Тяжёлая реальность. Калейдоскоп миров

Хайдарали Усманов

Тяжёлая реальность. Калейдоскоп миров

Клан

Этот бар на Вольной станции Хигасс назывался “Костяной Клык”. О чём явно и весьма кричаще заявляла вывеска из старого куска корабельной обшивки, проржавевшей от времени и прижатой к переборке толстыми, будто вырванными из мёртвого корабля болтами.

От него веяло чем-то первобытным и живым, словно сама станция старалась обойти стороной этот угол. То самое место, где собирались те, кто предпочитал решать вопросы не словами, а силой рук, тяжестью кулаков и звонким треском сломанных столов.

Внутри всегда царил запах металла, горелого синтетического масла и копчёного мяса. Воздух вибрировал от громких голосов, от сдержанного смеха, от лязга кружек, в которых пенилось янтарное пойло, сделанное по древнему рецепту огров – из ферментированных грибов и крови степных быков.

С потолка свисали тяжёлые балки, увешанные цепями, на которых когда-то, возможно, держали грузы, а теперь – кости поверженных тварей, добытых в самых дальних секторах Фронтира, Вольных Территорий, и даже Неизведанных Территорий. В этом баре всё было немного живым и немного опасным – даже стены, казалось, дышали, пропитанные потом и жаром тел тех, кто устраивал тут схватки.

Огры были повсюду. Не в смысле толпы – просто каждый занимал столько места, сколько хотел. Они сидели широко, словно пространство само обязано было уступать им. Широкие плечи, смуглая кожа с легким серым или оливковым оттенком, глаза – яркие, как пламя в кузне, и движения, в которых не было ничего лишнего. Их руки – не грубые, а скорее точные, будто те, кто привык держать не только оружие, но и инструменты. Они могли поднять стол одной рукой, а другой поправить крошку на рубахе. Когда они смеялись – гул шёл по полу, как землетрясение. Когда молчали – воздух густел, словно перед бурей.

Женщины среди них были такими же – не хрупкими, не украшением. Они сидели рядом с мужчинами, спорили, смеялись, бросали вызовы. У некоторых волосы были забраны в тугие косы, украшенные костяными кольцами, у других свободно спадали на плечи, блестя от масла и пота. На каждой – шрамы, будто строки древней песни, которую знали только они. Они двигались с лёгкостью кошек, и даже когда одна из них ловко кидала в другого огра перчатку, требуя дуэли, в этом было больше красоты, чем грубости.

В центре бара стоял “стол дуэлей” – укреплённая площадка из цельного титанового листа, вокруг которой толпились зрители. На нём не проливали кровь – здесь решали споры ударами, хваткой, до того момента, пока один не признает поражение. С каждой победой в стену вбивался новый клинок, новый знак – напоминание, что сила здесь значит больше слов.

За стойкой, словно последнее напоминание о том, кому на самом деле принадлежит эта Вольная станция, застыл старый гоблин с глазами, цвета застарелого виски, и рукам, испещрённым шрамами. Он знал имена всех, кто хоть раз заходил сюда. В его баре не спрашивали, откуда ты. Только кто ты теперь.

Даже музыка здесь звучала немного странная. Не электронная, не механическая. Её играли живьём. Кто-то бил в стальные барабаны, кто-то извлекал мелодию из натянутых кабелей, кто-то пел хриплым, но удивительно чистым голосом. Слова песен были о свободе, о войнах, о звёздах, что падают на плечи тех, кто не боится идти туда, где кончаются маршруты и начинается неизвестность.

И когда открывалась дверь, и внутрь входил кто-то новый – взгляды тут же обращались к нему. Не из подозрения, а из любопытства. Ведь в баре “Костяной Клык” не было слабых.

Каждый, кто переступал его порог, либо искал славу, либо бежал от прошлого, но все знали. Что если ты остался здесь хоть на час, – значит, достоин зваться братом под звёздами.

В этот день бар “Костяной Клык” привычно гудел, словно внутри него пульсировала сама жизнь станции – тяжёлая, горячая, пропитанная потом и дымом. Над массивными столами из бронепанелей клубился пар от жареного мяса, гремели кружки, а в дальнем углу кто-то настраивал трёхструнный инструмент, похожий на перекрёсток кузнечного молота и гитарной арфы. Но весь шум вдруг сжался в одну точку, когда в центре зала поднялся один из огров. Он был высок даже для своего народа – почти два метра девяносто, широкоплечий, с коротко остриженными светлыми волосами и лицом, на котором застыли самоуверенность и довольство.

Это был Гаарн из клана Скальных Сердец, известный тем, что мог драться с улыбкой, пить, не пьянея, и хвастаться до тех пор, пока кто-то не бросит ему вызов.

Он ударил кулаком по столу так, что с него посыпались ошмётки жареного мяса, и рявкнул, перекрывая даже рокот двигателей станции, проходящий сквозь стены:

– А я вам говорю! – Выкрикнул он в запале очередного спора о том, чей клан лучше. – Это наш клан щёлкнул орков по зубам! Наш корвет “Сын Шторма” дважды обошёл орков в их же секторе!

По залу прокатился гул – не веры, а голода до скандала. Огры обожали споры. А уж когда кто-то хвастался – это было как кровь на воду.

– Не неси чушь, Гаарн! – Тут же заревел кто-то из дальнего стола, где сидели представители клана Железных Громов. – Ваши летуны и с пиратами-то редко связываются, не то что с орками!

– Орки вас бы на ремни пустили! – Тут же его поддержал кто-то третий, из клана Пепельных Волн. – Весь флот вашего клана – одно корыто с дырявыми баками!

– Зато этот корвет был не дырявый! – Не сдавался Гаарн, ухмыляясь во весь свой рот, который заполняли достаточно острые, но кривоватые зубы. – Он старый, но хитрый. Я лично знаю капитана! Его звали… э-э… Кирт… Керн… Да не важно! Он из наших! Наш клан вёл его на службу, он наш боец!

Смех разнёсся по залу, глухой, откровенный, как удар по барабану.

– Слова, Гаарн! – прорычал в ответ старший из Пепельных Волн, медленно поднявшись со своего места, и его выступающие из нижней челюсти клыки сверкнули при свете голографических ламп. – Слова – это воздух. А кровь – доказательство. Где твоя кровь за эти слова?

Толпа зашумела, кто-то ударил по столу, кто-то заорал:

– Дуэль! Дуэль! Пусть докажет делом!

Гаарн шагнул вперёд, ухмыляясь, но в голосе его теперь мелькнула нервная нотка. Он не ожидал, что спор дойдёт до этого. Но отказаться – значило потерять лицо.

И вдруг, словно клинок вспыхнул в тени, в разговор вмешался новый голос – звонкий, женский, но с такой холодной решимостью, что даже самые шумные замолкли.

– Раз уж ты утверждаешь, что это честь твоего клана, – произнесла она, – тогда сражайся. Или признай, что солгал.

Из толпы выступила Кара Тал’Кра, дочь главы клана Пепельных Волн. Она была молода – по меркам огров, едва два десятка лет минуло с её рождения, но уже имела за плечами три победы в ритуальных поединках. Её кожа отливала бронзой, волосы были собраны в высокий хвост, а на бедре – висел ритуальный нож с лезвием из сплава, который держали только женщины её рода. И сейчас в её взгляде было не раздражение – а чистый вызов.

– Ты требуешь доказательств? – Спросил Гаарн, стараясь сохранить улыбку. – Я тебе их покажу… Когда сам капитан вернётся и подтвердит!

– Ха! – Презрительно фыркнула она. – Когда вернётся… Кто? Призрак? Да? Тогда уж и ты оживёшь после дуэли.

Она шагнула ближе, нож в её руке выскользнул как дыхание – лёгкий, блестящий, словно луч света.

Толпа уже расступалась, освобождая пространство. Кто-то заблокировал двери, кто-то пододвинул ящик, чтобы видеть лучше.

– Условия? – Хрипло и уже привычно спросил старый гоблин, выполнявший роль непредвзятого судьи в таких делах.

– До смерти. – Коротко сказала она.

– До крови. – Тут же поспешно поправил Гаарн, чувствуя, как пульс под кожей бьётся всё громче.

– До смерти. – Повторила Кара, и в её глазах не дрогнул ни один отблеск сомнения. – Лжецы позорят весь наш народ, а не только свой клан!

Она была из тех, кто не признаёт поражений. В её клане честь измерялась не словами, а кровью. Так что когда они сошлись лицом к лицу, зал замер. Два дыхания… Две тени… Два мира… Гордыня и честь…

В воздухе стоял гул, словно сама станция ждала, кто из них первым заставит пол дрогнуть от удара.

Казалось, что даже сам бар “Костяной Клык” будто выдохнул разом всё тепло, когда Кара, дочь вождя клана Пепельных Волн, шагнула в круг, что образовали зрители. Пространство между столами очистилось, и на металлическом полу тускло мерцали следы прежних схваток – потёки крови, царапины от клинков, следы ног.

Здесь бились не впервые. Здесь бились всегда. Гул голосов стихал, словно кто-то накрывал зал прозрачным куполом напряжения. Даже закоренелые пьяницы у стен замолкли. Кара шагнула в круг – лёгкая, но собранная, как натянутая струна. Её шаги звенели по полу – не каблуками, а ударом тяжёлых подошв боевых сапог, подбитых сплавом серого железа. На плечах – короткий боевой плащ из шкуры песчаного василиска, на запястьях – браслеты с гравировкой рунических линий, обозначавших родовую принадлежность и право на дуэль.

Толпа расступилась. Круг очистился. Гул голосов оборвался, уступив место тягучей, звенящей тишине. Кто-то потушил свет над столами – и единственным источником яркости стал широкий прожектор под потолком, освещавший арену. В этом белом свете Кара стояла, как изваяние – тёмная кожа с серебристым отливом, волосы убраны в высокий узел, а глаза сверкали чистым, безжалостным светом – как лезвие, ещё не вынутое из ножен.

С другой стороны круга стоял хвастун – здоровенный огр по имени Гаарн из клана Скальных Сердец. На нём было чуть ли не вдвое больше мышц, чем на ней веса. Но ни один из присутствующих в зале огров не осмелился посмеяться над её вызовом. Потому что Кара – дочь главы клана. И каждая её дуэль – не просто спор. Это честь рода.

Первым делом в круг вошёл судья от совета кланов – старый мастер поединков в меховом жилете, с обугленной костяной маской на лице. Он вынес на руках камень вызова – чёрную плиту с вплавленными в неё металлическими рунами. Он положил её на пол между бойцами. Камень засветился красным, и руны, словно дыша, начали медленно мигать.

– Имя рода? – Произнёс судья низким, гулким голосом.

– Пепельные Волны! – Громко ответила Кара, ударив кулаком себя в грудь.

– Скальных Сердец! – Проревел Гаарн, раздражённо сплюнув на пол.

Судья провёл рукой над камнем, и тот разделился – две половины вспыхнули и погасли. Теперь бой мог начаться.

В таких поединках огры не сражались чем попало. Их дуэльное оружие – символ и продолжение души. Кара сняла с пояса короткий ритуальный нож – клинок в форме острого серпа, в котором будто бы текла сама внутренняя тьма. Рукоять была обмотана кожей с татуировками клана.

Гаарн вытащил двойной топор – его лезвия были изготовлены из чернёного сплава, с вкраплениями янтаря. Он взмахнул им в воздухе, и вокруг поднялся лёгкий гул – знак того, что оружие напитано духом огра. Каждый из них коснулся клинка лбом – признание того, что кровь, пролитая здесь, не требует мщения. Только победы.

Гаарн пошёл вперёд первым. Его шаги звенели, как удары кузнечного молота. Пол под ним дрожал. Он бросился на Кару с рёвом, будто сам олицетворял ярость клана, размахивая топором, пытаясь смять её массой и скоростью.

Но Кара не сдвинулась с места. Она просто скользнула в сторону, пропуская удар мимо – и в тот же миг ответила коротким движением, словно взмахом когтя. Клинок рассёк воздух у самого его горла – на мгновение, едва не коснувшись кожи, и оставляя за собой кровавую полосу слегка рассечённой плоти. Убить противника было легко. А вот заставить его истекать из-за множества порезов, что могли быть смертельными, мог только настоящий мастер таких поединков. Что у огров всегда ценилось.

Толпа взорвалась одобряющим гулом. В нём слилось всё. Крики… Ставки… Даже ругань… Кто-то швырнул на стол мешочек с империалами… Кто-то закричал имя Кары… Кто-то – Гаарна…

Они двигались по кругу – он тяжёлый, она гибкая. Он – как скала, она – как вихрь. И когда Гаарн попытался поймать её левой рукой, Кара шагнула вперёд, под самый удар топора, и всадила лезвие в бронепласт его наплечника. Раздался треск, запахло озоном и горячим металлом – руны на её ножах вспыхнули, высвобождая энергию удара.

Гракн взвыл, отступил, но не упал. С силой отбросил её ударом локтя, заставив перевернуться в воздухе и рухнуть на колено.

Толпа замерла – но Кара тут же поднялась на ноги. И хотя на её губах выступила кровь, глаза девушки горели жаждой убийства.

– Ты дерёшься, как предок, а не как дочь! – Прорычал кто-то из толпы с явным уважением.

Она не ответила на эти слова. Сделала шаг вперёд… Ещё один… И, когда Гаарн занёс топор для очередного удара, просто вошла под лезвие, отбросила клинок в сторону и ударом колена выбила у него дыхание. Падая, он ещё попытался замахнуться, но Кара, уже подхватив в кувырке оружие, вонзила свой нож прямо под подбородок, пронзив не только горло, но и мозг противника. После чего, выпустив рукоятку своего клинка, плавно скользнула назад.

В баре воцарилась гробовая тишина… Гаарн рухнул на колени, и замер, превратившись в безжизненную статую, посвящённую своей собственной глупости. Кара стояла перед ним, спокойно опустив руки. Потом сделала шаг вперёд, и вырвала свой верный клинок из смертельной раны. Секунда – и нож опустился. Толпа тут же взорвалась ревом – уважительным, тяжёлым, как грохот каменных стен.

Оба судьи, как от орков, так и гоблин, подняли свои руки.

– Победа рода Пепельных Волн!

Огры грохнули кулаками по столам, по стенам, по себе – так, что станция будто содрогнулась. А Кара, не сказав ни слова, подняла свой клинок, и по его лезвию стекала капля пота и крови – словно печать рода, подтверждающая, что честь была защищена.

После дуэли бар затих – не сразу, а как замирает вулкан, насытившийся собственным гневом. Воздух пах медью, потом и озоном – следом от того, что в стенах накопилось слишком много крика, дыхания и страсти. Кара стояла, не поднимая глаз, ритуальный клинок всё ещё дышал теплом её пальцев, а поверженный противник уже увозился прочь, оставляя за собой полоску густой чёрной крови на металлическом полу. Толпа рассасывалась неохотно, с ворчанием, шёпотом, с резким смехом и щелчками бокалов, которые вдруг зазвучали, как выстрелы.

И тогда на станции началось другое – не дуэль, а шевеление слухов. Они ползли по секторам, словно искры по сухому мху, поднимая жар в головах тех, кто привык жить гордостью клана. Кто-то шептал, что тот самый корвет, о котором все судачат – старый “Треснувший Клык”, корабль, списанный ещё до войны с орками, – на самом деле принадлежит клану Карн-Рух. Другие утверждали, что нет, это был судовой эксперимент одного из древних родов, чьи коды и гербы давно потерялись в глубинах архивов. Но самое важное было не в том, кто прав – а в том, что орки проиграли. И проиграли не “кому-то”, а тем, кого они привыкли считать грубыми, в чём-то медлительными, полудикими – Ограм. А слухи порождали зависть. Зависть – гордость. А гордость – голод.

Старейшины кланов начали собирать сведения. Кто первым принес подобную новость… Кто торговал деталями… Кто мог знать координаты последнего боя этого самого корвета, что упоминался в слухах… Молодые воины отправлялись в бары и притоны нижних уровней, покупали выпивку, размахивали мешочками с осколками кристаллов камней Душ, и тихо спрашивали:

– Кто видел тот корвет? Кто слышал имя капитана? Кто знает, где он скрывается?

Но имя – если оно вообще звучало – исчезало, как пар. Кто-то называл “Кровавый Пелагор”, кто-то – “Старый Меченый”, кто-то и вовсе говорил, что корабль без капитана, будто ведётся духом древних огров, вернувшихся мстить орочьим родам. За какую-то древнюю обиду.

Так в тёмных уголках станции начинали рождаться союзы – такие, что пахли дымом, потом и ложью. Один клан нанимал следопытов, другой – техномантов, способных выцепить отпечатки сигнала из мусора эфира. А третий – самый скрытный – уже посылал разведчиков в пограничные сектора, где когда-то шли упомянутые в слухах бои.

Все они хотели одного. Доказательств. Если этот капитан существует, то его нужно найти. Если он действительно огр – то его нужно сделать своим. Если он чужак – его нужно уничтожить, прежде чем он станет легендой, способной затмить саму память о кланах.

И потому в ту же ночь, когда свет куполов станции побледнел, из внешнего дока стартовали три корабля – без знаков принадлежности, без транспондеров. Их двигатели гудели низко, будто звери, уходящие на охоту. В их каютах сидели охотники, чьи лица скрывались под броней, а глаза – под холодом решимости.

В центральном куполе станции всё ещё висел запах последней дуэли, но теперь к нему примешался другой – запах жадного ожидания. Станция, словно живое существо, задержала дыхание, прислушиваясь к эхам в эфире.

Где-то далеко, между звёзд и обломков, жил тот, чьи действия породили этот шторм. Он, может быть, даже не знал, что его уже ищут. А на Вольной станции Хигасс огры пили, смеялись и спорили, как всегда. Только теперь в каждом смехе слышался привкус охоты, а в каждом тосте – шепот старинного благословения, звучащего как обещание:

“Да найдёт охотник свою добычу. И да не узнает добыча, что за ней уже идут.”

…………

Первые следопыты-огры прибыли на внешнее кольцо Вольных станций спустя восемь дней – восемь долгих переходов через зоны, где пространство трещало, как старая броня под давлением. Эти станции, построенные на обломках древних платформ и покинутых форпостов, давно стали пристанищем тех, кто не желал служить никому – ни Империям, ни кланам, ни даже здравому смыслу.

Снаружи они выглядели, как груда ржавых панелей и сваренных в спешке модулей, облепленных гравитационными якорями и антеннами, будто многочисленными бородавками. Внутри же всё дышало беспорядочной жизнью – коридоры, пахнущие металлом и кислой пищей, шум толпы, пыль, редкий свет неоновых вывесок, которые мигали, как старые воспоминания.

Следопыты-огры действовали, не торопясь, но и не скрываясь. Их шаги отдавались тяжёлым эхом по металлическим настилам. Каждый был в обшарпанной старой и надёжной броне, украшенной гравировкой клана – молот и сплетённые когти. Эти метки говорили:

“Мы пришли за правдой…”

На станции их уже ждали. Двое орков, бывших пиратов, уже были проданы в рабство владельцу одной из шахт на окраине кольца. Когда-то они служили на тяжелом крейсере “Грак-Утхар”, который считался гордостью орочьего флота. Теперь же сидели в клетке – с обожжённой кожей, выжженными татуировками клана и глазами, в которых дымилась память о гибели их корабля. Именно у них следопыты и купили рассказ с подробностями. Не дешево… За три империала и флягу крепкого, как сварка, напитка. Но всё это получил именно их хозяин. Так как их продали в рабство после того, как их корабль и был одним из тех, кто погиб при столкновении с тем самым корветом огров, про который они и собирали сейчас информацию.

– Мы видели его. – Прохрипел один, скребя зубами. – Не корабль… чудовище.

– Корвет. – Поправил его тут же второй, смеясь рваным смехом. – Всего лишь корвет, да… но он шёл, будто знал, где мы будем. Он не уклонялся. Он ждал.

Слова орка разносились по отсеку, будто тянули за собой холод. Они описывали бой, но не так, как это делают бывалые бойцы – без героизма, без хвастовства. Только – ужас.

“Грак-Утхар” вышел из гиперпространства, и на экранах – крошечная точка. Старый корвет, силовой контур дрожал, орудийные секции едва дышали. Орки смеялись, готовились к забаве. Один залп – и тот должен был быть распылён.

Тем более, что они целенаправленно гнались за этим корветом. Всего лишь по той причине, что их капитан хотел получить определённый товар. У них был заказ на голову хозяина корвета, а также и на груз, который тот перевозил. И, вроде бы, они должны были неплохо так заработать. Учитывая разницу в уровнях и возможностях кораблей, пираты даже “весьма великодушно” предложили хозяину корвета огров сдаться, чтобы забрать у него то, что им принадлежит. Да. Они уже были уверены в том, что всё принадлежит именно им. По праву более сильного. Ещё бы… Да. Там был тяжёлый корвет огров. Но, в лучшем случае, на нём могло стоять оборудование второго поколения. А у них был крейсер… Тяжёлый крейсер третьего поколения. И уже только поэтому стоило бы учитывать разницу. Их корабль только по размерам, как минимум, в два раза превосходил этот корвет. Не говоря уже про возможности их орудий. Как и москитов, которых они сразу же выпустили в полёт. Вот эти орки, которые в основном выжили в том бою, и были пилотами москитов. Они видели случившееся со стороны. Когда капитан корвета банально отказался от такой “великодушной уступки” в пользу пиратов, капитан пиратов приказал атаковать корвет. Но, при этом, постараться не повредить груз, и нанести самому этому кораблю как можно меньше повреждений. Ведь на него уже были определённые планы? Однако, несмотря на весь шквал огня, обрушившийся на корвет, тот спокойно выдержал подобную атаку. Словно для него это не было проблемой. А потом он сам нанёс ответный удар. И, надо сказать, хотя этот удар был фактически единичным уколом, но смертельным для его противника.

Сначала даже показалось, что этот небольшой корабль огров словно ослепил все сенсоры. Пространство вокруг него слегка дернулось, как треснувшее зеркало. И в следующую секунду… Тишина по всем диапазонам.

– Мы даже не услышали выстрела. – Растерянно шептал орк, ставший после того боя рабом. – Только вспышка, будто рядом родилась звезда…

– Наш крейсер… – Его собрат еле заметно вздрогнул. – Разломился надвое. И это был не взрыв… Нет. Чистый разрез. Как будто кто-то взял гигантский нож и разрубил сталь.

Он показал рукой – резкий, ровный жест, от груди до пояса. Потом они рассказали, что произошла детонация артиллерийского погреба, где лежали снаряды для орудий крейсера, что фактически добило повреждённый корабль. Оставшиеся в живых после случившегося были настолько шокированы, что даже не смогли оказать какого-либо сопротивления. Кого-то убили, когда захватывали остатки корабля… А кого-то, как этих двоих, банально отправили на рабский рынок, чтобы хоть так компенсировать определённые потери, которые понёс этот странный корабль. Но чётко сказать о том, что за оружие было применено в том столкновении, которое позволило какому-то, пусть даже тяжёлому, корвету огров фактически с одного выстрела уничтожить тяжёлый крейсер орков, никто так и не смог. Помнили только вспышку мощнейшего энергетического луча, который банально и фактически беспрепятственно разрезал толстые броневые плиты тяжёлого корабля, пройдя его насквозь, как горячий нож проходит сквозь слой масла. Чего, вполне естественно, никто не ожидал от старого корвета огров.

Выслушивая все эти откровения, следопыты – охотники молчали. В этих словах было что-то, что нельзя было просто выдумать. Слишком точное описание разрушений… Слишком холодный, буквально въевшийся им в подкорку мозга ужас…

Позже, уже сидя за столом в грязной таверне по-соседству, старший из огров-следопытов, по имени Грунн-Бар, уставился в свою металлическую чашу и сказал:

– Один выстрел. Разрезал тяжёлый крейсер… орков. Третьего поколения.

Он задумчиво постучал когтем по металлу.

– Это не артиллерия. Это не фокус. Это что-то древнее. И весьма мощное…

Кто-то из младших тут же шепнул:

– Может, оружие времён Первого Конфликта? Гномы когда-то делали такие штуки.

– Гномы… – Коротко хмыкнул Грунн. – Или кто-то, кто умеет использовать их творения.

С тех пор в доках и коридорах кольца вновь пошёл шёпот:

“Корабль-призрак.”

“Корвет, что режет сталь, как ткань.”

“Дитя древних машин.”

А на стенах старых ангаров кто-то, неведомо кто, начал выцарапывать символ – дугу, перечёркнутую тонкой линией.

Огры же, видя её, и ощущая всё возникшее напряжение, просто глубокомысленно молчали. Но каждый, кто видел этот знак, чувствовал, что эта странная легенда больше не слух. Она стала целью. И теперь охота началась по-настоящему…

…………

На свою базу Грунн-Бар вернулся под вечер, как возвращается в дом воин, у которого в разуме всё ещё стынут тлеющие искры боя. Он шёл не один – за ним шли довольно крупные тени парней с ржавыми пластинами на шеях и два сморщенных торговца, вынужденных идти в той же процессии, потому что правда, которую привез Грунн, стоила дороже, чем их маленькие жизни.

Его шаги звучали по каменным ступеням Великого Зала клана как набат. Внутри пахло горелым мясом и стылым пивом, и всё же воздух – этот живой, натёртый голосами – настороженно утих. Старейшины собрались на своих скамьях. И лица у многих были покрыты шрамами, как рельефы карт, по которым Грунн и прочие искали путь.

Он положил перед ними горсть обломков – кусок обшивки, блестящий, разрезанный ровно, как по линейке… Кусок нагнетателя с вмятиной, в которой застряла наледь чужого поля… И обрывок ткани со старой эмблемой пиратского рода… Всё это было холодным и прямым, как доказательство, и звенело в ладони, когда Грунн говорил. Его голос был ровен: