Мы служили в этой газете

И уж совсем весело было читать установки от Феди Лушникова. Он, как тот литературный герой, который не знал нюансов русского язы-ка и говорил просто: «Я хочу вас видеть голой!» – писал мне письма синими чернилами, без всяких эмоций, официально: «Тов. Грибанову. Ваш очерк «Звезды Экзюпери», названный нами «Встреча с юностью», предлагался в номер, но его отвергли. За пустоту!». Просто и ясно.

Когда заканчивался мой срок службы в Группе войск, член ред-коллегии Владимир Николаевич Жуков предложил мне перейти в его отдел – с длинным таким названием: «Науки, техники, вузов и вневойсковой подготовке». Я сразу признался, что технику не терплю, что авиацию, кроме любви к ней, принимал, как спорт – за десять лет работы летчиком-истребителем в воздушных боях мне никто в хвост не зашел! То есть, все победы были мои, и отцы-командиры хвалили: «гри-бановский почерк». А наука вообще дело темное: таблицу умножения я только по-своему заучил. Жуков успокоил, мол, вы будете заниматься проблемными вопросами военных академий и училищ – морских, летных. Стало понятней. И вот я в отделе Владимира Николаевича, спокойного, толкового, чрезвычайно интересного человека. По его заданиям побывал во многих училищах, в Монинской академии – это командная, авиационная – знал и преподавателей, и начальников всех кафедр, факультетов. Там кадры для Военно-Воздушных Сил готовили лучшие умы страны. Замечу, известные ученые, доктора наук, знато-ки оперативного современного боя были немало удивлены, когда их, командную академию слили с инженерной – старинной «Жуковской». Это как приделать корове седло! А как, вообще, старый профессор, заслуженный деятель наук, будет мотаться на работу из столицы в деревню Монино на метро, в автобусах, на электричке – подумали? Читать там лекции и к вечеру, если не на ночь, домой?

А юмор-то с двумя ведущими военными академиями страны еще продолжался. Ее, объединенную, с разными названиями, теперь уже из подмосковного Монино посадили на паровоз и сбагрили в провинцию, «в глушь, в Саратов». Точнее, в Воронеж. Туда, заодно перевели и един-ственное на всю Сибирь училище для парней – военно-техническое авиационное. К слову, Екатерининский дворец, где располагалась знаменитая «Жуковка», правительство Москвы приспособило для

С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ

15

вип-гостей. Вместо двигателей, различного оборудования, лучших в мире боевых машин Лужок понастроил там «нумера», рестораны, бас-сейны для того же «Толика-рыжего». Раньше по пути в Питер во дворце останавливалась царица, а теперь чубайсы… Бездумное, равнодушное отношение к делу, конечно, не так, как нынче, случалось и раньше. Вот однажды Жуков предложил мне проследить путь призывника на именную лодку «Псковский комсомолец». Начал с начала. Побывав в Пскове на предприятиях и заводах, откуда земляков провожали на ту лодку, отыскал базу, где она стояла, потолковал с ее командирами, по-литработниками, и корреспонденция вскоре появилась на страницах газеты. В ней, конечно, был укор чиновникам из горкома комсомола,

с песнями да барабанным боем провожавших ребят на службу; рав-нодушию организаций, где их готовили, а потом распределяли – кого куда; припомнил и политрабочих, которым было до лампады кого им присылают на именную-то лодку – киргизов, латышей или команду из села Синие Липяги. Как правило, газета сообщала потом о принятых мерах по подобным выступлениям. Ну, а уж когда, то сам команду-ющий флотом берется за разборку, то мало никому не покажется. Тогда наказали людей, с которыми я даже и не встречался… Но раз я пожалел, что одному местному князьку не устроил русскую баню. Дело было так. В редакцию пришло короткое, на двух страничках письмо, в котором автор кратко, по-военному представился, что он военный летчик 2-го класса и инвалид 2-й группы. Затем пилот рассказывал, что после катапультирования на высоте он отморозил ноги, которые ампутировали, и что жизнь его сейчас стала невмоготу из-за болей в оставшихся култышках. Спасали горячие ванны. А воду нагреть нечем – невозможно добиться установки в ванной титана.

Ответам на письма читателей у нас был установлен срок – не боль-ше десяти дней. На дело сложное – месяц. Стоит ли сомневаться, что тут я никаких письменных ответов не сочинял, а получил разрешение разобраться по жалобе на месте и рванул с горячим желанием – разне-сти бездушного чиновника, царящего в некой Берендеевке. Сошел на пустынном полустанке железной дороги. Кто-то показал направление, как идти по указанному адресу, и я отправился по шпалам в сторону белеющих вдалеке нескольких двухэтажных домиков. Было жарко. Первыми, кого я встретил, как потом выяснилось, на той торфоразра-ботке, были четверо мужиков, которые в тенечке отчаянно стучали костяшками домино. Я спросил у них, как найти автора письма, и тут трое дружно указали на игрока, сидевшего с ними рядом. Помню

16 С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ

свою растерянность: в следующий миг после моего представления летчик-инвалид вдруг исчез из-за стола, будто провалился куда-то. Затем он вынырнул на крохотной деревянной платформочке с че-тырьмя шарикоподшипниками и покатил к подъезду обшарпанной двухэтажки. Не буду рассказывать здесь, как ловко, отказавшись от моей помощи, человек без ног поднялся по лестнице на второй этаж, как он, летчик-истребитель, оказался в такой беде. Приняв на грудь, мы еще поговорили о полетах, потом я сказал, что непременно помогу ему

и вскоре буквально ворвался в кабинет того князька, начальника мест-ной торфоразработки. Не сразу поняв, кто перед ним в форме военного летчика, с погонами майора на тужурке, картавый, наконец, сообразил

и удивился: «И вы за этим сюда приехали?..». Короче, при мне он дозво-нился до областного центра, с кем-то там переговорил и невозмутимо ответил, что нет проблем – на следующий день обогревательный титан будет доставлен и установлен по названному адресату. Инвалиду, ока-завшемуся в беде, я помог. Но до сих пор жалею, что в «Красной звезде» не разнес на всю страну того Филькинштейна… А однажды мы получи-ли письмо из села Западной Украины, края, основательно заселенного «кукурузником» Никитой, выпущенными из лагерей бандеровцами. Свояк раненного в годы войны солдата Андрея Ткачука писал, как разыскал его и, спустя двадцать пять лет, вернул на родину, к жене Матрене. Казалось бы, ничего особенного: ну, был ранен боец, застрял где-то и вот с помощью районной газеты он снова среди своих. Так-то оно так, да вот деталь – Андрей Ткачук с детства ничего не слышал, был глухой, проще говоря, немой. Потому-то и застрял сначала в тыловом госпитале на Тамбовщине, а потом так и остался там уже в больнице, работал по хозяйству: возил уголь, дрова, топил печи. История эта меня заинтересовала. Забегая вперед, замечу, что чуть позже тему «немой солдат на войне» я разработал в пьесе для театра «Мимики и жестов». А тогда, понимая, что командировку по тому письму мне никто не даст, взял задание в Киевское артиллерийское училище, там сделал, что надо, сел в легонький аэропланишко и рванул контрабандой до Ровно. Оттуда, подремав с крестьянами на автобусной стоянке, добрался, наконец, на допотопном шарабане до хаты Ткачуков. Спустя час у них собралась вся родня Андрея. Тут я и услышал, как в дни освобождения от немцев их села военно-полевой военкомат мобилизовывал на фронт подросших за время оккупации ребят. Когда очередь подошла к Андрею, его земляки принялись объяснять, мол, Ткачук немой с рожде-ния. «Какой, на хрен, немой – симулянт!» – решили военкомовские и

С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ

17

хрясь ему в ухо! Андрей молчит. Не поймет, в чем дело. Не понимал рядовой Ткачук, подносчик артиллерийских снарядов, и когда все вдруг падали на землю, что-то кричали ему, а он стоял спокойно со снарядом в руках и ничего-то его не тревожило… Вот и все. Спустя годы, вернувшись к Матрене, ее Андрийко устроился работать – дворником. Через переводчика-свояка и в военкомате я выяснил все подробности судьбы «неизвестного солдата», и в тот же день ему была оформлена там положенная, как участнику войны, инвалиду, государственная пенсия. Шутка ли, из Москвы военный корреспондент приехал…

По дороге из командировки я написал очерк о верности и люб-ви двух сердец, назвал его «Солдатка». Но редколлегия не решилась публиковать тот очерк. Любовь любовью, но все-таки… Хрясь в ухо! Как-то не слишком толерантно получалось с призывом-то в армию Матрениного Андрейко… Что хорошо, а что плохо, что и как можно давать в газету решалось на редколлегии. У нас официально действо-вала и военная цензура. Больше того, в ЦК партии в Отделе пропаганды вовсю трудился Геннадий Андреевич Зюганов – заведовал целым сектором под знаменами Александра Николаевича Яковлева, извест-ного архитектора перестройки нашей страны на новый лад. Верные ленинцы, сидючи у кормила-то да кормушки, до поры до времени бдительно следили – благоговейно ли чувствуют себя перед линией-то партии мужики с «лейкой» да блокнотом? Люди-то разные и думают по-разному – если они даже члены редакционной коллегии военной газеты. Вот, скажем, Федя Лушников и Володя Жуков – оба редакторы отделов. Федя ахнет бутылку водки – и хоть бы хны, а Володя вообще не пьет. Володя окончил академию Жуковского, авиационный инженер. А Федя из комсомольских активистов. Володя еще член Союза писателей, окончил Литературный институт, и Федя удивляется «Зачем? Что, мол, он тебе дал тот институт?» Володя весело отвечает Феде: «Пять тысяч книг прочитал. По программе». А Федя до конца «Капитанскую дочку» Пушкина не одолел. Зато Федя назубок знает Устав гарнизонной и караульной службы, а еще то, что по Дисциплинарному уставу офице-ры обязаны обращаться друг к другу на «вы». Так вот, он, начальник, решил как-то поредактировать и принялся за мой очерк о молодых летунах-однополчанах. Речь там шла не о полетах, безопасности да безаварийности летной работы – вечных темах отдела ВВС. Совсем

о другом – свободном времени лейтенантов, первых выпускников с приставкой «инженер» (летчик-инженер). Да придумывай любые приставки, а холостых парней в гарнизоне – да еще закрытом! – куда

18 С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ

потянет? Правильно, туда, где девчата. На танцы в Дом офицеров. Все так, как было до них, у нас, как будет всегда. Словом, я решил эту тему, Федя прошелся по ней, и вот читаю свой очерк и чувствую, что краснею. Краснею от стыда показаться после такой публикации в родном полку! Детали ее не помню, передам, как это приблизительно выглядело в представлении члена редсовета Феди по сюжету из жизни наших молодых лет.

Значит, так. Военный городок. Общежитие. Суббота. Парни гото-вятся на так называемый «вечер отдыха». Дальше диалог, согласно воинским уставам, в изложении Феди.

– Василий Иванович, не изволите ли-с заглянуть к Дуняше? Нынче, милостивый государь, Ваш черед. Намедни, говорят, завезли ей достойный товар из крепких настоек. А остальное, сами знаете-с, высочайшего качества.

– Афанасий Петрович, дорогой, все так. Но вынужден Вас огорчить. Майор Приворихин, наш замполит, поручил мне провести политиче-скую информацию по материалам последнего партсъезда со вновь прибывшим пополнением авиационных механиков. Он рекомендовал обратиться и законспектировать последние работы товарища Ленина, чем я нынче и собираюсь заниматься.

– Ах, сударь, как я Вас понимаю. Долг превыше всего. Не сомнева-юсь, что работа товарища Ленина о кооперации будет Вам особенно полезна! С поставленной задачей Вы как отличник боевой и полити-ческой подготовки всенепременно справитесь…

Ну, а теперь, как все было в действительности, не в представлении Феди, твердо усвоившего ленинскую установку о том, что газета не только пропагандист и агитатор, но и организатор партии. Значит, сюжет все тот же. Полеты. Разборка их, подготовка, опять полеты…

В субботу в Доме офицеров танцы-ланцы. Из ближайшей деревухи под названием Хомуты девчата придут, почти все знакомые. На по-лустанке «Зябровка», это в полутора километрах от военного городка, круглые сутки функционирует тетка Дуня. Она торгует самогонкой и монополькой. В деревянной избе, расположившейся прямо у железной дороги, в стене небольшое оконце. Поднял руку вверх, постучал – тебе, молча, открыли. Дальше просто: ты в оконце трешницу – тебе бутылку отменной сорокаградусной и соленый огурец (на сдачу). Все молча, без нареканий, можно сказать интеллигентно, – хоть в ночь глухую сту-чись. Ну, а на каком языке мы между собой разговаривали, например, с Колькой-размундяем – на рубль выпьет, а шуму наделает на сто! – я

С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ

19

приводить не буду. Прямо скажу, наши разговоры, обращение друг с другом в требования Дисциплинарного устава и представления члена редакционной коллегии Феди явно не вписывались.

Однако я, кажется, увлекся. Мой шеф Жуков как-то спрашивает: «Как вам заголовок «Севастопольские невесты»? Что тут скажешь, красиво звучит. И тут он предлагает: «Беритесь за работу. Посткор в Одессе отказывается». Я тоже отмахнулся: «Не моя тема – теория любви, невесты…» А Володя уже рисовал картину: «Вот курсант-морячок полу-чил увольнение в город. Вышел из ворот и в раздумьях: «Куда идти?» Направо – библиотеки, тихие читальные залы и концертные, встречи

и дискуссии с ровесниками-студентами. Дорога налево – это пляж, девушки в купальниках, приезжие на отдых к морю дамы…». Ясно, что дидактические беседы здесь неуместны. Диспозиция сторон склады-валась не в пользу воспитательных установок Главпура. И редактор Жуков говорит: «Идите в училище – их в Севастополе два, в школы, в комендатуры, в милицию. Идите, наконец, в морские кабаки!» – «О! – вырвалось у меня. – Я готов! У матросов нет вопросов…». Работа по этой теме оказалась интересной, даже увлекательной. В беседах с парнями из училищ и десятиклассницами мне помогал социологический во-просник, который я заранее продумал, хотя главпуровские чиновники

и запретили его. Картину взаимоотношения покорителей морской стихии и их невест емко приоткрыли и материалы городского Загса. В Севастополе ежегодно отмечалась не одна тысяча свадеб. Заполярье, Балтика, Дальний Восток – куда только не увозили севастопольских не-вест женихи в «мичманках», с первыми, лейтенантскими звездочками на погонах. Но, забегая вперед, замечу по читательским откликам на мою публикацию, что не только девушки из Севастополя не страши-лись трудностей жизни жен морских офицеров, подолгу готовы были ждать своих любимых. Вот некая Света с огорчением заметила: «Весть о «Севастопольских невестах» облетела шар земной и попала в наш де-вичий городок. Мы очень жалеем курсантов-моряков – окручивают их девки…». А вот письмо из Мурманской области от Тамары Киселевой: «Прочитала заметку «Севастопольские невесты» майора Грибанова. Заметка майора мне понравилась, но почему он пишет о девушках из Севастополя, неужели только в Севастополе красивые и хорошие девушки? Нет! Майор Грибанов допустил ошибку. Девушки красивые и хорошие – все, которые живут в стране Советов». Свою «ошибку» позже мне пришлось исправлять. Но после публикации материала, когда «Севастопольские невесты» «облетели шар земной», читательские

20 С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ      С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ      21

отклики завалили редакцию. Потом подсчитали: такую почту

аккорда», знакомство с матросиком, и ставший затем долгожданным и

получили за весь год два вместе взятых ведущих отдела редакции –

радостным, воскресный маршрут Ялта-Севастополь. Матросик обещал

пропаганды и партийной жизни. На одном из писем я остановлюсь.

жениться, но поссорились. А раз так – есть и другие парни. И пошло,

Оно было первое и пришло из тюрьмы. Писала девушка Алла П., чье

поехало… По известным причинам Алла П. оказалась в кожно-вене-

имя без фамилии я упоминал в публикации. Собственно, со встречи

рологическом диспансере и, уже зная о заболевании, понимала, что

с ней и началась работа над материалом, далеком от традиционной

теперь придется отвечать за свои утехи. Я читал четыре тома ее при-

военной публицистики, которую шутя, мы называли «Эх, лопата, друг

ключений, объяснений, протоколов, приговоров. Они, конечно, в мате-

солдата!». Значит, прибыв в Севастополь, я устроился в гостинице и

риал о севастопольских невестах не вписывались. Вот, к примеру, она

сразу же направился в милицию, надеясь что-то узнать о проблемной

рассказывает судьям, как стала «источником» заболевания нескольких

молодежи, трудновоспитуемых подростках. Начальник отделения,

курсантов. Разбила на пляже палатку и живет. Утром наиболее лихие

майор, выяснив мой интерес, усмехнулся, мол, вот, в городе настоя-

парни вместо физической зарядки с котелком каши туда – ну, и будь

щий-то бардак за стенами обкомовского дома. Отпрыски партийных

здоров Иван Петров… Подружки по несчастью посоветовали Алле П.

чинуш, холеные, откормленные на батюшкиных-то спецзаказах, такое

бежать из того диспансера. Она так и сделала: набросила на себя чей-то

вытворяют! А попробуй-ка сунь туда нос… И вдруг майор воскликнул:

халат, сунула ноги в тапочки – и деру! Вот и статья – кража. Украденное

– Да вот же у нас трудновоспитуемая особа сидит! В КПЗ.

имущество оценили в 15 руб. 51 коп. Таким образом набралось даже

Поговорите…

четыре статьи и отправили уголовницу с лишением свободы на два

Мы шли через двор милиции на встречу – с кем? Я тревожно

года в исправительно-трудовую колонию. Уже после побега и оттуда, в

думал: «Как поведет себя эта особа? О чем с ней говорить? Пошлет на

подземелье-то КПЗ я спросил Аллу, что она больше всего любит? Ответ

хрен! Проституток в наше время не было. Закон гласил, что социальные

был без раздумий:

корни этого зла в стране уничтожены, а все остальное подходило разве

– Люблю малышей! – Потом улыбнулась и добавила: – Смеяться

что под статью «Морального кодекса строителя коммунистического об-

будете, но еще люблю танцевать…

щества». По крутой лестнице мы спустились в подземное помещение, и

Вот и вся проблема с одной из севастопольских невест. В газете о

когда дежурный милиционер привел к нам задержанную гражданку, я

ней прошло всего несколько строк – и то с боями. И вызвали живой от-

на мгновенье растерялся: передо мной стояла невысокого росточка ми-

клик в сердцах наших читателей. Вот отклик на выступление «Красной

ловидная девушка, волосы ее были перетянуты бархатной ленточкой,

звезды» от Аллы П. с обратным адресом на почтовый ящик. «Сегодня

в ушах вместо сережек висели кисточки из цветастых ниток. Среди

прочитала вашу статью «Севастопольские невесты» и вспомнила о вас.

суровых блюстителей порядка, исполнителей законности это черно-

Вспомнила, как мы с вами сидели в кабинете начальника КПЗ и вели

глазое создание никак не вписывалось. Мы сели за стол, друг против

очень интересную беседу. Я никогда не думала и не мечтала, что обо

друга, девушка спросила: «Как мне обращаться к вам: гражданин майор

мне могут написать в газете, а еще в «Красной звезде»! Вы очень хоро-

или товарищ майор?», и за час разрешенного нам свидания в дежурном

шо написали обо мне. Сейчас я нахожусь в лагере общего режима, рабо-

помещении КПЗ я уже знал, что родом Алла из небольшого крымского

таю на швейной фабрике. Сижу за машинкой и мечтаю о свободе. Когда

села под Бахчисараем, что она окончила 8 классов и работала потом

выйду, устроюсь на работу и буду работать, как все советские люди.

в совхозе. За работу ее хвалили, в газете «Крымская правда» даже

Встречу своего любимого – он сейчас служит, в мае уже демобилизация,

заметка о ней была, а вот дома жилось тяжело. Отчим пьянствовал,

поедет к себе на родину, в Омск. Уважаемый Станислав Викентьевич,

требовал денег, и тогда она уехала в Ялту, где устроилась в санаторий

поздравляю вас с наступающим праздником 1 мая. Желаю всего наи-

официанткой. Ну, вот, как-то опытная тетенька, намного старше юной

лучшего. Если сочтете нужным, то ответьте на мое письмо. Мой адрес:

официантки, предложила ей прокатиться до Севастополя: «Ох, там

г. Днепродзержинск, п/я, яэ 308/4, 2-20».

морячки какие!..» А там ресторан, не музыка, а блатная похабень, вы-

Редактор Жуков синим карандашом четко наискосок вывел:

соко ценимая ныне государственным телеканалом, в программе «Три

«Вести переписку с автором письма не целесообразно. В архив». Но

22 С «ЛЕЙКОЙ» И БЛОКНОТОМ

автор адресата «п/я 308 яэ» столь категорических установок не полу-чала и, спустя год, обратилась в «Красную звезду» с просьбой выслать экземпляр газеты со статьей «Севастопольские невесты», где речь шла

и о ней. Газету я, конечно, послал. Как можно было не выполнить просьбу человека, оказавшегося в беде? А под Новый год в «Красную звезду» уже с севера, из поселка Великое Архангельской области, долетела такая открытка. «Уважаемый товарищ, наставник, учитель, Станислав! Поздравляю Вас с наступающим праздником…» – писала одна из севастопольских невест, и я понял, что Алла П. уже на свободе, не дрогнула – оставила Севастополь и уехала в северные края, чтобы начать новую жизнь…

Я искренне радовался за нее, только вот обращение в открытке очень смутило меня: какой я наставник, да еще учитель… Впрочем, это была признательность центральной военной газете.

ВЗГЛЯД СКВОЗЬ ПРИЗМУ СОБЫТИЙ. О ЧЕМ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПИСАТЬ?

23

Юрий ТЕПЛОВ,

полковник в отставке,

посткор по ЗабВО и САВО (1968–1974 гг.), посткор по ЗакВО (1976–1978 гг.), зам редактора партийного отдела (1978–1979 гг.), редактор отдела культуры, член редколлегии (1979–1982 гг.), спецкор «Красной звезды» (1982–1987 гг.)

В «Красную звезду» меня рекомендовал посткор по Уральскому военному округу майор Алексей Хорев. Это произо-шло в 1968 году, когда я работал в Свердловске корреспондентом ар-мейской газеты ПВО «На страже». Хорев сказал:

– Не радуйся, капитан, раньше времени. Поедешь на стажиров-ку. А там – как себя покажешь. Самая занудная тема для нас – соцсоревнование. Стажерам ее обязательно подсунут. Подумай об этом.

24 ВЗГЛЯД СКВОЗЬ ПРИЗМУ СОБЫТИЙ. О ЧЕМ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПИСАТЬ?

Стажеров, то бишь кандидатов для службы в центральной газете оказалось девять душ. И первое задание, как и предсказывал Хорев,

о социалистическом соревновании в полку. Если уж на то пошло, то в армейских условиях, где жизнь до мелочей расписана в уставах, социалистические обязательства, всякие почины – пустозвонство и формалистика. Но есть и соревновательный момент, когда, примеру, расчеты орудий выполняют нормативы, и речь идет о секундах. Кто быстрей, кто перевыполнит норматив. В командировку я поехал в знакомый полк ПВО. И привез репортаж, в котором при публикации кто-то добавил к слову «соревнование» эпитет «социалистическое». Из девяти кандидатов, проходивших стажировку, семерых отправили об-ратно. Оставили Виктора Филатова и меня. Корреспондентской сетью тогда руководил полковник Гриневский. Замом у него был капитан 2-го ранга Фирсов.

Гриневский повел меня к заму Главного редактора по кадрам полковнику Сидельникову. Тот спросил:

– Где бы вы хотели служить, Юрий Дмитриевич?

– В «Красной звезде» – где угодно, товарищ полковник!

– Достойный ответ. Поедете в Читу, посткором по Забайкальскому округу…

Работа посткора имеет плюсы и минусы. Плюс – полная самостоя-тельность, выполняй задания редакции и сам ищи темы-гвозди. Минус – посткор находится на материальном обеспечении и на партийном учете в округе. Этот фактор приходилось учитывать при написании критических и положительных корреспонденций…