Проклятие Бессмертных: Король в Чёрном

Уже ближе к вечеру я нашла дверь, которая показалась мне знакомой, хотя я не могла припомнить, где именно её видела. Многие двери здесь были заперты, их тяжёлые замки не поддавались даже попыткам открыть, но эта – нет. Заглянув внутрь, осторожно приоткрыв массивную створку, я убедилась в своей догадке. Это была библиотека Самира – то самое место, где я уже бывала однажды.

Свет был выключен, в камине не тлело ни единого уголька, лишь холодный пепел лежал на дне. Казалось, здесь никого не было, царила абсолютная тишина. Я медленно переступила порог и внимательно осмотрела комнату в поисках признаков присутствия чернокнижника, прислушиваясь к малейшему звуку. К счастью, Самир отсутствовал, и я могла спокойно вздохнуть.

Я воспользовалась моментом, чтобы пройти вдоль массивного стола и по-настоящему рассмотреть помещение, не испытывая при этом давящего ощущения неминуемой опасности, которое обычно сопровождало его присутствие. Сказать, что оно было величественным, – значит не сказать ничего, не передать и доли того впечатления, что оно производило. Каждый уголок был проработан до мельчайших деталей с такой тщательностью, что дух захватывало. В каждой нише и щели скрывалась какая-нибудь резная фигурка или картина, каждая из которых заслуживала отдельного, внимательного изучения.

За окном в небе сияли четыре луны, их призрачный свет, причудливая смесь серебристых, янтарных и лиловых оттенков, отбрасывал на пол странные, многотонные тени, переплетающиеся между собой. Отблески играли на узорчатом паркете, создавая живой, дышащий узор. Этого было достаточно, чтобы разглядеть сюжет росписи на потолке, и я замерла, запрокинув голову.

Там была изображена великая битва, эпическая и ужасающая. Искажённые тела чудовищ и людей в таком количестве, что поначалу было невозможно разобрать, кто – или что – с кем сражается, кто друг, а кто враг. Я узнала двух персонажей в самой гуще схватки – Самира и Владыку Каела. Огромный меч Каела был занесён для сокрушительного удара, а за его спиной извивался красный дракон, раскрывший пасть в беззвучном рёве. Самира же окружало странное чёрное пламя, пожирающее пространство вокруг, и целая армия разлагающихся мертвецов недвусмысленно повиновалась его командам, двигаясь словно марионетки на невидимых нитях. Очаровательно.

Остальные персонажи были мне незнакомы, но впечатляли не меньше. Существо, похожее на оборотня, который истлел, оставив вместо лица лишь голый череп с пустыми глазницами. Женщина с тёмно-синими волосами, из которых прорастали длинные, эльфийские уши, в платье прекрасных сапфировых оттенков, переливающихся в лунном свете. Другой мужчина, который, не будь на его лице белой маски, смотрелся бы церковным ангелом – с белоснежными крыльями и сияющими платиновыми волосами, спадающими до плеч. И последний – гигантский лиловый паук, чьи множественные глаза горели злобным огнём.

Одна часть фрески была безжалостно выдолблена – значительный участок потолка аккуратно вырубили, оставив неровный шрам на штукатурке, именно там, где должен был находиться седьмой персонаж. Я тихо ахнула, прикрыв рот ладонью. Я вспомнила недостающий гобелен в доме Каела, ту дыру на стене, что так бросалась в глаза. А теперь вот это – ещё одно свидетельство чего-то, что пытались стереть из истории.

– Ты пришла раньше времени.

Я вскрикнула, и звук эхом отразился от высоких стен.

Моё сердце провалилось куда-то в пятки, когда я резко обернулась, едва не споткнувшись о собственные ноги и чуть не упав. Самир возник позади меня словно призрак, и его слова были прошептаны мне прямо в ухо тихим, почти интимным шёпотом. Он заливисто, по-волчьи хохотал, глядя на мой испуг, явно наслаждаясь произведённым эффектом.

– Не делай так! – выдохнула я, пытаясь отдышаться.

– А почему бы и нет? За этим было ужасно интересно наблюдать, – произнёс он с нескрываемым весельем, и в его голосе слышались нотки искреннего удовольствия.

– Ты меня доведешь до инфаркта! – Я отступила на шаг, прижимая руку к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца, что грозил выпрыгнуть из рёбер.

– О, этого мы допустить не можем, – произнёс Самир с деланной серьёзностью. Он поднял руку и щёлкнул пальцами. Свет в зале вспыхнул, заливая пространство ровным, тёплым сиянием, а краем глаза я заметила, как в камине сам собой возгорелся огонь, весело затрещав поленьями. Я осознала, что на нём не было чёрной кожаной перчатки – он снял её. Неудивительно, что его кожа оказалась такой бледной, почти фарфоровой. На тыльной стороне ладони ярко выделялась чёрная окружность со странными знаками, словно сошедшими со страниц оккультной книги, пульсирующая слабым свечением. – Я ожидал тебя ближе к вечеру, когда солнце уже клонится к закату, – с лёгким любопытством произнёс он, изучая меня взглядом.

– Я просто зашла сюда, – призналась я, пожав плечами. – Дверь была открыта.

– Ах, какая досада, – протянул он с преувеличенным разочарованием. – А я-то думал, ты по мне соскучилась, не могла дождаться нашей встречи.

Самир сделал шаг ко мне, сокращая дистанцию между нами. Я инстинктивно отступила, чувствуя, как напряглись мышцы.

– Ты боишься меня, – констатировал он, и в его голосе по-прежнему звучала потеха, словно моя реакция его забавляла. Он шагнул вперёд, и я снова отпрянула, словно мы танцевали какой-то странный, тревожный танец.

– Конечно, я тебя боюсь, – выдохнула я.

– Но ты боишься меня иначе, чем остальных, – заметил он задумчиво. – Я вижу, ты испытываешь к Каелу больше презрения, нежели страха. Он мог бы убить тебя так же легко, как и я, одним взмахом руки. Более того, он прямо угрожал твоей жизни, обещал расправу, а я – нет. В чём же разница между нами, помимо очевидной степени интеллекта, которая и приводит к подобному положению вещей?

Он снова приблизился, и я снова отступила, чувствуя, как учащается дыхание.

В его словах была логика, и я не могла с этим поспорить. Мне потребовалась секунда, чтобы найти причину, помимо того, что Самир был жутковат и непредсказуем.

– Ты – садист, – наконец выдала я. – Не думаю, что он таков. Он просто жесток, но не получает удовольствия от чужих страданий.

– Весьма справедливое наблюдение, – одобрительно кивнул Самир. – Так ты боишься боли, но не смерти?

Он двигался вперёд, а я пятясь отступала, как загнанная дичь. Его движения были медленными и выверенными, словно хищник, загоняющий жертву в угол. Казалось, он получал удовольствие от самого процесса моего бегства, наслаждался каждым мгновением. Самир был хищником, как и всё остальное в этом мире, и я была добычей.

– Ну что? – настаивал он. – Отвечай.

Боюсь ли я смерти? Я никогда об этом серьёзно не задумывалась, никогда не заглядывала в эту бездну.

– Чтобы не было недопониманий, я, конечно, не хочу умирать, – медленно проговорила я. – Это было бы неприятно.

– Принято к сведению, – кивнул он. – Но боишься ли ты её? Саму смерть как явление?

– Все умирают, – пожала я плечами, стараясь говорить спокойно. – По крайней мере… там, откуда я родом. Это естественный процесс.

Самир рассмеялся, и звук получился неожиданно искренним.

– Снова справедливое замечание.

Я отступила к спинке массивного кресла и издала короткий испуганный взвизг, когда поняла, что мне некуда деваться. В ответ он сделал ещё один шаг вперёд, закрывая последнее пространство. Он прижал меня к деревянной поверхности, уперев руки по обе стороны от меня, словно заперев в клетке из собственного тела.

Я застыла, не в силах вырваться. Я не могла проскользнуть под его рукой, на это у меня не хватало смелости. Моё лицо снова запылало жаром, и я поняла, что ужасно краснею, чувствуя, как разливается румянец по щекам. Но с какой, чёрт возьми, стати? Почему моё тело так реагировало?

– Я видел в бесчисленных душах разницу между желанием жить и страхом смерти, – произнёс он задумчиво, изучая моё лицо. – Часто одно ошибочно принимают за другое, путают эти понятия. И лишь когда одно из них отсекают, подобно лишней ветви, второе предстаёт в своём истинном, уникальном виде. В тебе же я не вижу страха смерти. Почему? Что сделало тебя такой?

Его голос был низким, и по-прежнему напоминал нож, завёрнутый в бархат – опасный, но манящий.

Паника и ужас – эмоции нестабильные, я это знала по опыту. Со временем они истощаются и сходят на нет, выгорая дотла. То, что остаётся после них, – это странное, нервное предвкушение, смесь любопытства и тревоги. Меня оно совершенно сбивало с толку, не давало сосредоточиться, ничего не скажешь. Я молчала, пытаясь собраться с мыслями, и лишь когда он едва заметно склонил голову, приблизив маску к моему лицу, я вспомнила, что он задал вопрос и ждёт ответа.

– Я работаю со смертью, – наконец выдавила я. – Постоянно. Каждый день. Полагаю, я просто… смирилась с этой идеей. Всегда была смирена с ней, с самого начала своей карьеры.

Мой голос прозвучал тише и слабее, чем мне бы хотелось, почти шёпотом.

– И чем же ты занимаешься? – поинтересовался Самир, наклонив голову. – Какая работа заставляет человека так близко соприкасаться со смертью?

– Я судмедэксперт-лаборант, – ответила я.

Я нашла недолгое укрытие в привычности рассказа о своей работе, даже если теперь это осталось в безвозвратном прошлом, в той жизни, что была до Нижнемирья.

– Это значит, я…

– Мне известно, – перебил он меня. – Как чудесно! Неудивительно, что ты стойко переносишь все ужасы, свидетелем которых стала здесь. Уверен, способы, которыми вы, смертные, умудряетесь калечить друг друга, стали куда более изощрёнными с тех пор, как я в последний раз ступал по Земле.

Странный комплимент, если это вообще можно было назвать комплиментом, но ладно, я его принимаю.

– И когда это было, если не секрет? – спросила я, надеясь перевести разговор в более безопасное русло. – Когда ты в последний раз был на Земле?

– В год 1812 от Рождества Христова я последний раз пробуждался, и наши миры совпали, – ответил он просто, словно говорил о чём-то обыденном. – Это было интересное время. Много разрушений, много смертей.

– О, – было всё, что я смогла выдавить в ответ, осознавая масштаб его возраста.

Воцарилась краткая пауза, тяжёлая и напряжённая.

– Не мог бы ты отступить немного, пожалуйста? – попросила я наконец, набравшись смелости. – Мне… неудобно так.

– Полагаю, мне бы этого не хотелось, – ответил он с дьявольской, но игривой ноткой в голосе. – Если только у тебя нет на то веской причины. Предупреждаю, на сей раз отговорка о моей дурной воспитанности не пройдёт. Придётся постараться лучше.

– Я… э-э… – Я не ожидала отказа, растерялась. Он бросал мне вызов, точно так же, как и во сне тогда. – Это неудобно?

– Ты уклоняешься от истинной причины, по которой желаешь, чтобы я отступил, – заметил он с усмешкой. – Нет. Попробуй снова. Будь честна.

– Когда ты так близко, это заставляет меня нервничать, – призналась я, сжав кулаки.

– Из-за чего именно ты нервничаешь? – не отставал он. – Конкретнее.

– Что ты можешь что-то сделать, – выдохнула я.

– Лучше, – одобрительно кивнул Самир. – Куда честнее, хоть и не слишком точно. Но это уже прогресс.

Самир тихо усмехнулся, и звук получился низким, почти интимным. На нём по-прежнему была металлическая перчатка на одной руке. Я знала это, потому что он поднял её и поднёс остриё своего когтя-пальца к моему подбородку, заставив меня запрокинуть голову назад. Мне пришлось подчиниться движению, иначе он бы вонзил его в мою кожу, проколов её. Я боялась даже сглотнуть, чувствуя холодный металл у горла.

– Полагаю, твоё определение «что-то» охватывает множество категорий, целый спектр возможностей, и я должен упрекнуть тебя за слабую политическую увёртливость, – произнёс он с усмешкой. – Но я разрешу это, ибо не оговорил обратного. Считай это моей снисходительностью.

Он резко сменил тему, и его тон стал лёгким и непринуждённым, словно мы вели светскую беседу за чаем, даже несмотря на то, что я почти встала на цыпочки от его когтя у меня под подбородком.

– Хорошо ли ты провела день? – спросил он почти заботливо. – Не скучала ли? Не было ли тебе одиноко?

Я не могла вымолвить и слова, горло перехватило от страха, и он, вероятно, это прекрасно понимал и наслаждался этим. Используя самое минимальное давление, он развернул меня от кресла и начал плавно вести назад, словно мы танцевали.

– Мне доставило удовольствие наблюдать за тобой сегодня, – признался он. – Должен признаться, я не слишком преуспел в своих прочих начинаниях, исследованиях. Наблюдать за тем, как ты впервые открываешь для себя мой мир, как изучаешь его, было соблазном, которому я не в силах был противостоять. Ты очень выразительна.

Я снова пискнула, когда он прижал меня к стене, развернув резким движением. Самир встал прямо передо мной, почти вплотную, и лишь тогда, когда все пути к отступлению были отрезаны, он убрал коготь от моего подбородка. Он положил свою металлическую ладонь на основание моей шеи, словно ошейник. Самир не давил и не сжимал, во всяком случае, пока. Его когти лишь слегка касались кожи по бокам, оставляя едва ощутимые следы.

– Скажи мне, дорогая, что ты думаешь о моём доме? – спросил он мягко, почти нежно. – Мне интересно твоё мнение.

Я беспомощно залепетала, вжимаясь в стену ладонями, словно пытаясь провалиться сквозь неё. От нахлынувшего страха я поначалу не могла вымолвить и слова, язык не слушался. Самир, казалось, был счастлив подождать, терпеливо изучая моё лицо.

Наконец, я сглотнула ком в горле и сумела выдавить ответ.

– Он прекрасен, – прошептала я. – Но ужасающ. Одновременно.

Такова была правда, чистая и простая.

– Продолжай, – велел он. – Это ещё не всё. Расскажи мне больше.

– Как будто бродишь по кошмару наяву, – медленно проговорила я, подбирая слова. – Часть вещей я не в силах осмыслить. Это просто… головокружительно от всех этих деталей, от этого обилия красоты и ужаса.

Самир поднял свою неприкрытую перчаткой руку и нежно провёл кончиками пальцев по моей щеке, словно изучая текстуру кожи. Я дёрнулась рефлекторно, но это его нисколько не остановило и, похоже, даже не обидело. Его прикосновение не было грубым или мозолистым, как у Каела, натруженными руками воина, но и не хилым или слабым. Его кожа была тёплой, почти горячей, и он медленно погрузил пальцы в мои волосы, перебирая пряди. Я с утра кое-как привела себя в человеческий вид, и мои волосы сегодня решили быть кудрявее обычного, вьясь непослушными локонами.

Самир обвил прядку моих светлых волос вокруг своего пальца, лениво закручивая её, наблюдая, как она ложится витком, а затем отпустил, позволяя ей соскользнуть.

– Я рад, что ты так считаешь, – наконец произнёс он в раздумчивой манере, словно мой ответ действительно что-то для него значил.

Его рука вновь вернулась к моей щеке, на этот раз прильнув ладонью к моей челюсти, а подушечка большого пальца принялась скользить по моей коже медленными, гипнотизирующими движениями. Я повернула голову, пытаясь избежать прикосновения, но это его не остановило – он просто последовал за движением.

Мне хотелось попросить его перестать трогать меня, отойти, дать мне пространство. Но моё сердце по-прежнему застряло в горле, не давая возможности произнести слова, сдавливая дыхание. Пульс бешено стучал в висках, в запястьях, в горле, и я была уверена, что он чувствует его под своей ладонью, ощущает этот безумный ритм.

В воздухе вновь витал запах старых книг и кожи, словно в столетней библиотеке, что хранит тайны веков. Он был густым, опьяняющим, окутывающим, и смесь близости Самира с его прикосновениями заставляла моё лицо пылать жаром. Даже стиснув зубы изо всех сил, чтобы не издать испуганного всхлипа, я не могла сдержать румянца, что разливался по щекам и шее.

– Что ты хочешь от меня?.. – наконец выдохнула я, и мой голос был чуть слышен, едва различим. – Зачем всё это?

Самир усмехнулся, и его ответ прозвучал низким гулом в груди, вибрацией, что я почти физически ощутила.

– О, моя дорогая, какой же это глупый вопрос, – произнёс он с нескрываемым весельем.

– Почему? – не отставала я. – Почему глупый?

– Тебе не понравится мой ответ, – предупредил Самир, и в его голосе прозвучала какая-то тёмная нотка.

В животе у меня поднялась волна ужаса, холодная и тяжёлая, и странный, мучительный страх скрутил меня, пока я гадала, что же он собирается сделать, какие ужасы может совершить. Самир рассмеялся, глядя на моё выражение лица, явно наслаждаясь моим испугом, и закончил свою мысль:

– От тебя я получу всё.

Я побелела, чувствуя, как кровь отливает от лица. Его ответ оказался хуже, чего бы я ни ожидала, даже с его предупреждением, даже с учётом того, что он меня предостерёг. Самир цыкнул языком, видя мою реакцию, моё побледневшее лицо, и я почувствовала, как он сместился. Его локоть упёрся в стену рядом с моей головой, когда он наклонился ещё ближе, нависая надо мной. Его рука в перчатке скользнула вверх от горла, чтобы прикоснуться к моей щеке и развернуть мою голову к себе, заставляя смотреть прямо на маску. Металл был холодным, в отличие от тепла его другой руки мгновением ранее – контраст был разительным.

– Ты неправильно поняла меня, дорогая, – произнёс он, и в его голосе появились утешающие нотки. – Я не тот примитивный насильник, что Каел. Я не животное, что действует лишь инстинктами. Ты возбудила моё любопытство своей загадкой. Мой интерес к тебе отнюдь не ограничивается теми удовольствиями, что может предложить плоть, хотя и они имеют свою прелесть. Хотя…

Он многозначительно умолк, давая мне время осознать сказанное. Его голос стал тише, почти шёпотом, когда он склонился к моему уху. Длинные, тёмные пряди его волос коснулись моего лица, заставив меня содрогнуться от неожиданности.

Я бы не стала касаться этого комментария и десятиметровой палкой, предпочитая вообще игнорировать эту тему, поэтому просто обошла эту тему стороной.

– Я не знаю, почему ваши Древние отвергли меня, – начала я, умоляя Самира пересмотреть причины его интереса, найти другое объяснение, – и…

Но он снова отрицающе повёл головой, и маска оказалась опасно близко к моей щеке, почти касаясь кожи.

– Хотя это и очаровательная загадка, которую предстоит разгадать, восхитительная головоломка, не поэтому ты меня интересуешь, дорогая моя…

К этому моменту я, наверное, была восьми разных оттенков малинового, от бледно-розового до почти пурпурного.

– Я ещё не постиг всей твоей глубины, всех твоих тайн, – продолжил он задумчиво. – Пока мы будем это выяснять, знай – я не жалкий громила. Я не стану принуждать тебя силой или шантажировать, чтобы заставить совершить что-либо против твоей воли. Это было бы слишком… грубо.

– Спасибо, – выдохнула я с облегчением.

– Я буду испытывать твои пределы, проверять, где они проходят, – предупредил он, и голос стал жёстче. – Я буду искушать тебя и обманывать, манипулировать и провоцировать. Я буду с тобой играть, как кошка с мышью. Боюсь, я очень люблю игры, особенно те, где ставки высоки.

Его голос был подобен лезвию бритвы – острый и опасный, способный резать одним только звучанием.

– Но ты всегда можешь отказать мне, – добавил он. – Таково моё обещание тебе. Мой обет, который я не нарушу.

И вдруг, словно в мозгу у него щёлкнул выключатель, резко изменив настроение. Он резко отступил от меня, давая пространство. Тёмная, чувственная аура, что исходила от него, растворилась, словно её и не было. Самир коротко рассмеялся, снова заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

– Что ж, приступим к работе? – спросил он деловито, словно ничего не произошло.

– Ч-что?.. – растерянно переспросила я.

Самир повернулся ко мне спиной и направился к дальнему концу стола, оставив меня стоять у стены, как дуру, всю дрожащую и растерянную, не понимающую, что только что произошло. Он отодвинул стул, уселся и начал листать книгу, перебирая записи, словно пытаясь вспомнить, на чём остановился в своих исследованиях.

– Можешь начать с того, что вернёшь книги с того края стола на их законные места на полках, – распорядился он, не поднимая головы. – Они уже давно ждут своего часа.

И словно меня и не существовало больше в этой комнате, Самир погрузился в свою работу, весь уйдя в изучение того, над чем корпел, полностью сосредоточившись. Я так и осталась стоять у стены, чувствуя себя так, будто мимо меня на полной скорости пронёсся поезд, оставив меня одну на перроне с разинутым ртом и взъерошенными волосами.

Пока страх и адреналин постепенно остывали, отступая, а узлом затянувшийся живот понемногу расслаблялся, я вспомнила слова Самира, сказанные прошлой ночью во сне. Он просил меня помочь ему с исследованиями в обмен на ответы на мои вопросы, на информацию о том, как вернуться домой.

Выпустив долгий выдох, которого сама не осознавала, что задерживала, я стала перебирать варианты. Могла просто выйти и вернуться в свою комнату, запереться там и не выходить. Могла схватить книги и начать швырять ими в его голову, вымещая всё напряжение. Могла опуститься на пол и рыдать от бессилия и страха. Или же могла просто… начать расставлять книги, как он и просил.

Прямо сейчас не было причин для гнева, если подумать трезво. Если подумать здраво и рационально. Преследовать меня по комнате, вероятно, не считалось здесь чем-то из ряда вон выходящим, это могло быть нормой. Он не причинил мне боли, ни одной царапины. Не угрожал напрямую расправой или пытками. Всё, что он сделал, – это вторгся в моё личное пространство и немного попугал. Самир не требовал, чтобы я работала на него как рабыня; он предложил честную сделку, взаимовыгодное соглашение. Моя помощь в обмен на его знания – справедливый обмен.

Я прекрасно понимала, что Самир мог бы заставить меня стоять на коленях и лизать его ботинки – или что-то ещё, куда более унизительное, – будь у него такое желание. Как бы ни хотелось мне считать себя сильной и независимой, у меня не оставалось сомнений: если он нажмёт как следует, найдёт нужные точки, я сломаюсь. Сломался бы кто угодно на моём месте. В этом мужчине не было и тени застенчивости или сомнений, и я была уверена, что за его долгую жизнь, что длилась столетия, у него накопился изрядный опыт в причинении боли людям и не только.

Могло быть и хуже, – напомнила я себе строго. – Намного хуже.

Меньше двух дней назад я сидела в тюремной камере у мужчины, который всё ещё жаждал моей смерти, планировал её. Этот же был интенсивным и приставал ко мне, пугал и провоцировал, но вежливо просил расставить книги в обмен на информацию. Не ной, идиотка, сказала я себе. Соберись.

Наконец, я отлипла от стены и направилась к стопке книг в конце массивного стола, стараясь не смотреть на Самира. Я принялась перелистывать их и обнаружила, что большинство из них написаны не на русском языке, что усложняло задачу. Французский, латынь, немецкий, какие-то символы, что я вообще не могла опознать – о боже, расставлять книги на кириллице и, скажем, на иврите будет ещё тем испытанием, целым приключением.

– Как у тебя организованы полки? – тихо спросила я, боясь его потревожить в работе. – По какому принципу?

Мой вопрос, похоже, не вызвал у него раздражения, и он ответил ровным, спокойным тоном, не отрываясь от чтения:

– В алфавитном порядке по фамилии автора, затем по названию. Стандартная система. Ничего сложного.

Простой вопрос – простой ответ. Понятно и логично.

И я принялась за работу, решив не усложнять ситуацию. В первый час мне удалось водворить на место лишь две книги, пока я пыталась освоиться среди безумно высоких и замысловатых книжных шкафов, что тянулись до самого потолка. По ходу дела я с любопытством пролистывала книги, не в силах удержаться. Многие были о магии – заклинаниях, ритуалах, теориях энергии. Древние оккультные науки, история Земли, трактаты о природе души и тому подобное. Многие темы или авторы, как я подозревала, были нечеловеческой природы – имена звучали странно, неземно.

Конечно, у них была своя литература и своя письменность, своя культура. Мне следовало перестать думать о Нижнемирье как о мире-фантоме, призрачной копии реальности. Местные жители имели свою собственную культуру, развивавшуюся тысячелетиями. У этих людей был свой уклад жизни, свои традиции и обычаи. У них, вероятно, была своя музыка, искусство, театр, литература, они представляли собой полноценное общество со своей историей.

Это подтвердилось, когда я наткнулась на «Историю Нижнемирья» в десяти толстых томах, каждый из которых был размером с хороший кирпич. Я отложила свою стопку книг и вытащила первый том, тяжёлый и пахнущий старой бумагой. Он был написан на смеси языков, перескакивая с русского на другие варианты по мере необходимости, что делало чтение довольно затруднительным.

– Кайден, автор, хоть и методичен, но невыразимо скучен, – донёсся до меня голос Самира из-за спины, заставив вздрогнуть. Он не сдвинулся с места за столом и даже не поднял головы от своих бумаг. – Не рекомендую его труды, если только ты не наслаждаешься изложением истории в стиле инструкции по сборке кухонного комбайна. Крайне утомительное чтение.