Шея ломается со звуком Хрясь

– Вот ты гад.

Я взял берет жены и запульнул ему в морду.

Я сидел в растерянности, не понимая, с чего начать… Может, с сортировки? Где-то вещи были целы, где-то обслюнявлены со следами зубов, а где-то просто покрыты шерстью, словно на них полежал сам Йети. Взяв с кухни тряпку и маленькое ведёрко, я капнул в него чистящего средства и наполнил тёплой водой. Пена, распушившись, полезла за пределы обода ведра. Поднеся нос к воде, я принюхался… Главное, чтобы эти арома-отдушки не перебили запах Веры.

Вернувшись в шкаф, я обмакнул тряпку и принялся осторожно счищать слюни. Одну вещь за другой… Я бережно, насколько это возможно, смывал слизь. Больше всего досталось любимому шарфу Веры… Не вспомню, где она его купила – может, во время отпуска или ещё где, – но белый шёлк с розовыми цветами сакуры часто защищал её от сибирского осеннего ветра.

Отсортировав всё как следует, я взялся за плечики, вернул ветровки и два пальто на место… зачем-то проверил карманы. Прислонил нос к вороту пальто и, закрыв глаза, глубоко вдохнул. По телу растеклось тепло… молчаливый запах, который в то же время так много рассказывает о жене. О том, какими духами она пользовалась, каким шампунем мыла голову и главное – как пахло её тело…

Остались коробки с обувью. Этот гад, который на протяжении часа даже не пискнул, куда-то запропастился, и покажи он сейчас свою морду, я бы влепил ему этой изъеденной туфлей по носу. Чёрные кожаные туфли со свадьбы – на выброс: он сжевал нос, как жвачку… Сандалии – тоже, хотя ремешок можно заменить… ладно, оставим. Я потянулся за ещё одной коробкой, приподнял её – и дно вместе с Вериными туфлями вывалилось на пол.

Звуки куда-то пропали… Даже треск вольфрамовой нити, освещающей кладовую, притих. Туфли лежали на пухлых вскрытых конвертах, которые я видел впервые.

Глава 9

На ладошках выступил пот, во рту пересохло, нерешительность вцепилась в горло любопытству. Пока счёт 1:1… я завис, как программа на ПК… рука всё никак не слушалась.

Возьми уже этот чёртов конверт, хотя бы за кончик этой пожелтевшей бумаги. Просто возьми… можешь не читать, но ВОЗЬМИ!

Раздираемый любопытством, я подцепил ногтями кончик конверта, словно он меня покусает… приподнял… затем второй… третий… и зачем-то прижал их к груди. Обратного пути не будет.

Я прекрасно догадывался, что там что-то личное. И это личное, если оно было спрятано под двойным дном коробки из-под обуви, мне не понравится.

От пухлых конвертов поднимался запах пыли и что-то ещё, от чего на языке стало кисло. Может, я надумываю раньше времени, но… стук сердца перешёл на следующую скорость.

Ладно, если не понравится, я всегда могу остановиться, правда же? Разорвать к чёртовой матери содержимое и плевать… это же просто текст? Просто слова…

Так я и окунулся в «просто слова». Незаметно для себя я развернул листок из первого конверта, пробежался по нему глазами, перевернул лист обратной стороной и вернулся к началу. В верхнем правом углу значилось: «Дорогая Ви» – и поскользил по тексту. А пока скользил… внутренние органы всё уплотнялись, сжимались, скукоживались, и подступала тошнота.

Стон вырвался из моего рта, когда я дочитал до конца. Я прижал сжатый кулак к губам и принялся за второе письмо, которое оказалось ничуть не лучше предыдущего. От каллиграфического почерка, пропитанного любовью и заботой, затошнило ещё сильнее.

Когда и со вторым текстом было покончено, я швырнул охапку писем в стенку шкафа. Не полегчало… как дурак, схватив растрёпанную кипу бумаг, я выбежал из кладовой. Сел на кухне и, сгорбившись, принялся читать дальше.

С каждым предложением. С каждой строкой. С каждым точно подобранным словом мне становилось всё хуже, но я не мог остановиться. Я подсел, как наркоман, и петлял взглядом от строчки к строчке. А меня вело… вело и вело далее по списку.

Что я могу сказать? Ко второму письму я понял, что рогоносец. К третьему – что рогоносец-болван. А к четвёртому – что рогоносец-болван, который ни черта не знал свою жену. То есть я как бы знал… но только шапочно. Это как всю жизнь пользоваться одной кнопкой на пульте от телека, а потом вдруг заполучить инструкцию и узнать про весь остальной функционал. Пульт уже исшоркался и износился на этой кнопке (метафорически выражаясь), а я всё жал и жал до остервенения. Боже… какой я болван.

Мне не верилось… не представлялось, что моя жена такая.

Я прикрыл глаза и попробовал вспомнить её любимый фильм, сериал, группу – да хоть что-нибудь! А ответа не было… точнее, я мог догадываться, что фильм – «Перл-Харбор», что сериал – «Друзья», что группа – Spice Girls… но всё это догадки.

Ко мне неумолимо пришло осознание, что я совсем не знал собственную жену. Я жил с ней, как сожитель. Встречался во время завтраков, готовил что-то, обменивался банальностями и уезжал на работу. Вечером всё повторялось, разве что вместо завтрака был ужин, а вместо банальностей… впрочем, банальности так и оставались банальностями вне зависимости от положения солнца.

Посмотрев на своё плотно сидящее кольцо, я попытался вспомнить свадьбу… и не смог. Восемь лет назад – не такой большой срок, чтобы забыть, но… я забыл. Да, отдельные фрагменты всплывали… её платье, причёска, её взгляд у алтаря. Мой плохо сидевший костюм, давившие носки туфель, паршивый торт, подколки её отца, много алкоголя, танец… подкидывание букета. Вот и всё… Или не всё? фрагменты, фрагменты, фрагменты, как слипшееся спагетти, скучковались в один неперевариваемый клубок.

Бруно ткнулся носом в бок. Я посмотрел на него. Показалось, что он меня понял. Размазанное состояние сочилось из меня, как сопли у простуженного.

Я встал… снова взялся за открытую консерву и, пока накладывал корм, решил, что надо попытаться узнать жену. Да, поздно. Да, момент упущен. Но…

Бруно лизнул мою руку. Он опять расправился с кормом со скоростью метеора. Я закинул пустую банку в ведро и решил, что мне НАДО восстановить хронологию событий из письма. Именно НАДО, а не нужно… я пока не знал, зачем, но чувствовал.

Для этого мне нужно отправиться в Аскат, в место, где родилась и выросла моя жена…

Глава 10

Только вот было одно НО, и это НО волосатой мордой тыкалось мне в бок.

Куда деть Бруно? Я спустился в подземный паркинг и заклинал… Ну как заклинал, пять раз отчётливо повторил:

– НИЧЕГО НЕ ГРЫЗИ!

Надеюсь, мой тон и вихляющий в воздухе указательный палец дали понять, что я не шучу.

Постелив на заднее сиденье простынь, я шире приоткрыл дверь и…

– Запрыгивай давай.

Бруно сидел на задних лапах и вилял хвостом.

– Особое приглашение нужно?

Я потянул за ошейник и услышал мерное рычание. Отпустил… отошёл и воспользовался планом Б – достал из кармана игрушку-пищалку и кинул на заднее сиденье.

Ударившись о дверь, она отскочила на пол. Бруно посмотрел на меня как на дегенерата.

– У тебя проблема с машинами? Или что?

Ни в какую. Ладно… Я решил лечь сам и показать, как на заднем сиденье просторно. Приподнял голову. Бруно смотрел в сторону. Чёртов пёс. Встаю…

– А НУ МАРШ!

Мимо проехала машина.

– Мне что, тебе везде собачьим кормом мазать, чтобы ты соблаговолил подняться?

Ноль реакции. Я прижал ладошку ко лбу.

– Хорошо, я понял… извиняй за тон. – Бруно выгнул шею. – А теперь залазь, – закончил я доверительным тоном и отошёл.

Встав на четыре лапы, Бруно подошёл к машине, понюхал… и вальяжно забрался.

– Есть! – вскрикнул я, захлопнув за ним дверь, и уселся за руль.

Засунув ключи зажигания в старенький «Форд», я заставил его покашлять вхолостую и с третьей попытки завёл.

Странный пёс. От «неотложки» мы доехали на такси, и он не капризничал… а тут характер показывать стал.

Простроив маршрут до больницы, я помог волосатой жопе усесться, прижав её рукой.

– Сиди… вот так… НЕТ, СИДИ! – говорю я и прижимаю одной рукой задницу, а второй рулю, врываясь в дорожный трафик.

Ехать пятнадцать минут… только я убирал руку, как Бруно порывался встать и тыкаться носом в подлокотник. Встав на светофоре, я открыл его – влажные салфетки, недоеденные чипсы, конфетки…

– Что, хочешь одну?

Трогаюсь…

– Ну на, только не загадь салон.

Свободной рукой я потянул за хвостики фантика и вытащил шоколадную конфету. Протянул Бруно… тот понюхал и осторожно лизнул… затем ещё разок и одним шершавым махом проглотил, оставив слюнявый след на ладошке.

Вытерев руку о край простыни, я взялся за руль и посмотрел в зеркало заднего вида на облизывающегося пса.

Добравшись до больницы, я встал на парковочное место, выделенное для инвалидов, и вышел. Быстро смотаюсь… оставлю эту бестию и поеду в Аскат.

Взяв за поводок Бруно, я поднялся с ним по ступеням в приёмную, толкнул дверь и оказался в мире леченных-покалеченных.

– С собакой сюда нельзя, – это выдала дама, сидящая в очках в роговой оправе за старым школьным столом, со здоровенной бородавкой над губой и завивкой а-ля 70-е.

– Собака не моя, а пациента.

– Молодой человек, вы понимаете русский язык? Нельзя.

На меня уже стали пялиться пациенты, и кто-то даже рискнул погладить Бруно… но рука быстро отдёрнулась от вздыбившейся шерсти и рыка.

– Попрошу немедленно уйти.

Пришлось спускаться и обвязывать поводок вокруг фонарного столба.

Возвращаюсь. Дама одарила меня вежливым взглядом «Да пошёл ты» и вернулась к журналу.

Я по памяти прошёл к лестнице, поднялся на третий этаж и по длинному коридору, от которого поднимался запах хлорки до зуда в носу, остановился. Вынужденно. Точнее, меня попросили встать и не мешать. Женщина с крупным задом полоскала в ведре тряпку. Я подошёл к подоконнику с фикусом. Пробежал глазами по стоянке и нашёл Бруно, сидящего на задних лапах.

Через пять поцокиваний с моей стороны мне всё же «разрешили» пройти. Спасибо. За мной раздавался хлюп-хлюп – влажное соитие тряпки с полом.

Палата, где разместили пацана, была в самом конце, и, взявшись за ручку, я решил, что правильно будет постучать. Постучал. Вошёл.

В мою сторону обратилось помятое искалеченное лицо цвета порченной груши. На него даже смотреть больно… я перевёл взгляд на стул возле стены.

– Меня зовут Костя, это я нашёл тебя в том переулке, – сажусь. Краем глаза вижу выглядывающую из-под кровати наполненную мочой утку.

Слышу сопение. Поднимаю глаза на… заплывший лиловый глаз. Он что-то говорит… точнее, шепчет. Я прошу повторить и слышу: «Спасибо».

– Тут вот какое дело… я… – чешу затылок и пытаюсь отыскать правильные слова, – в общем, твой пёс… он внизу.

Парнишка начал чаще дышать.

– У тебя есть кому я могу его отдать, пока ты… ээ… выздоравливаешь?

Я снова прошу его повторить и слышу: «Нет».

– Что, и дальних родственников… подруги, может?

Опять «нет»…

Я смотрю в открытую форточку, сквозняком колышущую жалюзи.

Не зная, куда деть руки, и кладу их в карманы. Был же план… и вот сейчас… я проглатываю претензию. Да и что я скажу? Забери своего пса? Забрать куда – в палату?

– Ладно, – говорю и встаю. – Я что-нибудь придумаю. – затем подхожу к двери и виновато бросаю: – Выздоравливай.

Я вышел из палаты, и в голове зародился план, куда деть эту шерстяную обузу.

Глава 11

– И это вы называете собачьей гостиницей? – я обвожу «это» взглядом. – Сколько же у вас звёзд: четыре? Что, пять? – приходится перекрикивать нескончаемый гав-ГАФ-гав-ГАФ.

Девушка-студентка поднимает на меня уставшие глаза и, поправляя зализанную чёлку, отвечает:

– Да. Гостиница. Собачья.

Прям тремя предложениями. Вкрадчиво. Доступно.

Я смотрю на неё, она смотрит сквозь меня, а на фоне – нескончаемый ГАФ-гав-саундтрек. Да… не хватает ещё попугайчика в клетке, который, не замолкая, пояснял бы для непонятливых: «Дааа, барррррдак! Баррррррдак!»

В общем, я разворачиваюсь и оставляю эту «гостиницу» за спиной. Запах мочи и собачьих консервов медленно забывается… Сажусь на ступени.

– И куда мне тебя деть?

Бруно, высунув язык, поглядывает на стайку голубей.

– Эй?

Легонько тяну за ошейник. Не… ни в какую, всё его внимание на нахохлившемся голубе, который вальяжно ухаживает за самкой. Туда… сюда… Бруно облизывается и подаётся немного вперёд.

– Спокойно, охотник, тут четыре пролёта ле-е-е-е-ес… – не успеваю договорить слово «лестницы», как Бруно отталкивается задними лапами и, чуть не вырвав моё плечо, во всю прыть несётся на добычу.

А чем всё закончилось, могу только догадываться – мой полёт с лестницы оказался болезненным. Просто БАМ. Коленка щёлкнула, поводок вырвался из рук… Крылья голубей захлопали по асфальту. Обходительное «курлык» перешло в безумное «КУРЛЫК»!

Держась за колено, я перевернулся на бок и, втягивая воздух ртом, смотрел, как перья парят, словно конфетти на празднике. Бруно, с пастью, набитой этими самыми перьями, волчком закрутился на месте – видимо, посчитал, что и его хвост тоже добыча. Вот гад… И как на него обижаться?

Перья осели. Боль в колене чуть стихла. Я встал – и услышал ХРУСТ. Нагнулся к поводку и притянул Бруно к себе… но тот вертел башкой, не успокаиваясь. Пришлось дёрнуть сильнее – кожу защипало. Смотрю на ладонь – ну вот, содрал. Смачиваю слюной и, прихрамывая, веду Бруно к машине. Ну как «веду»… волоку. Он упирается, я упираюсь, однако машина всё ближе.

Открываю дверь. Последнее перо, смазанное слюной, шмякается на асфальт. Бруно закрывает пасть и поскуливает.

– Собачьи консервы вкуснее, согласен, – машу рукой в сторону салона. – Залазь.

Понял… понял… опять поунижаться. Включив приторный тон, я миленько прошу поднять его пушистый зад в машину. Сработало. Со всей силы хлопаю дверью.

Сажусь за руль и говорю:

– Слушай, приятель, ты мне не нравишься, и догадываюсь, что это взаимно. Мне некуда сдать тебя, а раз мы с тобой теперь сожители, то будь добр слушаться!

Бруно отворачивается к пассажирскому окну. Я дышу… дышу… и прокручиваю в голове варианты, где могу оставить пса. Родители? Ммм, нет… мать – кошатница, а отец женат на матери-кошатнице, что тоже аргумент. Сестре? Так она постоянно в разъездах, пёс с голоду сдохнет. Друзья? Что ж, тут тоже мимо.

Поворачиваюсь назад:

– Либо вали. Я открою тебе окно, и упрыгивай на своих чудных лапках куда хочешь. Скажу, что ты убежал. Или… не мешай мне, понял?!

Я жму на кнопку на своей двери, и стекло перед Бруно со скрипом опускается.

– Решайся. Дорога дальняя, ехать далеко. Мы либо как-то начинаем друг друга уважать… – Бруно хрюкнул или издал чихающий-сопящий звук. – Либо рви когти отсюда.

В салон залетела муха и уселась на подголовник пассажирского кресла. Бруно это заинтересовало. ЕЩЁ КАК заинтересовало! Он облизнулся, притих и приготовился к прыжку. Я сработал на опережение и со всего размаху зарядил по мухе. Дохлый трупик упал на пол. Бруно осуждающе посмотрел на меня.

Я завёл тачку и вбил конечную точку – Аскат. Дорога обещает быть весёлой. Чёрт… и угораздило же меня взять этого пса.

Глава 12

В приёмной играла классическая музыка. Негромко. В самый раз. Журналы горкой возвышались на столике. Я перелистал большую их часть. Скверно.

Я расстёгиваю две пуговицы на пиджаке и, освобождая галстук, посматриваю на настенные часы. Две минуты… Тянусь к вазе с конфетами. Ковыряюсь… шуршу… и наконец вытаскиваю мятные. Секундная стрелка идёт на последний круг. Закинув в рот конфетку, перекатываю её по нёбу, задевая зубы.

– Кирилл Валерьевич.

Я поднимаю взгляд к секретарше.

– Вас готовы принять.

Встаю. Поправляю рубашку, разгрызаю на ходу карамельку и подхожу к двери.

Приглушённый свет кабинета, мягкий ворсистый ковёр, в котором утопает обувь, и сделанная на славу шумоизоляция создают эффект кокона. Защищённого и скрытого от всех кокона.

– Присаживайтесь… и… я же просила не брать на сеансы оружие.

– Я при исполнении.

Сажусь и закидываю ноги на софу. Портупея с выпирающим пистолетом упирается в стенку дивана.

Я не вижу её – и это мне нравится. Шелест листов блокнота, бархатный, скорее низкий голос и запах кондиционера для одежды – вот, собственно, и всё, что напоминает о присутствии живого человека.

Формальный вопрос приводит к формальному ответу, и я вспоминаю, какой это по счёту психотерапевт: двенадцатый или всё же четырнадцатый… и почему я решил дать ей второй шанс? Может, потому что она не наседает со своим юнговским подходом, не ковыряет тему родителей… и выжидает. Только вот…

– Зачем вы приходите? – её голос вырывает меня из размышлений.

Моргаю и отвечаю как есть:

– На этом настаивает моя жена.

– Что ж, этого мало, чтобы продолжить. – она закрывает блокнот. Точнее, по звуку я понимаю, что это блокнот.

Приподнявшись на локте, я оборачиваюсь на неё. Пока она, сняв очки с тонкой оправой, массирует глаза, мне удаётся её изучить. Она из той породы женщин, кто к четвёртому десятку по долгу службы маскирует красоту. Минимум макияжа, короткая причёска и никаких украшений. И всё же… это тот тип красоты, который проглядывает сквозь напускной вид серьёзности.

Вернув очки на место, она встаёт. Подходит ко мне. Я чувствую её запах.

– Вам лучше подыскать другого специалиста.

Бесшумно подойдя к двери, она кладёт ладонь на ручку.

– Не тратьте время попусту. – говорит она и открывает дверь. Свет лампы прямоугольником ложится на ковёр.

– Каждый день мне снятся кошмары.

Прямоугольник на полу сужается, а затем исчезает.

– Когда это началось?

Прикрыв глаза, я шумно выдыхаю. Мне сложно объяснить, что кошмары не покидают меня после пробуждения. Они всегда со мной, стоит только закрыть глаза.

Я вижу лицо семнадцатилетнего подростка, его испуганное выражение лица. То, как он поднимает пистолет. Я прошу его успокоиться. Бросить оружие. Его руки трясутся. Стиснув зубы, он учащённо дышит. Я настаиваю, говорю, что ещё можно всё исправить, что я помогу. Чтобы он поверил мне… но он не верит, и предохранитель снят…

От стен заброшенного здания эхом отражаются два выстрела. Он падает на колени. Его стеклянный взгляд, в котором проносится вся его жизнь… возможная жизнь… отпечатывается в моей памяти. На его белой майке в области сердца образуется красное пятно, и затем он валится на пол. Я оборачиваюсь и вижу на кирпичной кладке след второй пули. Чуть выше плеча…

В ушах звенит. В комнате повисает запах пороха. Я опускаюсь к мальчику, проверяю пульс и докладываю в рацию, чтобы прислали наряд скорой помощи. В этот момент во мне что-то надломилось. Безвозвратно ушло. Забрать жизнь, когда можно… я уверен, что можно было решить вопрос мирно…

Закурив, я прижался к стене и смотрел на рюкзак, в котором лежало всего 30 граммов кокаина. 30 граммов в обмен на жизнь. Уголёк так и не тронутой сигареты обжёг пальцы. Когда его тело погрузили на носилки, я подошёл и прикрыл веки. У него было лицо ребёнка – такое невинное, безмятежное. Он просто ошибся, свернул не на тот путь и…

Кашлянув, я глухим голосом закончил:

– Тогда меня повысили. В отделе меня поздравляли, ведь я долго гонялся по следу наркобарыг… а в итоге просто пристрелил бегунка, мальчишку, который так никогда не получит высшего образования, не женится, не воспитает сына и…

Мне чертовски захотелось курить или выпить. Или выпить и закурить. Горло запершило. Она поднесла мне стакан воды. Зубы застучали по стеклу бокала.

– Я готова с вами поработать. Если обещаете ничего не утаивать.

А вот с этим было посложнее… потому что многие тайны должны уйти в могилу вместе со мной.

Глава 13

– А не жирно ему гуляш жрать? – спросила официанточка, чьи лучшие годы были позади. Я скольжу взглядом от плохо выбритых ног по юбке, замызганному фартуку и утыкаюсь в её недовольное дряблое лицо. – Сама готовила, между прочим.

Я улыбаюсь одними губами и вылезаю из-под стола. Бруно нехотя смахивает этот её «сама-готовила-гуляш» с расстеленной на полу газетки. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Да?

Официантка ждёт комментарий. Я отпускаю шутку в духе: – Славненький у вас гуляш, – и она удаляется за стойку.

Это придорожное кафе можно заносить в список «никогда-нибудь». Чёрствый хлеб. Картофельное пюре с комочками, которое, точно вам говорю, подогрели в микроволновке. Зелень с пожухлыми листочками, ну и пересоленный жирнющий гуляш. Я наелся. Спасибо.

Бруно доедает без энтузиазма. Предлагаю ему пирожок с ливером. Он осторожно нюхает и отдёргивает морду.

– А я доем, – жую всухомятку. Вода осталась в машине.

Официанточка поглядывает на меня. Кокетливо. Ну, или мне кажется, что в сочетании этих пухлых губ, поглаживания выжженных дешёвой краской волос и глаз в стиле «Уля-ля» можно списать это на кокетство. Флирт по-деревенски.

Я встаю. Беру со стола зубочистку и оставляю 4 сотни… в последний момент забираю соточку, оставленную на чай.

Бруно вылезает следом. Облизывает нос. Поглядывает на меня.

Выйдя из кафешки, я смотрю на лобовое и радиатор. Почёсываю затылок и думаю, как это месиво из жуков стереть, но не размазать. В салоне нашлась влажная салфетка. Под шум от проезжающих фур протираю стекло – выходит так себе. Бруно, сидя на задних лапах, наблюдает.

– Пописай пока, – перехожу к другой стороне лобового. Он не понимает и продолжает пялиться.

Вот мы только отъехали… через полтора часа гавкать стал – пришлось в чистом поле останавливаться и ждать этого оболтуса. В открытое окно залетело два слепня, и я отбивался как мог. Победил, но какой ценой…

– Пипи-кака. Нет? – сминаю салфетку и закидываю в урну возле кафешки.

Ко мне подошла семейная пара и спросила, вкусно ли в этом чудесном заведении? Я ответил, что лучше не бывает, сел за руль и напоследок рекомендовал им взять гуляш.

Бруно шутку не оценил и широко зевнул на заднем сиденье.

Зубочистка совсем размокла, выкидываю в окно и трогаюсь.

Вечерело, скоро въедем в Горно-Алтайск, и надо бы где-то бросить кости.

Давненько я не крутил руль так долго… отвык от такого количества фур на дороге, обгонов, затёкшей поясницы и постоянного напряжения. И всё же что-то меня подталкивало, давало сил… мне казалось, что я не должен… нет, не то слово. Обязан оказаться в Аскате. Что конкретно я там увижу – непонятно.

Для Веры возвращение на родину было больной темой. Стоило как-то завести разговор о том, чтобы отдохнуть и заодно скататься до мест её рождения, как она менялась в лице и просила прекратить. Всё, что касалось её прошлого, было покрыто ореолом тайны. Не знаю… есть же в семьях темы, которые не принято обсуждать, вот и у нас Верино прошлое стало табу, и, чтобы не злить её, я принял это как данность. Табу значит табу.

Встречный ряд машин помигивал фарами, предупреждая о ближайшей засаде ГАИ. Сбавив скорость, я поглядел на Бруно. Мягко покачиваясь, сложив морду на лапы, он смотрел прямо перед собой. Интересно, о чём он думает? Вспоминает ли своего хозяина… и что бы случилось, если бы я по случайности не забрёл в тот проулок.

Забавная штука – случай. Если бы от меня не ушла жена, я бы не стал травить себя алкоголем, не вышел бы на улицу, ища на жопу приключений, и не набрёл на тот проулок, где до полусмерти избили паренька. Да и если вдуматься… не я нашёл Бруно, а он меня. Как и те письма, спрятанные под двойное дно обувной коробки.

Проглотив ком в горле, я заставил себя переменить тему… мне до боли в груди не хотелось снова мусолить написанные слова в тех любовных письмах. По крайней мере сейчас. Солнечный диск почти скрылся за горизонтом, оставив оранжевые разводы на потемневшем небе. По крайней мере сейчас…

Глава 14

5 дней до убийства

Крик вырвал меня из сна… Подскочив, я, тяжело дыша, огляделся… потрогал руками влажное тело… прошёлся по волосам… смахнул прядь со лба и рухнул обратно на диван.

Яркий свет резанул глаза. Поворачиваюсь на бок, закрыв одеялом лицо.

– Что случилось?

– Ничего…

– Ты кричал.

Я не отвечаю. Жена ещё какое-то время стоит в проходе гостиной и гасит свет.

Зная себя… мне больше не уснуть. Привстаю… в ногах скомканная простынь. Сердце ещё работает на полных оборотах. Грудь вся мокрая от пота. Уткнув локти в колени, я опускаю голову в раскрытые ладони. Сглатываю – и перед глазами всплывает лицо мёртвого мальчишки. Лужа крови, вырастающая пятном на грязном бетоне.

Встаю… подхожу к аптечке, спрятанной за нишей кухонного гарнитура, и на ладонь высыпаю горсть таблеток. Горьковатый вкус растекается по нёбу… наливаю в стакан воду и залпом запиваю. Одна таблетка всё никак не проскакивает в горле… Плеснул в стакан ещё воды. Глоток… зубы ударяются о края стакана.