По местам стоять, главные машины проворачивать!

И вот ещё что… Я понимаю, что сдерживать себя, особенно когда вот такой бардак сотворили, трудно. Но всё равно старайся держать себя спокойно, до крика не опускаться. Будь большим и великим, брось так спокойно, что бы вон тому, козлу, к примеру, отрубили голову или вздёрнули его на рее. Орущий начальник, визжащий начальник, уже не начальник, а так шавка какая-то, Моська крыловская, или какая-нибудь другая, из-за забора лающая. Спокойный голос ставит человека в тупик, особенно тогда, когда он ждёт крика и воплей, а если он ещё к тому же в чём-то виноват, то вину свою осознает ещё больше. Сегодня если бы ты оттрахал их спокойно и без крика, даже в неурочное время, то эффект был бы другой. Вот сказал бы им сегодня спокойно без крика, ну что вы, козлы, сегодня устроили, специалисты хреновы. Так они, опережая собственный визг, все сопли бы подобрали, в следующий раз нормально бы топливо перекачивали. Правда, тут смотреть надо, когда, с кем и как говорить. Если с начальниками говорить спокойно, когда он орёт, то это себе дороже. Он, точно, подумает, что ты над ним издеваешься, ещё больше заведётся и орать начнёт ещё сильнее. Лучше то же орать. И если это сделать сильнее и мощнее чем это делает он, то шансов, что он успокоится, потеряет к тебе всякий интерес и от тебя отстанет, гораздо больше. И ещё одно. Сегодня ты на дерьмо исходил и отплясывал на юте семь минут с лишним. Я специально по часам засёк. Запомни лейтенант, матрос способен слушать и вникать от силы минуты две, если даже не меньше, дальше всё бесполезно. Он теряет всякий интерес, перестаёт слушать просто. Поэтому драть его надо коротко и быстро. Этому надо учиться. Учись! Понял ты меня, лейтенант? На сегодня хватит. Надоел, наверное, я тебе уже. Как-нибудь потом ещё поговорим.

– Понял, тащ капитан 3 ранга, – ответил лейтенант, пытаясь отвязаться от оказавшегося по-стариковски многословным начальника.

После ухода дивмеха задумался. Да, всё-таки есть что-то во всём том, что он ему поведал. Вспомнил его появление после отпуска на корабле месяца полтора назад и первое знакомство. Корабль стоял в доке в соседней деревне. Командир дивизиона прислал его обеспечивать корабль, оторванной от всей основной кучи, в один из воскресных дней. Да, праздник ещё был, день победы над Японией. На корабле всего на всего два лейтенанта, недавно прибывших из училища, механик и минёр, он же помощник, командир в отпуске. В деревне той соблазнов для матросов масса, ну и вот, что бы не разбежались они по местным девицам, да не перепились, и прислали дивмеха в помощь лейтенантам, а то те по неопытности своей народ в узде удержать не смогут. Появился он поздно вечером в субботу, слегка поддатый. Объяснил лейтенантам задачу. Она проста как три рубля: не растерять народ, удержать его, что бы он не разбежался и не пришлось его потом бегать искать, да ещё что бы не нажрались, а поэтому предстоит завтра народ задолбать. Утром торжественный подъём флага и флагов расцвечивания. Лейтенант, помощник который, пытался полемизировать с дивмехом, по случаю торжественного подъёма флага. В корабельном уставе день победы над Японией днём торжественного подъёма флага не обозначен. Помощнику было указано, чтобы не учил отца делать детей, если по случаю бабского праздника есть торжественный подъём флага, то по случаю столь знаменательной даты сам бог велел. И ещё, корабль в отдельном плавании, он старший, поэтому в его воле устанавливать порядки на корабле. Утром под звуки гимна торжественно подняли флаги. Точно единственные во всём Военно-морском флоте столь торжественно начали отмечать день победы над империалистической Японией. Дивмех лично поздравил всех с праздником. Получил восторженный ответ экипажа в форме троекратного «Ура». Всем дал пять минут на переоблачение в спортивную форму, то есть тёмно-синие флотские трусы, тельняшки и сапоги. Будут спортивные состязания. Главный судья – он сам, в руке свисток, выдернутый из спасательного жилета. Приз – несколько банок сгущённого молока. Вместе с лейтенантами выгнал всех на пирс. Объявил, что будем перетягивать канат, потом играть в футбол. Участвуют все, кроме кока, ютового, дозорного по живучести и дежурного по кораблю. Освобождения для больных, хромых, косых нет. Неподалёку от дока на поляне кинули камни, обозначившие ворота. Начали. Канат тягали где-то час. Потом в футболе калечили друг друга аж до самого обеда. Дивмех умело заводил народ своими криками, шутками, подковырками. Все попытки, ссылаясь на усталость, закончить игру, тут же пресекались грозным арбитром. И так до обеда. После обеда дивмех народу отдыхать не дал. На построении громко объявил, что в этом году в тайге видимо не видимо кедрового ореха, вон на той сопке как раз хороший кедровник. Корабль оставлять нельзя, поэтому за орехами пойдут не все, оставшиеся играют в волейбол, он главный судья. Приз – опять же сгущённое молоко. Часть экипажа с одним из лейтенантов начала восхождение на не низкую совсем сопку. Часа два поднимались. Оказалось всё не так просто. Ноги скользили на старой листве, приходилось хвататься за ветки кустарников и деревьев. Порой приходилось становиться на четыре точки и штурмовать высоту в ракообразном состоянии. Мокрые от пота всё-таки поднялись на вершину сопки. Кедровник нашли. Орехов там не было. Пришлось плеваться. Но зато полюбовались красотами ландшафта и моря с высоты. Вот так и прошёл весь день. После ужина закрутили фильм, после него очередной. Спустившись в кубрик ближе к 22-м часам, лейтенанты обнаружили стрекочущий там киноаппарат, двух-трёх полусонных зрителей, остальные, умаявшись за день футболом, восхождением на сопку, спали мёртвым сном. Даже поверку проводить не стали, так по койкам пересчитали, на том и успокоились. Никого не потеряли, никто не слинял к местным девицам, не напился. Поняли тогда лейтенанты фразу начальника о необходимости задолбать народ. Итог наглядный, уставшему за день бойцу мысли дурные, устав нарушающие, в голову уже не лезут. Начальникам хорошо и спокойно. Вывод простой, чтобы матрос не отвлекался на всякие там соблазны обычной жизни, он должен быть постоянно занят делом. Если по паче чаяния вдруг дела не окажется, то его надо просто придумать. Похоже, это был первый урок для лейтенантов от человека службу познавшего и её понимавшего.

На корабле дивмех стал появляться чаще. Долгими осенними вечерами сидел с лейтенантом, философствовал, говорил, перескакивая с одного на другое, щедро делясь своим жизненным опытом и передавая свою нехитрую науку.

– Матрос ведь то же человек. Вроде бы ещё Нахимов говорил, что матрос на корабле главный движитель всего и всея. От него, лейтенант, зависит твоё относительное благополучие. И если ты его нормально обучил, нормально к делу его подвигаешь, справедлив по отношению к нему, а не устраиваешь войну по поводу и без повода, тогда будет всё в лучшем виде. Матрос то же человек, это я тебе говорю. Надо к нему относиться по-человечески. Конечно, они на корабли уже приходят в общем-то готовые, созревшие, воспитанные мамами и папами, двором и школой, ремеслухой или техникумом каким-нибудь, а то и институтом, заводом, колхозом. Приходят со своим дерьмом и понятием жизни. Иного и мёртвого бы в петлю сунул самолично или бы в тюрьме сгноил. Выбора то нет совсем. Поэтому надо работать с тем, что есть. Других не будет. Ты вот сам по возрасту ровесник годкам корабельным, ну на год старше. Старше остальных на два-три года. Тебе ведь и тётки хочется, отравы на грудь принять, а потом петь, плясать и куражиться. И им тоже хочется, они так же, как и ты, устроены. У тебя некоторая свобода в этом есть, хоть и сидишь на корабле почти безвылазно, погоны твои позволяют это. А у них этого нет. И ещё неизвестно каким бы ты сам матросом был, окажись в их шкуре. Велика вероятность, что не лучше. У молодёжи в крови делать всё вопреки правилам, пререкаться, считать себя умнее других. Вот ты знаешь, что в системе ещё в переводной аттестации мой командир роты перед уходом написал. Паталогически не способен подчиняться. Может быть, так и было. Видишь, каким бойцом я в то время был. Да, как раз с 3-го курса на 4-й переходили, бескозырки на фуражки меняли. А в выводах аттестации – не достоин перевода на очередной курс. Вся рота в фуражках, а я и ещё несколько таких же отличников в бесках, с тремя галками вместо четырёх на рукаве. Так что окажись я на срочной службе, видит бог, я был бы такой оторвой, сколько бы крови начальникам попортил. К матросам нужно относиться по-людски. Я тебе не говорю, что бы ты их по заднице и головке гладил, пойла наливал. На голову сядут в момент. Дружбы, единения душ матросских и офицерских быть не может, хоть и говорят политработники о единстве классовых интересов. Хоть офицеры в основном не из графьёв, один хрен для матросов они кадеты. Так уж повелось. Драть без сомнения надо, регулярно, что бы они не забывались, но по-людски. Смотреть надо, что бы матрос накормлен и напоен был, помыт, обут и одет. И за здоровьем его присматривать надо. Не давай ему мучаться от боли. Помоги, организуй. Отправь к врачу, сам его своди. Жевать ему нечем, не улыбается, сквозь зубы разговаривает, потому как рот стесняется раскрывать оттого, что зубов нет. И этим займись, пробей, поставь всех на уши, раком, задолбай всех рапортами, чтобы ему зубы вставили. Вон у тебя электрик, маленький такой, щупленький вечно хмурый ходит. Ведь точно без зубов передних он. Займись. Жалованье матросское отслеживай, что бы получал он всё сполна, что ему положено. Особенно за классностью смотри. Пришёл к тебе боец, веди его класс, отслеживай. Хоть какой-то навар к его трояку плюс с рублём морским. Всё это много времени не требует, да и трудов особых. Нормальный человек добро помнит. Он добром и заплатит. И работу сделает в лучшем виде, не подведёт тебя и не продаст, за тебя порвёт кого угодно. Гарантий, конечно, никаких. Иному по балде твоя доброта. Был уродом, уродом и останется. Но хоть один это поймёт и отплатит, это уже хорошо. И всё-таки, относись к ним по-людски. Все они разные матросы твои. Ты, видно, уже для себя определил нормальных и ненормальных. Нормальный, понятно, это боец управляемый, исполнительный, тебе не перечащий. А знаешь, что самое интересное в жизни? Не приведи господь, конечно, тебе это пережить, но при пожаре или при какой другой заварухе на корабле первыми в огонь пойдут именно распоследние раздолбаи твои, которым всё вроде бы на корабле по хрену. Это железно. Всякие там секретари комсомольской организации, кандидаты и члены партии могут ещё и подумать, прежде чем в огонь пойти, а эти нет. И если авария случится с тем же самым железом, так опять раздолбаи будут меньше других спать и больше вкалывать. Всю жизнь на флоте с этой странностью сталкиваюсь. Вот имей в виду и эти превратности жизни, лейтенант.

Устаёт лейтенант от этих долгих разговоров. Но вынужден терпеть, уважая и возраст начальника, и погоны его, лысину и седину тоже. Потом, гораздо позже, когда сам постукается лбом, расшибая его в кровь, сделает массу неумных вещей, он поймёт правильность, закономерность науки своего начальника. Электрик его, хмурый, своенравный, не управляемый, на самом деле без зубов ходил. Вставил он ему зубы. Всех поставил на уши, сам к начальнику госпиталя ходил. В итоге тот матрос, вдруг где-то и как-то пролетавший говорил, что делайте со мной что хотите, только лейтенанту не говорите.

– Вот они же все пацаны, по большому счёту. Ты, лейтенант, тоже не далеко ушёл. Так вот с ними играть надо. Надо дать им почувствовать, что они не последние люди на корабле, с ними считаются, к ним прислушиваются. Вот, к примеру, что-нибудь в машине произойдёт. Ну, мало ли что там, давление потеряете, закипит что-нибудь, не пускается машина, наконец. И вот тебе самому всё уже ясно, от чего, почему, что и как делать надо. Не спеши команды раздавать, если, конечно, время есть. Поиграй с пацанами. Да, начинай с карасей, хоть и не знают они ничего ещё толком. Потом с низу до годков доходи. Кто, что и как думает, где собака закопана, что делать надо, вылезая из этого дерьма. Всех послушай, поспорь с ними, если надо будет. Если правильно говорят, то молодцами назови. Если не в ту сторону идут, опять играй. Говори – а может быть вот это, да что вы думаете по этому поводу. Короче подведи их к тому, что они сами до всего допёрли, они – орлы, своё дело знают и понимают туго. Я тебе, лейтенант, точно говорю, зауважают они тебя за то, что ты их числишь не только людьми совсем не бессловесными, но ещё и специалистами. В машине, святое дело, иметь каждому своё мнение и право его высказать.

Да, вот ещё что. Старайся народ не оскорблять, сдерживайся. Тяжело, конечно, но можно. Можно матроса назвать как угодно, если это делать тоном шутливым и улыбкой на физиономии. Это будет нормально воспринято и не обидит его. И сам удовлетворение получишь, потому как скажешь всё, что внутри сидит. Но если это делать с суровой и серьёзной мордой, то это лишнее, точно обидятся. Тогда работы не будет. И азиатам своим никогда не говори, что они чурки, хотя зачастую чурки и есть, не говори. Со временем из них получаются совсем даже неплохие матросы. Лучше не бить, но всё-таки можно, особенно зарвавшихся, но это должен быть последний аргумент, и только по делу, а не так, что захотел и врезал, только лучше не по физиономии, а по заднице. Делать этого постоянно не надо, так иногда только, для приведения в чувство. Карасей никогда, они и без этого бесправны и потеряны, годков нечего жалеть. Иные только это и понимают.

Главная награда для матроса это отпуск, конечно. Ты не жмись с отпусками. К каждому празднику кого-нибудь да назначай в отпуск. Умей мелочи прощать, постарайся забывать зло. Ну и хрен с ним, что он с тобой когда-нибудь в пререкания вступал. Пусть едет. Он, если нормальный мужик, отработает это. Но самого злостного гада, сам бог велит, придержать, не хрен ему в отпуске делать.

С матросами надо говорить не только по делу, а и так о жизни. Знать ты, лейтенант, должен каждого. Где родился, где крестился, кто отец, мать, братья, сёстры. Между делом надо интересоваться как они там, что они там. Матрос при этом душой отдыхает. Да ещё скажи, что бывал в его родных краях, хотя и ни разу там не был, понравилось. Да порой назвать его по имени или по имени отчеству то же не мешает, особенно когда его дерёшь. Любит человек это дело, тает он, тогда из него можно и слепить почти всё, что тебе нужно. Вот сейчас на местное комсомольское топливо переходим. Полетела топливная аппаратура. В раз распылители форсунок дефицитом стали. Вот зашёл как-то в Диомиде я на один малый ракетный корабль. Просить у механика распылители бесполезно, даст, конечно, но только за полведра шила. Пошёл он на хрен, лучше то шило мы сами выпьем. Подошёл я к мотористу, годку, о жизни поговорил по-простому. То да сё, между делом на свою жизнь пожаловался, да и распылители те же самые попросил. Что ты думаешь, много не дал, но с полтора десятка, заметь, по-корешовски уже, притащил. Понятно, что своему механику ничего об этом не сказал. Мотай на ус, лейтенант, слово доброе, оно дела делает. Так что не выпендривайся погонами своими, будь проще, тогда к тебе, точно, потянутся люди. Ну ладно, на сегодня хватит, дорогой. Пойду козла забью в кают-компании.

Дивмех вышел из каюты и направился в кают-компанию сыграть вечернюю партию в домино. Оставшись один, лейтенант обдумывал услышанное от своего начальника. Позже попробовал добывать запчасти способом своего дивмеха. Самое интересное действовало это практически безотказно. Совершенно незнакомые матросы, которым точно не хватало нормального отношения к ним со стороны начальников, таяли и сдавались, честно говорили есть или нет того или иного, при наличии не скупились.

Начальник в своей науке решил дойти до конца. В один из очередных вечеров снова появился в лейтенантской каюте.

– Слушай, лейтенант, а у тебя есть свой человек в боевой части. Да ты не фыркай. Курсантские времена прошли. Я сам во дворе воспитывался, понимаю что стучать, мягко говоря, нехорошо. Ты теперь в другом положении. Свой человек должен быть. Ты должен знать обстановку внизу. Тогда и жизнь свою облегчишь. Постарайся завести, хотя и понимаю, что это трудно, они, матросы то же это дело не жалуют, это и понятно. Не получится, ладно. Пусть не стучит, но тебя прикрывать он должен. Так что свой человек, доверенный твой быть должен. Вот хотя бы приборщик твоей каюты. Отбери надёжного. Не скупись, за то, что он тебе бельё постельное стирает, положи ему червонец где-нибудь в месяц, не убудет с твоего жалованья. У меня постоянно такие были. Надёжные. Как-то лежу по утру в койке, как раз большая приборка уже началась. Слышу звон бьющегося стекла. Отодвинул штору, смотрю. А там, мой приборщик, трюмный, расстелил на палубе газету и гаечным ключом бутылки бьёт. Спрашиваю его, что он делает. А он, так по простому и говорит, что бутылок скопилось в тумбе под раковиной слишком много и надо их выбросить, а бьёт он их затем, чтобы не видели, что он из каюты выносит. Бутылки, сам понимаешь сплошь из-под водки, коньяка, вина. Понимаешь, матрос и чтоб не видели. Печётся о нравственности своего начальника. Вот боец! Опять скопится, под покровом ночи он их заполнит водой и в иллюминатор за борт. Опять блюдет, зараза, моральный облик своего начальника. Да и ловчить помогает. Вот тот же боец регулярно по моей команде спектакли устраивал. У нас как на флоте, если корабль на ходу, значит он исправен, боеготов. И всем глубоко плевать на то, что он ничего не слышит, не видит, да и стрелять не может. Поэтому строевые всегда нас, механиков, опасаются, боятся, что бы мы какую-нибудь пакость не сотворили. Оно по большому счёту верно. Вот любой командир вместо того, что бы борта мыть, нами механиками загаженные, всегда лучше на работы в машину отправят.

Один из командиров моих любил нас воспитывать. Соберёт в кают-компании и часа по два мозги полощет и дерёт. И делал это регулярно. Надоедало это мне. Так боец мой выжидал минут так десять, и если я из кают-компании не выходил, влетал со стуком туда, делал перепуганное лицо, округлял глаза, заикаясь просил разрешения у командира обратиться ко мне и тут же говорил примерно так: «Там! Ой! Оё-ёй! А!». Разводил при этом руками, хлопал себя по бока, захлёбывался, вроде бы как от расстройства и дар речи терял. Командир тут же напрягался, давал мне команду бежать пулей и быстро разбираться с этими ой, оё-ёй, а. Я пулей вылетал, а потом на цыпочках мимо дверей в кают-компанию шёл в свою каюту. Там покуривая, занимаясь делами более важными, ждал окончания командирского совещания. Займись воспитанием подобного орла. Для жизни это полезно.

Вот ещё что. У нас вот на малых кораблях как-то принято чуть что тащить матроса на разборку сразу к командиру или к заму. Получается, что вроде бы у него и начальника пониже нет, командира боевой части то есть. Вон твой моторист на прошлой неделе нажрался, так его сразу к заму поволокли, сам видел. А тебя там и не видно было, вроде как и боец не твой совсем. Не дело это. Ты это прекрати на корабле. Со своим бойцом в первую очередь ты должен разбираться, а остальные уж потом. Показывай им, что в первую очередь ты их начальник, а все остальные уж потом, они должны это знать и понимать.

Что-то во всём это было. Плохо управляемая орда подчинённых матросов приносила больше беспокойств и неудобств лейтенанту, чем его механическое железо. А за матроса спрашивали. Спрашивали, почему он грязен и не стрижен, почему в кубрике не заправлены толком койки, почему на нём рваная роба и нет тельняшки, почему опоздали на очередное построение, да и за многое другое. И так каждый божий день. И надо что-то было делать, чтобы жить на корабле хоть как-то спокойнее. При очередной беседе дивмех начал говорить уже о том, как нужно вести себя в жизни, как и сколько водки пить, взаимоотношениях с начальниками и прочих вещах.

– Лейтенант, вот ещё какое дело. Ты сам видишь, все пьют. Одни мало совсем, другие умеренно, третьи наоборот меры не знают, всякий раз до точки, до зелёных соплей и пикированием мордой в салат. Непьющий офицер на флоте подозрение вызывает. Знаешь, мне почему то всё время кажется, что это дело у нас на флоте как-то поощряется. Не публично, конечно, а как-то тихо. Вот пока ты в это дело не втянулся ещё, слава богу. И не втягивался бы. Хотя как без этого прожить я сам не знаю и не представляю. Кто говорит, что нервные клетки не восстанавливаются? Врут они. Полстакана спирта всё на место ставят и приводят к полному восстановлению. Но только полстакана. Следующие, точно гробят. Вот вы сейчас чаще пьёте не от того что хочется, а так, самостоятельность, взрослость свою демонстрируете. Тут какую-то меру знать надо. Затягивает она, зараза, опускает человека ниже паёл, бросает в унитаз и смывает через фановую систему за борт. Тогда конец. Всё рухнет, и семья, и карьера, и служба вся. Был человек, увлёкся, ну и вот тебе пьянь подзаборная, мозги пропитые, и смерть, опять же под забором. Пьющий он всегда виноват, всегда с опущенной головой, человеком уже и не числится. Это уже не жизнь. Примеров миллион. Знавал таких. Думай над этим делом, не увлекайся. Некоторые орлы говорят, что лучше уж пить, чем курить. Не верь им, табак ясное дело наркота, курить себя гробить. По мне же лучше курить без удержу, чем водку так жрать. Табак человека в скотину не превращает, водка же да. Больше шансов, хоть и раньше срока, человеком сдохнуть. Если вообще пить не будешь то, точно, ничего в жизни не потеряешь. Да вот вряд ли это возможно на флоте, но вдруг. Знаешь, лейтенант порода разная у людей бывает. Но вот больше всего мне не нравилось никогда и не нравится, когда нажрётся какой-нибудь начальник и у него в момент служебное рвение проявляется. Начинает он народ ровнять и строить, воспитывать, учения всякие устраивать. Самое хреновое ещё здесь, если он, будучи трезвым, сидит спокойно и не трогает никого. Так что советовал бы тебе, если принял на грудь, хоть каплю буквально, но факелок то всё равно есть, то всякое отношения с матросами прекращай. Не трогай их в таком состоянии, тем более не воспитывай. Не нормально это. Займись лучше в этом случае чем-нибудь другим, если, конечно, сможешь. И в рабочее время не пей. На корабле самое время водку жрать после отбоя, когда все на корабле угомонятся. Тогда всё будет нормально. Но всё так, что бы утром нормально на подъёме флага стоять и до обеда, хоть умри что-то делать или уж, на худой конец изображать. Только так. Да и шило неразбавленное не пей. Не жги свой ливер.

А ведь прав начальник. Самому же бывает крайне не приятно, когда командир или помощник на грудь примут и рулить начинают, воспитывать тебя. Так бы и въехал в рог. Дивмех с новой сигаретой переменил тему.

– Слушай, вчера наблюдал, как на СКР по трапу новый СПНШ по ПЛО бригады поднимался. Вроде бы он БДК командовал, но кому-то то ли не ко двору пришёлся, то ли кого-то из начальников на хрен послал, в общем, сняли его, ну и сослали к нам. Ведь по сути нет никто на бригаде. Флагманский, понятное дело, директор по специальности. Тут и люди, тут и железо всяко разное. А этот так, какой-то офицер штаба. А вахтенный на юте ему команду «Смирно» подаёт, да тремя звонками о его появлении известил. Мне, майору, начальнику дивизионного механического стада, завсегда как и тебе, лейтенанту, только два дают. И смирно не орут. Начальника матрос чует. Тот только посмотрел на вахтенного, а то сразу задёргался, полные штаны наложил и растерялся. А почему? А потому что у него вид и взгляд начальствующий. Вот этому, лейтенант научиться надо. В жизни не помешает это. Вот только вчера об этом в первый раз в жизни подумал. Так что, лейтенант, держись посолидней, не забывай иногда щёки надувать, превращаться из гандона в стратостат, строй из себя большого начальника. Случай подвернётся, в выигрыше будешь от этого когда-нибудь. Такая она военная служба. И голос начальственный тренируй. Вот, как-то попал я в Стрелке на второй пирс, надо было во Владивосток до Техупра дозвониться. Прошу дать Владивостокский коммутатор, всё у них занято и занято. В очередной раз сначала представляюсь именно начальствующим голосом, обязательно усталым и негромким, мол, капитан 1 ранга Баранов я. Дальше примерно так: «Сынок, дай-ка мне нужный коммутатор». И что ты думаешь? Сразу соединил. Наука, лейтенант.

И это было проверено на практике лейтенантом. Только он представлялся не Барановым капитаном 1 ранга, а Жеребцовым. Связь добывал в кратчайшие сроки, используя не только флотские коммутаторы, но и армейские, и пограничные, и всякие другие разные.

Наука на этом не закончилась. Она продолжалась. Дивмех, похоже, вошёл во вкус. Много мыслей накопилось у него за долгие годы службы относительно организации, всяких там тонкостей жизни на флоте, а вот поделиться с ними по сути не с кем. А тут вот подвернулся слушатель. И опять вечер, разминаемая в руках дивмеха сигарета, и опять долгий разговор…

– Ты знаешь как на флоте говорят… На флоте лучше иметь твёрдый шанкр, чем мягкий характер. Я к тому, что чаще мы, механики, в жизни более покладистые, уступчивые что ли в отличие от строевых офицеров к примеру. С одной стороны понятно, когда в машине запарка тут все в робе, все одним делом заняты и больно командовать то не надо, когда всем предельно понятно что и как нужно делать. И всё же. Если ты хочешь достичь чего-то в жизни надо быть жёстким. Не жестоким, а жёстким. Умей сказать нет, когда проще сказать да. Любому, хоть матросу, хоть офицеру. Сказать нет вроде бы просто, но порой сказать это нет сил не оказывается. В общем, на флоте, если хочешь чего-то добиться в большинстве случаев нечего загружать себя проблемами других и входить в их положение, не хрена строить из себя джентльмена. Нужно через себя переступать. Знаешь, вот у меня такое мнение сложилось: хороший начальник, понятно с точки зрения более верхних начальников, это такие, которые дают команду, иногда команду в категоричной форме, сделай, принеси и подобное тому, а на то, как это будет делать подчинённый ему глубоко плевать. И если вдруг приказание выполнено не будет, выдерет его самым изощрённым способом, объяснения каких-либо не примет. У таких вот карьера почему-то складывается. А может быть и не почему, а так и быть должно. Плохой же начальник, это тот, который дав команду тут же начинает подчинённому разъяснять как ту команду нормально выполнить, да ещё позвонит куда-то, что бы его подопечного не послали куда подальше, растолкует с чего начинать и чем заканчивать. Не сделает подчинённый дело, так вникнет в то, что ему мешало, поймёт да и простит. Вот по моим наблюдениям высоко взлетают именно «хорошие» начальники. Знавал я таких, бывал под ними, ох и не радостна служба тогда была. «Плохие» же так и копошатся внизу, в дерьме в общем. Их бесконечно вроде бы уважают, при этом и подставляют. В механической корабельной жизни и вот такое дело наблюдается. Вот один механик умный и грамотный, схватывающий всё на лету, врубающийся в проблемы с ходу, способный на грамотное и часто нестандартное решение, а вот начальник из него хреновый. Не может он своё стадо подровнять и выровнять, поставить раком и отодрать от души. Вон на дивизионе у нас есть же такой. Даже отмазку себе придумал, на всех углах твердит уподобившись медику, мол курица не птица, механик не офицер. Другой тупой как пробка, серый как штаны, на железо по большому счёту просто лает, вынь для него и положь, делай как хочешь, но делай, но начальник он ещё тот. Всех способен на уши поставить и душу вытрясти, не останавливающийся ни перед чем. И вот вопрос в конечном итоге от кого же больше толку на корабле. Ты знаешь, лейтенант, тут трудно разобраться. Всё от ситуации конкретной зависит. И всё-таки по большому счёту выигрывает тот, который туп и в деле ничего не соображает, но рулить способен. Конечно, оптимальный вариант все эти качества воедино свести, да не получается. Жизнь на флоте у тебя ещё долгая предстоит, так что для себя сам решай, каким быть в конечном итоге. А вот логика в моих словах железная. Так что на флоте весь этот джентльменский набор добродетелей, как-то: благородство, порядочность, доброта, уступчивость, что там ещё, – не нужен совсем. Нужна твёрдость, настойчивость, жёсткость, чёткость. А в прочем, лейтенант, я в этом ещё сам до конца не разобрался, видно ещё послужить надо или ещё просто прожить с несколько десятков лет, чтобы понять всё до конца и правильный вывод сделать.