Шея ломается со звуком Хрясь

Алексей Корнелюк

Шея ломается со звуком Хрясь

Глава 1

В загадках есть что-то чарующее, обладающее магнетизмом. Это своеобразный вид кайфа. Интеллектуальный перепихон. Когда, казалось бы, множество несвязанных фактов выстраиваются в чёткую последовательность. В шаги. В симфонию. В законченный вид.

18 июля 2025 года так случилось и со мной. Точнее, почти случилось… Я смотрел в глаза убийцы и ждал… надеялся, что вот-вот признание само вырвется наружу. Главное – не давить. Дать прорасти цветку раскаяния в этой тёмной душе.

Настенный вентилятор гоняет спёртый воздух. Кофе остыл. Молоко, свернувшись, болтается неразмешанными хлопьями в коричневатой жиже. Подозреваемый так и не притронулся к стакану. Его покрасневшие глаза уставились в след от кофейного полукруга на краешке стола. Пальцы, собранные в кулак, еле заметно подрагивали. Кожа на казанках содрана.

Я разминаю шею и провожу ладонью по спутанным волосам. Протягиваю полупустую пачку. Отказывается. Вытягиваю сигаретку, до хруста приминаю пальцами табак и, чиркнув зажигалкой, подношу пляшущий огонёк к кончику. Затягиваюсь… Пепельница переполнена… Сколько я пытаюсь бросить? Полгода, а может, больше? Серый дым тонкой струйкой вьётся к потолку, подхватывается вентилятором и рассеивается в свете тусклой лампы.

– Я не убивал того мужчину.

Указательным пальцем бью по фильтру, стряхивая пепел. Часть упала мимо. Смахиваю ладонью на пол.

И всё же я не верю ни единому его слову. Прокатываю между пальцев сигарету, подношу к губам. Уголёк, пожирая бумагу, добрался до основания фильтра и осел горячим дымом в лёгких.

– Все улики говорят, что это были вы, – тушу бычок о край пепельницы. – Ревнивый муж узнаёт о связи жены с учителем и не выдерживает. Ни вы первый, ни вы последний…

Резкий удар кулака об стол заставляет меня осечься.

– Я не убивал, – цедит сквозь зубы и поднимает на меня свои красные глаза.

Развожу руками:

– Тогда вам нужно ещё раз объяснить, что вы делали в его доме, и почему на лопате возле места преступления нашли ваши отпечатки. И на этот раз, – я подаюсь вперёд, разместив на столе локти, – ничего не утаивайте. Иначе, видит бог, из этого кабинета вы отправитесь за решётку.

– Вам не понять…

– Что ж, я попытаюсь, – поправляю на руке ремешок от часов и понимаю, что на ужин с женой я не попаду. – Давайте с самого начала…

Глава 2

– Как давно вы женаты?

Я ловлю его взгляд на своём безымянном пальце. Прокручиваю плотно сидящее кольцо:

– Четыре года.

– И все четыре года вы счастливы?

Прячу руки под стол:

– Какое это имеет отношение к вашему делу?

Встречаемся глазами. Я отвожу взгляд первым.

– Да, мы счастливы.

– Тогда представьте, что спустя четыре счастливых года в браке от вас уходит жена. Ни намёков, ни недомолвок. В один день она просто исчезает. И как бы вы ни пытались её отыскать – у вас не выходит.

Я внимательно смотрю на его непроницаемое лицо. Слезливая история меня не трогает. Это просто слова. Важен язык жестов. Мимика… но, чёрт возьми, я будто имею дело с роботом.

– Офицер?

– Да? Гхм… – ёрзаю на стуле. – Ничего не бывает просто так. Значит, вы дали повод.

В комнате колом встаёт тишина. Разве что стук секундной стрелки напоминал о ходе времени.

– Мы жили душа в душу. Всё было хорошо. Правда. Мы… – мужчина грустно улыбнулся, – мы были образцовой парой. Отношения – как по учебнику. Не ссорились. Я никогда не поднимал на неё руку. Шёл на компромиссы и всегда… всегда прислушивался к её мнению.

– Тогда вы чего-то не знаете.

– Возможно. Но вот что я знаю наверняка… я не убийца.

За дверью комнаты допроса послышалось шуршание. Затем – вой, и через мгновение дверь распахнулась.

– Капитан, я не знаю, что делать с этой собакой! Она живого места не оставляет, сгрызла мне все ножки стола!.. – молодой сотрудник полиции еле держал за холку пса, рвавшегося в мою сторону.

– Это ваш? – уточняю я.

– Не совсем.

– Что значит «не совсем»? – переглядываюсь с младшим лейтенантом.

– Долгая история.

Пёс тыкается в скованные наручниками руки подозреваемого. Поскуливает и бьётся мокрым носом о ладони.

– Тихо-тихо, Бруно… Вы его покормили?

– А что вы на меня так смотрите? – хмурит брови младший лейтенант.

– Покорми его, – бросаю я.

– Да…

Я кивком прошу его удалиться.

– У нас тут не гостиница для животных… – он пытается перехватить голову, и случайно задев уши, нарывается на грозное рычание.

– Спокойно, Бруно, всё хорошо… – подозреваемый поднимает глаза. – Он любит сайру.

– Сайру?

– Консервированную. Только смотрите, чтобы без уксуса.

Цирк. Ему грозит тюрьма, а он на полном серьёзе рассказывает, как выбрать правильную сайру.

Пса, наконец, уводят, но в комнате остаётся запах овчарки. Опустив глаза, я замечаю слюни на своих идеально вычищенных туфлях.

– Почему вы сказали, что это не ваш пёс?

– Потому что он не мой.

Я качаю головой:

– Вы не убивали того мужчину. Это не ваш пёс. И вообще, вы здесь случайно. Я ничего не упустил?

– Нет, офицер, всё так. Но… в одном убийстве я замешан.

Я взглянул на красный огонёк включённого диктофона. Ладони от предвкушения победы вспотели.

– Что ж… рассказывайте.

Глава 3

– Бруно стал моим псом совсем недавно…

– А вы не могли перейти сразу к той части, где вы говорите про связь с убийством?

На миг задумавшись, он, приподняв запястья, брякнул цепью от наручников:

– Нет. Не могу.

Делаю знак рукой, чтобы продолжал.

– Моя младшая сестра пыталась всучить мне пса под любым предлогом. Мы ходили в питомники, приюты, даже на собачью выставку, и всё это было слишком… – он задрал голову к потолку, и я рассмотрел широкий, рассекающий шрам на подбородке. – Слишком мило… Да, наверное, «мило» подходит.

Я вопросительно приподнял брови.

– Ей казалось, что собака поможет легче пережить утрату.

– Вы с этим не согласны? – Я взял в кулак пачку сигарет. Упаковочная плёнка затрещала.

– Это как заедать голод сладким. Полумеры. К тому же, я никогда не любил собак.

– Что же заставило вас передумать?

– Позволите?

Он взглядом указал на пачку сигарет. Протягиваю. Высыпав на стол пять сигарет, подозреваемый лёгким выверенным движением оторвал верхнюю часть сигаретной пачки с логотипом. Подмял картонные концы и свернул в два раза… получилось что-то вроде брелока.

– Я бы хотел это оставить. – он зажал между пальцев брелок.

Кивнув, я потянулся за пятью сигаретами и снова сунул их в распоротую пачку.

– И всё-таки собаку вы завели..?

– Пришлось. Вмешался случай…

Мужчина прикрыл глаза и монотонно, как в трансе, заговорил:

– Когда Вера исчезла, я просто растерялся. Это как убрать ножку у стола. На вид может всё не так плохо, но стоит опереться – и он рухнет. Так было и со мной… я шёл по тонкому льду и слышал… – он дотронулся пальцем до мочки уха, скривив в болезненной гримасе лицо, – слышал треск… и провалился…

Воспоминание, как раскрытый фотоальбом, перенесло его в один из вечеров после исчезновения жены.

Тёмный проулок, красный свет галогеновых ламп мерцанием ложился на кирпичную кладку, долбёжка техно из закрытых дверей подпольных клубов, снующие крысы, запах мочи, пустые ящики из-под бутылок, переполненные мусорные баки.

Ступив в лужу, я потерял равновесие и припал к стенке мусорного бака. Полбутылки выпитой текилы жгли изнутри. Достаточно, чтобы стоять на ногах, и недостаточно, чтобы притупить ненависть к себе. Мутное отражение кругами расходилось по луже. Сплёвываю… Что-то тычется мне в ногу… поворачиваю голову.

Поскуливая, пёс отбегает на полметра назад.

– Чего?

Виляет хвостом и снова скулит, уши прижаты. Я перевожу взгляд на поводок.

Пёс беснуется – то подпрыгивает ко мне, то отбегает… Я опираюсь о мусорный бак и встаю в полный рост.

– Чё те надо?..

Лает… и рысью бросается в переулок. Я провожаю его взглядом… Разворачивается и опять заливается лаем. Раздаётся звук битых бутылок.

– Чёртов пёс… – бросаю я, расстёгиваю куртку и иду за ним.

Псина то отбегала на метров десять, то останавливалась и заходилась лаем, как сломанная игрушка.

– Не ори, и так голова болит!

Обежав меня, пёс мокрым носом уткнулся мне в ладонь. Я почувствовал на его холке что-то липкое. Убрав руку, я увидел пятна крови.

Припустив за собакой, я выбежал в следующий проулок и заметил вдалеке группу людей, склонившихся над кем-то.

– ЭЙ! – крикнул я и побежал к ним.

Увидев меня, они дали дёру – да так быстро, что отсюда я смог разглядеть только четыре спины и затылки, накрытые капюшонами.

Собака, воя, припала к мешку, лежащему на асфальте.

Держась за бок, я перешёл на шаг и увидел человека… точнее, избитого в месиво парня. Лицо – один сплошной лиловый синяк. Рот напоминал измочаленную губку. Майка изодрана. Рука неестественно выгнута.

Я вмиг протрезвел… сел на корточки, достал телефон и, прижав два пальца к артерии, с трудом нащупал пульс.

– Служба спасения, – раздался женский голос в трубке.

– Тут мальчика избили до полусмерти.

– Скажите, где вы?

Я назвал адрес. Своё имя, фамилию… облокотился на кирпичную стену и сполз на асфальт.

Нос парнишки был вывернут, и по щеке к шее сползала багровая струйка крови.

К горлу подступила тошнота… прижав кулак к губам, я смотрел, как пёс, поскуливая, лёг возле хозяина и положил на грудь морду.

Не знаю, сколько прошло времени, но вдалеке послышалась сирена, и гул всё нарастал… На повороте, сбив мусорный бак, резво въехала скорая и, забравшись двумя колёсами на бордюр, осветила стену позади меня.

Вытащили носилки, парня аккуратно погрузили в кабину, и когда фельдшер захлопнул дверь, пёс встал на задние лапы и стал скрести когтями.

– Это ваш?

Кручу головой.

Лая на задние двери, пёс побежал ко мне и, скуля, принялся биться мне в ноги.

– Он, видимо, хочет с хозяином.

– Не полу… АЙ!!! – Пёс вцепился фельдшеру в штанину и стал дёргать из стороны в сторону. Потеряв равновесие, тот грохнулся на асфальт. Выбежал водитель и принялся оттаскивать. Тащил за холку, перехватывал за шею… пришлось идти на подмогу. Рыча и лая, она снова принялась прыгать на задние двери скорой.

– Залезайте, – рявкнул водитель.

– Вы это мне?

– А ты ещё кого-то здесь видишь? Эта псина перегрызёт тут всех, если мы её не возьмём.

– А причём тут я? Я просто помог.

– Вот и помогай до конца. Как парнишка придёт в себя – узнаем, кому из родственников сможете передать пса.

Глава 4

– И родственникам вы не передали? – спросил я, когда подозреваемый закончил свой рассказ.

Тот лишь покачал головой:

– Мутная история, у парнишки осталась одна тётка в другом городе, и та ничего не захотела слушать. И к тому же этот пёс… – он опустил голову, разглядывая колени. – Преданный. Видно было, что он любил парнишку.

Я сделал пометку в журнале, обведя слово «Бруно» в кружок. Если история о том, как к подозреваемому попала собака, прояснилась, то как она оставила разодранный ошейник в доме убийства, оставалось загадкой.

В деле значилась фотография ошейника Бруно и телефон, написанный на внутреннем обороте кожаного подклада, по которому следовало звонить, если пёс потеряется. Мы успели пробить телефон – он совпадал с номером парня, неделю назад попавшего в неотложку.

– Тогда, – говорю я, закончив вести заметки, – почему вы не отдали пса, когда парнишка пошёл на поправку? Судя по записям… – я сверил показания его лечащего врача, – его должны выписать со дня на день. И вы навещали его три раза?

– Два раза.

Я сделал ещё одну пометку – не соврал. Конечно, нам известно, сколько раз он навещал мальчишку, даже точное время. Всё отражается в журнале посещений.

Постукивая колпачком ручки по столу, я ждал продолжения. Как же так оказалось, что он, да ещё и вместе с псом, оказался на месте преступления?

Экспертиза показала совпадение найденного клока шерсти, не говоря уже про порванный ошейник, застрявший между диваном и журнальным столиком. Но зачем брать собаку на убийство? Этот замкнутый мужчина не выглядит слабоумным маньяком… Здесь что-то другое. Совпадение или…

– Я привязался к Бруно, – нарушил молчание подозреваемый.

– Вот как?

– Знаете, я стал понимать собачников… Ведь их четвероногие друзья любят беззаветно. Меня так родная мать не любила. —ухмыльнулся он. – А тут – ты просто кормишь, выгуливаешь пса и получаешь такую связь.

Я написал в журнале пометку – проверить мать подозреваемого… Кончик ручки завис над страницей. Дописал ещё про отца и сестру. Возможно, они дадут зацепку. Без найденного орудия убийства мои руки связаны. Можно только надеяться на новые улики или же… признание. Мы встретились глазами, и мне сразу стало ясно: признания мне не видать. Однако у меня не осталось сомнений – он точно что-то скрывает.

Глава 5

Закон был на стороне невиновного, нет доказательств… что ж, свободен как ветер. А невиновен всяк, на кого нет вещественных доказательств.

Я расстегнул наручники, посмотрел на красные следы вокруг кистей и отошёл к углу допросной комнаты, сделав вид, что веду записи.

Этот приём я усвоил в самом начале службы. Если подозреваемый ухмыляется – это доходчивый голос ЭГО. Невиновный жаждет поскорее убраться на свежий воздух, ему не до ухмылок…

Стоя к нему спиной, я отсчитывал про себя до пяти…

1… купольная камера снимает, как он встаёт.

2… проводит пальцами по запястью.

3… не прощаясь, со скрежетом отодвигает стул.

4… берётся за ручку двери.

5… выходит.

Пять секунд дадут больше, чем тридцатиминутный допрос.

Этому трюку обучил меня отец, проработавший детективом до своего 63-летия.

Все эти ДОБРЫЙ и ЗЛОЙ коп – заезженный шаблон полицейских сериалов. Детали – вот ключ. Наблюдай, и тело подозреваемого скажет больше, чем отрепетированные слова.

Взяв со стола раздербаненную пачку сигарет, я вышел из допросной комнаты и в конце коридора увидел, как пёс, стоя на задних лапах, облизывает подозреваемому лицо.

– Я выставлю вам счёт за химчистку.

Брюки позади стоящего младшего лейтенанта напоминали собачий половик.

– Не пёс, а зараза.

Я хлопнул его по плечу и прошёл в свой кабинет.

Поднял жалюзи… взял за лапки дохлую муху и, приоткрыв окно, выбросил. Сев на подоконник, я взглянул на фотографию с отцом. На снимке мне около шести лет, и, сидя на батиных коленях, я был счастлив как никогда. Отец в идеально выглаженной форме, чисто выбрит, мощный подбородок, волосы зачёсаны по пробору и усы «щёткой», с которыми он никогда не расставался.

Мать всегда говорила, что он был рождён стать полицейским… я же просто стал преемником, так как по-другому быть не могло. Дисциплина и честность – вот два слова, которые вдолбили мне с самого детства. Два правила. Два постулата. Усвоил их с молоком матери.

Дыхание сквозняка всколыхнуло кипу бумаг на рабочем столе.

Утренний свет приятно прогревал спину.

Я поднял руку и понюхал подмышку.

Да… встаю с подоконника. Вызываю младшего лейтенанта.

Дверь открылась, и сквозняк сорвал два листа на пол. Поднимая их, лейтенант захлопнул дверь.

– Куда их?

– Брось на стол… мы должны организовать слежку. – он поднимает на меня взгляд. – Аккуратно, не привлекая к себе внимания.

– Сделаю.

– Хорошо… и ещё.

– М?

– Он наверняка захочет вернуться на место преступления.

Младший лейтенант переступил с ноги на ногу.

– Вряд ли нам поможет местный отдел полиции. Вы же помните, сколько раз пришлось им напоминать выслать отчёт?

– Именно поэтому я говорю лично тебе. Это дело навело шороху, и всё, что нам нужно, – это не привлекать внимание.

– Но, сэр, я не могу… к тому же Алтай не близкий путь…

Сажусь за стол.

– Оформим тебе отпуск.

– То есть я буду на отдыхе?

Поворачиваюсь к нему.

– Отдыхать будешь на настоящем отпуске. А теперь мне нужно поработать.

Придвинув стул, я взялся за бумаги.

Дверь за мной закрылась… краем уха я услышал про то, что его убьёт жена.

Я вытащил доклад местного отдела полиции и погрузился в дело, ставшее, по словам жителей Аската, «проклятьем». И на то были веские причины.

Глава 6

2009 год, 28 июня, село Аскат (Алтайский край).

… дело об исчезновении Вики Власенко.

4 дня поисковая группа из местной полиции и привлечённая из города Горно-Алтайск оперативная служба (уголовный розыск) прочёсывали леса и горы в поисках тела.

10 розыскных собак, взявших след по запаху девушки, разделили территорию на 4 зоны поиска.

Вертолёт за всё время совершил облёт в радиусе 500 километров от места, где последний раз видели Вику Власенко. Местные жители организовали штабы дружин. 688 километров сплава по Катуни и 241 километр Чулышмана не дали результатов.

На седьмой день поиски официально прекратились.

Девочку признали без вести пропавшей, так как ни просьб о выкупе, ни тела обнаружено не было.

…

К делу прилагаются показания свидетеля – лучшей подруги исчезнувшей. Прямая речь для достоверности сохранена.

Следователь: – Скажите, насколько вы были близки с Викой?

Подруга: – Довольно близко… я не знаю, мы вместе проводили время и…

Следователь: – ?

Подруга: – … вы думаете, она погибла?

Следователь: – Мы не можем исключать эту версию. Вы не замечали в последнее время что-то странное в поведении Вики?

Подруга: – Нет! Но…

Следователь: – Что?

Подруга: – Моя мать не хочет, чтобы я, ну… распространялась об этом… это не по-христиански, как говорит моя мама.

Следователь: – Вы очень поможете делу.

Подруга: – Простите, не могу… поговорите с её родителями, сестрой или учителем…

(пометка следователя: тут девушку резко прервали, и мать, схватив за руку, увела её в дом).

Комментарий родителей в деле отсутствовал.

Сам по себе куцый доклад вызывал подозрение. Слишком он уж никакой… именно это слово подобрал капитан, просматривая отчёт. Возможно, сказывался провинциальный подход или обычная безалаберность со стороны следователей, однако факт оставался фактом: девочка пропала, и дело постарались быстренько замять, а громким оно осталось только внутри Алтайского края.

Больше всего меня насторожило то, что когда младший лейтенант делал запрос в местный участок, там очень нехотя и задавая много (слишком много) вопросов выдали дело.

Мне не составило труда пробить местного майора, отвечавшего в 2009 за розыск. Он уже как 2 года в отставке и наслаждается пенсией в компании двух внуков. Всё бы хорошо… выслуга лет, ордена за заслуги, и тут на тебе – отношение к исчезновению девушки такое, словно дело крутилось вокруг воришки, утащившего сыр из бакалейной лавки.

Закрыв папку, я достал из пачки сигарету и два раза ударил фильтром о край бумаги. На третьем разе сигарета зависла в воздухе. «Поговорите с учителем…» – пронеслось в голове капитана, как на повторе. Убитого мужчину, обнаруженного убитым недалеко от яблони в собственном дворе, звали Вихров Николай Алексеевич, он был учителем литературы Чемальской средней школы. В том самом доме, где пару дней назад были найдены ошейник собаки и отпечатки подозреваемого.

Чиркнув зажигалкой, я осторожно взял лист бумаги, свернул его трубочкой и с размаху прихлопнул муху.

Глава 7

6 дней до убийства

Почёсывая затылок, я стоял перед стеллажом с собачьим кормом.

– Ну и?..

Мы переглянулись с псом: тот лежал на кафеле, раскинув лапы вдоль туловища.

– Что предпочитаете? – я взял первую попавшуюся консерву. – Индейку? Что?.. Нет? Тогда… – тянусь к верхней полке. – Говядина?

Робин шумно выдыхает ноздрями.

– Курица? – чешу глаз… Эта псина после больницы дала мне поспать от силы три часа и ещё выкобенивается… – Так, всё, беру тебе вот эту, – хватаю консерву с красным акционным ценником.

Иду на кассу. Поводок напрягается и оттягивает руку. Оборачиваюсь. Бруно лежит на том же месте.

– Что ещё?

Облизывается… Я подхожу и сажусь на корточки рядом с ним. На уровне его морды пыльными рядами стоят консервы… беру верхнюю: на этикетке фотография рыбы.

– С сайрой? Ты этого хочешь?

Опять облизывается.

– Ох… я думал, рыбу едят только кошки, – удивляюсь я, хватаю ещё пять штук и, прижав к груди, иду на кассу, на этот раз вместе с Бруно.

– Красивый пёс, маленький ещё, – пробивая штрихкод, заявляет продавец. – Породистый?

– Ты породистый? – обращаюсь я к Бруно, высунувшему язык. – Не знаю, он мне не ответил, – это я говорю уже продавцу.

Последняя консерва скрывается в пакете. Рассчитываюсь. Снизу доносится писк…

– А кто это у нас тут бандит такой? – продавец включил стиль «ути-пути» и свесился над прилавком. – Отличная чистилка для зубов.

Я смотрю на Бруно, ухватившего зубами пупырчатую резиновую игрушку. С ценника, торчащего у щеки, капает слюна.

– Берёте?

– Нет.

– Но пёс уже взял.

Вот зараза… и ставят же прямо на уровне собачьей морды.

Я вновь прикладываю карту и, улыбнувшись одними губами, выхожу из зоомагазина. Толкнув дверь, спрашиваю:

– А почему вы сказали, что он маленький?

– Уши.

– Что «уши»? – смотрю я на пса.

– Не окрепли ещё, кончики прижаты.

– А-а-а, – протянул я и вышел.

Сев на лавочку возле придорожного сквера, я разместил рядом консервы, подобрал с асфальта облепленную грязью слюнявую игрушку и сказал:

– Иди… ну, гадь там. Писать, какать – бегом.

Пришлось добавить жестов. Но Бруно ни бум-бум.

– Ты же сам меня с постели поднял… Ай, да ну тебя…

Пёс сел на задние лапы и уставился на меня.

– ГА-ДИТЬ! – тяну. – Туууу… дааа…

Я привстал с лавочки и, похлопав, облюбовал ему проплешину в травке.

Робин принялся чесать лапой за ухом.

– С тобой хрен договоришься. Сидеть до вечера не буду. Всё тогда, – дёргаю за поводок, но тот, как скала, прирос к земле. – Пошли-и-и! – шея выгибается. – Тьфу на тебя, и как тебя твой хозяин терпит?..

Опускаюсь на лавочку. Достаю телефон и – ну конечно! – в этот самый момент он меня тянет. Да так, будто нет ничего важнее. Подойдя к ближайшему дереву, Робин задрал лапу и пискнул.

– И это всё?

Опять тянет… уже к следующему дереву. Я только и успевал быстрым шагом за ним бегать, а пакет с консервами то и дело бил по ноге.

Когда с писательными процедурами было покончено, и одна ворона лишилась отменных чёрных перьев на заднице, я еле как затащил Бруно домой.

Отперев дверь, я вспомнил, что забыл купить миску… ладно, в другой раз. Вывалив целую консерву в обычную тарелку, я поставил её на пол, и Бруно тут же набросился на еду, заелозив тарелкой по полу.

Смыв с рук слюни и собачий корм, я вернулся на кухню и удивился, что тот уже всё съел. Тарелка была вылизана подчистую.

– Слушай, я прилягу ненадолго на диван.

Бруно не ответил, облизнулся и лапой с когтями ткнул тарелку.

– Обойдёшься. Я буду там, – показал я в сторону коридора и вышел.

Достав беруши, я улёгся на диван в гостиной, вставил их и моментально провалился в сон. Проснувшись от шума, я обернулся и впервые почувствовал, что способен на убийство.

Глава 8

Нет… меня не особо расстроила погрызанная диванная подушка, тапочки, дверной косяк и валяющиеся повсюду слюнявые вещи. Привстав, я долго моргал, не понимая, как это по моей квартире пронёсся слюнявый ураган и разбросал тут всё к чёртовой матери… А потом, закончив обзор, я опустил глаза на милого-гадкого-делавшего-непричастный-вид-мирного пёсика. Этот мирный, виляющий хвостом, пёсик поднял на меня глазки. Лежал он на раздербаненном платье жены.

Тут моё терпение, как шкала выставленного на жару ртутного термометра, помчалось вверх. К взрыву. К воплю. К сердечному приступу. Соскочив с кровати, я вытащил из его шершавых лап подол платья и стал тянуть… хоть бы хны.

– А ну уйди!

Переворачивается на бок. Я беру его за задние лапы и оттаскиваю… Вытащив платье, я выхожу в коридор и вижу на полу выстланную дорожку из вещей жены. А дверь в кладовую, где всё это добро висело, со следами когтей раскрыта.

Нагнувшись к полу, я хватаю береты, шарфы, осенние курточки и, набрасывая горку из вещей, иду к шкафу. Оттолкнув дверь, чтобы было легче пройти, я опустил всё на ближайшую полку и потянулся к выключателю. Лучше бы я не включал свет… Обгрызенная обувь и коробки с пожёванным по краям картоном валялись, как после налёта термитов. Робин втиснулся в шкаф и высунул язык.