Три Закона. Закон третий – Воспроизводство. Часть 2

Елена Пост-Нова

Три Закона. Закон третий – Воспроизводство. Часть 2

Глава 1

…Вода, льющая с деревьев, казалась мне ледяной. Хотя температура воздуха должна быть достаточно высокой.

– Малышка, ну-ка стой, – проговорил Мичлав.

Мы остановились. Он припал на колено, я опустилась рядом. По лицу его было видно, что он терпит серьёзную боль, возможно, и в голове у него мутится из-за потерянной крови. Но его мрачная и даже злая решимость старалась подавить эти ощущения.

– Надо прислушиваться, – пояснил он, кивая на окружающий лес.

Мы оба замерли, стараясь расслышать в шелесте дождя посторонние звуки. Но в таком густом подлеске это было трудно. Свежие и благоухающие листья всех оттенков зелёного отзывались на капли как упругие барабаны. Плюс Мичлав тяжело и хрипло дышал. Я посмотрела на него и тут поняла, что это не его, а моё дыхание! Постаралась сдержать, но воздуха просто не хватало. Лёгкие, усиленно его качая, будто вздулись. Охотник заметил это и, внимательно оглядев моё лицо, кажется, хотел что-то сказать, но решил этого не делать.

– Мы уже недалеко, – шепнула я.

– Давай-ка поторопимся.

Чтобы подняться, ему всё же пришлось на меня опереться, хоть он и пытался без этого обойтись. Он был жутко тяжёлый, и по габаритам мы явно друг другу не подходили. Но держа его руку на плечах и приняв верную позу, как при силовых упражнениях, я коленями отпружинила тот момент, когда он рывком поднимался.

– Не жалей меня, Мичлав, – сказала, поудобнее подбираясь к нему подмышку, чтобы боком дать ему дополнительную опору. – Я для того здесь и нахожусь.

– Учить меня будешь… – пробормотал он, глядя вперёд глазами человека, пытающегося отвлечься от дурноты.

Ему было плохо, и так мы шкандыбали уже несколько часов под усилившимся дождём. Покончить с квазиантропами не составило труда, они сразу подставляли себя под выстрелы, появляясь на краю оврага, в который Мичлав скатился не случайно. И он приказал сразу выдвигаться, пока был ещё в состоянии идти. Первую помощь он уже оказал себе сам, насколько это было возможно с содержимым поясной аптечки…

До лагеря добрались уже к сумеркам. Мы вывалились из-за маскировочной сети на поляну, мокрые насквозь, перемазанные жидкой грязью и мичлавской кровью. Едва мы рухнули на вязкую, перемешанную с палой хвоей, землю, я быстро скинула с себя оружие и принялась стаскивать все тяжести с Мичлава. Но тут он начал заваливаться на бок, мне пришлось поймать его за жилет, чтобы он не упал. Повернув к себе его запрокинувшуюся голову, я увидела, что он почти без сознания.

– Господи! – донеслось из-за дождя. – Смотри, это они!

Оба наших гостя выскочили из жилого модуля и, оскальзываясь, побежали к нам. А подбежав, они остановились, как идиоты, не зная, что делать.

– Боже, я уже собирался посылать сигнал бедствия! – сообщил Тоно.

– Держите его с другой стороны, у него дыра в боку! – крикнула я, опять подныривая под огромную руку напарника, – надо отнести его вон туда, в рабочий модуль!

Ксандрий сориентировался быстрее – он толкнул журналиста в сторону свободной мичлавской руки, а сам попытался освободить меня. Но в этот момент охотник продрал глаза.

– Ну дава-ай… – прошипел он едва слышно, и стало ясно, что он всеми силами старается остаться в сознании.

Наконец, они его подняли и поволокли куда было сказано. Я схватила что-то из вещей и похромала за ними следом.

Из моего модуля надо было достать экстренную аптечку. Пока я лезла наверх, раненого уже затащили в рабочий модуль, и Рем выбежал мне помочь.

– Леокади, вы как себя чувствуете? – спросил он, когда мы бежали обратно с тяжёлым ящиком наперевес. – Вы просто пылаете!

– Я не знаю, как я себя чувствую! Мне не до того, знаете ли!

Мичлава уложили прямо на пол. Журналист, пристроив ему что-то под голову, осторожно помогал снять одежду.

– Как эта девушка вас одна дотащила? – изумлялся он. – Господин Мичлав, вы весите килограммов полтораста, если не больше!

– Понятно теперь, почему мой напарник – она, а не ты? – был ему ответ.

– Неправда, он сам шёл всё время, – упав рядом с ними на колени, я склонилась над раной, которая успела немного запечься, и Лео теперь аккуратно проверял можно ли отклеить от неё остатки мокрой и грязной майки.

Мичлав поймал ладонью моё лицо и повернул к себе. Огладив меня по щекам и лбу, он нахмурился.

– У вас руки просто ледяные!

– Нет, малышка, это у тебя температура под сорок.

– Кажется, кровь не идёт! – возвестил парень, показывая окровавленную тряпку, бывшую когда-то футболкой.

– Тогда спокойно промоем и наложим синтезированную кожу, – отнимая руку охотника от своего горящего лица, указала я. – Рем, вон там найдите пакеты с физраствором, там же всё для капельницы…

– Так, а ну замолчали все! – вдруг прохрипел Мичлав.

И все действительно замолчали, даже сжавшись от неожиданности. Охотник с некоторым трудом сел, я его придержала.

– Я полностью в своём уме и поэтому возвращаю себе право приказывать, – довольно жёстко припечатал он, обводя глазами наши лица. – Ты! (он кивнул фотографу) Ты вроде поадекватнее. Берёшь её (кивнул на меня) под свою ответственность. Ведёшь в жилой модуль, отмываешь, меряешь ей температуру и даёшь жаропонижающее. Инъекции делать можешь? Отлично. За температурой следишь каждые пятнадцать минут. Если не собьётся после первого раза, придёшь за антибиотиком и дальнейшими инструкциями. Ясно всё? Тогда пошли вон!

– Мичлав, я ничего не чувствую, сначала вас надо перевязать! – попыталась я возразить.

– Приказано! – отчеканил он, но добавил мягче: – Ничего не чувствуешь, потому что на адреналине. Перевяжет меня вот этот парень, я ему продиктую.

Фотограф осторожно потянул меня за локти.

– Леокади, вы действительно вся горите, идёмте.

– Не волнуйтесь, всё, что тут нужно сделать, я умею! – заверил меня Лео с обычной бодрой улыбкой.

Охотник, которому явно было трудно сидеть, показал мне вслед сжатый кулак, что означало и угрозу, и указание держаться.

– Надень маску! – сказал он уводящему меня фотографу напоследок. – Кто знает, что это…

Через пару часов я уже лежала в своей койке, заботливо укутанная двумя одеялами. Мне казалось, что я вся пылающий уголь. Жар исходил от меня едва ли не видимыми волнами. Когда исполнительный Рем принёс воду, и я стала смывать с себя грязь, тогда наконец и ощутила всё, до этого прикрытое возбуждением. Но, подспудно думая, что выполняю мичлавский приказ, нашла в себе силы высушиться и облачиться почти без посторонней помощи.

Его план уже был полностью выполнен. Температура после первой инъекции не сбилась. Она составляла тридцать девять с половиной градусов. Сейчас я лежала, уже накачанная дозой антибиотика и вновь жаропонижающим. Лихорадочный озноб, открывшийся только во время умывания, прекратился, тело стало отдавать жар.

Выполнив задачу, я расслабилась настолько, что даже почти потеряла голос. И чувствуя себя плохо, всё же искренне наслаждалась чистотой и сухостью вокруг себя и тем, что не свалилась раньше, в лесу.

Внимательный Рем был рядом со мной. Он мне очень нравится – негромкий и вообще без лишних слов. Когда он ходил за инъекциями, я спрашивала о своём напарнике. И получала ответ, что всё благополучно, рану обработали, она оказалась не такой пугающей, как казалась по количеству крови. Сознания охотник больше не терял.

В тишине, под шум непрекращающегося дождя, я дремала, а мой помощник сидел на соседней койке, время от времени проверяя моё состояние. Горела одна единственная лампа, а за окном царила лесная тьма.

Вдруг послышался шум. Кто-то вошёл. Фотограф встревоженно вскочил, уже не ожидая сегодня ничего хорошего. Это был Мичлав. Он передвигался сам, причём без особого труда. Под курткой он был по пояс обнажён и перевязан свежим бинтом.

– Вы… ты… почему не лежишь? – просипела я в неприятном изумлении.

– Не волнуйся, малыш, – проговорил он, заходя под свет лампы и подкатывая к моей койке табуретку. – Там у меня ничего страшного. Да и лягу я здесь, пожалуй.

Он сел, а из-за его спины выглянул журналист.

– Леокади, как вы?

– Да так…

– Мы о вас страшно беспокоились! С того момента, как вы ушли одна! – говоря как всегда восторженно, он начал пристраивать рядом подставку под капельницу. – Ваша фигура, нагруженная оружием, исчезает за пологом дикого леса… Не предполагал, что всё здесь может быть настолько сурово, если уж охотники занимаются этим поодиночке.

– Напомню тебе о причине, по которой у нас всё стало настолько сурово, – в голосе Мичлава блеснул металл, и парень благоразумно умолк.

Охотник отёр мой лоб от испарины, убрал с лица мокрые волосы. Пока ему вкалывали катетер, свободной рукой измерил мне пульс, проверил лимфоузлы на шее.

– Лягте… – шепнула я, глядя на него воспалёнными глазами.

– Надеюсь, малыш, это не какая-нибудь лихорадка.

– Я же говорила, что нам не везёт…

– Я же говорил, что надо для везения сделать, – негромко передразнил он меня.

По тонкому проводку капельницы побежала жидкость.

– Ну вот сейчас будет порядок, – мужчина подвинул стойку ногой и положил руку себе на колено. – Кровищи из меня натекло много, но ничего не задето.

Ксандрий потянул Лео за собой. Тот немного удивился, но позволил себя отодвинуть. Они не ушли, а просто встали подальше, у открытой двери, в которую затекал влажный прохладный воздух. Заметив это, я сперва разозлилась, но тут же остыла, поняв, что человека под капельницей лучше не оставлять со мной наедине.

С трудом повернувшись набок, в сторону своего собеседника, я улыбнулась.

– А может, нам наоборот везёт, как всегда?.. Ведь могло бы быть гораздо хуже… Но что же, у вас теперь всё-таки будет второй шрам? Два за шестнадцать лет охоты – это всё равно немного…

Мичлав облокотился о свободное колено и устало положил большую кудрявую голову на ладонь.

– Нет, на мне всё заживает начисто, – он ответил так же негромко, но тут улыбнулся: – Если хочешь, через пару дней сниму заплатку, тогда будет тебе шрам, ещё один.

– Ну нет, мне и одного хватает, – посмеялась я. И подумав, выудила руку из-под одеяла и постучала себя пальцем по виску, кое в чём признаваясь под властью момента.

Мужчина ничего не ответил, лишь усмехнулся. Кажется, его начало клонить в сон, как и меня.

Корреспонденты стояли поодаль в темноте, не решаясь нарушить эту картину. Журналист молча подтолкнул фотографа, и тот нехотя достал карманную камеру.

Этот снимок стал одним из самых знаменитых после выхода репортажа – «Гер Мичлав и Леокади Алисар после трагической вылазки в дикий лес». В крошечном помещении модуля, под косым светом лампы. Лицо её пылает, волосы мокрые, она спит на узкой койке, повернувшись к нему, а он, с перевязанным торсом, пытается не заснуть, хмурясь и сжимая пальцами виски. Из лежащей на колене руки тянется шнурок капельницы. Драма, которой в газете самое место.

За остаток ночи я просыпалась не раз. Свет по-прежнему горел, дверь против инструкции не была заперта – гости решили по очереди дежурить у нашего с Мичлавом одра. Наверное, мне не спалось не только из-за дурноты. Я тоже периодически проверяла состояние напарника, пусть и не вставая.

Он полулежал на койке, на которую перенесли его постель – подголовник был поднят, одеяло лишь краем прикрывало его (будто прятало под собой неугодную повязку), руки лежали по сторонам ровно. Так же мирно лежали и бесконечные ноги в длинных штанах, едва не упираясь в склад коробок у края койки. По одной только этой позе я могла бы понять, что Мичлав нездоров, ведь обычно он вольно раскидывается во все стороны… Сейчас он был немного бледный – никогда раньше я не видела, чтобы он терял в цвете лица. Голова его склонилась как раз в мою сторону, так что это самое лицо было хорошо видно. Он спал спокойным сном, и казалось, будто процесс восстановления уже начался в его организме, минуя какую-либо борьбу за выживание. Вероятно, любая инфекция, попадая в тело Мичлава, мгновенно подыхала в адских муках… Но, конечно, необходимые меры против заражения всё равно были предприняты. И наши няньки время от времени проверяли нас обоих на наличие жара. Судя по тишине и по тому, что меня не будили, всё было в порядке.

В полудрёме мне однажды пришла страшная мысль – вот сейчас нас здесь четверо, двое здоровы и оказывают помощь, но что же было с девятнадцатилетним Мичлавом, когда он в своём первом рейде получил то, что потом превратилось в жуткий шрам на спине?.. Он ведь был совсем один! И такой молодой! Как… как и я сейчас. Чёрт, ну у меня-то уже есть опыт, а у него его почти не было!

Этот вопрос мне не удавалось задать напарнику, покуда мы не пересеклись в наших периодических пробуждениях.

Тогда, открыв глаза, я увидела, что за маленьким окошком наступил день. Обернулась на Мичлава, а тот уже смотрел на меня.

– А вот и моя девочка, – тихо сказал он, улыбаясь.

Протянул руку – и я схватилась за неё в крепком рукопожатии.

Этот жест (в тишине леса, в запахе бинтов и лекарств, над разделяющим наши койки узким проходом) будто закрепил переход на некий новый, неосознаваемый пока, уровень.

– Как ты?

– Не знаю… А вы?

– Да устал.

– Ещё бы…

– Тебе вроде получше, а? Температура больше не поднималась, спала вроде спокойно.

– Похоже, я спала так же, как и вы, постоянно проверяя соседа…

Мичлав улыбнулся чуть шире. Под его взглядом, неподвижным, усталым и тёплым, мне сразу стало не по себе. Поза его по-прежнему сохранялась, значит, самочувствие оставалось слабым.

– Спасибо тебе, малыш, – произнёс он всё так же негромко.

Зарывшись носом в одеяло, я пожала плечами.

– Что такое?.. Ты мне жизнь спасла. Если какие-то случаи в первом рейде ты отказывалась за это принять, то теперь уж всё точно.

– Да вы бы выбрались, мне кажется… Из того оврага можно было всех перестрелять и потихоньку, на медикаментах, дойти до лагеря.

– Можно оно, может, и можно. Но с тобой шанс выжить явно повысился. Не надо ложной скромности, девочка, если я что-то говорю, значит, оно так и есть.

Мне он жизнь спасал более одного раза, а я спасибо ему не говорила, почитая это за норму…

– Как же вас угораздило?

– Они меня ждали.

Как я и думала!

– Причём ждали не в гнезде, а на некотором расстоянии от него, – охотник нахмурился. – Это очень странно и ненормально. Этот случай надо учесть и посмотреть, не произошли ли тут у них подвижки в тактике? Это, знаешь ли, напоминало слишком хорошо организованную засаду – как будто они не только ждали меня, но и смогли просчитать, где именно меня ждать и как именно на меня напасть, если в темноте они не видят, а только слышат. Короче, не нравится мне то, что произошло, на стечение обстоятельств не похоже.

Тут он вздохнул (то ли вымученно, то ли с наслаждением) и вновь улыбнулся.

– Но давай думать об этом потом? Сейчас что-то башка не соображает.

Я покивала. Но всё же мне хотелось бы знать…

– А как вы поняли, что я вас ищу?

– А как ты поняла, что меня надо искать?

– Мне так показалось…

– Вот и мне так показалось, – просто сказал он.

Мы молча смотрели друг на друга, и неизвестно, как бы продолжился разговор, если бы снаружи ни послышались шаги. В модуль вовремя поднимались оба наших гостя. Выглядели они сонными и вялыми, если Лео вообще умеет быть таковым.

– Ох, господа, вы уже бодрствуете! – с порога заговорил он, перебегая глазами с моего лица на лицо Мичлава и обратно. – Я, признаться, опять едва удержался, чтобы не вызвать спасателей!

– Забудь, – усмехнулся охотник, теперь вольготно запрокидывая руки за голову, – забудь о внешнем мире, приятель.

– То есть как это? – не понял журналист. – Мы не повезём вас в больницу?!

– Нет, не повезёте.

– Но как же?..

Пресса переглянулась с недоумением и тревогой. Рем хотел что-то сказать, но не решился пойти против привычки молчать в присутствии Мичлава.

– Ничего эдакого не произошло, – пренебрежительно протянул тот. – Справимся и сами. Станет хуже – вот тогда повезёте. Но не станет.

Оба парня воззрились на меня. Мне вовсе не улыбалось уезжать в город и привлекать лишнее внимание нашими проблемами. Но всё же вспомнился острый момент двухлетней давности – моя детерминация в лесу – и вся теплота предшествующих минут куда-то испарилась. Тем более что напарник принял вид начальника.

– А господин Мичлав всегда предпочитает справляться своими силами, – с иронией фыркнула я. – Так сказать, принимает ответственность и делает выше от себя зависящего.

Охотник медленно повернулся и наградил меня предупреждающим взглядом. Он прекрасно понял о чём идёт речь.

Глава 2

– Ну что ж… – нервно развёл руками Лео. – Не потащим же мы вас в больницу силой… Но тогда что же нам делать?

Мичлав перевёл на него свой тяжёлый взгляд – и не просто тяжёлый, а насмешливый до презрения.

– Почитай нам вслух, – с усмешкой предложил он.

Рем тут мрачно вздохнул и, выйдя на первый план, приступил к обязанностям здорового человека по отношению к больным. Первым делом проверил достаточно ли у нас питьевой воды. Затем подкатил экстренную аптечку поближе, чтобы она служила нам тумбочкой, протянул мне диагност. Я послушно надела его на палец, а тем временем у коек появились также дополнительные бутылки с питательной смесью. Мичлав следил за этими действиями молча, но теперь с явным удовлетворением.

– Вода заканчивается, придётся нам вас запереть и за ней сходить, – проговорил Рем немного глухо под его тяжеловесным взглядом.

– Дождя, похоже, нет? – поинтересовался начальник.

– Уже нет.

– Как всегда вовремя. Ну идите тогда, только про вооружение не забудьте. И ты, белобрысый, в людей не стреляй.

Лео было надулся, но всё же промолчал.

– Вам ещё что-то нужно?

– Не, братец, благодарность тебе, – охотник кивнул на меня: – Вот разве что у научного руководства есть задание.

Меня же интересовало только, следят ли они за камерами. Оказалось, что часть утреннего расписания они пропустили, но всё же один раз успели взглянуть на мониторы, пока мы ещё спали. Я искренне поблагодарила дисциплинированного фотографа и, успокоенная, улеглась обратно на подушку.

Занеся нам остатки питьевой воды, помощники заперли нас в модуле и отправились за пополнением запасов, чего раньше им без крайней необходимости не разрешалось. Лео нарочито помалкивал.

– Можно валяться, а они всё сделают, – заметила я, когда мы с Мичлавом вновь остались одни.

– Ну не всё… – хмыкнул он, устраиваясь на койке поудобнее и закрывая глаза.

– В этой ситуации они нам невероятно помогают, это надо признать!

– Есть немного.

Теперь мне уже не хотелось возвращаться в лирику. Настроение пропало. Но всё же вопрос, пришедший ночью в больную голову, дёргал за нерв.

– Мичлав, – опять повернулась к охотнику, – а как же вы справились в одиночку со своим ранением в первом рейде?..

На его профиле нарисовалась чуть более широкая ухмылка. Но всё равно он опять выглядел усталым.

– Малышка, раз уж мы вынуждены валяться… Спи, пока есть такая возможность.

Да, спать мне очень хотелось. Хотя уж скоро будет неделя, как я занимаюсь отдыхом разной степени тяжести! Что же это – действительно вымоталась за время подготовки к рейду? Или перенапряглась в поисках поломки излучателей? Или это всё-таки невезение?..

Последующие пробуждения Мичлава были короткими и малочисленными. Он отсыпался осознанно. Кто его знает, может, так же осознанно самовосстанавливался – потому как валяться долго в его намерения не входило.

У меня у самой получалось только лежать и дышать. Возможно, нервная система приходила в порядок после вчерашнего броска воли. Я ведь и боялась, и сомневалась, но до того стиснула себя в кулак, что не заметила даже жара и плохого самочувствия.

Теперь надо попытаться настроиться на возвращение в строй. Какого чёрта это так долго длится?.. Какого чёрта я не выздоровела до сих пор, я всегда была крепкой…

Эта мысль нитью тянулась на заднем плане сознания.

Ближе к вечеру Мичлав велел поставить себе ещё одну капельницу. И под её воздействием уснул опять, и очень глубоко. Спустя сутки выглядел он получше. Страшно подумать, что вчера в это самое время мы всё ещё пёрлись сквозь мокрый лес, под дождём, что дотянули только чудом, что, если бы кто-то из нас рухнул без сознания, всё усложнилось бы во сто крат…

Тьфу, дурная привычка – рассуждать, а что произошло бы в худшем случае! Но всё же… Нельзя не признать, что рейд проходит ужасно. Всё летело на крыльях триумфа во время подготовки и в самые первые дни, а теперь… Вспоминается наш разговор перед его уходом.

«…Послушай, всё-таки давай исправим наш промах с удачей? Кто знает, может, она реально повернётся к нам лицом?..»

Я не слишком суеверный человек, но в силу грёбаной мысли нельзя не верить, даже если рассудить с научной точки зрения. Мысль, как известно, это энергия. А у Мичлава этой энергии хоть отбавляй – и в первом рейде его дурацкие шуточки сбывались! Что ни скажет – всё словно оборачивается проклятьем!

Лёжа под своим одеялом, я сердито вздохнула. Интересно… а нынешнее дерьмо произошло бы если б я его тогда поцеловала?

О-о, н-нет, зачем я об этом подумала!.. Теперь эта дурацкая идея не отвяжется! Ну… Если опять попытаться рассудить… то разного рода обряды нужны человеческой психике для того, чтобы чувствовать себя увереннее, чтобы настраивать себя на нужную волну. Обряды в виде плевков через плечо, стучания по железу, зажигания благовоний и прочих мелочей – это всё попытки занять нужную моральную колею в жизни, полной сомнений… Это настройка той самой силы мысли, о которой шла речь выше.

Тихонечко я обернулась на спящего напарника. Кажется, тот неплохо себя ощущал под капельницей.

Под капельницей, Леока! Прошло всего две недели рейда, а мы докатились до сорокоградусного жара и капельницы! Что дальше?! Нет, он бы, конечно, опять повторил, что препятствия случаются и всё такое…

Не знаю, как ему, а мне точно стоило бы перенастроиться на более оптимистичный лад. Да и просто интересно – сработает снятие «проклятья» или я просто сошла с ума от усталости?

Но достаточно только представить себе его ухмыляющуюся довольную рожу, чтобы отказаться от этой идеи! Однако… Боже, до чего я дошла…

Сейчас Мичлав выглядел вполне мирно, он спал, физраствор затекал в вены, и лицо его от этого просветлело, разгладилось – ему там было хорошо, с иглой в руке! Поняв, что вряд ли суеверная петля соскочит с моей шеи, и вряд ли в будущем охотник будет спать, вырубившись так, как сейчас, я принялась выпутываться из-под одеяла. Проклиная при этом свою поганую тревожную натуру, не позволяющую мне расслабиться ни на минуту.

Скинув с себя одеяло и сев на койке, я опять с сомнением присмотрелась к напарнику. Обычно у него чуткий, охотничий сон, который он умеет контролировать – и засыпать быстро и просыпаться мгновенно. Вот я опозорюсь, если он сейчас проснётся… Но есть надежда на капельницу.

Так, на шорохи вроде не реагирует. Спустив на прохладный пол босые ноги, я в два маленьких крадущихся шага перетекла к его лежбищу. И замерла, приглядываясь к его лицу. Опять никакой реакции. Спит. Дыхание ровное. За прошедшие дни он порядочно оброс – сразу припомнилось ощущение этой жёсткой щетины на губах. Как будто раскалённую тёрку целуешь…

Вроде не просыпается. Надо быстрее, пока он не почувствовал, что личное пространство нарушено.

Склонившись ближе к этому огромному человеку, я заозиралась в поисках опоры. До него самого дотронуться было нельзя, а без этого я рискую рухнуть к нему на грудь в самый ответственный момент! Поднятый подголовник койки? Нет, а вдруг он не выдержит двойной тяжести – и тут мы рухнем оба? Почему в случае с Мичлавом всё так сложно?! Будь на его месте кто-нибудь другой, поменьше и попроще, никаких проблем не возникло бы!

Пришлось всё-таки опереться о койку. Осторожно приблизившись, на секунду не узнав его спокойного умиротворённого лица, я мягко коснулась губами его губ. Мысли тут же отключились, как и отключились почти все ощущения… Кроме понимания, что он сейчас не источает обычного неуёмного тепла, он не горячий, как обычно. Он болеет и находится в «энергосберегающем режиме». И губы его сейчас просто тёплые и мягкие, а не раскалённые и требовательные, как тогда, в Дикой Зоне у Мегаполиса…

Не понимая зачем, я поцеловала его вновь, даже дважды, задержавшись на лишнюю секундочку. Он чуть нахмурился во сне, чуть качнул головой на подушке, кажется, был готов улыбнуться уголком рта. Но не проснулся.