Двадцать первый поворот

– Проходи, Сания, здесь есть немного места, – сказал Мансур, но её ноги будто сами понесли её туда, в тот узкий зазор между сиденьем и его высокой фигурой.

Она втиснулась, повернувшись к нему почти спиной. Теперь она чувствовала его совсем близко. Тепло его тела, запах чистого мужского парфюма, смешанный с лёгким ароматом свежести после утра. Каждый толчок автобуса отзывался лёгким, почти невесомым прикосновением его куртки к её плечу. От этого по спине бежали мурашки.

– Вчерашняя пара по истории – это что-то, да? – продолжал орать Камиль через всё скопление людей, обращаясь ко всем сразу.

– Ага, – будто из другого измерения, отозвался Диас.

Сания молчала. Она смотрела в запотевшее стекло, но видела не улицы, а смутное отражение Мансура за своей спиной. Он тоже не участвовал в шумном разговоре. Она чувствовала его молчаливую поддержку, его локоть, который незримо ограждал её от давки. Это было одновременно и мучительно, и блаженно.

Внезапно автобус резко затормозил. Сания не удержала равновесие и инстинктивно шагнула назад, прямо на него. Его рука легонько, почти незаметно, коснулась её локтя, чтобы помочь устоять.

– Всё в порядке? – тихо спросил он, наклонившись так, что его слова прозвучали прямо у её уха. Его голос был глухим от общего шума, но для неё он прозвучал громче любого крика Камиля.

Сания лишь кивнула, не в силах вымолвить и слова. Ещё бы секунда – и она, кажется, провалилась бы в это ощущение безопасности, которое исходило от него.

Когда они подъезжали к колледжу, и толпа начала шевелиться, готовясь к высадке, Мансур снова пропустил её вперёд.

– Аккуратнее, – сказал он просто, и в его глазах мелькнула та самая улыбка, которая не сходила у неё с мыслей весь вечер.

И когда она вышла на прохладный воздух, подставив лицо ветру, чтобы остудить пылающие щёки, она поняла, что этот день будет ещё сложнее, чем предыдущий. Потому что теперь она знала – его молчаливое присутствие гораздо опаснее любых слов.

Учебный день Сании прошёл под знаком одного имени, которое звенело в её сознании громче любого звонка с пары. Она сидела на лекциях, открывала конспекты, слушала преподавателей, но всё это было словно сквозь лёгкую, но непреодолимую пелену.

Первая пара. Конституционное право у Гулнисы Буркановны.

Обычно её любимый предмет требовал полной сосредоточенности. Сегодня же Сания ловила себя на том, что вместо схем государственного устройства она машинально выводиет на полях тетради букву «М». Гулниса Буркановна задала ей прямой вопрос о принципе разделения властей. Сания смогла дать чёткий, заученный ответ, но внутри похолодела от осознания, что не помнит ни единого своего слова. Её разум был где-то в другом месте – в шумном автобусе, где его низкий голос прозвучал так близко.

Предмет назывался «Судоустройство и правоохранительные органы».

В класс вошла женщина с видом, не терпящим возражений. Шамсия Мархабатовна. Её возраст было трудно определить – на лице лежала печать опыта и суровой компетентности, а взгляд за очками в тонкой оправе был острым, как скальпель.

– Суд – это не здание с колоннами, – начала она без преамбул, обводя аудиторию леденящим душу взглядом. – Это механизм. Механизм отправления правосудия. Ваша задача – понять каждую шестерёнку этого механизма. Без сантиментов.

Сания, обычно собранная на таких предметах, с трудом возвращала себя в реальность. Мысли о Мансуре, как навязчивая мелодия, продолжали звучать в голове. Но голос Шамсии Мархабатовны был способен пробить любую пелену.

– Гражданка Рымбаева, – раздалось над самым ухом Сании, заставив её вздрогнуть. Преподавательница неожиданно оказалась рядом с её партой. – Перечислите по порядку суды общей юрисдикции в Республике Казахстан, начиная с низшего звена.

В аудитории повисла звенящая тишина. Сания почувствовала, как кровь отливает от лица. Она знала это. Она точно знала! Но от волнения и рассеянности мысли спутались.

– Районный суд… затем… областной… – она запнулась, чувствуя на себе тяжёлый взгляд преподавательницы.

– Затем апелляционная инстанция, и Верховный Суд, – холодно закончила за неё Шамсия Мархабатовна. – Вам, гражданка, следует меньше витать в облаках и больше – в текстах процессуальных кодексов. Садитесь.

Это был публичный укор, тихий и оттого ещё более унизительный. Рухия с сочувствием толкнула её под столом коленом. Жарко покраснев, Сания уткнулась в конспект. Стыд от собственной несостоятельности наложился на её внутреннее смятение, создавая гремучую смесь. Суровость Шамсии Мархабатовны была как ушат ледяной воды – неприятно, но отрезвляюще.

Обеденный перерыв.

Они столкнулись нос к носу в столовой. Буквально. Сания, выходя из очереди с подносом, не глядя повернулась и едва не столкнулась с кем-то твёрдым и высоким.

– Осторожнее, – раздался над её головой знакомый низкий голос.

Она подняла глаза и увидела Мансура. Он держал свой поднос и смотрел на неё с лёгкой, смущённой улыбкой.

– Прости, – выдохнула Сания, чувствуя, как горит всё её лицо.

– Пустяки, – кивнул он и прошёл дальше, к столу, где его уже ждали Диас и Камиль.

Этот трёхсекундный диалог стал главным событием её дня. Она села с подругами, но вся её сущность была прикована к тому столу. Она слышала обрывки их смеха, его спокойный басок. Каждый кусок еды казался ей безвкусным.

Девушка совершенно не реагировала на оживлённый спор Рухии и Дамели о преподавательнице судоустройства.

Рухия, отложив вилку, пристально посмотрела на подругу.

– Сания, с тобой всё в порядке? Ты на своей планете сегодня.

– Да, – флегматично протянула Дамеля, подперев подбородок. – На паре у Шамсии Мархабатовны тебя чуть в окно не унесло. А сейчас ты вообще от нас мысленно где-то далеко. Уже который день.

Сания вздрогнула, будто её поймали на месте преступления. Она заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

– Да просто… не выспалась. Конституционное право повторяла до поздна.

– Брось, – фыркнула Рухия, не отводя проницательного взгляда. – Мы тебя знаем сколько лет? На тебя «не выспалась» не похоже. Ты когда не высыпаешься, ты злая, как фурия. А сейчас ты какая-то… тихая. Задумчивая.

Дамеля, чьи глаза всегда замечали больше всех, хитрено сузилась.

– Подожди-ка. Это не имеет ли отношения к определённой группе шумных первокурсников, с которыми мы постоянно сталкиваемся? А точнее, к одному конкретному, самому высокому и молчаливому?

Сания почувствовала, как по её щекам разливается предательский румянец. Она потянулась за стаканом воды, чтобы скрыть смущение.

– Не придумывай ерунды. Просто устала.

– Ага, «устала», – протянула Дамеля, обменявшись с Рухией многозначительным взглядом. – От чего это ты так внезапно «устала» именно в те моменты, когда рядом появляется Мансур?

Рухия присвистнула.

– Вот как! Ну, конечно! Теперь всё сходится. И в автобусе ты вчера вся извертелась, когда он рядом встал. И сегодня, когда он мимо проходил, ты ложку мимо рта пронесла.

Сания понимала, что отпираться бесполезно. Подруги знали её слишком хорошо. Она сдалась, опустив плечи.

– Ладно. Есть кое-что. Но это так… глупо. И ничего не значит.

– Всё, – с торжеством сказала Дамеля. – Рассказывай. И не вздумай ничего пропускать.

И под пристальными, но полными участия взглядами подруг Сания поняла, что держать всё в себе больше нет сил. Возможно, их совет станет тем самым якорем, который поможет ей справиться с этим внезапным и таким сбивающим с толку штормом.

Сания замолчала, сжимая в пальцах край салфетки. Признаться вслух было невероятно сложно, словно эти слова имели вес и материальность. Она боялась, что, произнеся их, она сделает свои чувства слишком реальными.

– Ладно, – она выдохнула, не глядя на подруг. – Вы правы. Дело… в Мансуре.

Произнеся это имя, она почувствовала одновременно и облегчение, и новый приступ паники. Рухия и Дамеля замерли, не перебивая.

– Я сама не понимаю, что происходит, – тихо начала Сания, глядя на свой недоеденный плов. – Это случилось внезапно. В автобусе. Я просто… увидела его. Не как «одного из тех парней», а как… человека. Он такой спокойный, основательный. И взгляд у него… усталый и добрый одновременно.

Она рассказала им про тот момент, когда их взгляды встретились в отражении окна, про его смущённую улыбку, про то, как он её поддержал в толчее.

– Это просто какая-то химия, глупость! – с жаром закончила она, наконец подняв на подруг умоляющий взгляд. – Мы же даже нормально не общались. Я знаю о нём только то, что он друг Диаса и громко смеётся. Это же ненормально?

Рухия первая нарушила молчание. Её взгляд был серьёзным.

– Ненормально? Нет. Непредсказуемо – да. Но чувства редко спрашивают наше разрешение, Сань.

– А Азамат? – мягко, но прямо спросила Дамеля.

Имя жениха повисло в воздухе, как приговор. Сания сгорбилась, словно от физической боли.

– Я знаю. Это самое ужасное. Я чувствую себя ужасно. Я думаю о другом, а у меня есть он. Он звонит, а я… я притворяюсь. И ненавижу себя за это.

– Слушай, – Рухия положила руку на её ладонь. – Ты ничего не сделала. Никого не обманула. Ты просто почувствовала что-то. С этим теперь нужно разбираться.

– Но как? – с отчаянием прошептала Сания.

– Для начала, – вступила Дамеля, её глаза блестели от азарта следствия. – Нужно понять, что это – мимолётный порыв или что-то большее. А для этого с Мансуром нужно… знаешь, поговорить. Не как «подруга Диаса», а как Сания.

– Я не смогу! – Сания с ужасом посмотрела на неё.

– Сможешь, – уверенно сказала Рухия. – Но не спеши. Понаблюдай. Приглядись к нему. А мы будем на подхвате.

Сания сидела, слушая их, и внутри всё понемногу успокаивалось. Груз одиночества стал легче. Её чувства не перестали быть сложными и пугающими, но теперь у неё было два надёжных берега, за которые можно было держаться. И это придавало хоть какую-то опору в бушующем море смятения.

Вечерний автобус, как и всегда, был наполнен усталым гулом. Но сегодня атмосфера в их маленькой компании была иной. Сания, получившая днём поддержку от подруг, чувствовала себя немного спокойнее. Она даже смогла непринуждённо посмеяться над шуткой Камиля, хотя её взгляд всё так же невольно искал Мансура. Он стоял чуть поодаль, погружённый в свои мысли, и эта его отстранённость снова заставляла её сердце биться чаще.

Когда автобус подъехал к их остановке, началась привычная суета – толкотня, прощания. Мансур и Камиль, попрощавшись, направились в свою сторону. Сания уже сделала несколько шагов к дому, как вдруг услышала за спиной шаги и голос Диаса.

– Сания, подожди немного. Пройдёмся?

Она обернулась. Диас стоял с немного серьёзным, необычным для него выражением лица. В его глазах читалась не просто усталость, а какая-то озабоченность.

– Конечно, – кивнула Сания, насторожившись. – Что-то случилось?

Они свернули с шумной улицы в тихий двор, где вечерние тени уже легли на асфальт. Несколько секунд они шли молча. Диас, обычно такой болтливый, явно подбирал слова.

– Знаешь, я сегодня кое-что заметил, – наконец начал он, глядя себе под ноги. – Вернее, нечто заметил вчера и сегодня. Камиль, конечно, трепло, но он не всегда бывает неправ.

Сания почувствовала, как у неё похолодели пальцы. Она молчала, давая ему продолжить.

– Он говорит, что ты как-то… странно стала на Мансура смотреть. – Диас произнёс это не как обвинение, а скорее с лёгким недоумением. – И я, честно говоря, тоже это вижу.

Сания закрыла глаза на секунду. Тайное стало явным гораздо быстрее, чем она ожидала.

– Диас, я… – она не знала, что сказать.

– Эй, эй, я не со скандалом, – он мягко толкнул её плечо, пытаясь снять напряжение. – Просто… мы же друзья. И он мой друг. И всё это… немного сложно.

Он остановился и посмотрел на неё прямо.

– Сания, у тебя же есть Азамат. Всё серьёзно. А Мансур… он парень хороший, но… – Диас развёл руками, не в силах подобрать нужные слова. – Я просто не хочу, чтобы кто-то пострадал. Особенно вы оба.

В его словах не было упрёка, только искренняя забота. И от этого на глаза Сании навернулись предательские слёзы. Всё, что она держала в себе, всё смятение и чувство вины, вырвалось наружу.

– Я знаю, Диас, – прошептала она, глядя в сторону. – Я сама не понимаю, что происходит. Это ужасно, и я не знаю, что делать.

Диас вздохнул и положил руку ей на плечо.

– Ничего не делай сгоряча. Подумай. Серьёзно подумай. А я… я буду рядом, что бы ты ни решила. Просто будь осторожна, ладно?

Они дошли до её подъезда. Эта прогулка не дала ей ответов, но подарила нечто не менее важное – понимание, что в этом хаосе у неё есть друг, который не осуждает, а поддерживает. И это было бесценно.

Комната была погружена в сумерки, когда в дверь постучали. Тихо, но настойчиво. Сания, всё ещё лежавшая лицом в подушке, вздрогнула. Сердце заколотилось с новой силой – оно словно предчувствовало беду.

– Сания, ты дома? – раздался за дверью голос, от которого у неё перехватило дыхание. Азамат.

Она металась между желанием спрятаться и пониманием, что избегать разговора бесполезно. Слишком много пропущенных звонков. Слишком много тревоги в его голосе.

Медленно, на ватных ногах, она подошла к двери и открыла её.

Азамат стоял на пороге с лицом, изборождённым морщинами беспокойства. В руках он сжимал телефон.

– Ты не брала трубку. Я испугался, – его взгляд скользнул по её лицу, по заплаканным глазам и распухшим векам. Вся тревога в его глазах сменилась мгновенным шоком, а затем – острой болью. – Сания… что случилось?

Он шагнул вперёд, забыв закрыть за собой дверь. Его руки потянулись к ней, но замерли в воздухе, будто он боялся сделать больно.

Сания не могла выдержать его взгляда. Она отвела глаза, чувствуя, как по щекам текут предательские слёзы. Все слова, все попытки оправдаться застряли комом в горле. Как она могла сказать ему? Как могла признаться, что причиной её слёз стал другой?

– Произошло что-то в колледже? – настойчиво, но мягко спросил он, осторожно касаясь её плеча. – С кем-то поссорилась? С преподавателем?

Она лишь молча покачала головой, сжимая пальцы в кулаки. Каждая секунда его заботы была пыткой. Его доброта обжигала сильнее любого гнева.

– Сания, поговори со мной, – его голос дрогнул. – Я вижу, что тебе больно. Дай мне помочь. Я твой жених. Я люблю тебя.

Эти слова стали последней каплей. Она подняла на него заплаканные глаза, и правда, уродливая и неизбежная, сорвалась с её губ шепотом:

– Всё не так, Азамат… Всё гораздо хуже. И виновата в этом только я.

Сания резко отвернулась, пряча лицо в тени прихожей. Его слова «Я люблю тебя» прозвучали как приговор. Мысль о том, чтобы рассказать ему о Мансуре, показалась ей немыслимой, чудовищной. Это ранило бы его слишком сильно, разрушило всё, что было между ними. Ложь во спасение казалась единственным выходом.

Она быстро провела рукой по глазам, смахивая слёзы, и сделала глубокий вдох, пытаясь вернуть голосу хоть какую-то твёрдость.

– Всё нормально, Азамат, правда, – она заставила себя обернуться к нему, пытаясь изобразить на лице усталую улыбку. – Просто… ужасно устала.

Она повела его на кухню, стараясь говорить быстро и немного сумбурно, чтобы создать видимость искренности:

– Шамсия Мархабатовна – это же просто кошмар! Завалила нас сложнейшими вопросами, а я ничего не успеваю… И Рухия с Дамелей вечно подшучивают… В общем, накопилось.

Она налила ему чаю дрожащими руками, надеясь, что он не заметит её нервозность. Внутри всё кричало от стыда. Она лгала ему прямо в глаза, пряча свою боль и свою вину за ширму мелких бытовых проблем.

Главное – не встречаться с ним взглядом. Главное – говорить, говорить без умолку, чтобы у него не осталось времени на вопросы. Чтобы он не увидел в её глазах отражение другого человека.

Вечерний разговор Сании и Азамата, который должен был быть лёгким и бытовым, с самого начала пошёл не по плану. Азамат, обычно спокойный и улыбчивый, сегодня был настойчив.

– Как дела у тебя? – спросил он, отодвигая тарелку с печеньем.

Вопрос был простым, но Сания почувствовала, как подступает паника. Любой разговор об учёбе мог нечаянно завести туда, куда ей не хотелось.

– Да ничего особенного, – она сделала глоток чая, чтобы выиграть время. – Учусь. А у тебя как на работе? Ты в прошлый раз рассказывал про нового клиента, того, который вечно всё меняет. Чем всё закончилось?

Она надеялась, что вопрос о работе отвлечёт его. Азамат на секунду задумался.

– Закончилось тем, что пришлось переделывать проект с нуля. Но ты не переводи тему. Про колледж. Тебе вроде нравится конституционное право. Как тебе преподаватель?

Сания почувствовала, как по спине побежали мурашки. Она не хотела вспоминать ни о Гулнисе Буркановне, ни, тем более, о том, что происходило у неё в голове на этих парах.

– Строгая, – коротко бросила она. – Знаешь, мама вчера такой вкусный бешбармак приготовила! Жалко, тебя не было. Говорила, что в следующий раз обязательно тебя позовёт.

Она улыбнулась, пытаясь придать разговору лёгкость. Азамат посмотрел на неё внимательно.

– Бешбармак – это хорошо. Но мне интереснее, что происходит с тобой. Ты в последнее время какая-то… отстранённая. Как будто не здесь.

– Просто устаю, – Сания пожала плечами, глядя в окно. – Конца учебного года не видно. А ты не хочешь в кино на выходных? Говорят, тот новый фильм, про космос, очень хороший.

Азамат откинулся на спинку стула. В его глазах читалась не столько обида, сколько лёгкая грусть и понимание.

– Сания, – сказал он мягко. – Мы же всегда могли говорить обо всём. Даже о самом сложном. А сейчас ты пытаешься говорить со мной о бешбармаке и кино. Что случилось? Я чувствую, что ты отдаляешься.

Его слова повисли в воздухе. Сания понимала, что её тактика не сработала. Он видел её насквозь, как всегда. Оставалось либо признаваться, либо продолжать прятаться, и второе становилось всё труднее с каждой секундой.

***

Вечер в доме Мансура был шумным и по-своему уютным. Пахло жаренным мясом и свежим хлебом – мама как раз закончила готовить ужин. Мансур помогал накрывать на стол, ловко расставляя тарелки под одобрительные взгляды младшей сестрёнки, которая крутилась под ногами.

За ужином он рассеянно слушал рассказы отца о работе, изредка вставляя замечания. Мысли его были далеко – он перебирал в памяти события дня. Утренняя линейка, шумные коридоры, смех Камиля и спокойные шутки Диаса. И конечно, она. Сания.

Он заметил, как она на него смотрела. В автобусе, в столовой. В её взгляде было что-то новое, не просто дружелюбный интерес, а какая-то застенчивая глубина. Это заставляло его внутренне смущаться и в то же время – странно гордиться. Сания была не такая, как другие девушки в колледже. Умная, собранная, с ясным и спокойным взглядом. На второго курса, для него, первокурсника, это казалось небольшой, но приятной тайной.

После ужина он ушёл в свою комнату, сказав, что нужно повторить уроки. Притворялся. Включил компьютер, но вместо конспектов открыл социальные сети. Пролистал ленту, задержался на её странице. На аватаре Сания была снята с подругами, смеющаяся. Он улыбнулся.

Потом его взгляд упал на рамочку на полке. В ней – фотография с другой девушкой. С Лейлой. Они были вместе ещё со школы, и их отношения были тихой, прочной гаванью. Лейла училась в другом городе, они виделись редко, но их связь была для него чем-то неизменным, как фундамент.

Мысленно он сравнил их. Лейла – это тепло, привычка, уверенность. Сания… Сания была словно свежим ветром, лёгким головокружением, внезапной и тревожной искрой.

Он отогнал эти мысли, почувствовав лёгкий укор совести. Закрыл вкладку с её профилем. «Ерунда, – сказал он себе строго. – Просто симпатия. Ничего больше».

Он взял учебник по истории и попытался сосредоточиться на датах и событиях. Но перед сном, уже лёжа в кровати, он снова представил её лицо. Её смущённую улыбку. И на душе стало как-то одновременно тепло и тревожно. Он не знал, что в эту самую минуту из-за него плачет девушка, о чувствах которой он мог только догадываться. Его вечер был спокойным, а её – разрушительным. И он даже не подозревал, что стал причиной бури в чужой, но уже не чужой для него, жизни.

3

Сание приснился странный, рваный сон. Она бежала по бесконечному школьному коридору, а с противоположного конца навстречу ей шли Азамат и Мансур. Они разговаривали и смеялись, совершенно не замечая её. Она кричала, но звук застревал в горле. Чем ближе они подходили, тем больше стирались их черты, сливаясь в одно безликое пятно. Отчаянное чувство потери заставило её проснуться.

Комната была погружена в предрассветную тьму, тишину нарушало лишь тяжёлое, прерывистое дыхание. Сердце колотилось, как птица в клетке. Ощущение пустоты и тоски, пришедшее из сна, было таким острым и реальным, что сдавило грудь. Она включила свет на тумбочке – было три часа ночи. Мир спал, а её мысли громко кричали.

Она взяла телефон. Палец сам потянулся к знакомому номеру. Старое, выстраданное доверие оказалось сильнее гордости и стыда. Она понимала, что это эгоистично, что он, возможно, не хочет её слышать. Но не позвонить сейчас казалось невозможным.

Гудки казались бесконечно долгими. Она уже готовилась положить трубку, когда на том конце послышался сонный, хриплый голос:

– Алло?.. Сания? – В его интонации не было злости, лишь усталое недоумение и тревога. – Что случилось? Ты в порядке?

Эти простые слова, полные заботы, несмотря ни на что, сломали её. Слёзы хлынули с новой силой.

– Мне… мне так плохо, – выдохнула она, с трудом выдавливая из себя слова. – Мне приснилось… что я тебя потеряла. По-настоящему.

Она не говорила о Мансуре. Она говорила о нём. О их общем прошлом, о той боли, которую причинила.

На другом конце провода повисла тишина. Потом он тихо вздохнул.

– Я здесь. Всё нормально. Это просто сон.

Но они оба знали, что это был не просто сон. Это было отражение их реальности. И его тихий, прощающий голос в предрассветной тишине был одновременно и утешением, и самым горьким упрёком.

Азамат слушал её прерывистое дыхание в трубку, и вся его обида медленно таяла, сменяясь старой, привычной тревогой за неё. Он слышал, как она пытается сдержать рыдания, и его сердце сжималось.

– Тихо, всё хорошо, – его голос был низким и успокаивающим, каким он бывал, когда она в детстве пугалась грозы. – Я же здесь. Дыши глубже. Слышишь меня?

Сания кивала, забыв, что он не видит этого, и сжала телефон так, что костяшки пальцев побелели. Его спокойствие было одновременно спасением и пыткой. Она получила тихую, терпеливую заботу, которая заставляла чувствовать себя ещё виноватее.

– Сейчас нужно успокоиться и постараться уснуть.

Он стал говорить о чём-то простом и отвлечённом. О том, как его младший племянник учился кататься на велосипеде, о смешном случае на работе. Его монотонный, тёплый голос заполнял пустоту в её комнате и в душе. Сания слушала, уткнувшись лицом в подушку, и слёзы понемногу высыхали. Но расслабление не приходило.

Когда он замолчал, в трубке повисло лёгкое потрескивание.

– Спишь? – тихо спросил Азамат.

– Нет, – так же тихо ответила она. Глаза горели, а тело было напряжено, как струна. Приступ паники прошёл, но его сменила ясная, холодная бессонница. Теперь она осталась наедине с тишиной и с чувством, что какой-то важный разговор был отложен, но не закончен.

– Попробуй просто полежать с закрытыми глазами, – предложил он. – Я побуду на связи.

Она положила телефон на подушку рядом с собой. Слышно было его ровное дыхание. Он не вешал трубку. Это была та самая привычная близость, которая сейчас казалась и раной, и бальзамом одновременно.

Но сон не шёл. Она ворочалась, глядя в потолок, который постепенно светлел. Азамат успокоил её истерику, но не смог подарить забвение. Самая трудная часть – остаться наедине с собой и своими мыслями – только начиналась. А за окном уже занимался новый день, несущий с собой необходимость как-то жить с этой болью.

День выдался на удивление солнечным, и компания расположилась на скамейке у колледжа в ожидании первой пары. Сания, сидя рядом с Диасом, старалась сохранять спокойствие, но каждый взгляд на Мансура, который мирно слушал разглагольствования Камиля, отзывался в ней тихим эхом.

Разговор тек неспешно, пока Камиль не решил подколоть Мансура.

– Мансур, а когда твоя Лейла к нам пожалует? А то ты как монах записной стал, всё по библиотекам шляешься.

Сердце Сании замерло. Всё внутри натянулось, как струна. Она невольно уставилась на Мансура, боясь пропустить любое его слово.

Мансур смущённо хмыкнул и отмахнулся, но в его глазах вспыхнула тёплая, светлая улыбка, какой Сания у него ещё не видела.

– На выходных, может, приедет.