Рождество по-эльфийски. Напарники без цензуры

Еще одна пуговица сдалась под напором ловких пальцев Лунтьера.

А потом его движения странно замедлились, координация движений нарушилась, и он покачнулся, отстранившись и глядя на меня мутным взором.

Выглядел он так, будто его нестерпимо клонило в сон, веки налились свинцом, и он с трудом разлеплял их.

– Чем еще ты меня одурманила, ведьма? – сонно пробормотал он. – Я ж отомщу.

С этими словами он душераздирающе зевнул, покачнулся, закатил глаза… И навалился на меня, неожиданно заснув прямо так, стоя. Удержать взрослого спящего мужчину я была не в состоянии, а потому Лунтьер тут же начал сползать по мне, эффектно уткнувшись носом в ложбинку моего декольте.

– Готов, миленький! – радостно пискнул Морф, зависнув в воздухе и радостно тараща свои огромные глазки. – Я таки успел, у меня получилось!

– Ч-что ты сделал? – спросила я, непонимающе переводя взгляд со сладко посапывающего в моем декольте Лунтьера на фамильяра.

Морф помахал в воздухе буклетом с эмблемой кондитерской «Сладкие мечты».

– Вспомнил, что в инструкции, которая прилагалась к тем конфеткам с афродизиаком, на эту тему было несколько интересных заметок. Продавщица тебе говорила что-то про побочки, и я, когда конфетки менял, на всякий случай эту инструкцию прочел и сохранил, мало ли. В общем, помимо ряда увлекательных побочек при передозировке конфет, тут также сказано про несовместимость этих конфет с некоторыми продуктами и запахами. В том числе есть указание на то, что конфеты не рекомендуется пить с крепким мятным чаем или вдыхать очень густой мятный аромат, пока действуют конфеты, иначе велика вероятность мгновенной снотворной побочки. Я решил проверить эту теорию, чтобы мягонько вырубить твоего Лунни, сыпанул в аромасвечу и листьев мяты и эфирные масла. Как видишь, сработало, он надышался и вырубился.

– Морф, ты гений! – облегчённо выдохнула я. – А то я не знала, что делать, и не поняла, зачем мы мяту в свечу бросаешь…

– А сама ты инструкции читать не умеешь, да?

– Я их читаю только после того как у меня сломался товар, к которому прилагалась инструкция.

– Ну вот, он как раз сломался, – хихикнул Морф, кивнув на сладко сопящего Лунтьера, и кинул мне инструкцию, которую я поймала на лету одной рукой. – На! Почитай теперь.

Я с опаской развернула буклет и быстро пробежалась по строчкам, от каждой из которых мой глаз дёргался всё больше.

– Сколько он конфет съел, не помнишь?

– Вроде говорил что-то про десять штук.

Я от души выругалась.

– Маргсов сладкоежка! Не мог съесть одну конфетку и успокоиться?!

– Что, тоже впечатлила перспектива побочек? – ехидно произнес Морф.

– Безю-ю-юмно! Ладно, мне главное с ним ближайшие несколько дней не видеться, не контактировать, не прикасаться к нему, и тогда всё будет нормально, – вздохнула я, слезая со стола и придерживая крепко спящего Лунтьера, чтобы он не плашмя упал на пол, а аккуратно на него сполз. – Благо я сегодня отправляюсь в Геросс, буду там занята делом, я собираюсь работать по двадцать часов в сутки минимум и выжимать максимум из этой поездки, так что всё будет хорошо… Наверное…

– Это при условии, что за эти несколько дней ты ни разу не пересечешься с этим спящим красавцем, – Морф задумчиво почесал в затылке, летая кругами над Лунтьером. – Тебе придется быть максимально острожной, Еля. Потому что если вы там пересечетесь, то будет большой плюх-х-х!

– Ой, лучше помолчи и не нагнетай, а? Я и так в ужасе от того, что здесь сейчас происходило!

– Н-да? Что-то я не заметил, чтобы ты была в ужасе. Шейку под поцелуи ты подставляла очень даже охотно и жмурилась совершенно точно не от ужаса. Может, я вообще зря его усыпил, и мне следовало тихонько просочиться через замочную скважину и оставить вас наедине?

Я возмущенно засопела и поджала губы. Не желая признаваться в правоте Морфа.

Ну а что? Поцелуи Лунтьера были ох как обжигающе приятны, глупо отрицать очевидное. Но также мне не стоило и обольщаться: Лунтьер просто был под влиянием туманящего разум зелья, и в таком состоянии он вряд ли мыслил и действовал так, как делал бы это при других обстоятельствах. Так что мне не стоило придавать хоть какой-то вес его словам о том, как он меня еще в первую встречу заприметил и бла-бла.

Ни о чем подобном он на самом деле не думал, и никаких теплых чувств ко мне не испытывал, просто его слова и действия были продиктованы треклятыми конфетками. А так как он находился в опасной близости от меня уже непосредственно в процессе воздействия афродизиака, то его воспаленный разум воспринял меня как объект обожания, не более того.

Так что, снимай-ка розовые очки, Еля, не обольщайся и сматывайся скорее подальше от этого Лунтьера. Пройдет несколько дней – и его маниакальное влечение пройдет, и всё это забудется.

Я вздохнула, застегнула пуговицы на блузке, стараясь не думать о том, как волнующе Лунтьер их расстегивал, и потянула этого спящего красавца, подхватив под руки. Красавец оказался слишком тяжелым, и я дунула на рыжую прядь волос, упавшую на лоб и мешающую обзору. Повернулась к фамильяру.

– Морф, помоги! Надо на кровать его затащить. Не оставлять же на полу валяться.

– Я тебе что, силач, чо ли?

– Не прикидывайся, я знаю, что ты сильнее, чем обычно это демонстрируешь.

Пришлось немного напрячься, чтобы уложить Лунтьера на кровать, но вдвоем с Морфом мы справились. Левитационными чарами я пользоваться не рискнула, справедливо опасаясь, что сейчас, будучи во взбудораженном состоянии, от взмаха моей руки Лунтьер не аккуратно перелетит на кровать, а случайно вылетит в окно. Ну его, рукам я как-то больше доверяла, чем шалящей магии.

Закончив сие действо, мы с Морфом оба зависли у кровати, тяжело дыша после внеплановой физической нагрузки, и глядя на Лунтьера. Тот крепко спал, приоткрыв рот и сладенько посапывая во сне. Выглядел он сейчас очень безобидным и таким милым-забавным, что хотелось потрепать его за щечку и погладить за ушком… И не только за ушком… Тьфу ты, Еления, вообще не о том думаешь!

Впрочем, о чем-то другом думалось пока с трудом.

– Ну и… Что мы будем делать с этим недохинкалем? – деловито уточнил Морф таким тоном, будто спрашивал, куда деть труп.

– Как – что? – я коварно улыбнулась и потянулась к пуговицам на рубашке Лунтьера. – Раздевать будем, конечно.

– И записочку оставим? – тут же смекнул что к чему Морф.

– И записочку… И не только ее.

Я на минутку отвлеклась, чтобы накрасить губы алой помадой. А потом наклонилась над крепко спящим Лунтьером и коснулась губами его шеи, оставляя алый след от поцелуя.

Глава 16. Искры из глаз

[Лунтьер]

Голова болела так, будто я накануне выпил несколько бутылок темного айлинора на голодный желудок. С трудом разлепил глаза, тут же зажмурился и застонал от невыносимо яркого света, льющегося из приоткрытого окошка прямо на мое лицо.

Повернул голову и отупевшим взглядом оглядел комнату, которая совершенно точно мне не принадлежала. Серая комнатушка, простая мебель, никаких излишеств.

Где я, Маргс вас раздери?

Память поддавалась с трудом, со скрипом, возвращаться в черепную коробку она явно не желала. Шевелиться тоже не хотелось. Тем более что мне так хорошо и тепло лежалось в кроватке, и мягкое одеяло так приятно ласкало тело…

Так, стоп. Я что, обнаженный лежу?

От осознания факта полного отсутствия на себе одежды я аж немного пришел в себя. Немного, но хватило на то, чтобы более внимательно оглядеться.

И понять, что в моей руке что-то лежит. Вернее, в нее что-то вложили, и я так и спал с этой вещью в руках.

Подняв руку и покрутив в воздухе белое нечто, я осознал, что это предмет женского кружевного белья. На этом моменте память прострельнула воспоминаниями, и я проснулся окончательно.

Штольценберг, чтоб тебя!!!

Тихо зарычав от бессильной злости, я отшвырнул в сторону кружева и ме-е-едленно сел на кровати. Повернулся в сторону зеркала, висящего аккурат напротив кровати, и аж подскочил к нему, чтобы убедиться, что у меня всё в порядке со зрением.

Нет, зрение мне не изменяло: на моей шее действительно красовался алый след от губной помады. И на груди. И в уголке губ. С учетом взъерошенного вида и моей наготы, и моих вчерашних поползновений в сторону Елении, эти следы от женских губ очень толсто намекали на то, как именно и с кем я провел эту ночь… Только я ничего об этом не помнил.

Свои беспардонные поцелуи – помню. Совершенно не мог держать себя в руках, запах Елении так и манил зацеловать ее с головы до ног, и эти треклятые шоколадные конфеты не оставляли мне никакого шанса устоять перед соблазном. Мне попросту сорвало тормоза, и внутренние желания, подпитанные зельем, прорвались наружу.

Помнил ее сладкий полустон, свой восторг от реакции ее тела на мои прикосновения, помню, как перед глазами всё резко начало мутнеть. А дальше… дальше ничего не помнил.

Так было между нами что-то или нет?

Пить хотелось нещадно. На тумбочке у кровати стоял графин с водой и уже наполненным стаканом, в который я жадно вцепился, осушив в два больших глотка. От попадания живительной влаги в организм стало полегче, и я потянулся к графину, чтобы налить воды еще.

Взгляд упал на белый конверт, который лежал под стаканом, я сразу его не заметил. Нахмурился, глядя на отпечаток губной помады, вызывающим алым пятном выделяющийся на белой бумаге. Хм, очевидно, это адресованное мне послание?

С опаской развернул конверт и достал оттуда короткую записку, написанную аккуратным округлым почерком:

«Спасибо, что подарил мне эту прекрасную ночь. Может, не будем повторять? Ты меня не особо впечатлил, даже до конца не довел»

– Вот же… бестия! – злобно прошипел я.

Хотя на языке вертелись гораздо менее цензурные слова.

Ответочку мне, значит, сделать решила. А о последствиях совсем не подумала, да?

Настенные часы отсчитали десятый час утра, и я снова ругнулся, лихорадочно надевая брюки, которые были сложены в виде издевательского сердечка на полу.

Проклятье! Я скоро должен быть в Героссе, а я похож на человека, который всю ночь пил исключительно крепкие напитки и спал с тремя женщинами сразу, как минимум.

Мне даже душ принять было некогда, так что я быстро плеснул в лицо воду и обтерся мокрым полотенцем, матерясь на алую помаду, которая оказалась стойкой и не желала оттираться ни мылом, ни любыми другими чистящими средствами, которые только смог найти, а в своем расшатанном состоянии экспериментировать с очищающими чарами я не рисковал. Глаза мои сияли яростным золотом при мыслях о Штольценберг.

Я так и не понял, чем она меня одурманила, помимо шоколадных конфет. Заснул-то я с чего?

В воздухе еще витал остаточный запах мяты, и я хорошо помнил, как сильно запахло мятой перед тем, как у меня поплыло сознание. Но не от мяты же оно поплыло, в самом деле. Я не кот, в конце концов! Вроде бы…

Лихорадочно приводя себя в порядок, я думал о том, что настолько жестко меня девушки еще не обламывали. Нет, ну, всякое случалось в моей жизни, но чтобы так…

Эта лиса сама не понимала, какой сильный инстинкт охотника во мне пробудила.

Я раздраженно швырнул полотенце на пол и в шоке уставился на вытянутую руку: там, на запястье очень быстро мелькали золотистые цифры от нуля до десяти. И я очень хорошо понимал, что это значит…

***

Пару минут спустя я уже лихорадочно собирал свои вещи в особняке, вернее, закидывал уже приготовленный чемодан с вещами в багажник экипажа, забирал папку с бумагами из кабинета и на ходу переодевался в приличную одежду. Со стороны это выглядело очень забавно, потому что убирать снятую одежду мне было некогда, так что я оставил за собой след их брошенных на пол носков, брюк, рубашки, на ходу переодеваясь в чистое. Даже ботинки шнуровать было некогда, так что я кинул их в экипаж, чтобы позже разобраться с обувью.

В голове был сумбур, но я пытался отбросить в сторону мысли о Штольценберг хоть на некоторое время. Вот прибуду в Геросс, приму дело официально – и тогда уже можно будет немножко пострадать в тяжких думах.

Снова кинул нервный взгляд на запястье левой руки. Золотистые цифры на нем больше не мелькали, но это место слегка зудело, и кожа раскраснелась.

Я тяжело вздохнул, мысленно дал себе затрещину и нажал в экипаже на рабочей панели несколько кристаллов, подготавливая экипаж к телепортации.

Не. Думать. О. Штольценберг. И обо всем, что нас с ней может связывать.

Однако не думать о ней было сложно хотя бы по той причине, что треклятая стойкая помада на моей шее, груди и уголке губ никак не хотела стираться. Да что это за перманентная краска такая?!

В панике глянув на часы и поняв, что у меня осталось критично мало времени до встречи с принимающей эльфийской стороной, я набрал на связном браслете-артефакте комбинацию кнопок-кристаллов, чтобы срочно поговорить с тем, кто поможет мне.

Она ответила почти мгновенно.

– Да, милый, – раздался из связного браслета теплый женский голос.

– Привет, мам. У меня есть деликатная проблемка, и, кажется, мне нужна твоя помощь.

– Какая бестия тебя покусала? – деловито уточнила Сирини́ти.

Я аж опешил.

– Ты как догадалась, что моя проблема связана с девушкой?

– Интуиция, милый мой… Интуиция.

Я улыбнулся, но тут же посерьезнел.

– Только не смейся, пожалуйста, над моим вопросом, хорошо?

– Милый, я хоть раз смеялась над тобой в ситуациях, когда тебе нужна была помощь?

– Нет, но… – я вздохнул. – В общем… Подскажи, как стереть стойкую алую помаду? Ее не берет ни мыло, ни другие чистящие средства. А экспериментировать с бытовыми чарами в своем нынешнем состоянии, да еще перед встречей с геросскими чиновниками я не рискну.

Пауза.

– Уточни, пожалуйста, откуда именно необходимо стереть помаду? С рубашки имеешь в виду?

– С тела, – буркнул я.

Еще одна пауза, на этот раз – подлиннее, на пару секунд.

– Я так понимаю, мне лучше не спрашивать о подробностях?

– Правильно понимаешь.

– Я так и подумала.

Маму я видеть не мог, но почувствовал на расстоянии, как она широко улыбается.

– Вообще, для таких помад, конечно, существуют специальные очищающие средства, но, я так понимаю, у тебя нет их под рукой, и закупаться ими некогда. В таком случае, возьми подсолнечное масло и с помощью салфетки удали следы от помады.

Можно подумать, у меня подсолнечное масло под рукой было!..

Не то чтобы я часто готовил дома. По правде говоря: практически никогда. Обычно моя готовка заключалась в распаковывании готовой еды и раскладывании ее по тарелочкам, если гости дома. А если гостей нет – то можно прямо из доставочных коробок поесть, и так сойдет. Я вообще редко ел дома, а готовил – и того реже. Некогда, я хоть и холостяк, но был женат на работе.

Впрочем, теперь я хотя бы понимал, что делать.

– Спасибо, мам. Выручила. Заскочу к вам завтра, после того как осмотрю заболевшего геросского императора. Думаю, мне нужен будет ваш совет по этому странному делу. Чует мое сердце, что дело пахнет гнилью, и без помощи Армариллиса мне тут будет не обойтись. Ну и…

Я вновь кинул короткий нервный взгляд на запястье левой руки, где после мелькания цифр осталось красноватое пятно на коже.

– В общем, есть еще о чем поговорить.

– Будем ждать, милый, – ласковым голосом произнесла Сиринити и сама прервала связь.

Мама у меня вообще очень лаконичный человек, а еще – очень хорошо чувствующий, когда можно поболтать подольше, а когда собеседника лучше не допекать лишними разговорами и формальностями. Недаром же она маг-интуит.

К счастью, подсолнечное масло нашлось на моей холостяцкой кухне, и я схватил бутылочку и пачку салфеток с собой в экипаж, нажимая на кнопки телепортации.

Некогда уже было приводить себя в порядок, на ходу ототру эту алую помаду, ингредиенты для которой явно изобрел сам дьявол в Преисподней.

Геросские эльфы не терпят опозданий. Впрочем, я и сам их не любил, так что втопил педаль газа и влетел вместе с экипажем в воронку телепортации, через несколько секунд уже мчась по трассе в приграничье Геросса. Не отрываясь от вождения, оттирал ватными промасленными дисками помаду с лица. Она оттиралась с трудом, но я все-таки побеждал в этой ожесточенной схватке, не в силах перестать хоть на секунду думать об одной рыжей лисице.

Ох, Штольценберг, радуйся, что я уезжаю в командировку и не увижу тебя ближайшие несколько дней как минимум. Есть шанс, что за это время у меня из глаз хотя бы искры бешенства перестанут вылетать…

Глава 17. Куратор

Солнце красочно золотило верхушки деревьев, когда я прошла по проложенному для меня порталу и впервые увидела Бэйлино́р во всей красе.

В нос ударил запах моря, а точнее – океана. Здесь было тепло, и ветер шаловливо трепал моё платье с изящным цветочным узором. Для отправления в Геросс я оделась по эльфийской моде и теперь красовалась длинным бежевым платьем с шифоновой юбкой.

Этот приграничный город раскинулся на берегу океана, где соленый ветер смешивался с ароматом цветущих джаренских лиан, обвивавших белоснежные башни. Эльфийские постройки, изящные и воздушные, стремились к небесам, стены зданий были покрыты резьбой, изображающей волны и ветер, а белые крыши, с их плавными изгибами, напомнили мне крылья чаек, коих тут было в избытке. Одна такая хулиганистая особа громко клянчила кусок хлеба у прогуливающийся по набережной парочке эльфов.

На парочку, как и на других прохожих, я смотрела с любопытством. В Искандере редко можно было увидеть эльфов, так что эти остроухие граждане вызывали у меня большой интерес.

– Нам сюда, – указал сопровождающий инквизитор, темноволосый мужчина лет тридцати.

Он встретил меня вчера в указанной Рошфором точке сбора и провел порталом на эльфийское приграничье, где мне до позднего вечера оформляли пропускные документы, сканировали магически и в целом смотрели на меня так подозрительно, будто я не аккредитованный журналист, а мигрант, который везет в сумочке запрещенные вещества или взрывное устройство. Я напряглась, не зная, прознают ли о моей сущности этими сканирующими чарами, и если да, то как на нее отреагируют? Но эльфийский проверяющий, высокий красивый мужчина средних лет с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу, был вообще безэмоциональным и не давал никаких комментариев.

На ночь меня разместили в местной приграничной гостинице, а утром я в сопровождении инквизитора проследовала к таможенному пункту, который работал всего два часа в день. Странная у них пропускная система была, конечно, ну да эльфы в целом – весьма специфичный народ.

Но до самого́ эльфийского материка еще предстояло добраться, напрямую туда порталы не прокладывали просто так, и всех посетителей типа меня проводили через таможенный пункт в приграничном городке Бэйлиноре, который соединялся с материком Геросса огромным мостом, его конструкция казалась какой-то нереальной. Я с опаской посмотрела на длиннющий мост впереди, такой длинный, что я едва видела полоску противоположного берега, куда меня собирались дальше переправлять. Из-за сияющих на солнце светлых металлических перекрытий мост издалека казался обманчиво воздушным, парящим в воздухе.

– А это точно надежная конструкция? – тихонько пискнул Морф, сидящий на моем плече.

– Это Гайло́рский мост, как визитная карточка всего Геросса, – так же тихо пояснила я. – Эльфы славятся умением творить с любыми металлами такие вещи и сложнейшие конструкции, которые действительно кажутся нереальными. И всё самое лучшее холодное оружие производят именно в Героссе и развозят по всем странам.

Я много слышала про этот мост и с замиранием сердца ожидала, когда мы приблизимся к этому чуду архитектуры.

Мы шли по улице, вымощенной светлым камнем, отполированным тысячами шагов, между плитами пробивалась сочно-зеленая трава, а рядом в небольших фонтанах плавали серебристые рыбки.

Шли по оживленной набережной, где торговцы предлагали свежие фрукты, сушеные водоросли и украшения из перламутра, в воздухе витал запах жареной рыбы с пряностями и сладких лепешек на меду.

Я отметила, что речь всех эльфов по тональности значительно отличалась от привычной искандерской, она лилась, как ручеек, и почему-то вызвала ассоциацию со струнами арфы. Здесь, в приграничье, было много приезжих из разных стран, так что эльфийская речь звучала вперемешку с международным языком. Геросские эльфы при желании могли бы прекрасно его выучить и говорить со всеми только на нем, но ключевое слово – при желании. Эльфы принадлежат к той нации, которая жутко гордилась всем национальным, включая родной язык, поэтому международный они учили весьма неохотно, вынуждая весь мир, желающий получать оружие из эльфийского серебра, учить эльфийский. Проклятые снобы! Если бы не они, мне бы не приходилось сейчас утыкаться в карманный разговорник по эльфийскому языку, который мне выдал инквизитор.

Я его рано утром, кстати, с психу пыталась выбросить из окна (разговорник, не инквизитора!), но была остановлена фамильяром.

– Эй, ты чего творишь? Он же тебе пригодится, полезная вещь!

– Н-да? Ты открывал этот разговорник, читал хоть что-нибудь? Да я ни в жизнь не выговорю ни одно из этих предложений! Не говоря уже о том, чтобы начать понимать что-то на слух!

Эльфийский язык напоминал мне по звучанию какую-то дикую смесь из французского и японских языков моего мира. И то и другое я всегда считала инопланетной речью и мысленно крестилась в благоговейном ужасе, когда встречалась с человеком, выучившим эти языки и свободно на них разговаривающим. По мне, так это что-то из области фантастики. Я вот всю жизнь учила английский, пыталась учить немецкий и испанский, но ни один иностранный язык так и не смог овладеть мной.

– Поживешь немного в Героссе – и начнешь лучше воспринимать эльфийский на слух! – Морф был несгибаем в своем позитиве.

– К фарну всё это! Даже не буду пытаться. Работать я и без этого смогу, Рошфор прав.

– Елечка, но как же тогда ты сможешь объясниться с эльфами, если тебе срочно понадобится что-то такое, где без эльфийского будет не обойтись?

– Переводчика найду. Или на язык жестов перейду.

– А если ни того, ни другого не найдется?

– Тогда перейду на матерный язык. Его все понимают! Даже геросские эльфы.

[Лунтьер]

С трудом подавил чудовищный зевок и опустил стекло на дверце, чтобы впустить в экипаж свежий воздух, наполненный солёной свежестью океана и сладковатым ароматом цветущих вье́тов – синих эльфийских лиан, чьи лепестки мерцали в сумерках, как звезды. Белоснежные башни города, украшенные резьбой в виде волн и ветра, отражали последние лучи солнца, а где-то вдали слышался перезвон хрустальных колокольчиков – может быть, сигнал рыбачьих лодок, возвращающихся в гавань.

Спать хотелось нещадно. А еще – убивать. Убивать хотелось чуточку больше, и не абы кого, а одну конкретную такую рыжую бестию.

Меня подозрительно потряхивало, и то знобило, то бросало в жар, и мысли крутились вокруг одной девушки. Состояние было одурманенное, и меня терзали смутные сомнения, что это состояние может продлиться еще несколько дней, и одной только этой туманностью в голове может не ограничиться.