Запретный холст

Он выключил двигатель, повернулся ко мне и усмехнулся.

– Ну, гараж… это на втором свидании.

– Встречи, – поправила его.

– Как пойдет… – он посмотрел прямо в глаза, будто в душу заглянул.

– Отлично. Значит, сегодня у меня просто премьера фильма ужасов? Надеюсь, главной героиней буду не я, – я подняла бровь.

– Зависит от того, насколько страшно тебе без сценария, – ответил он и вышел из машины, даже не посмотрев, как я реагирую.

Старый кинотеатр стоял посреди тихой улочки, между книжной лавкой и закусочной, где пахло карамелью. Воздух был густым, почти ламповым. Все это выглядело как кадр из старого фильма.

– Ты вообще бываешь в обычных местах? – спросила я, когда он обошел машину и открыл передо мной дверь.

– Нет, – спокойно ответил он. – Обычно я создаю их.

Я фыркнула, но не удержалась от улыбки.

– Скромность явно не твоя сильная сторона.

– Зато честность – моя лучшая отмазка, – сказал он, подавая руку.

Я посмотрела на него, на это легкое движение, на уверенность, с которой он будто владел всем пространством вокруг.

– Доверься, Кюстин. Я не маньяк.

– Хм, обычно так говорят именно маньяки, – буркнула я, но все-таки вложила ладонь в его.

Рука теплая, уверенная. От него пахло чем-то терпким, нет, не духами, а как будто… холодным металлом и опасностью.

Мы вошли внутрь, и я на секунду остановилась. Зал был пустой. Старые кресла, потрескавшиеся подлокотники, облезшие афиши, где когда-то улыбались актрисы пятидесятых. На экране дрожал свет старой пленки, будто сам воздух здесь помнил чужие истории.

– Мы опоздали? – шепнула я.

– Нет, – он пожал плечами. – Я просто арендовал зал.

– Что? – мой шепот был слишком резким и громким.

– Хотел тишины.

Он сказал это так просто, будто это обычное дело. Снять целый кинотеатр ради «тишины».

Я чуть не рассмеялась.

– Ты странный, – сказала я наконец.

Он улыбнулся, и от этого в животе стало чуть теплее.

– Наконец-то кто-то заметил.

Я опустилась в одно из кресел, глядя на экран, где начинался старый черно-белый фильм. И впервые за долгое время почувствовала… спокойствие. Теплое, тихое, как будто кто-то выключил в голове шум.

Он аккуратно снял с меня пальто, положил его на соседнее кресло и, не сказав ни слова, исчез куда-то вглубь холла. Я осталась сидеть одна в полутемном зале, с запахом старой пленки и чужими историями.

Минуты через две он вернулся, держа в руках ведро попкорна и две стеклянные бутылки колы. Не одноразовые стаканы, не модные баночки, а именно стекло. Почему-то этот факт зацепил сильнее, чем сам кинотеатр.

Он молча сел рядом и, не глядя, открыл мою бутылку о край подлокотника. Я следила за каждым его движением, хотя делала вид, что просто жду начала фильма. В нем было что-то спокойное, почти раздражающе уверенное. Как будто все вокруг подчинялось его темпу. Даже тишина.

– Без соли, – вдруг сказал он, глядя на экран. – Ты не из тех, кто любит перебор.

– Это ты сейчас о попкорне или обо мне? – я посмотрела на него задрав голову, отпивая колу.

– О тебе, конечно, – спокойно ответил он.

Я сделала вид, что не услышала. Свет в зале погас, на экране появились старые буквы заставки и фильм начался.

Вокруг было тихо, только редкий треск пленки и еле слышное дыхание Лео рядом.

– В таких кинотеатрах нет рекламы, – сказал он после короткой паузы. – Сразу начинается история.

– Значит, у нас короткий путь к драме, – пробормотала я, делая вид, что смотрю на экран.

– Или к кульминации, – его голос стал ниже, и я почувствовала, как по коже пробежали мурашки.

Я улыбнулась уголком губ.

– Смотря кто сценарист.

Он тихо рассмеялся, коротко, почти шепотом. И какое-то время мы просто сидели молча, притворяясь, что смотрим фильм. Но я видела отражение его лица от света экрана, в каждой вспышке, в каждом кадре. И в какой-то момент поняла: я не смотрю кино. Я смотрю на него. Я уже расслабилась, и даже немного улетела в мыслях. Экран мерцал мягким светом, старые кадры шуршали где-то глубоко внутри, словно кто-то листал память. Черно-белый фильм втянул меня в себя, это простая история, но в ней было столько живого дыхания, что казалось, я сама там, между строчками диалогов и треском старой пленки.

Я поймала себя на мысли, что улыбаюсь. Это было странно, почти детское чувство. Вокруг полная тишина, приглушенный свет, запах масла и сладкого попкорна, а на экране люди, которых уже нет, все еще смеялись и обнимались. Ностальгия. Вот что я чувствовала. Я и не знала, что в таких местах еще живут зрители. Что кто-то все еще приходит, чтобы смотреть кино – вот так, без громкой рекламы, без идеального звука, просто ради самого ощущения.

Я украдкой взглянула на Лео. Он сидел чуть наклонившись вперед, глаза устремлены на экран, но губы едва заметно двигались, будто он повторял реплики актеров. Это мне показалось странным. Потом, его взгляд направился ко мне, он посмотрел в мои глаза, а далее перевел его на губы. В груди все горело огнем, и даже казалось, что дыхание стало слишком громким. Я отвернулась. Но почему-то стало спокойно. Как будто все это кино и старый зал, мягкий свет, он рядом, все сплелось воедино.

Фильм подходил к концу, на экране герои прощались, а свет от проектора медленно гас. В зале становилось почти темно, только мерцание кадров отражалось на наших лицах. Я сидела, не двигаясь, все еще чувствуя то странное тепло внутри, которое не имело ничего общего с историей фильма.

Лео чуть повернулся ко мне, и я почувствовала, как его взгляд касается меня, будто по коже пробежала невидимая искра. Он медленно протянул руку, чтобы взять бутылку, стоявшую на подлокотнике, между нами, но пальцы едва скользнули по моим. Ничего не произошло. И все произошло одновременно. Он не убрал руку сразу, наоборот, на долю секунды задержал прикосновение, проверяя, оттолкну ли я его. Я не оттолкнула.

Свет от экрана отразился в его глазах, такой теплый, мягкий, почти хрупкий.

– Холодно? – спросил он тихо.

– Да, – ответила я, хотя соврала.

Он вдруг нажал на боковую кнопку кресла, легкий щелчок, и спинка плавно опустилась вместе со мной. Я не сразу поняла, что происходит, тело автоматически напряглось.

– Спокойно, – сказал он тихо, не глядя. – Это просто кресло, не ловушка.

Я фыркнула, но голос почему-то дрогнул.

– А ты всегда так пугаешь людей?

– Всегда… если не боятся смотреть в упор, – ответил он спокойно, и его голос прозвучал где-то слишком близко.

Мы лежали почти рядом, глядя в потолок. Он накрыл нас обоих пледом. Экран погас, остались только мягкие лампы у стен, они золотистые, приглушенные, будто специально придуманные для этой странной тишины.

Воздух между нами был плотным, насыщенным, как перед грозой. Я слышала его дыхание. Ровное, спокойное, и с каким-то невидимым током внутри.

Он повернул голову, и я почувствовала его взгляд, не резкий, не дерзкий, просто внимательный. Я не повернулась в ответ, только улыбнулась уголком губ.

– Странная встреча, – тихо сказала я.

– Лучше странная, чем скучная, – ответил он.

Мы лежали рядом, и время будто растворилось.

Тишина становилась все плотнее, как будто зал сам затаил дыхание, ожидая, что будет дальше. Я чувствовала, как каждая секунда тянется слишком медленно. Лео повернулся ко мне, и теперь наши лица были на расстоянии нескольких сантиметров. Я видела, как отражается свет в его глазах, и не могла отвести взгляд.

Мир сузился до этой точки – между нами.

До дыхания, которое стало общим. До того, что вот-вот должно было случиться, но он не торопился. Он просто смотрел на меня, спокойно, внимательно, изучая не выражение моего лица, а то, что скрыто глубже. И в этой тишине что-то изменилось.

Граница между «случайно встретились» и «теперь уже не отпустим» будто исчезла сама собой. Свет от ламп, казалось, окончательно превратился в теплый, золотистый туман, окутавший только нас двоих. Его взгляд, глубокий и неторопливый, словно втягивал меня в водоворот, где не было прошлого и будущего, только это, сейчас.

Я почувствовала, как моя рука, до этого непроизвольно сжатая в кулак, расслабилась. Воздух между нами был так насыщен ожиданием, что его можно было резать. Я перестала дышать, ожидая его движения, его решения, его жеста.

И он сделал это. Медленно. Не срываясь, не впопыхах.

Он приподнялся на локте, и его тень на мгновение накрыла мое лицо, унося последний след света. Он нежно поднял свободную руку и коснулся моей щеки большим пальцем. Это было так просто, так легко, что даже не нарушило тишины, но этот единственный, невесомый жест стал последним толчком, разрушившим все барьеры.

Его глаза закрылись первыми, и это дало мне разрешение перестать сдерживать себя.

Расстояние, между нами, те самые несколько сантиметров, исчезло.

Его губы коснулись моих, совершенно не страстно, не требовательно, а мягко, бережно, как будто он впервые пробовал на вкус что-то невероятно ценное. Это был поцелуй, который говорил: «Я здесь. Я ждал. И я не уйду». В ту же секунду мир вокруг перестал существовать. Лампы, стены, время, все растворилось. Остался только этот вкус, это тепло, это прикосновение. Я почувствовала, как мое сердце, до этого сжатое тревогой, выдохнуло, и волна чистого, невероятного счастья прокатилась по телу.

Я ответила ему, придвинувшись ближе, и теперь этот поцелуй перестал быть вопросом и стал утверждением. Сначала, невероятная, обжигающая мягкость, обещание, а затем легкое, требовательное нажатие, которое дало мне понять, что нет пути назад. Он целовал меня медленно, проникая в эту тишину, между нами, разрушая ее. Я почувствовала вкус нашей общей, долгожданной решимости. Моя рука инстинктивно поднялась, чтобы обхватить его затылок, пальцы зарылись в мягкие волосы, притягивая ближе, стирая последние миллиметры. Я ощущала тепло его кожи, биение жизни в нем, которое теперь стало резонировать с моим. Дыхание превратилось в прерывистый, общий стон.

Поцелуй углублялся, становясь более властным, более долгим. Я чувствовала, как весь мир сузился до этого единственного, голодного контакта, до скользящего тепла, до того, как его тело прижалось ко мне, передавая всю ту энергию, которую он сдерживал. Под его рукой, обхватившей мою талию, ткань моего свитера казалась слишком тонкой.

Это было похоже на долгий, глубокий вдох после того, как ты слишком долго был под водой. Поцелуй, который не просил, а брал, но брал с такой нежностью и силой, что я отдавала все с готовностью. Это была не просто искра, это был пожар, который разгорелся в этой тихой комнате, знаменуя собой начало чего-то неостановимого и глубоко личного.

Когда он, наконец, оторвался, чтобы набрать воздуха, наши лбы соприкоснулись. Я открыла глаза и увидела его, он тяжело дышал, глаза горели тем же отражением света, что я видела раньше, но теперь в нем была неприкрытая страсть и узнавание. Мы больше не были чужими. Граница была стерта.

Он все еще был рядом. Тепло его дыхания касалось моей кожи, и казалось, что воздух вокруг стал плотнее, тяжелее. Я не двигалась. Ни он, ни я. Просто сидели в этой мягкой, звенящей тишине, где не нужно было ничего объяснять.

Лампы у стен горели ровным светом, отражаясь в его глазах. Там не было ни вызова, ни игры. Только спокойствие и какое-то узнавание, будто мы оба наконец нашли то, что долго не могли назвать.

Я хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Все, что имело смысл, уже случилось. В этом прикосновении, в том, как он смотрел, как не торопился.

Он провел рукой по моим волосам, коротко, почти не касаясь, словно хотел убедиться, что я настоящая. Потом просто закрыл глаза и выдохнул.

Мир вернулся постепенно. Треск старой пленки, свет, который снова зажегся на экране, легкий запах попкорна в воздухе. Мы оба сидели молча, будто боялись пошевелиться и разрушить то, что только что родилось, между нами.

Я посмотрела на него, и он улыбнулся, едва заметно. Не так, как раньше. Без самоуверенности, без маски. Просто тихо, по-человечески.

Я тоже улыбнулась.

И в этот момент я поняла, что все изменилось. Не громко, не резко, а как-то незаметно, между кадрами, между вдохом и выдохом.

Когда мы вышли из кинотеатра, город уже дышал ночной прохладой. Свет фонарей рассыпался по лужам, воздух был прозрачный, как после долгого дождя. Он шел рядом, не касаясь меня, но этого было достаточно.

Я чувствовала себя живой. Не влюбленной, не потерянной, а просто живой.

И, может быть, именно с этого все и началось.

Глава 7

Кажется, Кэйти опять экспериментировала с корицей. Так отчетливо она ударяла в нос. Я проснулась поздно, позже, чем обычно, и какое-то время просто лежала, уставившись в потолок. Голова немного кружилась, но не от сна, а скорее от мыслей, и от того странного, теплого ощущения внутри. Все казалось таким нереальным, будто вчерашний вечер был не со мной, а с кем-то другим, в каком-то другом городе, где все случается правильно.

Я села на кровати, провела рукой по волосам и машинально посмотрела в зеркало. На меня смотрела немного другая «я». Глаза светлее, щеки теплее, а губы… будто все еще помнили прикосновение. Я хмыкнула и закрыла лицо ладонями.

– Спокойно, Оливия, – сказала себе тихо. – Это просто вечер. Просто кино. Просто он.

Но сердце, конечно, не поверило.

Когда я вышла на кухню, там уже вовсю кипела жизнь. София сидела за столом в пижаме с рисунком пончиков и пила кофе, Кэйти у плиты готовила омлет и подпевала какой-то песне из телефона.

– О, наконец-то проснулась! – заметила Кэйти, не оборачиваясь. – Мы уж думали, ты переехала жить к нему.

– К кому? – спросила я, делая вид, что не понимаю, но София уже ехидно улыбалась.

– Ну да, конечно, к кому. «К мистеру Риверсу», – протянула она. – Ты вообще видела себя? По-моему, кто-то точно не просто был на «встрече». – Последнее она выделила кавычками.

Я фыркнула и села за стол.

– Вы слишком много фантазируете.

– А ты слишком сияешь, – сказала София, откинувшись на спинку стула. – Это, между прочим, улика.

– Так, все, – я подняла руки. – Ничего не случилось. Мы просто смотрели кино. Старое.

– Угу, – протянула Кэйти, переворачивая омлет. – А потом просто смотрели друг на друга, да?

Я закатила глаза и отпила кофе, чтобы спрятать улыбку.

– Знаете, вы ужасные, – сказала я.

– Мы просто заботимся, – ответила София, хитро прищурившись. – Так что, он тебе уже написал?

– Нет, – ответила я слишком быстро. Обе переглянулись.

– Ага, значит, ждешь, – подытожила Кэйти, ставя передо мной тарелку. – Ешь. Тебе нужны силы. У тебя же теперь целая любовная драма на горизонте.

Я рассмеялась, уткнувшись в вилку, но внутри все еще дрожал тихий огонек счастья. Все было немного нереальным, и от этого еще прекраснее. Когда девочки ушли, квартира сразу опустела. Осталась только тишина и запах утреннего завтрака, впитавшийся в воздух. Я стояла у окна, глядя на улицу, где люди спешили по своим делам, и вдруг ощутила, как все внутри словно замерло.

Мысли сами вернулись к вечеру. К старому кинотеатру, к свету от ламп, к шороху пленки. К его руке рядом. К тому мгновению, когда все остановилось. Я помнила даже, как пах воздух. Он пах смесью старого дерева, сладкого и чего-то неуловимо теплого.

Каждый момент всплывал, как кадр старой пленки. Свет в полумраке. Его тихое дыхание. Вкус колы на губах. Тишина, в которой не нужно было слов. Все это будто осело где-то под кожей, оставив мягкое, чуть щемящее послевкусие.

Я прошла к столу, где лежали карандаши и тетрадь. Рука сама потянулась за ними. Мне не хотелось рисовать его. Хотелось запечатлеть само ощущение, этот свет, который падал на экран, и тепло, которое тянуло изнутри, его дыхание, ставшее общим.

Я провела первую линию, потом вторую. На листе появлялись расплывчатые силуэты, будто воспоминание, не до конца удержанное во сне. Все остальное буквально исчезло. Кухня, шум, даже время. Осталась только я и это странное чувство.

Теплое. Легкое. Живое.

***

Я шла по улице, и город будто сменил пластинку. Все те же звуки, но теперь они звучали иначе. Мягче, светлее, а между домами кто-то рассыпал немного света, который виден только мне.

Воздух был свежим, с легким привкусом осени. Люди спешили, держали стаканчики в руках, болтали по телефону, смеялись. Кто-то кричал и ругался. Все было привычным, но почему-то живым. Даже серые тротуары казались теплее. Даже ветер был сегодня добрее.

Я поймала себя на том, что улыбаюсь просто так, без причины. Я шла из супермаркета с пакетами в руках, и остановившись около витрины магазина, в отражение вижу свое лицо, оно спокойное, чуть растерянное, с выражением, которое бывает, когда тебе хорошо, но ты боишься это признать.

Мир не изменился. Изменилась я. Или, может, просто впервые за долгое время заметила, как красиво утро. Как солнце пробивается между домами. Как незнакомец уступает дорогу. Как все это вместе складывается в одну простую мысль: возможно, счастье выглядит именно так… тихо, без обещаний, просто живет рядом.

Поднимаюсь на свой этаж, и за спиной вдруг послышались быстрые шаги. Я обернулась и замерла. По лестнице поднимался мужчина в форме курьера, с огромным букетом в руках. Настолько огромным, что из-за него почти не было видно самого курьера.

– Оливия Кюстин? – спросил он, тяжело дыша.

– Эм… да, – ответила я осторожно, уже чувствуя подвох.

Он улыбнулся с облегчением, передал мне цветы и добавил:

– Вам повезло. Я сам еле удержался, чтобы не влюбиться.

Я тихо засмеялась. Букет был потрясающий. Нежные лилии вперемешку с белыми розами, пахли так, будто их только что срезали где-то в саду, где никогда не бывает дождей. Среди лепестков торчала маленькая карточка. Я вытащила ее, сердце уже успело сделать пару ненужных кульбитов.

«На случай, если тебе все еще кажется, что я не умею удивлять. Лео».

Я не удержалась и улыбнулась так, что щеки заболели.

– Господи, – выдохнула я, чувствуя, как щекочет в груди. – Этот человек определенно знает, как оставить послевкусие.

Курьер уже успел исчезнуть, а я стояла в коридоре, окруженная ароматом цветов, и понятия не имела, куда их вообще поставить. Моя комната явно не была рассчитана на такую… роскошь.

В итоге я поставила букет в большую стеклянную вазу, которую когда-то подарила София «на случай важных событий». Кажется, этот случай подошел.

Я смотрела на цветы и думала, что, наверное, они даже красивее, чем я готова признать. В воздухе витал аромат, от которого будто теплеет где-то под ребрами.

Телефон лежал рядом, и я, как идиотка, уже минут десять просто крутила его в руках. Написать? Не писать? Что вообще пишут в таких случаях? «Спасибо за цветы»? Звучит, как будто он прислал мне квитанцию, а не букет.

Я все-таки набрала короткое сообщение:

«Спасибо. Теперь я точно не смогу сказать, что ты не умеешь удивлять».

И нажала «отправить».

Через тридцать секунд телефон загорелся входящим вызовом.

Конечно.

– Ты быстро, – сказала я, притворяясь спокойной, хотя сердце почему-то стучало сильнее.

– Я просто знал, что ты сейчас стоишь и думаешь, писать ли еще что-то, – его голос был низкий, уверенный, и я услышала в нем ту же улыбку, что вчера.

– Ага, ты теперь экстрасенс? – я усмехнулась, садясь на подоконник.

– Нет. Просто уже немного тебя изучил.

– Немного? – я прищурилась, глядя на отражение в стекле. – По-твоему, «немного» – это встреча, кинотеатр и теперь букет?

– Считай, вступление в курс, – он усмехнулся. – У меня, знаешь ли, серьезная программа обучения.

Я закатила глаза, но улыбнулась.

– Уверен, что я вообще хочу на твой курс?

– Нет, – сказал он спокойно, – но ты уже там.

Пауза повисла мягко, как плед.

Я услышала легкий шум – будто он стоял где-то у окна, а за ним гудел город.

– Где ты сейчас? – спросила я, не думая.

– Еду домой. Но если честно, мысленно все еще там, где ты улыбалась в темноте.

Я сжала пальцы.

– Это звучит подозрительно красиво для человека, который обычно шутит про гаражи.

Он рассмеялся.

– У всех бывают хорошие дни.

– Или хорошие встречи.

– А может, хорошие девушки.

Я почувствовала, как щеки предательски нагрелись, и быстро перевела тему:

– Знаешь, цветы… это было неожиданно.

– Надеюсь, в хорошем смысле?

– В таком, где я не знаю, что ответить.

– Тогда не отвечай. Просто держи их рядом, – голос стал мягче, тише. – Пусть напоминают тебе, что иногда все может быть просто. Без игр.

Мы молчали несколько секунд. Я слушала, как он дышит на другом конце линии, и почему-то это было приятнее, чем любая музыка.

– У тебя, наверное, дела, – наконец сказала я, почти шепотом.

– Есть, но они могут подождать.

– Льстец.

– Реалист. – короткая пауза. – Спокойной ночи, Кюстин.

– Спокойной ночи, Риверс.

– И не убегай во сне, ладно?

Я усмехнулась, но не ответила. Просто слушала, как он дышит, пока не оборвалась линия.

Некоторое время я еще сидела с телефоном в руках, чувствуя, как в груди растекается что-то странное и теплое. Потом подошла к букету, поправила стебли в вазе и, улыбаясь, тихо сказала в полголоса:

– Не умеешь удивлять, да… как же.

Поздний вечер, уже почти ночь, и мы втроем устроились в гостиной – София в своем любимом халате, Кэйти с чашкой какао, я завернулась в одеяло, как в кокон. На экране мигал старый романтический фильм, где героиня обязательно падает под дождем в объятия мужчины мечты. София громко комментировала каждую сцену, Кэйти возмущенно шипела на нее, а я… просто смотрела и пила травяной чай. И улыбалась.

На столике стоял мой букет. Лилии и розы ловили свет от окна, и лунные лучи ложились на лепестки, будто специально для них. Они выглядели почти нереально – как напоминание, что чудеса не всегда громкие. Иногда они просто стоят в вазе и пахнут чем-то невозможным.

– Так, ну ты хоть скажи, – начала София, хитро щурясь. – Он поцеловал тебя?

Я чуть не поперхнулась.

– Соф, Боже, почему ты всегда как детектор правды?

– Потому что правда интереснее, чем твой покерфейс, – хмыкнула она, подмигивая.

Кэйти прыснула со смеху:

– Ладно, оставим ее в покое. Посмотри, у нее и так на лице все написано.

Я закатила глаза, но улыбку скрыть не смогла.

– Ничего особенного, просто кино, – сказала я, хотя сама знала: это было что угодно, только не просто.

– Кино, – передразнила София. – И после этого ты весь день ходишь с лицом человека, который только что увидел вселенную?

Кэйти подтянула ноги на диван и внимательно на меня посмотрела.

– Тебе понравилось. Это видно. Даже говорить не надо.

Я кивнула, не скрывая улыбку.

– Да, понравилось. Он… странный. И спокойный одновременно. С ним рядом как будто ничего не нужно объяснять. Просто быть.

– Ого, – протянула София. – Это официально диагноз. Девочка влюбляется.

– Соф, – простонала я, уткнувшись в подушку. – Даже не начинай.

– Что? Это прекрасно! – она всплеснула руками. – Я мечтаю о таком – без нервов, без игр. Только ты, он и атмосфера.