Тринадцатый. Мой любимый номер

– Вот именно, Иванов! Моей Жéне! Узнаю, размотаю тебя и весь ваш класс!

– Ты точно не в себе! Во-первых, я не в курсе за эту ситуацию и узнаю только что от тебя, но я выясню кто, что и почему. А во-вторых, с какого хрена она стала твоей? Напомни-ка этот момент.

– Тебя это не касается.

– Ещё как касается, Макс!

– Я тебя предупредил!

– А я тебя услышал, – он усмехается, – но слушать не буду. Поправляйся там, а то достойных соперников нет.

– Пошёл ты!

– И тебе того же!

Отключаюсь. Если завтра не выпишут – сбегу!

Ворочаюсь, не могу уснуть. Как представлю, что Женька одна против пятерых ублюдков, как над ней издеваются, так зубы сводит от злости.

Иванов, вроде, не врёт. Тогда кому хватило наглости? Может, не из-за меня? Может, «залётные» из другого района, а Женька просто попалась на пути?

Я давно такого не чувствовал: страх потери близкого мне человека.

Когда отец уезжал, у меня было предчувствие, что он не вернётся. Нет, не так. Я знал. Хотел было броситься, кричать «останься», но нельзя. Долг. И я, вроде как, мелкий, но мужчина. Поэтому всё, что я мог – засунуть предчувствие в свой зад, и, стиснув зубы, стойко смотреть на него, провожать на тот свет. Невозмутимо запоминать его лицо: строгий взгляд и сдержанную улыбку. А теперь он смотрит на других там, в части, с доски почета.

Сосед храпит, как застрявший перфоратор в бетонной стене. Вставляю наушники, врубаю The chemical brothers, трек Escape 700 – идеально, чтобы выпустить пар на тренировках. Мне пока нельзя, поэтому, взяв из упаковки две полторашки воды, лёжа жму их как гантели. Сметаю надоедливые мысли.

Не выспался совсем. В шесть утра пришла другая медсестра с уколами. Потом завтрак и обход главврача.

Я валяюсь, как овощ на грядке, не могу выбросить мысли о Женьке из головы, когда мужчина лет пятидесяти кавказской внешности заходит в палату и становится рядом с кроватью:

– Ну что, Барсуков? Как себя чувствуешь? Голова ещё кружится, тошнота?

– Нет. Чувствую себя отлично. Меня выпишут?

– Я бы подержал тебя до понедельника, – он задумчиво вглядывается в моё лицо. – Уколы есть кому ставить?

– Да, – без сомнений отвечаю. – Ваша медсестра – моя соседка.

– Это которая?

– Анна Сергеевна.

– А, ну, тогда… ближе к обеду придёт невролог и, если он даст добро, в четыре зайдешь в мой кабинет за выпиской.

– Спасибо!

– Пока не за что.

Главврач переходит к соседу с вопросами, а я, довольный, беру телефон и пишу мамульке.

Мама обещает забрать на машине, но я говорю, что справлюсь сам, вызову такси.

Невролог даёт добро. Правда, приходится как преступнику, севшему за руль в нетрезвом виде, с закрытыми глазами пройти испытания. Пройтись по линии и указательным пальцем найти кончик носа. Не идеально, не с первой попытки, но всё же сдаю.

Такси тормозит у подъезда нашей старой общаги. Помыть бы еë. Грязный серый фасад, обшарпанные доски ограждений балконов. Будь у меня деньги, разукрасил бы все дома в городе. Осенью и так тоскливо, а глядя на человейники, вообще можно впасть в депрессию. Неудивительно, что столько психопатов вокруг. Забираю из багажника сумку и, закинув на плечо, оглядываюсь. У гаражей как всегда: мужики и малолетки. Странно, что никто не заметил, как Женьку прессуют.

Кивнув знакомому мужику с пятого этажа в ответ на приветственный взмах его руки, я поднимаюсь по ступенькам и захожу в подъезд. Женька, наверное, уже дома. Надеюсь, обрадуется. Хотя… хрен его знает.

Поднимаюсь на свой первый этаж и, встав на лестничной площадке словно на распутье, смотрю вверх, вслушиваясь в голоса. Женькин не слышно.

Голова от долгого напряжения начинает кружиться. Позже поднимусь, устрою сюрприз.

Глава 9. Иванов

Стою у общаги, жду Морошку. Я ради неё совершил настоящий подвиг – проснулся на час раньше, даже потренировался с утра, а не вечером. Жду, мëрзну. Заходить за ней как-то не хочется… видеться с её батей – вообще не доброе утро! Купил Женьке капучино по дороге, решил проводить в школу, а то мало ли, вдруг опять нападут.

Тихонова клянëтся, что она ни при чём. Верю. Потому что знает, ещё одна её выходка и всё, расход навечно! Вчера ей такую взбучку устроил, наорал, когда узнал, что кексик был не для меня, и то, что он с секретом. Эффект почувствовал уже на втором уроке.

Морошка, конечно, юмористка! Нет бы его выкинуть – подсунула мне бомбу замедленного действия. Чуть ноги не оторвало. Пипец! Давно такого не испытывал.

Но, браво! Шутку оценил.

Проклинал обеих.

Она вообще в школу собирается? Может, я здесь зря стою?

Беспредел, конечно, пятеро на одну! Да, даже один на одну. Явно «залётные», с промышленного района или с другого. У нас так не положено. Обматерить могут, если девчонка сама нарывается, но бить… не по-пацански!

А если её сильно избили?

Фак! От осознания корёжит всё внутри.

Ладно, поднимусь. Если что, вручу кофе отцу. Шумно на этажах с утра, где-то даже кричат. Так непривычно. Хотя, в нашей панельке с шумкой тоже не лучше.

Стучу. Сперва осторожно, а после сильнее.

Открывает Морошка. Скольжу по ней взглядом: она в коротких шортах и футболке, стоит босая. Почти присвистнул от восторга, но вовремя беру себя в руки. Глаза её сонные и припухшие, как будто ревела. Но синяков не вижу.

– Иванов? Ты что тут делаешь?

Она спрашивает сиплым голосом, а я протягиваю ей стаканчик кофе:

– Доставка хорошего настроения.

Говорю тихо, опасаясь, что дверь распахнется и еë батя спустит меня с лестницы. Но улыбаюсь во все тридцать два. Если помирать, то с улыбкой на лице.

– Ты адресом ошибся, – она ворчит и с подозрением смотрит на стаканчик.

– Родоки спят? – шепчу, а сам прислушиваюсь к шорохам.

– Они ещё на работе. А ты, наверное, к папе? За звездюлями, да? Совесть замучила?

Она сильно переигрывает, изображая на лице сострадание. Актриса, мля! Всовываю в руку ей стаканчик и заталкиваю внутрь, раз предков нет и сама меня не приглашает. Захлопываю дверь и спрашиваю:

– Вы что с Барсуком, сговорились?

– А вы с Тихоновой нет? За кексик отомстил? – она смеётся надо мной. – Браво, Иванов! Ты – настоящий мужчина. Как он, кстати, на вкус? С каким был эффектом?

– С очистительным! – шиплю. Злит её недоверие. – Я вообще не при делах, понятно?! Сам вчера от Барсука узнал.

Сверлю еë недовольным взглядом. Морошка свой опускает на секунду, а потом ставит стаканчик на стол и складывает руки на груди, смотрит в глаза внимательно, будто не верит моим словам.

– Жень, я правда ни при чем! Поцеловать тебя могу, а бить – никогда. И тем более засылать других это сделать.

С трудом держу оборону. Её прокурорский взгляд: обезоруживает и плавит одновременно. Ещё чуть-чуть и начну исповедоваться в грехах, которые не совершал.

– Я в глаза говорю, Мирошина, если что-то мне не нравится. Так понятнее? – мой последний аргумент. – И тебе сейчас говорю – мне не нравятся твои обвинения.

Чего я вообще перед ней оправдываюсь? В школу пора.

– Ты завтракал? Омлет будешь?

– Чего? Нет, – теряюсь ненадолго от такой смены настроения.

Вообще не понимаю её тактику. Будто кипятком в лицо плеснула. Горит. ПМС что ли, или Венера в Плутоне? Морошка молчит.

– Тебя ждать, алë?! Ты в школу собираешься?

Ещё чуть-чуть и точно опоздаю.

– Нет. Я сегодня прогуливаю, – она несмело улыбается. – Впервые. Прикинь!

– Отличницы ведь никогда не прогуливают! – невольно улыбаюсь в ответ, но она вдруг перестаёт.

– Можешь передать своей отличнице Тихоновой, что я еë не боюсь. Я дома остаюсь по другой причине.

– А Лерка-то тут причём?

Ревнует что ли? Хм.

– Иванов, ты совсем дурак?! Ничего не понимаешь?

Нормально!

Я к ней со всей душой, распинаюсь тут, а она – дурак?

Точно, Венера в Плутоне. Или как там звезды на девчонок влияют….

– И тебе доброе утро, Мирошина! А теперь, пока!

Фыркнув на неë, разворачиваюсь, открываю дверь.

Тоже мне, королевна!

– Кофе пей! Остывает, – грубо бросаю на прощание и, поправив на плече лямку рюкзака, спешу по коридору к лестнице.

– Лëш!

Морошка кричит вслед и слышу за спиной скрип досок. Надо же! Не Тринадцатый, не чëрт, а Лёш? Магия холода? Ещё немного – и стану любимым.

Хм!

Делаю вид, что не хочу, но останавливаюсь почти у лестничной площадки. Не оборачиваясь, жду, что скажет. Она встаëт передо мной, ëжится от сквозняка и заглядывает в глаза, как тот котяра в сапогах. Сëрфю по телу взглядом. Думал, может босиком, тогда вообще был бы романти́к! По лицу роса, а к тебе босая… но на ногах у неё смешные тапки с мордами собак.

– Прости за кексик, ладно? Я не знала, с чем он. Просто хотела проверить реакцию Тихоновой. Не думала, что ты его съешь.

Она виновато улыбается. Почти растрогался, Морошка. Почти…

– Ладно, – пожимаю плечами. – Проехали. Подумаешь,… зато карму почистил, – усмехаюсь, а она смеётся.

Мне, вот, вчера было не до смеха, но ок, прощаю.

– Хочешь, я зайду вечером? Сходишь со мной на тренировку. Покажу тебе пару приёмчиков самообороны.

– Я к Максу поеду. Не знаю, во сколько вернусь. Если хочешь, поехали со мной.

– Нет, спасибо! – усмехнувшись, морщусь. – Он вряд ли мне обрадуется. Так он во френдзоне или как…?

– Иди на уроки, Иванов! Опаздываешь!

Она отходит в сторону, уступает дорогу.

– А может, я сразу после уроков зайду? Сгоняем в центр, погуляем. Подожду тебя, пока ты будешь радовать потерпевшего, а потом обратно вместе домой, и на треню? А то Барсук мне не простит, если с тобой опять что-то случится. Наорал вчера по телефону. Переживает.

– А ты?

Опа! Вот это вопросики.

– Что я? – пожимаю плечами.

Делаю вид, что туплю. Не собираюсь я перед ней откровенничать. Но Женька смотрит на меня гипнотическим взглядом. Покрасневшие, еë глаза какого-то нереального голубого цвета. Она стоит рядом и ëжится. Скидываю рюкзак, расстегиваю куртку, распахиваю.

– Ныряй, а то посинела, – предлагаю согреть, но она не соглашается, мотает головой.

– Чего улыбаешься? – улыбаюсь в ответ.

– Иди в школу, Иванов, ты уже опоздал.

Морошка хихикает, разворачивается и, постоянно оглядываясь, скрипит по деревянным доскам в сторону комнаты.

– Так я зайду? – кричу ей в спину.

– Увидимся!

Не понимаю, это да или нет?

Лан, пофиг.

***

На первый урок опаздываю. За этот проступок биологичка вызывает меня к доске, просит рассказать о качественных отличиях человека от животных. Тихонова на меня не смотрит, дуется со вчерашнего дня. Я тоже не в настроении.

– А можно я на примере Тихоновой покажу?

– Уу! – класс ликует.

– Тишина! – обрубает Анна Пална. – На картинке покажи, Алексей! Твои познания Тихоновой никому не интересны.

Озираясь по сторонам, Лерон краснеет, как томат.

Улыбаюсь ей, и подмигиваю, но она продолжает корчить из себя «нетакусю».

– Мне очень интересны, Анна Павловна! – усмехаясь, с последней парты кричит Батон, за что Лерка кидает в него ластик, но попадает в голову Алфёровой. А та в отместку кидает в Лерку ручкой, но попадает в Майку.

И пошло, и поехало.

Люблю девчонок! Они умеют из ничего закатить истерику. Начинается перекрёстный канцелярский огонь, вопли, маты. К перестрелке присоединяются парни по приколу.

И вот биологичке теперь не до меня. Она пытается всех успокоить, но писклявый голосок никто не слышит. Был бы у неё травмат, уверен, сделала бы предупреждающий в воздух.

А я у доски с улыбкой полного блаженства смотрю на этот балаган. И настроение само поднимается.

– Тихо! – не желая мириться с подорванным авторитетом, неожиданно визжит Анна Пална. – Тихонова, Алферова, сели на место!

Все замирают и садятся за свои парты.

– Иванов, ты тоже! Провокатор…. – часто дыша, она резко вскидывает руку в сторону моей парты и пальцем тычет в Батона. – Вы, своим поведением, ничем не отличаетесь от животных! Чтобы быть человеком – ходить на двух ногах недостаточно!

М-да, разозлили хомячка.

– Вам это понятно? – биологичка издаёт контрольный писк.

– Да…

Мычим всем классом.

Взглядом я делаю Лерон трепанацию черепа. Она чувствует, оборачивается и таращится долго, внимательно, пока не получает замечание от биологички.

На перемене Лерон подкатывает ко мне. Разворачиваюсь к ней, а она садится на место Мирошиной.

– А где твоя соседка, заболела? – её голос наигранно милый. – Какое счастье, правда?!

– А чего ты радуешься? Или это все-таки твоя заслуга? Давай, колись, Лерон.

Она пожимает плечами. Я не понимаю этих инопланетянок. Это да или нет? Прямо сказать нельзя? Чего все такие загадочные, с полунамеками?

– А ты типа за неё впрягаешься?

– Типа да. А что?

– Леш, зачем она тебе?

– А тебе?

– Мне? Мне параллельно. Но мне не нравится, как она на тебя смотрит, и как смотришь на неё ты. Чего тебе не хватает?

Она демонстративно расстегивает верхние пуговицы рубашки. Сглатываю. Смотрю долго и внимательно в глаза, потом опускаю взгляд ниже: на грудь, еë колени. И правда, чего? Анатомия идеальная.

Загрузила.

Тема дня: качественное отличие Лерона от Женьки? Садись, Иванов, ты не готов. Нет достоверных сведений о втором объекте наблюдения.

Лера соблазнительно облизывает губы и вызывающе вскидывает причесанную бровь, отодвигает ткань рубашки.

– Хочешь ко мне сегодня пойдём? Моих днём не будет.

– Не сегодня.

Отстраняюсь и разваливаюсь на стуле. Она провокаторша похлеще меня.

Звенит звонок на урок.

Без Морошки как-то скучно на уроках. Она нет-нет да глянет дерзко, от этого настрой боевой. А так… Даже в столовке поглазеть не на кого. Какая-то стадия пресыщения что ли, не только едой.

Тихонова со своей компашкой косятся на наш столик, о чём-то хихикают. Я отстранённо тыкаю вилкой в макароны, задумчиво пялясь на неё.

Интересно, когда Барсука выпишут, Морошка с кем в столовке будет сидеть: со мной или с ним? Думаю, с ним. Утром даже не скрывала, что его общество важнее. Ну ничего, покидаю пару раз её на мат, поваляемся, побесимся и сразу определится.

А если я на неё залипну? Если у неё найдётся какое-нибудь явное преимущество перед Лероном?

Подмигиваю, когда та оборачивается.

– Чего с тобой? – Батон кидает в меня макарошку.

– Отвали Батон, я не тебе.

– Да, понял, что не мне. Чего вялый, как мой рукав. Лерка бортанула?

Он на мгновение оглядывается на их столик.

– Майка, ты видел? Прям расцвела. Роза-мимоза.

– Удобряешь? – усмехаюсь.

– Ну да, как ты советовал. Холодно-горячо-холодно. Реально работает.

– Это, если зацепить. А дальше не проворонь вспышку.

– А с Мирошиной что? Майка говорит, Лерка вчера лютовала. Грозилась её закопать, – он ржёт с полным ртом. – Может закопала, раз та не пришла?

– Да всё с ней в порядке. Утром заходил.

– Опа! А чего это ты к ней заходил?

– Да так…

– Она с Барсуковым мутит, ты в курсе? Сама на весь класс вчера призналась.

– В курсе.

– А-а! Понял. Ну ты стратег!

***

Избавляюсь от Тихоновой, проводив её до подъезда, а сам закидываю рюкзак домой, переодеваюсь в повседневку.

У родителей сегодня выходной, малой в саду.

Подкатываю к бате. Падаю на диван рядом с ним, и усердно пытаюсь уловить сюжет боевика.

– Че смотришь?

Изображаю полную включенность. Он недовольно вздыхает и лениво поворачивает голову:

– Сколько?

– Тыщи три, две.. Пять. Короче, сколько не жалко, – пожимаю плечами.

– Умом надо их покорять и харизмой, а не деньгами.

– Пап, ты цены видел?

– Видел, и в твоём возрасте подрабатывал. Машины мыл…

– Не по статусу, бать… так дашь или к маме подкатывать?

– Не по статусу… Тоже мне, мажор.

– Я бой выиграл? Выиграл. С малым посидел? Посидел. Там просто девчонка непростая, и батя у неё – тираннозавр. С пустыми руками нельзя.

– Я думал, ты с Леркой.

– И с Леркой.

Отец усмехается:

– Предохраняться не забывай, Ромео! Учись на моих ошибках… ошибка молодости!

– Да, не… там другое.

– Ну-ну… – отец переводит внимание на экран. – В куртке трëшку возьми. И давай, поэкономнее!

– Принято! – довольный вскакиваю с дивана.

– Стой!

Торможу, оборачиваюсь.

– На завтрашний вечер ничего не планируй. Гости придут.

Подумав, соглашаюсь.

***

Несусь на этаж Морошки с двумя букетами: для неё большой, для матери поменьше. Хз, что за цветы, но всё по красоте. Путь к сердцу строгого отца девушки лежит через сердце её матери. Теорема Иванова.

Стою у Женькиной двери. Пригладив волосы, с улыбкой на лице настраиваюсь на успех. Замираю с кулаком в нескольких сантиметров от дверного полотна, готовлюсь стучать.

– По башке себе постучи!

Фак! Голос Женькиного бати вглубь по коридору. Поворачиваюсь. Он стоит в проёме прачечной, по деловому сложив руки на груди.

Оттолкнувшись от косяка, Женькин отец направляется в мою сторону.

– Здрасьте!

– Здрасьте. Это мне? – он, подойдя, усмехается и смотрит на цветы.

– Нет. Жéне и женé. В смысле, вашей женé, то есть женькиной маме. Так… символически.

– У! Ну, хоть символически.

Он мерит меня взглядом и забирает букет, что побольше.

– А… Ладно… – пожимаю плечами, от волнения сглатывая подступивший ком.

– Давай, стучи. Только тихо, – он разворачивается и добавляет: – Своей женé я сам подарю.

Отец Женьки скрывается в комнате прачечной.

Пипец, подстава!

Стучу тихо, оглядываясь в его сторону. Открывает Морошка, совсем не при параде. Удивляется, глянув на цветы и выглядывает в коридор, а потом, обернувшись назад, выходит и плотно закрывает дверь.

– Иванов, тебе чего?

Вручаю ей цветы:

– Мы же договорились, что зайду после уроков и погуляем.

– Мы не договаривались, – она шепчет, постоянно озираясь в сторону прачечной комнаты. – Макса сегодня выписывают, поэтому я никуда не поеду. Извини.

– Тогда тем более. Пошли в кафешку или в кино. Куда хочешь?

– Никуда, Иванов. Хочу устроить Максу сюрприз к приезду. Шарики там, торт, раз вчера приехать не получилось.

Ауч! Апперкот под дых.

– Короче, всё ясно! Свидание? – качаю головой, как болванчик, пытаюсь принять облом. – Пока, Мирошина.

Разворачиваюсь и быстрым шагом направляюсь к выходу.

– Леш! – кричит мне в спину Морошка.

Пошла ты…. Не торможу и сбегаю по ступенькам, на ходу достаю телефон, набираю Лерона.

Ответ на вопрос дня: для Лерки я всегда в приоритете.

Глава 10. Джеки

Стою у двери Макса, смотрю на приклеенный к ней металлический номер. Тринадцать.

Невольно вспоминаю Иванова, его лицо, колючий взгляд, когда сказала, что никуда с ним не пойду. Похоже, с сегодняшнего дня мы враги. Не думаю, что Тринадцатый, не привыкший слышать отказы, простит мне мой. Тем более в пользу Макса.

Глянув на красный шарик с белой надписью: «Привет, друг!», я крепче сжимаю золотистую ленту.

Волнуюсь.

Я никогда не дружила с парнями.

Были друзья – парни подруг, но своего собственного парня-друга, никогда не было. Да и просто парня – тоже. И если честно, я не верю в подобную дружбу. Кому-то из нас обязательно захочется большего. Либо обоим, но страх перехода на новый уровень, заставит нас молчать и ждать подходящего момента. А если это я, вдруг, захочу первая?

Зачем я вообще об этом думаю?

Тяжело вздохнув, касаюсь костяшками, стучу в дверь. Слышу отдаленные шаги и, чем они чётче, тем сердце сжимается сильнее. Макс открывает. У него взлохмаченные тëмные волосы, сонный взгляд и заломы от подушки на левой щеке. Он без футболки, только в темно-синем трико, которое слегка приспущено и обнажает не только резинку трусов, но и сужение косых мышц живота, которые не заметить невозможно. Неосознанно залипаю на кубиках пресса и чувствую, как шарик в моей руке вот-вот выскользнет из ладони, поэтому, опомнившись, крепко сжимаю ленту.

– С возвращением, – я хотела воскликнуть громко и радостно, но получается промямлить.

Скользя взглядом вверх, я задерживаюсь на глазах – зеленых, как болото, и чтобы окончательно не засосало в трясину неловкости, почти впихиваю Максу ленту с шариком в руку. Резко выдохнув, выпрямляю спину и растягиваю самую лучезарную улыбку, которую только могу изобразить. Надеюсь, она не похожа на улыбку сумасшедшей. Держусь весело и непринужденно. Только щёки словно окунули в фондю – горят невыносимо и выдают моё волнение.

А на губах Макса всплывает смущенная улыбка:

– С-с-пасибо. Заходи.

Он отступает в сторону, запуская внутрь, и закрывает дверь. Встав передо мной, Макс поглядывает на шарик.

– Привет, друг, – он читает по слогам и улыбается шире, распахивает свои объятия. – Ну, привет.

Макс ждёт, что кинусь обниматься, но всё, что я могу – смотреть на него, как той-терьер во время запора, и просто выставить перед ним пятерню. На обнимашки с голым парнем я пока не готова.

Прочистив горло, Макс краснеет сильнее шарика. Недолго думая, он рикошетит пятернёй о мою и ослабляет другую ладонь. Шарик мгновенно взлетает к потолку. Ударяясь, он будто слишком высокий человек, случайно оказавшийся в тесной комнате, наклоняет пустую резиновую голову, и белыми буквами смотрит на нас, а мы на него. Очень задумчиво.

– Ты как? – Макс опускает озадаченный взгляд и, насупившись, всматривается в моё лицо, выискивает что-то новое. – Мне твоя мама всё рассказала.

Похоже, ищет синяки. Знаю, мама могла слегка преувеличить.

– Ты их запомнила? Если встретишь случайно, узнаешь?

– Узнаю. Особенно конопатого.

– Хорошо, – он кивает.

– Да я тоже им пару раз звезданула… – и я слегка преувеличиваю. – Пальто мамино жалко, испачкали, а так ерунда. Сам-то как? Голова больше не кружится?

Он застенчиво сует руки в карманы, а лучше бы надел футболку.

– Только, когда ты рядом.

От этих слов мурашки проносятся по спине к затылку так быстро, что я вздрагиваю, и будто снова окунаюсь лицом в кипящее масло.

– Твои родители на работе?

Резко меняю тему и, как тревожная лань, переминаясь с ноги на ногу, рассматриваю стены, рисунки на обоях. В первый раз, когда здесь была, вообще не обратила внимания, какие они.… А они – никакие. Да. Просто рельеф на бежевых обоях, даже зацепиться взглядом не за что.

– Нет. Мама живет у друга, нового нашла. А отец… он там. – Макс на мгновение поднимает взгляд к потолку, – на том свете.

– Блин, прости. Я не знала.

Вышло как-то бестактно.

– Норм. Это давно было. Проходи. Чай, кофе – будешь? Правда, к ним ничего нет, но я быстро сгоняю в магаз.

– Нет, не надо. Тем более бегать. Разве у тебя не постельный режим?

– Постельный, но я не инвалид.

– Вот, кстати. Не инвалид… Я пришла пригласить тебя к нам на ужин.

Макс вопросительно вскидывает брови и проводит ладонью по волосам.

– Да-да. Поэтому пошли. Мама там наготовила, – опускаю взгляд на кубики и шутливо, по-дружески, добавляю. – Можешь прямо так.

Улыбаюсь во весь рот, чем снова вгоняю Макса в краску.

– Обычно я ужинаю исключительно во фраке, – Макс делает наигранно серьезное лицо. – Но ради тебя могу сделать исключение.

– Я вообще-то пошутила.

У нас соревнование, кто сильнее покраснеет?

– Я вообще-то понял, – усмехнувшись, он уходит в смежную комнату.

Со спины Макс такой же залипательный.

– Тебя подождать? Или ты помнишь номер моей комнаты?

Макс выглядывает.

– Амнезию мне не ставили.… Но лучше подожди.

Он снова прячется, а через несколько минут появляется в темно-синих джинсах, в тонком бежевом пуловере, и напрочь сбивает мои внутренние настройки.

До сегодняшнего дня я совсем не замечала, какой Макс симпатичный парень.

Иванов, подвинься!

– Я готов. Готов есть. – Макс улыбается, а я встаю с дивана.

***

– Ну, здорóво, чемпион!

Папа и Макс жмут друг другу руки, словно давние друзья. Когда это они, интересно, так спелись?

– До чемпиона мне, как до Луны, – хмыкает Макс и переводит взгляд на разложенный стол, в центре которого мама зачем-то поставила вазу с моими цветами. – У кого-то день рождения?

– Нет, – папа мельком смотрит на цветы. – Это Женькин парень приходил.

– Он мне не парень, пап! Иванов – просто мой одноклассник. Мы даже не дружим.

– Тогда чего он тут круги наматывает?

Откуда я знаю.

Пожимаю плечами и поглядываю на Макса, которому, видно, тоже неприятен этот разговор.

– Давайте к столу, а то всë остывает, – вмешивается мама.

Я убираю вазу на подоконник, и вместо них мама ставит отварной картофель, а рядом блюдо с жареной курицей. Овощной салат, нарезка уже стоят на столе. Мы садимся.