50 грамм справедливости

– Что самое неприятное, – продолжил Линдхольм, откидываясь в кресле, – вы ведь не новенький. Стаж, заслуги. Даже какое-то понимание жизни. Но у нас же не кабак. Мы же тут не карты играем, а государство защищаем, верно?

Виртанен молчал.

– Ваше счастье, что вы все там перепились – иначе бы ты уже пошел под трибунал. Ты меня понимаешь, Виртанен?

Олави кивнул.

– Пока вы отправляетесь в отпуск за свой счет. Через месяц все уладится и мы подумаем о вашем переводе. Если страсти утихнут, разумеется.

– В отпуск? – безнадёжно уточнил Олави.

– В неоплачиваемый отпуск. До особого распоряжения.

Линдхольм откинулся в кресле, посмотрел в потолок и как бы между делом добавил:

– А там – может быть поедете лосей за полярным кругом охранять. Мы будем решать. Свободны.

Олави кивнул и вышел. Плечи его чуть опустились, но глаза не погасли. Он смотрел прямо. Ни страха, ни раскаяния. Просто усталость. Не как загнанный – как тот, кто только что сдал снаряжение и теперь идёт домой, не зная: вернётся ли обратно.

Когда дверь министерства закрылась за его спиной, Олави Виртанен впервые за долгое время почувствовал… не обиду, не злость и не отчаяние, а простую, глухую пустоту. Холодный воздух ударил в лицо. Никто не смотрел. Никому не было дела до майора полиции, отстранённого от службы. Олави глубоко вдохнул. Подумал.

– Поеду в Тампере, – пробормотал он себе под нос, зажимая папиросу зубами. – Всё равно Рождество на носу.

11

В Тампере было снежно. По-настоящему, по-зимнему. Не эта слякотная столичная мешанина из дождя и песка, а белое, хрустящее утро, в котором детвора катилась на санках с горки во дворе, как будто весь мир был всё ещё прост и добр. Тем январским утром, совсем скоро после Нового года, когда зимние праздники уже подходили к концу и Финляндия начинала выходить из рождественской упячки, Олави сидел у кухонного окна, попивал кофе с кардамоном и вдыхал запах свежеиспечённого ржаного хлеба. Мать хлопотала у плиты, шепча что-то про рецепты, которые некому будет переджавать, потмоу что Олави все никак за ум не возьмется да не женится, а отец сидел за столом в вязаном жилете и листал газету, покашливая и приговаривая:

– Весь этот парламент – цирк. Бобрикова на них нет!

Олави слушал это всё, как слушают старую пластинку: немного с ухмылкой, немного с грустью. Он никому не говорил ни про драку, ни про отпуск без содержания – просто сказал:

– Накопились выходные, велели использовать.

Жизнь текла как надо – тёплая, неторопливая и, на удивление, без вопросов. Раздался дверной звонок. Олави пошел открывать. На пороге стоял мальчишка с почты.

– Телеграмма, – отрапортовал паренек, не здороваясь. – Майору Виртанену, лично в руки.

Олави расисался в квитанции, поблагодарил листоноша за расторопность и немедленно разорвал конверт.

«Срочно свяжитесь управлением ТЧК Каллио».

Он постоял, глядя на снег за окном лестничной клетки:

– Если лосей сторожить – подам в отставку, после чего крикнул на кухню, что его нужно позвонить в Хельсинки, быстро накинул пальто и побежал к зданию телеграфа, находившемуся совсем рядом, между булочной и отделением банка.

– Срочный междугородний вызов в Хельсинки. Управление налогвой службы. По служебной, – выпалил запыхавшийся майор внутри, проталкиваясь к окошку.

Девушка у аппарата посмотрела на него – потом на удостоверение, потом снова на него.

– Будет линия через минуту. Станьте у второй кабины.

– Спасибо, – бросил Олави, заходя в телефонную будку.

Щёлкнуло соединение. Он снял трубку.

– Виртанен, полковнику Каллио.

Голос в ответ был знакомо-усталый, сухой, но на этот раз… почти дружелюбный.

– Виртанен, ты? Мы забыли, что ты в Тампере уехал. Поэтому задержались. Слушай внимательно.

– Да слушаю я, слушаю. Все плохо?

– Хватит драматизировать. Обошлось. Скандал удалось замять. Так что на Север тебя не отправят.

– То есть можно возвращаться?

– Нет. Мне удалось подтянуть ниточки и теперь тебя переводят в Выборг. В угрозыск. Замначальника будешь. Там мой старый приятель главным, тебя не обидят.

Олави опешил.

– Замначальника угрозыска… в Выборге? Но я же… – переспросил он.

– Но ты же! Пить надо меньше. Так что – поздравляю.

– Так точно.

– Вернешься в Хельсинки – заходи сразу ко мне, все расскажу.

Связь прервалась с коротким щелчком. Олави положил трубку, вышел из кабины, прижался к холодному стеклу двери и тихо выдохнул:

– Ну что ж… Выборг так Выборг.

Он натянул шапку, отряхнул снежинки с плеча и пошёл обратно к дому. Над городом уже начинало темнеть, фонари светились мягким, медовым светом, а на кухне его, вероятно, ждала ещё одна чашка кофе и разговор о том, как «царе такого бардака не было!».

Да, бардак конечно был, он и сам был его частью. В этот момент Виртанен вдруг понял, что следующий месяц бардака будет еще больше – с одной стороны переезд, а с другой – он же квартиру в ипотеку взял. Теперь придется искать кому сдать – платить за квартиру в Хельсинки и держать марку в Выборге он на одну зарплату не потянет. А это – еще большая волокита. И постоянные смотрины… Арендаторы, доверенности, договора… Но с другой стороны – главное, что не за Полярный круг, главное, что не под трибунал. А ведь это уже второй раз, и второй раз – из-за женщины.

– Да, надо как-то поспокойнее с женщинами, – пробормотал себе под нос Олави, вспоминая о том, как в 1928 году тоже чуть не присел, и не присел хорошо и надолго – и тоже из-за своей неуемной страсти к женскому полу.

Но это уже – совсем другая история.

Герой вспоминает

1

Пароход, шедший под шведским флагом из Хельсинки в Стокгольм готовился покинуть территориальные воды Финляндии и обрадовать своих пассажиров радостным известием о начале продажи алкоголя: морское пассажирское судно – место серьезное, практически – режимный объект! На таком водку из под полы, как на суше, не нальешь – штраф будет космическим, даже несмотря на то, что до покорения космоса остается еще 30 лет.

Капитан налоговой полиции Олави Виртанен, известный в ведомстве как «человек с чувством юмора и слабыми тормозами в подпитии», стоял у перил верхней палубы, нервно поглядывая на морскую даль и докуривал очередную сигарету. Нервное напряжение крепло.

– Ну-же, милый кораблик, отвези меня в страну, где подают коньяк без рецепта, – пробормотал он себе под нос, прикидывая, сколько ещё осталось миль до заветного сигнала.

Виртанен взглянул на часы, потом на горизонт, потом снова на часы, достал из кармана помятую карту Финского залива и что-то подсчитав в уме направился туда, где сердце каждого мужчины бьётся быстрее,чем сердце ребенка в магазине игрушек – в бар первого класса.

Бар, хоть и пустой на вид, уже работал в режиме «готовности»: персонал подавал прохладительные напитки и кофе скучающим пассажирам, бармен с одобрением поглядывал на батарею легального в Швеции алкоголя и протирал пивные бокалы. Атмосфера была наполнена томительным, но приятным ожиданием. Олави заказал кофе, глядя на бармена с выражением страдающего поэт-алкоголика. Тот понимающе кивнул: ещё полчаса – и международные воды смоют моральные принципы. Взяв кофе и сев за ближайший к барной стойке столик, Виртанен включил режим готовности номер один.

– Вы позволите? – раздался голос с лёгким шведским акцентом, но не тем торопливым стокгольмским, а родным, тем, с которым говорили финские шведы.

Виртанен поднял глаза – и на секунду забыл, как звали изобретателя водки, Менделеева. Перед ним стояла молодая женщина лет тридцати, с выразительными глазами, светлыми волосами и тем самым лицом, которое в Швеции вызывает желание учить финский, а в Германии – еще и шведский. Олави заметил ее еще в самом начале плавания: девушка стояла немного поодаль, и задумчиво смотрела на удаляющийся от корабля город. Стройная, в элегантном светлом пальто и с тем самым типом осанки, что выдают или хорошее воспитание, или большие, «старые», деньги – или и то и другое одновременно.

Олави задумчиво смотрел на прекрасное создание. Он не был новичком в женском обществе – и уж тем более никогда не робел при дамах. Но в этот момент – впервые за долгое время – не рискнул подойти. Что-то в ней было слишком… солидное. И уверенное. Да и куда скромному полицейскому, пусть и капитану налогового отдела полиции до девушек из высшего общества? И вот, смотрите-ка! Сама подошла поздороваться.

– А я все думаю вы, это или не вы. Стоите такой строгий, задумчивый, – произнесла она в качестве приветствия, даже не дав Олави среагировать и помочь даме со стулом.

Олави поперхнулся от удивления, но виду не подал.

– Капитан Виртанен, к вашим услугам, – он привстал и подал руку.

– Мария. Вы, должно быть, меня не узнали?

«А должен был?», – подумал про себя Олави и это была его последняя мысль головой, дальше в дело включилось другое место, несколько ниже, и сразу начало импровизировать.

– Как вы могли подумать, Мария! Вы же сами понимаете, я – человек при исполнении, пусть и одет по-граждански. Не хотел вас смущать.

– Ой, вы такой предусмотрительный. – Игриво махнула рукой девушка. – Мы с вами на одной лодке – я тоже при исполнении, вашу же поездку посольство организовало. То есть – и я в том числе.

Одно место Олави задумалось. Вроде бы да, он находился в составе делегации, отправляющейся на конференцию по обмену опытом в Стокгольме; вроде бы и в самом посольстве был запланирован прием… Но откуда он мог знать сотрудницу посольства? Или она его.

«Пляшем дальше», – поступил сигнал в мозг, – «не время думать».

– Я возвращаюсь из отпуска, – продолжила Мария, делая глоток кофе, принесенного услужливым официантом. – Но не могла упустить случая поприветствовать бравых финских полицейских, прибывающих с такой важной миссией. Мы в посольстве очень надеемся, что ваша делегация поспособствует обмену опытом между Финляндией и Швецией, укрепит наши позиции на международной арене.

– Разумеется, – кивнул Олави, – Нам есть что показать шведским коллегами и чему поучиться самим!

Он подмигнул, и Мария чуть усмехнулась, словно не одобряя, браваду Виртанена.

– В любом случае, – добавила Мария, – приятно видеть, что Финляндия достойно представлена.

Мария окинула его взглядом, в котором сквозило что-то таинственное. Она говорила с иронией, легко и уверенно – с той интонацией, в которой флирт ещё не явный, но интерес уже однозначен. Это был голос и манеры человека, умеющего разговаривать с мужчинами и знающей себе цену.

– Так, значит, вы ловите тех, кто слишком хорошо живёт? – продолжала загадочная спутница.

– Ну, я стараюсь. Обычно те, кто хорошо живёт, умеют и хорошо прятаться. А вы?

– Я работаю с бумагами. Паспорта, визы, поиск переводчика или юриста для соотечественников, которые попали в беду в чужой стране, – она хихикнула и заговорщически прошептала: – Но вы же человек осторожный, не опозорите честь державы?

Олави вдруг понял, что путешествие обещает быть интереснее, чем он рассчитывал. Как раз в этот момент штурман сообщил по внутренней связи, что пароход официально вышел из финских территориальных вод. Продажа алкоголя объявлялась открытой.

– Знаете, что Юхани, если вы позволите мне вас так называть… Может быть просто возьмем немного вина и пообщаемся вдали от посторонних глаз у меня в каюте?

– Прекрасная идея, – оживился Олави, даже не заметивший, что его назвали именем другого участника делегации, отвозившего в это время жену в травму, и не сумевшего отправиться вместе со всеми.

Он встал. Поправил поправил пиджак. И, понимая, что в винах, к сожалению, не разбирается, немного неуверенной походкой направился к барной стойке, где после недолгого разговора и «сосредоточенного выбора» получил в свое распоряжение любезно открытую бутылку французского вина и, взяв под руку свою новую знакомую, позволил ей вести себя туда, куда его и хотел отправить тот мозг, которым он думал последние полчаса.

2

Вечером первого дня финскую делегацию ждал приём в финском же посольстве в Стокгольме. Белоснежные скатерти, официанты в таких же белоснежных перчатках, устрицы, о которых многие из присутствующих «делегатов» больше слышали, чем знали. Виртанен пришёл в идеально выглаженном костюме, немного смущённый собственным галстуком-бабочкой (который купил в Хельсинки в день отъезда за полцены), но с тем особенным видом мужчины, который знает: сегодня он не за рулём, а значит – печень щекотать можно столько, сколько душе угодно.

Едва успев сделать первый глоток и насладиться неформальной частью мероприятия Олави заметил ее, Марию Линквист, секретаря посольства, направляющуюся прямо к нему.

– Надеюсь, вы хорошо отдохнули после дороги?

– Выше всяких похвал, – подыграл дипломатическому этикету Виртанен.

Разговор держался спокойного русла, но постепенно начал переходить к недвусмысленным и прозрачным намекам. Олави ощущал себя странно: он вроде бы флиртует, но Мария словно видит перед собой кого-то другого. Фамилию его даже пару раз назвала неправильно, хоть он и не стал поправлять…

– Вы же уже не первый раз в Стокгольме? – спросила Мария.

– Да, я бывал несколько раз, – включил режим хвалибуса Виртанен. – Всегда приятно вырваться в большой город, сменить обстановку.

– И вам не жалко тратить деньги на простые покатушки туда-сюда?

– Ну, Мария, деньги – это бумага, их печатают каждый день. Только не для всех.

– Для нужных людей, капитан?

– Именно, фрекен Линдквист – нужные люди открывают все дороги. Даже на монетный двор, – рассмеялся Олави, пытаясь изображать великосветский юмор, соответствующий ситуации.

Мария тоже смеялась – не театрально, но с оттенком напряжения. Казалось, она постоянно что-то взвешивает в нём – слово, жест, паузу между глотками.

– А вы – интересный человек.

– Мне еще далеко да вас, фрекен.

– А вы знаете как сделать комплимент даме, шалунишка.

Мария на минуту замолчала и легонько шлепнула его пальцем по носу.

– Мне кажется, это знак судьбы, то, что мы встретились именно так и именно сейчас, – сказал Виртанен, оставляя свой бокал с шампанским.

Мария сделала шаг назад и кивнула в сторону коридора.

– Мне кажется нам стоить ненадолго уединиться. Обговорить детали, так сказать.

Два раза Виртанену намекать было не нужно. Через пять минут они уже поднимались на второй этаж, вглубь здания посольства. Уединённая комната, запах лака и французских духов. Закрытая дверь. И легкое дипломатическое напряжение со вкусом запретного плода.

Какая уж тут разница, что тебя постоянно называют Юккой? Да хоть Пеккой! Хоть Владимиром Ильичем – мозг в эти моменты переходит под контроль других органов полиции. Тем более, когда все происходит с женщиной, о которой в рядовой обстановке он бы и мечтать не рискнул…

3

В кабинете посла Финляндии царила атмосфера дипломатической обеспокоенности. Помимо самого посла на неформальной встрече присутствовали секретарь посольства Мария Линдквист и Улоф Хальберг, глава шведского налогового бюро. Посол откинулся на спинку стула:

– Ну, Мария. Что скажете?

Мария положила руку на тонкий кожаный блокнот.

– Объект под наблюдением. Вчерашний вечер подтвердил, что он именно тот, кого мы искали – частые визиты в Стокгольм, контакты с большими людьми, связи в министерстве финансов – этот Вартаниеми мне похвастался, что имеет связи с группами лиц, вовлеченных в изготовление фальшивых банкнот и облигаций! Цитирую: «Деньги – это бумага, их печатают каждый день, только не для всех». Хвалится или нет – не знаю, но есть все основания полагать, что значительная толика правды в его словах есть.

– Но при этом ощущения, что заподозрил подвох нет? – уточнил Хальберг, аккуратно поправляя очки.

– Ни малейшего. Но… – Мария сделала паузу. – Он странный. Ведёт себя, как обычный увалень-полицейский. Начитанный, вежливый, но совершенно не демонстрирует ни страха, ни скрытности. Ни малейших признаков, что он готовит «сделку века».

– Так бывает, – хмыкнул посол. – Иногда самые крупные коррупционеры играют роль идиотов.

– Возможно. Но если играет – то гениально. Пока полное впечатление, что на уме у него одни женщины, а в Стокгольме ему нужно в винный магазин, а не в кулуары власти.

– А что с контактами? Упоминал о схемах? Людях? Деньгах?

– Ничего конкретного. На корабле держал конспирацию, в личной беседе пока этих тем не касались. Думаете, объект уже готов?

Комиссар Хальберг заулыбался.

– Дорогая моя, Вартаниеми хоть и не был замечен в «порочащих его связях», но видя перед собой такое изящное создание как вы, тем более – после того, что между вами уже случилось, я думаю, что его уже можно брать на живца.

Посол устало провёл рукой по лбу.

– Мы точно можем быть уверены, что он не встречался лично с Седерстремом?

– Полностью. Мы проверили все контакты Седерстрема в Финляндии – настоящий серый кардинал: ни фотографий, ни появлений в прессе, ни прямых контактов с посредниками. Вся связь по телеграфу и телефону.

– Мария, актеры готовы? Вы отрепетировали?

– Да, – сухо кивнула Мария.

– Значит сегодня ночью сообщаете ему о предстоящей встрече – снова вступил Хальберг.

– А если он не придет?

Посол встал.

– Он придет. Сейчас он думает только о вас, фрекен Линдквист.

***

Капитан Виртанен сидел у окна маленького бара в районе Васастан, с бокалом бренди, и пытался сложить в голове воспоминания о вчерашнем вечере. Не ради анализа – ради удовольствия. Бар был такой, как он любил еще с довоенного времени в Тампере: деревянные стены, латунные вешалки, плафоны с матовым светом и парочка шведов в углу, обсуждающих политику так тихо, что казалось – шепчутся о семейных скелетах.

Олави откинулся на спинку кресла, поднёс бокал к носу, понюхал и закрыл глаза.

Мария. Мария Линдквист. Её голос у него в голове звучал теперь как радиопередача – одновременно приятный и перегруженный фактами. «Теневая экономика, серые потоки, банковские гарантии, вывод средств…» Он хмыкнул.

– Господи, неужели они все такие?

Всё-таки, подумал Виртанен, женщины из политической среды странные. Им вместо нормальных разговоров о любви или хотя бы книгах, подавай шифры, кодовые выражения и подозрительные взгляды. Возможно, у Марии была какая-то профдеформация. Или просто переиграла в разведку. Ну или работа у неё такая – быть в курсе всего, даже на каблуках. Или мужики все местные – зануды, каких свет не видывал. Ну кто пойдет работать в посольство, если он не зануда? Да и вообще шведы – скучные.

– Но красивая, – признал он вслух.

Но с другой стороны, почему она так долго расспрашивала его о структуре внутренней отчетности налоговой полиции? Или почему, когда он сказал шутку про «откаты с налогов», она не улыбнулась, а просто кивнула и прошептала «умнó»?

– А, шут с ним. Зато – красивая.

Виртанен выпил остаток бренди, расплатился и отправился в отель. Надо было переодеться и пойти наконец посмотреть, что же там такого в этом их Старом городе – а то непорядок.

Впрочем, экскурсии не получилось и в этот вечер: в гостинице на стойке регистрации его ждала записка: «Жду в неформальной обстановке у себя дома. Östermalmsgatan 23 B, кв. 4. Мария».

Вопрос о том ехать или нет даже не стоял – кинувшись в номер, чтобы на скорую руку привести себя в порядок, уже через сорок минут он сидел в такси, везущем его на заветный адрес к заветному секретарю посольства, встретившего его лично после первого же звонка в дверь.

Мария стояла босая, в шёлковом халате цвета, с бокалом вина в руке. На её лице было что-то между напряжённостью и игрой.

– Ты пришёл, – сказала она, – улыбнувшись и отставив бокал с вином на тумбочку в прихожей и чуть приподнимаясь на цыпочках, чтобы поцеловать своего гостя.

– Конечно. Разве я мог поступить иначе?

4

На следующее утро не выспавшийся, но довольный Виртанен, скучал в конференц зале центрального управления полиции Стокгольма и изо всех сил делал вид, что ему интересно слушать докладчиков, рассказывающих о «Многоуровневых схемах уклонения от уплаты налога на прибыль в сфере недвижимости».

Все внимательно кивали и старательно делали вид, что не просто слушают, а все понимают и со всем согласны. Кивал и Виртанен, но мысли его крутились не вокруг «когда уже обед» и «жаль, нет ружья» как у других. Он думал о Марии.

– Ты удивительный, – сказала Мария ночью, стараясь, чтобы голос звучал мягко. Почти искренне.

– Я знаю, – ухмыльнулся Виртанен, обнимая Марию поудобнее. – Некоторые называют это «харизма», другие – «систематическая безответственность». Всё зависит от взгляда.

Мария чуть приподнялась в постели и потянулась за сигаретой.

– Ты ведь… понимаешь, что завтра будет большой день? – сказала она, прикуривая сигарету, и передавая пачку Виртанену.

– Большой и важный? Ну, если ты снова пригласишь меня в гости, то, думаю, да.

– Ты знаешь, о чём я, – продолжила Мария, делая вид, что не заметила попыток Олави выглядеть галантным шутником.

– Я готов ко всему, – ответил Виртанен, пытаясь принять серьезный вид настолько, насколько в этот момент ему позволяло то место, которым он думал в данный момент.

Мария придвинулась в плотную и перешла на громкий шепот:

– Завтра, в половину третьего. Адрес я тебе напишу. Придумаешь что-нибудь и отлучишься.

Виртанен посмотрел на Марию с видом человека, который только что выиграл шахматную партию, не умея играть в шахматы. Все было непонятно, но здорово.

– Все сделаем в лучшем виде.

«А что мы сделаем в лучшем виде?», – задавал теперь себе вопрос Олави.

Сначала он подумал: может, она всё-таки нимфоманка и хочет пригласить его на тайную оргию в закрытом клубе? Но как-то половина третьего – рановато для оргии в будний день… А потом, как что-то в голове щелкнуло. «Будь осторожен», «у стен есть уши». Виртанен отложил карандаш, который до этого задумчиво крутил в руке, вместо того, чтобы делать заметки по теме выступления.

«Она что, считает, что я…», – выпрямился на стуле и почувствовал как бледнеет, поняв, почему она называет его Юккой и почему коверкает его фамилию. Это не потому, что она не привыкла к финским именам – она хоть и шведка, но она из Финляндии, она с детства слышит финские имена и фамилии. Она работает в посольстве, черт побери, и она видела и не такие фамилии!

«Господи-боже, – мысль разразилась в голове как взрыв на кухне самогонщика, – она думает, что я – Вартаниеми. А Вартаниеми во что-то вляпался…»

Вот что это было. Вартаниеми ждал связную, но за Вартаниеми приняли его. Виртанен, Вартаниеми – звучит похоже. А он представился на корабле по фамилии и званию…

«Вот она – femme fatale. То-то я и думаю, что не могло все так хорошо быть. Она связного ждет».

Он покосился на часы: 11:52. Обед не за горами. Надо будет действовать. В конце концов, если в рядах финской полиции завелся оборотень в погонах, за которого тебя приняли – то тебе и расхлебывать. Но для начала надо убедиться, что его все-таки зовут не на оргию, а Мария – не нимфоманка. Оба варианта были хороши – если его зовут на оргию, то будет о чем рассказать; а если он стоит на пороге разоблачения аферы столетия – это честь, слава, повышение по службе. Квартиру купит! Пусть в ипотеку, зато свою. Олави даже представил, как всё потом всплывёт в газетах: «Финский офицер разоблачил международную схему», «Финская полиция уделывает шведских коллег». Он даже нахохлился, приосанился.

А тут как раз и перекур объявили – чтобы члены делегации могли обсудить с коллегами только что услышанную речь и морально подготовиться к последнему перед обедом, но не менее увлекательному докладу по теме «Фискальные аномалии в пассажирских грузоперевозках между Швецией и Финляндией».

Виртанен понял, что пришло время действовать.

– Что-то мне надо сменить караул. Как-то живот скрутило, – сказал он одному из присутствовавших в курилке, – посмотри, чтобы мое место не занимали, я быстренько, – и, имитируя легкое покачивание от несварения в желудке уверенным шагом направился к туалету.

Дождавшись, пока все разойдутся, Виртанен покинул здание конференц зала и, благодаря судьбу за то, что на семинар можно было придти одетым в гражданское, поймал такси и, продиктовав водителю нужный адрес, устремился в неизвестность, которой, к некоторому разочарованию Олави, оказался дорогой ресторан.

«А может, все-таки оргия? В таких местах есть отдельные кабинеты», – попробовал успокоить себя озорной капитан полиции, но жизнь оказалась жестче.

5

– Monsieur Vartaniemi? – поприветствовалметрдотель на входе.

– Ja, – отозвался Виртанен на шведском, теперь он окончательно убедился, что его принимают за майора Вартаниеми..

– Позвольте мне вас проводить. Господин Седерстрем уже ожидает.