударил его статуэткой по голове. А затем, ослеплённый гневом, забил до смерти.

Это был конец.

И вот теперь, спустя годы, Громов стоял перед тем самым домом. Домом отца-убийцы. Возможно, поэтому он так легко нашёл общий язык с Аней – родная кровь тоже забрала ее жизнь.

Его отец был теперь стар и дряхл. Но в его глазах всё ещё горели гордость и упрямство – раскаяния там не было. Громов уже знал, зачем пришёл.

Его единственной целью оставалась месть. Он верил, что все чиновники и власть – продажные, лживые твари, достойные только смерти. В его сердце не осталось места для добра, справедливости или надежды. Только гнев и ненависть.

– Привет, Громов, – вдруг раздался тихий голос. Эмилия. Её слова вырвали его из мрачных размышлений.

Он поднял на неё холодный взгляд. Что ей нужно? Что хочет Долоровец Похоти – самая опасная из всех?

– Здравия, – коротко бросил он. Слова Эми лишь раздражали его. Он не желал разговора.

Но Эми не уходила. Она стояла рядом, пытаясь заглянуть ему в душу, увидеть, что скрывается за тёмной пеленой его глаз.

– Я собираюсь убить его, – произнёс Громов ровным, бесстрастным тоном. И добавил с ядовитой усмешкой: – Это приказ. Он заслужил это. И если ты хочешь сохранить свою жизнь, молчи. Не вмешивайся. И тогда мир останется прежним.

Эми не успела ничего ответить – Громов резко развернулся и пошёл к дому. Ему было всё равно, что она подумает.

Войдя внутрь, он увидел старика в кресле. Отец выглядел измученным и жалким.

– Привет, папа, – холодно произнёс Громов.

– Сын… Но как?.. Ты ведь умер… – пробормотал отец в страхе. В его глазах не было ни сожаления, ни любви – только ужас.

– Вернее, ты убил меня. И весь мой отряд. Помнишь? – Громов с отвращением сплюнул на пол.

Отец попытался что-то сказать, но Громов прервал его.

– Слишком поздно, – тихо сказал он. – Ты за всё заплатишь. За смерть тех, кто верил в честь. За всех, кто был не на продажу, в отличие от тебя.

– Ты всё отрицал, но теперь ты выдашь всех, кто был причастен. И тех, кто сейчас промышляет подобным. И если ты думаешь, что это прощение, то ты ошибаешься.

Под давлением Громова старик начал говорить. Страх вынудил его выдать всех: тех, кто замышлял заговоры, кто правил чужими жизнями.

Но прощения не было. Громов подошёл к отцу. Одним быстрым движением он убил его, почувствовав, как гнев окончательно поглощает его, оставляя только пустоту. Смерть отца стала лишь началом. Теперь весь его путь – путь мести и разрушения.

Глава. – Шаткая грань.

«Обещания, данные в вечности, продолжают жить

дольше самой вечности.» – из книги

«Судьба двух Долоровцев»

Центральные улицы Сумрака в этот час были особенно безлюдны. Лишь ветер, гонимый сквозняками старых переулков, свистел в узких проулках, да редкие прохожие мелькали тенями в жёлтоватом свете фонарей. Каменные мостовые мерцали от сырости, а где-то впереди плескал воду огромный городской фонтан – сердце этой части города.

Крис шёл без спешки, погружённый в собственные мысли. Новое послание Книги не давало ему покоя: «Обещания, данные сердцем, не умирают с телом. Они живут дольше самой памяти».

Он задумался – что же остаётся после нас, если не слова, данные в момент отчаяния или надежды? Быть может, именно такие клятвы держат мир от полного распада?

Его шаги привели его к фонтану. Белые фигуры – женщины с кувшинами и мраморные дети – застыли в вечном танце, вода скользила по ним, словно по живой плоти. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь журчанием.

Крис уже собирался уйти, как краем глаза заметил тень у кромки фонтана.

Любопытство взяло верх. Он подошёл ближе.

На холодных плитах сидела Эми. Сгорбленная, обхватив руками колени, с бутылкой мутно-зелёного стекла у ног. Запах «Забвения» ударил в нос – яд, а не алкоголь. Дешёвый, резкий, такой, что воздух рядом с бутылкой казался густым и тяжёлым.

Крис замедлил шаги, подошёл осторожно.

– Эми, – тихо окликнул он, с неожиданной для себя нежностью.

Она подняла голову. В её глазах блуждало что-то разбитое, потерянное.

– О, Крис… – протянула она, голос её был охрипшим, а речь – вкрадчивой и пьяной.

Он опустился на корточки рядом, внимательно глядя на неё.

– Всё… всё зря, – затараторила Эми, заплетаясь в словах. – Я пыталась… но… всё равно… он выбрал похоть… я ничего не делала… а результат один…

Крис нахмурился.

– Всё плохо… делать плохо… не делать – тоже плохо… – она всхлипнула. – А ещё Лира… Она тоже провалилась… Всё… всё провалили…

Эми дрожала от холода, словно потерянный ребёнок. Крис не раздумывая снял с себя джинсовку и укрыл её плечи.

Она вздрогнула, подняв на него благодарный, мутный взгляд. Он сел рядом с ней.

– Странно… – пробормотала она. – Мы ведь мертвы… а чувствуем холод…

– Ну это не новость, мы всё чувствуем: холод, голод, усталость – как живые. О чем говорить, у нас ведь даже телефоны есть и все блага современности… Не странно ли это? – задумчиво проговорил Крис.

Эми болтала без умолку, перескакивая с темы на тему: испытания, вина, Лира, Сумрак, несправедливость. Её слова были рваными, путанными, едва понятными.

И вдруг, резко, она уставилась на Криса.

– Ты… – сказала она, запинаясь. – Ты не такой, как кажешься… Ты… хороший… Просто у тебя душа разбита… вдребезги… – она криво улыбнулась. – А я… я тебя понимаю… И чёрт возьми… мне больно за тебя.

Её слова пробили в нём какую-то давно запертую часть. Крис замер. Словно его сердце, забытое где-то на задворках бессмертия, вдруг снова напомнило о себе лёгким, едва уловимым биением. Он не знал, как реагировать. Не злость, не холодное отчуждение, к которому он привык… Внутри что-то осторожно, неуверенно шевелилось.

Тёплое. Живое. Страшное.

– Эми, тебе надо отдохнуть, – тихо проговорил он, чувствуя, как голос предательски дрожит.

Она кивнула, но тут же бессильно облокотилась на него, голова её опустилась ему на плечо.

Мир вокруг будто замер.

Крис машинально обнял её, осторожно, словно боялся, что она рассыплется в его руках. Её волосы пахли чем-то знакомым и больным – осенью, дождём, потерянными мечтами.

В груди разливалось странное чувство. Он не понимал его. Трепет. Страх. Желание защитить. Желание остаться.

– Тише, тише… – прошептал он, почти не осознавая.

Крис чуть сильнее прижал её к себе, как укрывают замёрзшего ребёнка, как обнимают самое дорогое на свете, боясь потерять.

И вдруг Эми зашептала, вцепившись в его куртку:

– Я не хочу быть забытой… – прошептала она жалобно. – Лира сказала… сдаст меня Пожирателям… Может… может, мне это и нужно… Я не хочу больше так… не хочу…

– Тише… – снова произнёс Крис, но страх уже закрался в его сердце. Ледяной, парализующий страх за неё.

Пожиратели. Забвение.

Эми – хотела исчезнуть? Стать ничем?..

Внутри поднялась волна отчаянья, такая сильная, что Крис невольно сильнее прижал её к себе. И тогда она продолжила, сбивчиво, бессвязно:

– Зачем… зачем мы что-то делаем, если всё уже решено? Если наша власть может приказать убить смертного?.. Мы что… вершители судеб? Так нельзя… нельзя…

Крис закрыл глаза.

– Мы не имеем права убивать смертных… Никто не может нам приказать такое, – глухо ответил он.

Эми вскинула на него мутный, удивлённый взгляд.

– А Громов? Он… он сказал сегодня… что ему приказали… убить…

И снова бессвязный поток слов, обрывки фраз, после чего Эми окончательно обмякла в его руках.

Крис сидел, не двигаясь, сжимая её тонкие плечи, пока в душе разрасталась тревога.

Что, чёрт возьми, происходит? Что натворил Громов?

Он быстро поднял Эми на руки. Она казалась лёгкой, почти невесомой.

Крис стремительно зашагал по ночным улицам – к дому Киры, одной из немногих, кому он доверял. Она циничная, саркастичная и кажется безжалостной. Не верит в доброту и сострадание. Но она настоящая, лишь Кира сможет удержать Эмилию от глупости в случае чего, к тому же район «Завести» был ближе всех.

Доставив Эми, он коротко бросил:

– Присмотри за ней.

– Крис… что случилось? – Кира нахмурилась.

– Я должен найти Громова, – ответил он и исчез в темноте.

Внутри него впервые за долгое время билось что-то сильнее холода – страх за Эми. И глухое, тяжёлое предчувствие беды.

Глава. – Не забыть…

Я проснулась. Секунду – другую – не могла понять, где нахожусь. Всё вокруг было расплывчатым, непонятным, чужим. Голова раскалывалась, в теле чувствовалась тяжесть, будто я плыла сквозь густую воду. Память молчала. Пусто. Я медленно огляделась. Рядом стояли музыкальные инструменты – старое пианино с потрескавшимся лаком, виолончель, поломанный аккордеон, гитары без струн. Их было так много, что казалось – я попала в какой-то музей забытой музыки. Я криво усмехнулась.

Ну да… пила же я «Забвение». Очень…специфический алкоголь.

В этот момент в комнату вошла девушка. Не просто вошла – врезалась в пространство, как лезвие ножа в ткань. Она была похожа на фарфоровую куклу с трещинами: бледная кожа, тонкие черты лица, высокий лоб, заплетённые в строгую косу почти белые волосы. Но трещины её не уродовали – наоборот, делали сильнее. В её серо-голубых глазах не было наивности. Только холод, решимость и глубокая, затаённая боль. Она двигалась быстро и уверенно, словно всегда готовая к бою. Девушка остановилась передо мной, склонив голову набок, изучая.

– Ну что, потеряшка? – проговорила она своим твёрдым голосом, в котором сквозила лёгкая насмешка.

Мне стало жутко стыдно. Я съёжилась под её взглядом, пряча глаза в пол. Она вдруг улыбнулась краешком губ – совсем чуть-чуть, но как будто теплее стало в комнате.

– Какое же ты милое недоразумение, – сказала она уже мягче. – Пойдём, чай пить будем.

Я неуверенно поднялась, держась за стену.

– Чай… – пробормотала я.

– Особый. От смертного похмелья, —усмехнулась она. – Сама собирала. Со всего, что только можно. Даже такой великий алкоголь, как «Забвение», сможет аннулировать. Всё вспомнишь.

Что-то дрогнуло внутри. Я слабо кивнула. В глубине души я хотела помнить. Хотела вернуть себе кусочки себя. Хотела… вернуться. Мы прошли в другую комнату. Кира – так она назвалась – заварила какой-то тёмный, почти чёрный отвар. От него пахло горечью и хвоей. Я сделала глоток.

И тут же чуть не выплюнула.

– Гадость ужасная! – сдавленно выдохнула я.

– Пей, – строго велела Кира, глядя на меня испытующе. – Хочешь вспомнить – допивай.

Скрипнув зубами, я осушила чашку. И сразу......что-то сорвалось в сознании. Мир закружился. Перед глазами вспыхнули картины. Я вспомнила, как шатаясь шла по улицам Сумрака. Как нашла в старой каменной лавке странную бутылку, запечатанную воском. Как продавец, похожий на ворону в человеческом обличье, с шипением выдал:

– Забвение для заблудших…

Я протянула ему несколько монет, которые каким-то образом нашла у себя дома. Потом – я села у фонтана в центре площади. Пила из бутылки… глоток за глотком, чувствуя, как внутри опустошается что-то важное.

И тогда он появился. Крис. Он подошёл ко мне из полумрака.

Я помню – когда я подняла на него глаза, сердце замерло. Его красота была… поразительной. Слишком совершенной, слишком безупречной. Идеальные черты лица – словно выточенные руками безумного скульптора. Симметричные скулы, прямой нос, точёный подбородок. Кожа – гладкая, безупречная, почти прозрачная. Ледяные голубые глаза смотрели на меня так, будто я была лишь тенью, которую можно сдуть одним вздохом. В его облике не было ни тепла, ни жизни —лишь безупречная, холодная форма. И аромат – металлический, отстранённый, чужой. Он казался идеалом, но не человеком. Красивым кошмаром.

И всё же…

Когда он протянул руку и тихо позвал меня, я потянулась к нему. Как к последнему огоньку во тьме.

Я вспомнила, как он обнял меня, словно боясь задеть слишком сильно, слишком резко. Как прошептал: «Тише, тише…» – и его холодная рука нежно гладила мои волосы, словно я была маленькой потерявшейся девочкой. Я вспомнила, как прижалась к нему, не в силах сдержать рыдания. Как, дрожа, шептала:

– Зачем мы что-то делаем… зачем…

И он молчал, только крепче обнимал.

Я резко вынырнула из воспоминаний, распахнув глаза. Мир вокруг дрожал, будто ткань, натянутая на ветру.

– Ну вот, вспомнила? – усмехнулась Кира, ставя пустую чашку на стол.

Я глухо выругалась:

– А что делать, если после того, как вспомнил, снова хочется напиться и всё забыть?

Кира рассмеялась легко, искренне, как будто я сказала что-то очаровательно-наивное.

– Тогда снова выпьем моего чая. И вспомним ещё раз. Пока не перестанешь бояться себя.

Эми сидела, потирая виски. После вспышки воспоминаний ей хотелось провалиться сквозь землю, но Кира, весело наблюдавшая за ней, будто подливала масла в огонь.

– Как я… как я вообще сюда попала? – наконец выдавила Эми, неловко опустив взгляд. – Извините за все неудобства… Мне так стыдно…

Кира, присевшая напротив с чашкой чая, усмехнулась.

– Тебя принёс Крис. – Она нарочито выделила каждую букву, смакуя их. Эми вся вспыхнула.

– При… при… не… с?..

Кира весело рассмеялась:

– Именно так. Взял тебя, как тряпичную куколку, и притащил сюда. И наказал мне: «Не обижать. Охранять».

Эми покраснела ещё больше и судорожно зажала рот рукой.

– Ты… ты уверена, что это был Крис? – пробормотала она сквозь пальцы.

Кира кивнула, по-прежнему улыбаясь:

– Уверена. Я тоже сначала не поверила. Пригляделась… а это он. Статуя. Холодный, как всегда. Только почему-то тащит в руках… тебя.

Эми попыталась прийти в себя.

– А… откуда вы вообще его знаете? – спросила она, чтобы отвлечься от мучительных образов.

Кира, сцепив пальцы, легко рассказала:

– Познакомились на тренировке. Случайно столкнулись в спарринге… И остались в живых, что уже редкость.

Она усмехнулась.

– Иногда вместе тренируемся. Иногда просто болтаем. Поддерживаем друг друга, по-своему. У каждого свои цели, свои призраки. Но знаешь, это… роднит.

Эми слушала её, затаив дыхание, чувствуя странное тепло под ребрами.

Кира прищурилась:

– А вы с ним что? – её голос был лукавым, но в глазах сверкнула искренняя заинтересованность. – Судя по его взгляду… между вами что-то особенное. Вы встречаетесь?

Эми едва не задохнулась:

– Н-нет! То есть… До вчерашнего дня я вообще его ненавидела! – она судорожно сжала пальцы на коленях. – За все… за холодность, за то, какой он есть. А теперь… – Она осеклась, потерянно качнув головой.