Спи, милый принц

Айден уселся рядом с ним на софу, вытянул ноги:

– Разберёмся завтра.

– Бездна, да, – Николас вздохнул и, прикрыв глаза, откинул голову на спинку софы. Можно было подумать, что они снова в их комнате в Академии. – Спать хочу ужасно. У тебя тоже денёк выдался так себе?

– Опять Синдикат.

– Хотя бы не кишки на окнах.

– Согласен, вариант так себе.

– Если бы во дворце начали развешивать внутренности, как украшения, я бы забеспокоился.

– С этим в храм Безликого, там жертвы приносят.

– Тебе лучше знать.

Выпрямившись, Николас накинул мундир не застёгивая. На запястье мелькнул браслет в виде обвившегося кинжала. Точно такой же имелся у Айдена и многих аристократов, хотя не все их носили. Знак со времён Академии.

– Останешься? – спросил Айден.

Он постарался, чтобы прозвучало невзначай, Николас рассеянно кивнул, скрывая очередной зевок. И без мерцавшей связи он слишком хорошо знал Айдена. Поэтому глянул искоса:

– Опять бессонница?

– Иногда.

В последнее время она мучила Айдена постоянно, и он знал, что причины крылись в проблемах с Синдикатом и беспокойстве о младшем брате. Хотелось рассказать Николасу, тот бы понял, но они оба слишком устали.

Тем не менее Николас кивнул и уселся на софу лицом к Айдену, мундир он так и не застегнул, мятая рубашка с одной стороны выбилась из штанов:

– Давай.

– Сейчас?

– Мне всё равно надо чары обновить.

Он стащил с руки браслет и положил между ними. Айден послушно повернулся и прикрыл глаза. Николас уже поднимал свою магию, она щекотала ноздри запахом застарелой крови, а после Айден вплёл в неё собственную. Чуть иную, магию теней, отличавшую императорскую семью от остальных аристократов.

Нельзя колдовать в одиночку. Только в связках или в кругах.

Магия должна иметь форму.

Два основных правила, вдалбливаемых всем с детства, ведь иначе магия оборачивалась катастрофой. Айден со своими тенями мог колдовать и один, но ему нравилось работать с Николасом.

Когда он тревожился до такой степени, что не спал, связка помогала. Приносила покой в мысли. Успокаивала эмоции.

Айден и Николас одновременно произнесли несколько слов на древнекальтонском, сложили пальцы в нужные жесты. Магия Николаса была остриём, магия Айдена сплетающим полотном. Она легла на браслет, формируя обезболивающие чары. Когда они понадобятся, спустить их можно будет простейшим жестом.

Айден ощущал усталость Николаса – побочный эффект связи, когда улавливаешь эмоции того, с кем колдуешь. И спокойствие, которым Николас щедро делился, превращало бушующие волны внутри самого Айдена в мирный штиль.

Магия улеглась, Николас потянулся и пробормотал, что хочет хорошенько выспаться. Вспомнив о конверте в кармане, Айден достал его:

– Кстати, я рад, что ты снова решил собраться поэтическим обществом.

Его омыло удивление Николаса.

– Я получил приглашение, – нахмурился Айден. – Их же ты пишешь. Хотя не понял, к чему пчела.

– Покажи.

Николас вытащил из конверта бумагу, нахмурился и глянул на Айдена. Но ещё до того, как он произнёс, Айден и так ощутил через эмоции:

– Я этого не писал.

– Но остальные не делают приглашений, один ты. И никто о нашем поэтическом обществе не знает.

– Это меня и беспокоит.

На аккуратном чёрном прямоугольнике красовался сургучный оттиск с пчелой и ровные буквы: «Поэтическому обществу Обсидиановой академии пора снова собраться. Где ты будешь, когда придёт чёрная гниль?»

Вопреки собственным ожиданиям, спал Айден прескверно. Проваливался в неглубокий сон и тут же снова выныривал. В какой-то момент он сел на кровати, обессиленно уткнувшись лицом в колени.

Ему хотелось закрыть глаза и спокойно уснуть. С утра заняться важными государственными делами и решить их холодно и сурово, как отец. Но он не был отцом, всего лишь Айденом, и в нём билось ощущение, что все дела и заботы стискивают его, не дают вздохнуть, он почти физически чувствовал боль.

Поняв, что так и не уснёт, Айден поднялся с постели и прямо в льняных штанах и рубахе для сна прошёл в рабочий кабинет. Зажёг лампу на столе, уселся, рассеянно перебирая бумаги. Раскладывал их по стопкам, чтобы заняться утром.

Магические связки требовались, иначе можно было упустить контроль и взорваться сырой магией, превратившись в иссохшего. Поэтому в Обсидиановой академии одним из главных предметов была ритуалистика, где студентов делили по парам для зачарования: колдовали вместе, один страховал другого.

Айден тогда плохо управлял своей магией теней, но Николас не испугался её. Наоборот, помог, а их связка оказалась идеальной – они отлично друг друга чувствовали, колдовали вместе, а после ещё долго сохранялось ощущение чужих эмоций.

Поэтому Айден почти не удивился, когда в кабинет тихонько прошёл Николас. Досадливо вздохнул:

– Я надеялся, не разбужу.

Пожав плечами, Николас почти прокрался на софу и буквально упал на неё:

– Да я тоже плохо спал. Мне снилось сегодняшнее убийство.

Он был в таких же льняных штанах и рубахе, босой и помятый со сна. Что бы он ни говорил, Айден не сомневался, что в основном его подняли из постели эмоции по связке.

– Что не так? – тихо спросил Николас.

Он правда хотел знать, и тем поганее было Айдену под его взглядом. Он отложил бумаги:

– Всё так. Нет, правда, нет ничего такого, на что я могу всерьёз пожаловаться.

И всё равно он, стиснутый дворцом, ощущал себя пустым сосудом, покрытым трещинами. Всё шло хорошо. Так, как должно идти. Но Айден не мог избавиться от беспокойства, бесконечной тревоги. Иногда ему представлялось, как он стоит посреди болота, смотрит за жизнью, проносящейся вокруг, смотрит бесцветным портретом, который не в силах сделать и шаг.

– Отдыхать не пробовал? – усмехнулся Николас и тут же снова нахмурился. – Айдз, я серьёзно. Синдикат не исчезнет, если ты позволишь себе выдохнуть.

– Тут целая империя, и не только Синдикат. Пока отца нет, это моя обязанность.

– И ты отлично справляешься. Дай себе время… не знаю, подышать?

Он был прав, конечно. И через связь мог ощущать то, что Айден не умел выражать в словах. Положив голову на сцепленные руки, Айден попросил:

– Расскажи о сегодняшних убийствах.

Может, и не самый разумный разговор в ночи, когда маешься от бессонницы, но Айдену всё равно требовался доклад. Николас же лучше отпускал беспокойство, когда говорил о нём, а его явно мучило увиденное. И Айден слушал о трупах, хотя не знал лорда Дотлера и его семью. Они не появлялись при дворе.

– Завтра надо заехать к Лидии, – сказал Николас. – Я оставил ей ребёнка.

Айден мрачно уставился на Николаса:

– Ты не думал хоть немного следить за тем, что и как говоришь?

Николас ухмыльнулся:

– Неа! Я со всеми остальными слежу за тем, что говорю, я свихнусь, если ещё и с тобой буду.

– Тогда поясни, что за ребёнка ты оставил Лидии.

– Младшего сына Дотлера… как его зовут?

– Понятия не имею. Ты не спросил?

– Не до того было. У Лидии куча младших братьев и сестёр, я подумал, что она сможет приютить мальчика на ночь и умеет обращаться с детьми. Не тащить же его во дворец! Завтра узнаю, какие у него остались родственники.

Айден нахмурился: насколько он помнил, родственников особо не было. Но может, дальние в деревне. Учитывая, что мальчик остался единственным наследником титула, уж какой-нибудь сердобольный двоюродный дядюшка точно его приютит.

– Зачем ты вообще забрал ребёнка?

– А что было делать? – искренне удивился Николас. Для него других вариантов попросту не существовало. – Надо было его у полиции или дознавателей оставить? Уверен, у Лидии ему лучше.

– Она вряд ли обрадовалась?

Николас широко улыбнулся:

– Она была в ярости!

С Лидией Блэкторн оба знакомы со времён Академии. Умная девушка сейчас занимала должность при дворе и с упоением доказывала любому, кто считал, что женщине тут не место, как он не прав. Айден её уважал, с Николасом они даже какое-то время были вместе в Академии, но дальше их отношения не пошли.

Сейчас Лидия искренне считала, что замужество испортит её карьеру, а Николас с увлечением встречался с целой вереницей придворных дам.

– Завтра родственники мальчика найдутся, – потянулся Николас. – Да и я хотел с ним нормально поговорить, вдруг он что видел.

– Как расчленяли семью?

– Бездна, Айдз! Ты иногда такой злобный чурбан.

– Учился у лучших, – тонко улыбнулся Айден.

– Мне ещё к Лорене надо. Весь день в экипаже трястись, ну что за невезуха.

– А к ней зачем? Из-за её мужа?

– Её учёные осмотрят место преступления.

Когда-то в Обсидиановой академии они устраивали поэтические собрания: Айден, Николас, Лорена с Лидией… и Роуэн с Кристианом. Видимо, Николас уловил в голове Айдена что-то о младших, потому что негромко спросил:

– Роуэн не ночует во дворце, да?

– Да.

– Уверен, Кристиан за ним присмотрит.

На это и надеялся Айден. Кристиан был младше на два года, но самым рассудительным. Если кто и мог присмотреть за братом Айдена, то Кристиан. Эти двое тоже колдовали в связке.

Глаза слипались, и Айден потёр их, но Николас был тем, кто действовал, а потом уже думал. Иногда.

Он вскочил и заявил:

– Пошли.

– Куда?

– Айдз, порой ты задаёшь такие вопросы, что я начинаю сомневаться, не тени ли у тебя вместо мозгов. Спать, конечно!

Он, не церемонясь, прошёл за Айденом в его покои и решительно придвинул стоявшую у стены софу ближе к горевшему камину. Устроился на ней, притащив подушки и одеяло. Огонь потрескивал, а они ещё долго беседовали обо всём на свете. Пока глаза Айдена не начали закрываться, и он не уснул.

3

Что принцу делать на месте преступления

Утро было шебутным. Впрочем, как всегда, если Николас оставался во дворце.

Проснувшийся Айден обнаружил, что Николас так и уснул на софе. Разбудить его представлялось совершенно невозможным, он бурчал, прятался под одеяло и заявлял, что никуда не пойдёт, и утро придумали идиоты.

Покои принца состояли из нескольких комнат, и завтрак накрыли в гостиной. Хотя расталкивать Николаса Айден не собирался, тот явился на аромат напитка, недавно ставшим ужасно модным при дворе: его варили из привезённых экродорских зёрен, он отлично пах и неплохо бодрил.

Из комнаты Николас буквально выполз, завернувшись в одеяло, и в таком виде загрузился в кресло. Он отчаянно зевал, но уже тянулся к чашке. Причесаться он не удосужился, как и нацепить металлические колечки на лицо. Слуги знали вкусы императорского дознавателя, ему подали тосты, яйцо и ещё какие-то блюда. Николас неизменно отказывался.

Ел он обычно мало, поэтому при любом удобном случае императрица пыталась его накормить, а Николас страшно смущался. Она распорядилась подавать ему большие завтраки, а также обеды, и ужины, хотя на них он редко бывал во дворце, чаще оставался в Управлении дознавателей. Айден сначала пытался втолковать матери, что это бессмысленно, но в итоге махнул рукой. Если ей приятно, пусть распоряжается. После смерти Конрада ей, казалось, не хватало ещё кого-то, о ком она могла заботиться, а Николас то и дело торчал поблизости. Его собственная мать умерла во время родов.

Айден успел позавтракать, когда явился Николас, поэтому разбирал бумаги. Краем глаза заметил, как Николас вытащил из своего одеяльного гнезда зелье и накапал немного в напиток.

Между ними по-прежнему мерцала связь после магии, Айден знал, что зелье обезболивающее, у Николаса не сильно, но гудела голова. Старая история, из-за детской травмы он периодически мучился мигренями, особенно когда уставал или не высыпался.

– Мой рабочий день в Управлении позже, – с укоризной сказал Николас. Так, будто Айден вытащил его за ногу из постели.

Тот оторвался от бумаг и посмотрел исподлобья. Многие говорили, что у принца тяжёлый взгляд, и он пошёл в деда, которого все опасались из-за крутого нрава, но Николас внимания не обратил, и эмоции по связи пощекотало насмешкой:

– Ой, вот не надо! Не мог же я спать, пока тут пахнет тостами.

– Очень даже мог.

– А потом завтракать одному? Да и ты бы от тоски помер.

Николас многозначительно ткнул пальцем в бумаги, но не прошло и пяти минут, как он вызвал слугу, нацарапал что-то на листах и приказал отправить пневмопочтой Лорене, Лидии и Кристиану.

Когда дверь за слугами закрылась, Айден спросил:

– Хочешь узнать, не писал ли кто это письмо?

– Да. И пришло ли им подобное.

– А тебе?

– В дворцовых комнатах ничего нет, я туда вчера заходил. Дома надо проверить.

– Ты так однажды пропустишь какой-нибудь вызов на дуэль. Не явишься просто потому, что письмо тебе послали домой, а ты там не появляешься.

– Какие дуэли, ваше высочество, – нарочито вытаращил глаза Николас. – Дуэли строго запрещены его императорским величеством.

Оба прекрасно знали о тех нескольких случаях, когда в дуэлях Николас всё-таки участвовал. Айдену он сообщал уже после них, чтобы формально принц был не в курсе. Айден злился, что Николас ввязывается в мелочные разборки, тем более все они были из-за женщин.

Когда Айден вернулся к бумагам и решил уже, что может поработать, Николас заявил:

– Мне не нравится это письмо.

Он намазывал тост вареньем и выглядел внушительно, если бы не продолжал сидеть в одеяле, встрёпанный и пытающийся подавить зевки. Но он хотел порассуждать о письме, за этим крылось истинное беспокойство. В конце концов, Николас был не только другом Айдена, но и служил в Управлении дознавателей. Это по их части.

– Оно звучит зловеще, – продолжил Николас.

– Прямой угрозы нет.

– «Где ты будешь, когда придёт чёрная гниль?» Так ведь называют нынешнюю болезнь из доков? Ту, причину которой ты видишь в запретной магии?

– Я ничего не утверждаю, – ровно сказал Айден. – Эпидемии случаются. Гниль могли завести корабли из Карранаса, это наиболее вероятно. Но общеизвестно, что болезни появляются в том числе из-за запретной магии. А кто-то в столице этим промышляет, если верить дознавателям.

– Даже не сомневайся. Значит, не исключено, что отправитель письма тот же, кто стоит за убийствами и творит магию.

Пожав плечами, Айден задумчиво уставился в окно, скрытое тяжёлыми портьерами. По утрам Айден распоряжался раздвигать их, чтобы полюбоваться на панораму города. Не то чтобы он видел много, но жилое крыло императорской семьи располагалось высоко, здесь не было никаких башенок, Айден видел смутные силуэты кин-кардинских домов, часто утопающие в туманах с реки или из бухты.

Огромный город, кишащий людьми, проблемами – и магией, конечно же. Мысль о запретной не слишком волновала. Да, убийства ужасны. Но время от времени появлялись те, кто заявлял, что чёткие правила и связки всего лишь пережиток прошлых времён. Или кто попросту хотел власти, распахивая тёмные глубины сохранившихся кальтонских трактатов и погружая руки в кровь. Потому что все самые сильные ритуалы запретной магии творились на внутренностях жертв, их разделывали, как быков в храмах Безликого.

Поэтому подобные чары и запретили.

– Знаешь, что меня больше волнует? – негромко спросил Николас.

– Упоминание поэтического общества.

– В точку.

Во время учёбы в Обсидиановой академии они объединились, чтобы проводить встречи на кладбище и в запертых комнатах после отбоя. Они пили запрещённый алкоголь во фляжках, делились мечтами и, конечно же, читали стихи. Особенно их любил Николас, сам поэт.

– Тот, кто отправил письмо, знает о нас, – продолжил Николас. – Это угроза всем. Но я не понимаю, чем стихи-то не угодили? При чём здесь наши посиделки?

Айден нахмурился:

– Я тоже не понимаю. Мы не изучали магию, не творили ничего запрещённого, никто не имел на нас зуб. Мы никого не убили, чтобы скрыть во тьме труп и прикопать под кустом роз.

– Или кто-то из нас чего-то не договаривает.

Николас произнёс это тихо, и Айден ощутил, что им обоим неприятно думать о подобном варианте. Возможно, кто-то из них совершил такое, за что может мстить теперь балующийся запретной магией незнакомец.

Один из них лжёт.

Айден не знал, что его пугало больше: то, что так думал отправитель письма, или то, что сам Айден не отмёл эту мысль сразу же.

Они сидели ещё долго, Айден рассказал о вчерашнем разговоре с Фелицией Стэнхоуп и последних новостях по Синдикату. От политики Николас старался держаться подальше, но работой Айдена интересовался.

Слуги принесли пришедшие пневмопочтой ответы и записку для Николаса из Управления дознавателей. Он сначала распечатал первые письма и нахмурился:

– Никто не отправлял приглашения. Им тоже пришли такие. Бездна знает, что творится!

С раздражением он раскрыл последнюю капсулу, вытащил скрученную бумагу и помрачнел, когда её прочитал.

– Новое убийство. Да как успевают? На этот раз в Китобойнях. Мне надо ехать.

– Я с тобой.

Николас глянул с удивлением:

– Что принцу делать на месте преступления?

– Ты забываешь, что я десять лет воспитывался в храме Безликого. Я видел кровь. И смогу понять, если убийца так или иначе проходил похожую подготовку.

Вместо работы с бумагами и бесконечных встреч с советниками поход на место преступления воспринимался почти как выходной.

Китобойни построил сэр Персиваль Льюис лет пятьдесят назад.

До этого в доках ничего подобного не существовало, а главным городом китобойного промысла был небольшой Сорон к северу от столицы. Туда свозили пойманные и разделанные прямо в море туши.

Но тридцать лет назад встало сразу два вопроса. Кин-Кардин расширялся, то, что раньше было другим городом, превратилось в столичное предместье, и горожанам не нравилась вонь китового мяса и жира. Вторым и главным вопросом стало желание Персиваля Льюиса получить прибыль. Он был младшим сыном владельца юридической конторы, но стремился к большему.

Он взял ссуду в банке, заложив земли матери и обманув старших братьев, и привлёк на свою сторону лорда Кендалла Колвуорта, богатого наследника огромного состояния, мнящего себя человеком серьёзным, но попросту просаживавшего деньги на азартные игры. Персиваль уверил, что тот вкладывается в прибыльное дело, смотрит в будущее и вообще большой молодец. Лорда Колвуорта распирало от гордости, пока он рассказывал собутыльникам, а сэр Персиваль строил тем временем своё дело.

Он выкупил большую территорию доков и за несколько лет установил огромное здание из кирпича, оснастил его новейшими достижениями техники и не поскупился на магов и артефакты. А потом пришёл в Сорон и заявил местным, что нанимает их. Они могли бы отнестись к заявлению с изрядной долей сомнений, но в то время бесконечно воевали с расширявшимся Кин-Кардином, а сэр Персиваль предлагал отличные условия на деньги лорда Колвуорта.

Так и начала работать китобойная база. Она называлась именно так, но быстро прижилось название Китобойни. Хотя формально оно было не совсем верным.

Тут собирали жир, вытапливали и на соседнем заводе производили многочисленные свечи и лампы для тех, кто не мог позволить себе зачарованные, то есть для большей части населения. Тут разделывали мясо, лучшее отправлялось к столам аристократов, а то, что похуже, или мясная мука, уходило на корм животным.

Китобойни быстро обросли другими производствами, где делали клей, мыло, экстракт для супов, всевозможные предметы из китового уса и удобрение из кровяного порошка. Сэр Персиваль был настолько предприимчив, что и с храмом Безликого договорился о поставках костей.

Лорд Колвуорт радостно предвкушал получение прибыли, но тут-то и оказалось, что ему принадлежало не так много, а всё основное держал в руках сэр Персиваль, и активы значились на его имя.

Колвуорт оказался слишком ленив, чтобы начать разбирательство, или сэр Персиваль пригрозил, что его отец – юрист, и отсудить часть Китобоен не выйдет. Как бы то ни было, лорду Колвуорту хватало процентов, а спустя пару лет его зарезали в пьяной потасовке.

Сэр Персиваль прожил до глубокой старости, женился на леди, получил титул у императора и стал одним из самых известных предпринимателей Кин-Кардина. Он успел вложиться в новые кварталы, отстроить собственный особняк с сотней дверей, часть которых вела в никуда, и отгрохать усыпальницу на главном городском кладбище.

Китобойни до сих пор принадлежали его потомкам, и сейчас ими формально владела семья Стэнхоупов. Пока Фелиция занималась Синдикатом, её брат Элиас женился на Анне Льюис, единственной наследнице состояния Льюисов, перешедшего к Элиасу.

Айден не представлял, что понадобилось убийце в Китобойнях.

До этого жертвами становились зажиточные горожане в собственных домах, вроде Дотлеров. К ним можно было незаметно попасть, прикончить на месте, забрать нужные части тел для дальнейшей запретной магии.

На Китобойнях не было никого, кроме разделанных китов – и китобоев. Теперь, похоже, тоже разделанных.

Николас подробностей не знал. Он быстро привёл себя в порядок в своей комнате и загрузился вместе с Айденом в экипаж. В стенках защитные чары, принца сопровождала охрана, но на дверцах не было перламутрового черепа, императорского знака. Айден предпочитал не предавать свои перемещения огласке раньше времени.

– Обожаю твой экипаж, – заявил Николас.

Он по-хозяйски расположился среди подушек, щелчком магии заставил работать теплокамень под сиденьем. В обычных экипажах такого не было, а в императорских регулярно обновляли чары.

Стоило распространиться теплу, Николас задёрнул занавески, привалился к стенке, скрестив руки, и почти мгновенно задремал. В экипажах его зачастую укачивало, но при этом странным образом он мог в них спать.

В голове Айдена роились мысли об убийствах, о загадочном письме, о Роуэне и Синдикате. Чтобы отвлечься, он с раздражением отодвинул занавеску, чтобы смотреть на пейзаж за окном.

Экипаж равномерно покачивался на мостовой. Общественные кареты неимоверно трясло, но аристократы предпочитали использовать на рессорах чары, смягчавшие ход.

Стояла тёплая погода для конца зимы, впрочем, климат в Кин-Кардине мягкий, редко когда шёл снег. Вот и теперь небо бесконечно хмурилось, шли дожди, ветра дули холодные, но никакого намёка на снег.

В Кин-Кардине Айден родился и вырос. Здесь он десять лет воспитывался в местном храме и редко выезжал. Обсидиановая академия тоже находилась всего в нескольких часах езды от города. Несмотря на шум, многолюдность, а местами и грязь, Айден чувствовал себя здесь как дома.

Столица раскинула утопающие в тумане кварталы вдоль двух рек, судоходной Быстрянки и мелкой Серебрянки, и неумолимо бурлила дальнейшими расширениями. Крупнейший город в Мархарийской империи, её пульсирующее сердце, полное людей, чар и ресурсов. Экипаж двигался по широким основным дорогам, но всё равно медленно в веренице других. В цокот копыт, всхрапывание лошадей и окрики кучеров вплетался гул многочисленных голосов.

Люди, в основном простые работяги, торопились по своим делам. Экипаж попал ровно в то время, когда торговцы открывали свои лавки, а служащие спешили в мастерские, банки и прочие заведения. Дома проплывали мимо массивами из тёмного камня, кирпича и штукатурки, в основном простые, но встречались и украшенные линии крыш, высокие окна и фасады с орнаментом.

Рабочие уже вовсю трудились, но фабрики находились в другой части города. Мимо мелькнула Асталанская мануфактура чаровников с изящным узором каменных листьев и магическим знаком, выложенным мозаикой на фронтоне. Здесь ежедневно трудились те, у кого был средний уровень магии, обычные ремесленники, зачаровывающие сотни артефактов и вещей, необходимых в повседневной жизни. Работа была несложной, но считалась почётной и требовала определённой подготовки.

У простолюдинов не было выбора: если обладаешь приличным уровнем магии, придётся обучиться в специальной школе и отправиться к чаровникам, иначе можешь вспыхнуть дикой силой, навредить всем вокруг и стать иссохшим.

Аристократы обладали магией почти все, из них получались чаровники высоких классов, и никто не колдовал в одиночку, только связками со страховкой.

Кроме Древних семей, конечно же. Потомки исчезнувшей Кальтоны обладали собственной особенной магией, им не требовались связки. Но многие предпочитали продолжать зачаровывать в них – как Айден.

4

(Кито)бойня

Экипаж свернул к докам, здесь улочки были уже, людей меньше. Запахи свежей выпечки, цветов и канализации сменились на забивающую всё вонь рыбы с отчётливым металлом, становившуюся всё более маслянистой и тяжёлой по мере приближения к Китобойням.

Пошевелившись, Николас скрыл зевок, коротко послал магию, чтобы выключить чары теплокамня. Поморщился:

– Ненавижу эту вонь.

– Но есть китовое мясо любишь.