Дар небес

Дар небес

Татьяна Дивергент

© Татьяна Дивергент, 2025

ISBN 978-5-0068-2846-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Темные хозяева

Нет старухой она конечно не была. Хотя и работала на самой, что ни на есть, «пенсионерской» должности. Вахтером в Школе искусств.

Жизнь привела ее сюда и ткнула носом в эту работу – на, это твоё.

Алина была из многодетной семьи. Отнюдь не маргинальной, мать с отцом – хорошие работящие люди. У Алины – три брата и четыре сестры. Родители продали квартиру и купили в пригороде старенький домик с большим участком. Отец сразу взялся за стройку. Он хотел, чтобы рядом с прежним поднялся новый двухэтажный дом, где у всех детей было бы по комнате. И еще непременно – спортзал на первом этаже. Отец был лыжником, известным в области. И на лыжи поставил всех детей, они занимали места на соревнованиях.

Отца не стало, когда в новом доме уже клеили обои. Оказывается, у него было больное сердце. Может быть, он не знал об этом и сам. А может – знал, но никому не говорил. Он вообще не любил расстраивать своих.

Двое старших ребят к этой поре уже учились в областном центре, приезжали на выходные. Матери некогда было горевать, теперь ответственность за семью лежала на ней. Мать – маленького роста, и руки тоже маленькие, но никогда они не лежали без дела.

Нужно было готовить, убирать дом и растить огород. Доучивать младших, отправлять их на сборы, турниры и эстафеты.

Позже, когда Алина вспоминала это время, она думала, что в детстве ее не было праздности – также как у её братьев и сестер. Заботы и обязанности переполняли день, а вечером оставалось одно желание – добраться до постели.

Потом мать отдала Алину тете Наташе.

Старшая сестра матери своих детей не имела. И после того как младшая овдовела, попросила ее:

* Дай мне одну из своих девочек. Я ее выращу. Тебе и так тяжело приходится.

Мать подумала и решилась. Выбрала Алину – самую тихую и послушную. Разумеется, никакие документы не оформляли, Алина так и считалась маминой дочкой. Просто теперь она жила у тети Наташи.

Братья и сестры Алину сначала жалели. Из прежней жизни Алины была вырвана – как растение во время прополки. Все, кого она считала родными, остались на прежнем месте, спали в своих постелях. А она должна была собрать вещи и уходить.

Первое время Алина чуть не плакала. Она прибегала домой при каждой возможности, но все равно чувствовала себя отрезанным ломтем. И только потом оценила перемену в своей жизни.

У тети Наташи была большая квартира – в одном из старых домов, обрамлявших площадь Победы. Трехкомнатная, на верхнем этаже. Выйди на балкон – и перед тобой – площадь, голубые ели, одноименный парк с прудом. А еще дворец с колоннами – школа искусств.

У Алины впервые «появилось детство» – тетка относилась к ней именно как к ребенку. Отвела ей свою комнату и старалась порадовать – покупала ей красивые дорогие куклы, нарядные платья. Старалась, чтобы на племяннице были вещи не просто подходящие по размеру, но чтобы одежда украшала девочку.

Тетке же и пришла в голову мысль – отдать Алину в школу искусств.

* На какое отделение пойдешь? – спросила она, – Может быть, ты хочешь играть на пианино? Или на скрипке? Рисовать? А может быть…

* Танцевать, – сказала Алина.

Она уже не раз подглядывала в окна первого этажа, где был хореографический класс. Молодая преподавательница, темненькая, с короткой стрижкой, занималась с мальчиками и девочками, которые стояли у станка.

Алина смотрела, приподнявшись на цыпочки, отчасти спрятавшись в шатре из ветвей голубой ели. Она слышала музыку, и ей хотелось быть там, вместе с девочками в розовых гимнастических купальниках и белых юбочках.

Приемных экзаменов Алина испугалась. Она-то думала, что в школу можно записаться, как в любой кружок. Но оказалось – если не пройдешь испытания – тебя сюда не допустят.

Видя, как девочка переживает, тетка старалась утешить ее:

* Ну подумаешь, если что – рядом центр досуга, там тоже занимаются танцами. А во дворце культуры – хореографическая студия. Так что мы тебя обязательно устроим.

Но Алине казалось – если эта темноволосая девушка-преподавательница скажет, что она не годна – значит, это вердикт, не подлежащий обжалованию.

Можно дальше не рыпаться.

Экзамены оказались не такими уж страшными. Алина была маленького роста – стройная, изящная – в мать. Может быть, она не слишком хорошо справилась с заданиями, но детей в тот год пришло поступать не так уж много. И взяли почти всех, учитывая неизбежный отсев в процессе обучения.

Узнав, где дочь теперь учится, мать только вздохнула. Занятия балетом тоже требовали больших расходов. Пуанты, туфли с тяжелыми каблуками для народных танцев, костюмы – обычно на материалы сбрасывались родители, и отдавали шить портнихе… Нет, всё-таки хорошо, что Наташа взяла девочку к себе – эту статью расходов мать бы не потянула.

В школе искусств Алина проучилась восемь лет. Многие дети быстро оставили учебу – совмещать общеобразовательную школу и «дополнительные занятий» оказалось им не по силам. Ведь надо еще и уроки готовить – свободного времени вообще не остается. А жить когда?

Так и получалось. Не пришел ребенок на одно занятие, на другое… Отстал от остальных, не дали ему роль в спектакле, осталось подпирать стену на репетициях. После этого совсем уже не хочется и дальше заниматься танцами.

Для Алины же все было наоборот. Обычная школа давалась ей трудно, особенно точные науки – она ощущала себя в этой области бесконечно бездарной. Танцем же Алина просто жила, и через несколько лет стала любимой ученицей Анны Айдыновны.

Она окончила обе ступени – и базовый уровень, и углубленный.

К выпускному в школе поставили две сказки.

«Стойкий оловянных солдатик» – там, в основном, были задействованы ребята, оканчивающие театральное отделение. Но Алина играла возлюбленную солдата – балерину, которая вместе с ним сго-рела в огне.

Вторая сказка – «Щелкунчик». Конечно, речь не шла о полноценном балете, здесь танцы были гораздо проще, но Алине досталась роль Маши.

Вот тут бы, в эти месяцы, Алине заглянуть в будущее – подумать, как строить жизнь дальше. Но случились две вещи, совершенно от нее не зависящие.

Уволилась и уехала на свою родину, на Кавказ, Анна Айдыновна. Она бы, конечно, подсказала Алине, что делать дальше. А второе нес-частье— заболела тетя Наташа. После этого она прожила еще год. И если в самом начале лечения все надеялись, что тетка одолеет болезнь, то уже через несколько месяцев стало понятно – сделать ничего невозможно, в силах близких – только облегчить страд=ания.

И Алина, которая в свое время остро переживала уход отца, по доброй воле плюнула на всё и стала самой верной сиделкой для тети Наташи. Вот тогда ее и взяли в школу искусств – дежурить на вахте, выдавать ключи от кабинетов, а порою и подменять уборщицу. Зато дом – напротив. Можно в любую минуту прибежать, покормить больную, дать ей лекар-ства.

Последние недели Алина вообще провела при тетке неотлучно, а после опла-кивала ее как родную мать.

Свою квартиру тетка завещала племяннице, и это вызвало некоторое неудовольствие в семье. Старшие говорили, что так нечестно, что на месте Алины мог бы оказаться любой из них. Справедливым было бы квартиру продать и деньги разделить между всеми.

Но мать сказала:

* Нет. Наташа любила Алину, и та к ней привязалась. Так что, как Наташа велела – по её воле и будет. В этом и есть справедливость. И чтобы разговоров о наследстве я больше не слышала.

Вскоре после ухода тетки Алина вышла замуж. Ее избранник был известным в городе фотографом. Правда сам о себе он говорил, что отнюдь не фотограф он, а фотохудожник. Так оно и было. Снимая свадьбы, выпускные вечера, утренники в детских садах, делая фотографии для первых полос местной газеты – Никита просто зарабатывал деньги.

Но в свободное время он брал фотоаппарат и отправлялся снимать ту красоту, которую так редко замечали другие. Покрытую инеем траву, горевшую на солнце алмазными огоньками, облака, отражавшиеся в лужах, разлившихся широко, как моря. Да что там – даже из простых самовязанных половичков – выстиранных и развешанных на веревке, Никита мог сделать шедевр. Фотокартину, которую хочется повесить на стену.

Когда Алина в первый раз увидела его – Никита стоял, подняв фотоаппарат, возле той самой голубой ели, под которой она сама когда-то пряталась. Шел крупный снег хлопьями – и парень снимал, снимал, снимал…

Алина невольно остановилась, улыбнулась. Она не помнила, кто из них первым заговорил друг с другом – все получилось как-то само собой. Никита вообще очень легко находил общий язык с людьми – шла ли речь о стариках или о детях.

…Когда они поженились, Никита переехал к ней. Алина узнала, что до этого он, оказывается, был полубездомным. Снимал комнату в старом доме, превратил ее в студию, в мастерскую… Даже поселившись у Алины, Никита оставил эту комнату за собой. Там он собрал старинные вещи – начала прошлого века, целую коллекцию. Сюда же, в студию, к нему приходили клиенты.

С доходами в их молодой семье бывало по всякому. Часто Никита бывал при деньгах – и тогда они жили так, как Алина прежде не могла себе позволить. Могли с того ни с чего устроить себе праздник в кафе, поехать в театр, в областной центр или снять номер на турбазе. Алина радовалась возможности купить какие-то изящные безделушки, украсить дом.

Но бывали периоды, когда заказы не подворачивались, и тогда основным кормильцем семьи становилась Алина с ее маленькой, но постоянной зарплатой.

В остальное время Никита просил ее уволиться.

* Не могу я допустить, чтобы ты за школьниками мыла полы… Если хочешь работать – изволь, но давай найдем тебе что-нибудь полегче…

Алина кивала, соглашалась на словах – но не уходила. Она сама не понимала, почему ее так влечет сама атмосфера школы. Бывали случаи, когда она подменяла ночного сторожа – старика, который часто болел. И тогда оставалась на ночь одна – в этом дворце, с его гулкими залами, парадной лестницей, колоннами, капителями, скульптурами… Смешно, но бывали минуты, когда она чувствовала себя героиней какой-нибудь сказки…

…Близился новый год. Днем и вечером в школе была суета – все готовились к отчетному концерту, который должен был состояться за пару дней до праздника. Каждое отделение должно показать свои успехи – музыканты, танцоры, певцы. У художников проходила своя выставка…

Алина же мечтала о праздничных дня, когда они с Никитой поедут в Театр оперы и балета, хорошо бы на «Щелкунчика», но этот спектакль в новогодние дни пользовался немыслимым спросом. Может быть, удастся купить билеты на «Лебединое озеро» или на какую-нибудь оперетту…

В эту ночь Алина тоже должна была остаться за сторожа. Она показала Никите, что оставила на ужин, взяла с собой подзарядку для мобильного телефона. Электрический чайник, чашки и сахар – все это было в школе… Ночь пролетит быстро.

Алина не ожидала только одного – что часам к одиннадцати вечера у нее разболится голова. Аптека напротив была уже закрыта, но дом – он же вот, рядом… Там, в шкафчике, лежат таблетки.

Алина решила сбегать за ними – она не потратит и десяти минут. Она накинула шубку, заперла дверь в школу и поспешила к себе. Входная дверь была заперта, может быть, Никита уже спал. Алина открыла дверь своим ключом.

И сразу услышала голос мужа. В спальне горел ночник – свет лился из-под двери. Свет слабый – с улицы Алина его даже не заметила. Но Никита… Он говорил с кем-то. Сначала Алина подумала, что у мужа гости. И лишь потом сообразила, что это телефонный разговор. Но интонации… Никогда еще Алина не слышала, чтобы муж с кем-то так ворковал.

* Конечно, куплю… О чем разговор…

Алина стояла в коридоре, но она даже отсюда понимала, что муж улыбается.

* А жене? Сейчас подумаю… А, вот… Я своей старухе швабру подарю. Нет, она не ведьма, я же не метлу собираюсь купить. Алинка же уборщица – швабра ей самое то. Не обидится… Пусть скажет спасибо, что ее еще терплю, давно бы свалил, если б не ее квартира..

Алина прислонилась к стене и закрыла глаза. В эту минуту ей казалось, что сердце у нее ос-тановилось, а дышать и вовсе нет никакой необходимости.

Потом она тихо, на цыпочках прошла в кухню, взяла из шкафчика таблетки, а пару мгновений спустя неслышно закрыла за собой входную дверь.

Летел косой крупный снег, так густо, что напоминал занавес. Школа была – вот она, два шага…

Но весь мир стал другим

*

Итак, она знала тайну Никиты, а он пока не догадывался об этом. И еще Алина знала, что за нее некому заступиться. Мама… Не хочется взваливать на ее еще и эту ношу, ей и так хватает забот. К тому же, в том, что касается ревности и измен – мать осталась ребенком. Отец никогда не изменял ей, для него существовала только она – одна женщина на свете.

Братья и сестры? Алина стала отдаляться от них с тех самых пор, как тетя Наташа взяла ее к себе.

После того, как Алина вступила в права наследства – это стало еще более ощутимым. Никто больше не заговаривал о квартире, братья и сестры послушались материнской воли, но теперь они говорили с Алиной с неким холодком. Вот и теперь – от них не дождешься сочувствия. За что ее жалеть? Она и так счастливица, по их меркам – ни за что получила такие хоромы. Уже вели родные меж собой разговоры, что надо заставить Алину подписать бумагу, что на родительский-то дом она не претендует.

Алина отчетливо ощущала, что сделала ошибку – после ухода тети Наташи она так и не получила образования. Даже попытку не сделала. Расслабилась.

Просто осталась в родной школе… Вахтершей, да. Несложная работа. Основной добытчик – муж.

А теперь она – старуха, которой можно подарить только швабру. Прелестно.

Можно было устроить скандал. Но Алина знала, что она на это неспособна. Хоть и была родом из многодетной семьи, и приходилось ей в жизни ссориться и отстаивать свои права – как без этого, но всегда крупная ссора давалась ей дорого. Тряслись руки – и она потом никак не могла прийти в себя.

А здесь была ситуация, которая исключала любую двусмысленность. Можно сказать, муж подписал «явку с повинной», обозначил в ней три пункта.

Первое – у него есть подруга, которой он дорожит.

Второе – Алину он еле терпит. Какие чувства могут быть к женщине, которая достойна только швабры?

Третье – живет с ней муж, оказывается, только ради квартиры. Как в старой миниатюре Райкина – метры, метры, метры… Без этих вожделенных метров Алина не нужна Никите ни в каком виде. Что он подруге в деталях и объяснил.

Так что сцену закатывать не стоит. А от всяких пошлостей типа «милая, ты всё неправильно поняла, я тебе сейчас растолкую» – тем более, избави Бог.

Вопрос, который сам собой встал перед Алиной – что теперь делать?

Тетя Наташа не раз говорила ей: «Остановись. Помедли. Не руби с плеча. Иначе потом об этом пожалеешь».

И Алина медлила. Но на месте оставаться не могла. Она ходила по пустой ночной школе. То поднимется по парадной лестнице – к актовому залу. То измеряет шагами коридоры. То свернет на лестницу боковую – к залу танцевальному, то заглянет в костюмерную театрального отделения – и стоит, тяжело дыша, среди плащей, камзолов, платьев и шляп.

Наконец, ноги принесли ее в просторную рекреацию на третьем этаже. Сейчас она была залита призрачным голубым светом фонарей. Алина сбросила туфли, расстегнула кофточку. Осталась в тонком трикотажном платье, не стесняющем движений. Встала на цыпочки, подняла руки над головой.

Еще в ту пору, когда она училась в школе, танец заставлял ее собраться, забыть обо всем остальном – кроме музыки и образа. Но сейчас музыки не было… Нужно очень-очень сосредоточиться, чтобы услышать ее каким-то особым внутренним слухом.

Если бы кто-то смотрел в этот момент на Алину со стороны – ему бы показалось, что музыка действительно заиграла – и подхватила танцовщицу. Невесомо, едва касаясь паркета, летела Алина. Это был «Вальс цветов» из Щелкунчика, который помнила она наизусть – и мелодию, и танец.

Тогда, в предверии выпускного, ясно стало – нет юноши, который мог бы танцевать с нею. К выпуску в их классе осталось всего два мальчика, и ни один из них не потянул бы эту роль.

Анна Айдыновна договорилась – у нее еще оставались связи – и к ним приехал выпускник настоящего хореографического училища.

Андрей. Начав с ним репетировать, Алина сразу поняла, что этот юноша – далеко пойдет. В том, что касается мастерства – Алине было до него как до луны. Но Андрей ничем не показывал своего превосходства. Он нарочно тушевался несколько, отходил на задний план, был как оправа для драгоценного камня – для нее, для партнерши.

Он был готов жерт-вовать собой ради главного, ради искусства – из этого Алина и сделала свой вывод. Талант. Настоящий талант.

Андрей был хорош собой, но не его представляла сейчас Алина. Перед ее глазами стояло другое лицо. Не артист, играющий принца, а сам Принц. Пепельные волосы, тонкие черты лица и какая-то неестественная бледность. Наверное от этого голубого фонарного света.

Это напоминало галлю-цинацию – настолько реальной была картина. Сейчас даже не музыка была главной для Алины. Она перенеслась в другой мир, вошла в образ Маши.

И вернулась назад она – уже отчасти исцеленной. Во всяком случае теперь Алина знала, что делать.

В поздний час матери звонить было нельзя. Мать засыпала рано – уставала очень, и стоило ей положить голову на подушку, как она проваливалась в сон. Но утром поднималась раньше всех, и спешила на кухню.

На часах было около шести утра, когда Алина набрала домашний номер.

* Что случилось? – испугалась мать, услышав ее голос.

* Все хорошо… не бойся… Не волнуйся… Я только хотела попросить тебя – дай мне ключ от бабушкиного дома…

Зачем?

Просьба была столь неожиданной, что мать опешила. Семье действительно принадлежал старый-престарый дом в деревне, оставшийся от бабушки. Но туда давно никто не заглядывал. Прежде они приезжали несколько раз за весну и лето – посадить картошку, окучить, собрать. Но в последнее время как-то об этом забыли.

Тяжелыми были эти выезды. А картошки в магазине – покупай, не хочу.

Иногда у матери брали ключ знакомые рыбаки – в тех краях рыбалка и правда была отличная. Только они и оживляли своими голосами старый дом А продать домик не удавалось – кому нужна такая рухлядь? Ветхое строение и заброшенный сад.

* Что ты задумала?

Алина слукавила едва ли не в первый раз в жизни. И кому соврала – матери!

* Подруга просит, – торопливо сказала Алина, – Хочет отмечать Новый год на природе. Фейерверки там всякие. Мясо на углях…

* Дур-а – твоя подруга, – вздохнула мать, – Там, наверное, снегу сейчас – без трактора не разгребешь. И в самом доме, считай, ничего нет… Я даже насчет света не уверена. Лучше бы эта девушка сняла домик на турбазе. Я – что… Мне не жалко. Заходи за ключом. Только передай ей, чтобы поосторожнее… Чтобы не сожгла ничего своими фейерверками.

Теперь предстояло самое трудное. Вернуться домой. Посмотреть Никите в глаза. Что-то сказать ему… Но в какие фраы облечь то, что она сейчас чувствует? Сказать – так, мол и так, я всё слышала. Не надо слов. Мне нужно побыть одной, подумать, как поступить дальше. Маме ничего не говори, не хочу ее волновать.

Алина смалодушничала. Сменившись с дежурства – она долго стояла у окна и смотрела на свой дом. Она знала, что Никита вот-вот должен выйти. У него утренняя съемка. Когда Алина увидела знакомую долговязую фигуру мужа – она перевела дыхание и стала одеваться. Вот теперь можно было возвращаться – дома никого нет.

Алина собиралась так, как в школе собиралась в поход. Ничего не забыть… Взять самое необходимое – потому что там, на месте, этого необходимого можно и не купить. Единственный маленький магазинчик в села работал до обеда, а на праздники вообще мог закрыться.

Почему Алина не пошла к какой-нибудь подруге? К матери не пошла, наконец? Почему ей захотелось такого полного, абсолютного одиночества? Она бы сама, наверное, на этот вопрос не ответила. Еще с детства не любила она, когда ее жалели… Хуже не было – когда стукнешься, чтобы вокруг заахали, стали «дуть» на ушибленное место. Лучше спрятаться от всех, забиться куда-нибудь под стол или залезть в шкаф, переждать, пока пройдет боль. А потом выбраться на свет Божий – и жить дальше.

Алина набросала записку – те самые слова, которые ей хотелось произнести вслух – и оставила лист бумаги на кухонном столе.

Суеверная, она присела «на дорожк»у, а минуту спустя, тихо закрыла за собой входную дверь.

*

В деревню было два автобусных рейса – утренний и вечерний. Алина, к счастью, успела на утренний. Что бы она стала делать, приехав сюда поздним вечером, она и сама не знала.

К дому пришлось добираться почти «вплавь» – нетронутая снежная целина была настолько глубокой, что местами Алина проваливалась почти по пояс. Хорошо, что дверь сарая осталась слегка приоткрытой, и оттуда удалось извлечь лопату. В первую очередь был откопан вход в дом, и Алина не раз, и не два вспомнила мать. Никаким подружкам, конечно, делать здесь было нечего, если только эти подружки не сумасше-дшие.

Но хуже всего то, что тщетно Алина щелкала выключателем – света не было. А значит – рухнули надежды на обогреватель «ветерок», который она привезла с собой.

На стенке, прямо на обоях карандашом были записаны имена тех, кто мог понадобиться – электрик, сантехник, откачка ямы, газовщик… Местами следы карандаша чуть стерлись. Кто и когда это писал, не сменились ли номера… Алина все-таки набрала номер электрика и слегка воспряла духом. Мастер сказал ей, что придет завтра, и если за свет «уплочено», он посмотрит, что можно сделать.

Ну а пока оставалось топить печку, и доставать свечи. Алина знала, где они лежали – на кухне, в ящике стола.

Ей повезло еще раз – видимо, кто-то из знакомых рыбаков в последний приезд топил баньку и дров заготовил с запасом. Должно хватить на то, чтобы продержаться до следующего утра.

Через пару часов в доме потеплело. Алина сидела возле печки перемазанная и уставшая донельзя. Бессонная ночь, переживания, дальняя дорога – всё это вымотало ее. Теперь надо было принести воды. Откуда? Из колонки, конечно. Хорошо, что колонка была недалеко от дома. Но к ней опять-таки предстояло брести по глубокому снегу, а потом тащить назад ведро.

Ничего не хотелось делать. Ни-че-го. Может быть, она обойдется той маленькой бутылочкой лимонада, которую, уезжая, купила на автовокзале?

Алина закрыла дверь в комнату, чтобы теплый воздух не уходил. Пожалуй и лечь стоит прямо в куртке. Можно попробовать забраться в постель в свитере, но одеяло, матрас, подушка – всё отсыревшее…

Кто спал тут последний раз? Алина пересела к маленькому низкому окну. За мутными стеклами сгущалась синева…

Бабушку Алина помнила мало. Всего несколько сцен из далекого детства. Вот, почему-то они с бабушкой остались вдвоем, во всем доме – никого, кроме них. Алина маленькая, еще не ходит в школу. Такой же зимний вечер, и они вот так же сидят у окна.

Бабушка рассказывает ей про белую олениху. Скорее всего – это сказка. Или какая-то местная легенда.

* Тут у нас вокруг – везде болота, – говорит бабушка, – Некоторые и зимой не замерзают. Так вот… Порой люди видят в наших краях белую олениху. Она такая красивая – что глаза отвести трудно. Белая-белая, и шерстка блестит как снег. Только глазки черные. Но не дай Бог ее увидеть.

* А если увидишь, бабушка? Что тогда будет?

* А тогда главное – за ней не идти. Наши, местные, все это знают. А заезжим кажется я – вот-вот схватят они эту олениху… Поймают, или застре-лят… Только-только на несколько шагов она впереди – они уж руки тянут. А она заводит их в болота, и оттуда уже им не выбраться.

*

Алина никогда не видела белую олениху. Однако она поверила в рассказ бабушки, и после считала его чем-то несомненным. Так остается с нами то, что пришло из раннего детства.

Алина и один из своих снов числила в реальных, но не рассказывала о нем никому. Пятилетней, ей приснилось, что на ладошку упала маленькая звезда – голубая, сияющая, с острыми лучами. Так хотелось с ней поиграть, порадоваться ей, но взрослые заставили отпустить звезду в небо. Алина раскрыла ладошку и звезда поплыла вверх медленно, как пузырек воздуха из глубин океана…