
Полная версия
Ночные гости
– Дом, милый дом, – оглядев временное пристанище, произнес Семен и широко улыбнулся. Идеально!
Потерпеть бытовые неудобства в течение недели можно запросто, мы не гордые. Полотенце, кое-что из посуды, постельное белье Семен привез с собой, поэтому прикасаться к заплесневелому барахлу не придется. А вот тот факт, что в этой дыре его никто не станет искать, бесценен. Еды на неделю он тоже взял, в магазин ходить нужды нет.
Семен пропал для человечества на неделю, а после сядет в электричку (до которой плюхать почти два часа), вернется в цивилизацию, доберется в аэропорт, сядет в самолет и улетит в новую, прекрасную жизнь в другой стране. Билет уже куплен. Дорога впереди – светлая, а позади – гори оно все синим пламенем.
Шел Семен к этому долго, подготовился тщательно: квартирка, доставшаяся от матери, продана, машина тоже, в крипте немалая сумма. Кредиторы найти Семена не смогут, все концы обрублены. Куда надо, платежи пока идут, чтобы выезд за границу не перекрыли. Даже если за эту неделю кто-то переполошится, отыскать Семена не сумеет, он и это предусмотрел: никто из знакомых понятия не имеет, где он, про дом знала лишь мама, но она давно умерла. Дом, кстати, принадлежал ее одинокой незамужней тете, про его существование никто не догадывается, он пустует уже лет двадцать.
«Неправильно это, Сёма. Людей обманываешь: в долг берешь, а отдавать не хочешь», – сказала бы мама.
«Так я не у людей, – мысленно возражал Семен, – а у банков и мерзких ростовщических лавок, который ссужают деньги нищим под грабительский процент, обирают простых людей. За них не переживай, от таких не убудет».
Мама правильная была, наивная, ее представления о мире часто мешали ей жить. Семен то и дело мысленно с нею спорил, хотя сам тоже до последнего времени старался жить исключительно честно, никого не обманывая. Только много ли хорошего ему это принесло?
Работал на износ, пахал, как конь в жаркий полдень, а деньги лопатой гребли другие. Поступил благородно, помог лучшему другу выплатить долг, накопления ему отдал, а тот и денег не вернул, и жену у Семена увел. Сидел у них на кухне, рыдал, а потом, как выяснилось, с кухни в спальню перебрался.
С женой Семен развелся, друзей с тех пор на расстоянии вытянутой руки держал. Еле-еле из депрессии выбрался, на ноги встал и решил начать новую жизнь, а на нее деньги нужны. И он их взял. Уж извини, мама.
Тетку мамину звали Натальей. Она жила здесь одна всю жизнь, до самой смерти. Мама иногда навещала ее, Семен однажды приехал погостить летом, на каникулах, мальчишкой еще был. Но дорогу запомнил, это несложно: путь от станции один – до деревни Орехово, а к теткиному дому надо пораньше свернуть. Тропа почти заросла, но пройти можно, что Семен и сделал.
Пожалуй, пришло время сказать, почему Натальин дом был жутким не только из-за заброшенности. Все дело в репутации обитательницы. Ее почему-то в деревне ведьмой считали. Вроде как все женщины в роду колдовали, недаром кто-то из прародительниц и жилище себе построил на отшибе, не в самой деревне, на краю глубокого оврага, на дне которого протекал не то большой ручей, не то мелкая речушка.
– Глупости, – смеялась мама, – тетя Наташа нелюдимая немного, потому и замуж не вышла, но уж никак не ведьма. Как и я. Могла бы ворожить, так наколдовала мужа хорошего, а не твоего отца, жила бы припеваючи.
Отец Семена пил, как не в себя, и умер, когда сыну десяти лет не исполнилось. Семен ни секунды не думал, что тетка Наталья – ведьма, что мама происходит из ведьминого рода, но эта история опять же сейчас только на руку: к дому мертвой ведьмы никто не сунется, народ у нас суеверный.
Обходя «хоромы» покойной тетушки, Семен соглашался с мамиными доводами: ведьма-то, небось, сумела бы с большим комфортом устроиться. Он почти не помнил тетю Наташу, в памяти застряло серое платье, поверх – зеленый фартук, волосы, собранные в гладкий пучок, взгляд из-под густых бровей и строгий окрик: «Семка, а ну отойди от края, бестолочь!»
Это тетя про край оврага предупреждала. Зря, конечно, близко к нему дом построили: с годами земля осыпалась, не ровен час, дом внизу окажется. Но это уж не Семенова печаль, одну-то неделю халупа как-нибудь простоит.
Наступил вечер. Семен устроился, как сумел, приспособил часть дома под свои нужды: диван почистил от пыли, чтобы спать можно было, стол помыл, пару полок для продуктов освободил. Ничего, сойдет.
Печь удалось растопить с грехом пополам, после многократных попыток. Дрова в сарае были, даже вполне сухие. Немного, но должно хватить. Семен принес побольше в дом, сложил у печки, пусть получше просохнут. Наверное, в деревне увидят, что дым идет, поймут, что внутри заброшенного дома кто-то есть. Но прийти и спросить побоятся: мало ли какая нечисть в ведьмино логово забралась! А если и придут, что с того? Отбрехаться всегда можно.
Удивительно, но Интернет ловил вполне прилично, поэтому скучно не было. Поужинав, решил сразу лечь: устал, ноги гудели, давно так много пешком не ходил.
Тряпку, которая когда-то была занавеской, Семен снял и выбросил. Поэтому окно было голое, и луна беспрепятственно смогла заглянуть в комнату, увидеть спящего на спине, храпящего Семена.
И не только луна. Около полуночи пришла она. Стояла и смотрела на мужчину. Возможно, почувствовав взгляд, он приоткрыл глаза, глянул в окно. Увидел, что кто-то стоит снаружи, припав к стеклу, но, так и не проснувшись окончательно, решил, что это сон. Повернулся на бок, а утром и не вспомнил об увиденном.
Между тем она существовала, и уже следующая ночь доказала это.
День тянулся долго: безделье никак не помогает времени идти быстрее. Семен не устал, поэтому спать особо не хотелось. Улегся около одиннадцати, однако сон не шел. Звук, который донесся снаружи, ни с чем не спутать, тем более что подсознательно Семен его ждал.
Шаги – вот что он услышал. Треск сухих веток, шуршание. Семен осторожно подошел к двери, прислушался. Свеча горела, посему посетитель, скорее всего, уже знает, что внутри есть человек.
Наверное, кто-то из деревенских решил проверить. Но почему ночью?
Странно. Семен был человеком трезвомыслящим, в мистику не верил, но, находясь в одиночестве в заброшенном доме, каждый поневоле начнет думать о потусторонних вещах, полезут в голову мысли о ходячих мертвецах, оборотнях, вампирах и…
Ведьмах.
А если неупокоенный теткин дух бродит по ночам?
Раздался стук в окно. Семен вскрикнул, и собственный жалобный, тонкий голос напугал его еще сильнее. Теперь не скажешь, что шаги померещились, стук был отчетливый. Семен вышел в сени, стоял, прижавшись ухом к двери, а стучали в окно «залы», как говорила тетя Наташа.
Надо вернуться в комнату, посмотреть, кто стучит, но Семена буквально парализовало от ужаса; оказывается, такое не только в книжках бывает. Стук раздался снова, а следом – нечто вроде тихого свиста, и Семен понял, что неведомый гость провел пальцами по стеклу.
«Господи, как же страшно!»
Некому было упрекнуть его в трусости, но перед самим собой тоже совестно. Семен собрал волю в кулак, двинулся в комнату. Нельзя распускаться!
В комнате было темно, за окном – тоже. Облачно, на днях обещают затяжные дожди. Хорошо бы успеть убраться отсюда до того, как они начнутся. Дрова совсем отсыреют, похолодает, не хватало простудиться.
Внезапно тучи разошлись, выглянула луна – белая, яркая, как уличный фонарь, идеально круглая. То, что увидел Семен в ее свете, было немыслимо. За окном стояла женщина.
«Тетя Наташа!» – ошпарило Семена, но он сразу понял: нет, не она, даже если допустить, что мертвецы могут подниматься из могил и бродить по округе (что, конечно же, бред). Тетка была маленького роста, а эта – высокая.
Женщина стояла и царапала стекло, как кошка, которая просится в дом. На миг Семену захотелось подойти к окну, открыть его, спросить, что случилось, но потом ночная гостья повернула голову, и он сумел рассмотреть ее лицо. Буквально несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы понять: либо на лице маска или сложный сценический грим, либо…
Либо она мертва, и Семен видит следы разложения. Длинные волосы, напоминающие паклю, остатки одежды, плоть, отслоившаяся от костей. Девушка была мертва, и осознание этого факта вогнало Семена в ступор. Он смотрел на нее, пока она не отошла от окна и не растворилась в ночи.
Спать Семен не мог. Бегал по дому, сто раз проверяя двери; как мог, зашторил покрывалом окно. Спокойнее не стало, все время казалось, что мертвячка стоит снаружи, скрытая тканью, и мучительно хотелось отодвинуть самопальную занавеску, убедиться, что никого там нет.
Дом внезапно наполнился звуками, которых Семен прежде не слышал. Что-то шуршало на чердаке – мыши? Казалось, из подвала доносятся тихие, но явственные скрипы. Дом вздыхал, ворчал, скрежетал.
Под утро Семена сморил сон, проснулся он ближе к полудню. Ночной кошмар не удавалось забыть, при мысли о том, что ему предстоит провести в этом месте еще четыре ночи, начинала бить дрожь.
Он пил гадкий растворимый кофе и думал, что делать. Свалить отсюда, снять комнату на несколько дней? Чего ему взбрело в голову прятаться в деревне? В городе тоже было бы нормально, ничто не угрожало.
Но, с другой стороны, нарушать планы из-за… аномалии? Как назло, в городе он попадется на глаза тому, кому не следует. Закон подлости гласит: если плохое может случиться, оно непременно случится. Лучше тихонько пересидеть здесь, как собирался. Тем более мертвая девушка ничего ему не сделала, пугая лишь своим видом. А это можно выдержать.
Весь день Семен проверял дом, чтобы не нашлось ни малейшей щели, дававшей нежити возможность проникнуть внутрь. Стены были весьма крепкими, окна Семен на всякий случай заколотил. Поднялся на чердак, не нашел ничего подозрительного, чердачное окно уже было наглухо заколочено, ничего делать не пришлось.
Напоследок, ближе к вечеру, заставил себя заглянуть в подвал. Он был небольшой, квадратный, вдоль стен – полки. Семен припомнил, что тетка хранила в подвале банки с заготовками на зиму. Сейчас полки были пусты. Воняло гнильем, кислятиной. Пол был влажный, доски сгнили. Наверное, подвал заливает периодически, отсюда и сырость, и запах. Но, в общем-то, тоже ничего подозрительного. Дверь в подвал Семен прикрыл, придвинул тяжелый буфет: никто оттуда не вылезет!
«Кому вылезать? Совсем с ума сошел!» – Здравый смысл попытался выступить с ироничным заявлением, но был посрамлен: после ночного появления зомби взывать к логике вряд ли стоило.
Итак, ночь Семен встречал во всеоружии, забаррикадировавшись, приготовившись к худшему. Однако ничего не случилось. Мертвая девушка, впрочем, приходила: Семен слышал шаги, и к окну она припадала, и пальцами по стеклу скребла, но больше ничего нового, и Семен поймал себя на мысли, что человек, видимо, впрямь привыкает ко всему, даже к мысли о восставшем покойнике. Ему даже поспать удалось.
На следующую ночь он не расслаблялся: знал, что стоит потерять бдительность – и сразу случится то, чего не ждешь. Не случилось, и Семен поздравил себя с тем, что не стал убегать, выдержал характер, как говорится, а скоро все закончится: всего две ночи пережить осталось.
Предпоследняя ночь выдалась дождливой: синоптики накаркали-таки начало дождей. Осень полностью вступила в права: сорвала остатки листьев с деревьев, принесла на плечах своих промозглый ветер, рыдала и плакала за окном.
Впрочем, нет, плакала не непогода, понял Семен, сидя возле печки, закутавшись в покрывало. Дом немного прогрелся за эти дни, но дров, кажется, не хватит, хотя Семен их экономил, топил помаленьку.
На часах – полночь. Время ночной гостье прийти, она и пришла. Только теперь все было немного иначе. Мертвая девушка плакала, стонала, Семен ясно слышал ее голос, в нем звучала боль – острая, жаркая, настолько сильная, что ему внезапно захотелось выйти и утешить несчастную.
Да что там, он встал и сделал пару шагов! Вовремя остановился, прижал ладони к ушам. Стой, дурак, не ходи, она же тебя выманивает. При мысли о том, что могло случиться, поддайся он чувству жалости, Семену стало нехорошо.
А она все плакала и стонала, все стучала в окно, и, чтобы не слышать этого голоса, Семен начал петь. Услышал бы кто, решил, что он рехнулся окончательно: сидит человек один в пустом доме и голосит песни Виктора Цоя (кто лучше сможет поддержать и поднять дух?)
Пел-пел, а потом понял, что стоны и плачь за окном стихли. Покойница ушла, и только дождь продолжал хлопотливо шуршать в саду.
Проснулся Семен рано. Поздравил себя, что осталось всего ничего: день да ночь продержаться. Вышел из дома и увидел грустную картину: поникшие деревья, съежившийся, ссутуливший плечи под непрекращающимся дождем дом. Он, наверное, воспрял духом в эти дни, почувствовал, что снова нужен людям, но завтра вновь останется один – теперь уж навсегда.
Нет, не совсем один, по ночам его будет навещать покойница.
Семен ушел в дом – греться, торчал внутри почти весь день. Около трех, наведавшись в уборную, решил взглянуть на край оврага. Посетила параноидальная мысль: а если дом начал сползать? Или речушка внизу разлилась, поднимается? Мысли, может, глупые, но проверить стоит, заодно и разомнется чуток.
Размялся, что называется.
Как все случилось, Семен и сам не понял. Подошел к краю слишком близко, глянул вниз, и ногу будто потянуло! Оступился, не удержался и полетел, кувыркаясь, на дно оврага. Успел себя безмозглым идиотом обозвать, а дальше – удар и темнота.
Когда открыл глаза – тоже темнота. Сначала Семен подумал, что все еще продолжает оставаться без сознания, но потом до него дошло: уже стемнело!
Господи, он лежит на дне оврага, пришла ночь, а с нею вместе явится и нежить! Только на сей раз Семен не под защитой ветхих стен! Он обнаружил, что лежит в грязи, рядом журчит вода. Слава богу, не утонул, не захлебнулся – попросту не докатился до самого дна, на уступе каком-то застрял.
Голова болела, обо что он ударился? О камень, видимо. Хорошо, череп не проломил, шею не сломал. Да и ничего другого не сломал тоже: руки и ноги шевелились. Бедро болело, ныл бок, но ничего серьезного, заживет. Вроде не тошнит, значит, сотрясения мозга нет?
«Безмозглый баран, – сказал себе Семен, – чего сунулся сюда? Даже и тетя когда-то говорила, чтобы к краю не подходил».
Решив оставить самобичевание на потом, Семен приподнялся. Надо скорее вылезать отсюда. Только сказать оказалось проще, чем сделать. Жидкая грязь скользила под ногами, оплывала, напоминая зыбучие пески. Цепляться было не за что: на проклятом склоне не росли деревья и кусты. Жухлая трава да камни, того и гляди, снова свалишься, ушибешься. Семен пыхтел и лез наверх, не желая сдаваться. Это же глупо, просто глупо! В двух шагах от дома, от спасения, возиться в грязи, под дождем, мерзнуть, материться и выть от злости, но оставаться все там же, где и был, – в овраге.
Удалось зацепиться за корень, но тот вывернулся из земли, оставшись у него в руках. Семен покачнулся, едва не свалился на дно ручья, и тут картина вокруг него внезапно изменилась. Стало светлее, и в поисках источника света Семен задрал кверху подбородок.
Покойница стояла там, где до своего позорного падения стоял Семен. Смотрела вниз, на него, и ее озаряло голубоватое свечение. В этом призрачном свете он сумел рассмотреть ее хорошенько, с изумлением осознав, что она больше не выглядит персонажем фильма ужасов про ходячих мертвецов.
Так она выглядела, когда была жива, понял Семен, и, невзирая на противоестественность обстоятельств, подумал, что девушка юна и красива. Слишком молода, чтобы умереть, но смерть неразборчива.
Густые черные кудри, большие глаза – Эсмеральда из романа Гюго. Стройная фигурка, джинсы, куртка, на плече – рюкзачок, будто «Эсмеральда» собралась в дорогу.
– Помоги мне, – услышал Семен.
Прозвучало это отчетливо, но губы девушки не шевелились.
«Я бы с радостью, но как? Мне бы кто помог», – подумал он, и дальше случились сразу две вещи.
Семен опустил взгляд и увидел, что так и держит в руках корень, за который старался уцепиться, только это вовсе не корень. Это кость. Не нужно быть специалистом по анатомии, чтобы понять: кость – человеческая. Семен чуть не отбросил ее прочь, приготовившись заорать от ужаса, но произошла вторая вещь.
Голубоватое свечение, которое окутывало девушку, точно бы пролилось вниз, образовав сверкающую дорожку. Тьма рассеялась, и теперь Семен видел, куда ему наступать, он сумеет выбраться из оврага!
– Помоги мне, – прозвучало снова, и Семен понял, чего от него хотят.
– Это ведь ты, да? – прошептал он, глядя на кость, которую держал. – Твое тело лежит на дне оврага, поэтому ты не знаешь покоя.
Просьба о помощи раздалась в третий раз, словно подтверждая правдивость его слов.
… Утром Семен, собрав немногочисленные пожитки, часть из которых ему предстояло выбросить, готовился покинуть дом. По плану ему надлежало идти на станцию (точнее, маленький полустанок), расписание электричек он знал. Только вот идти собирался в другую сторону. В деревню.
На полустанке не было даже билетной кассы, хорошо еще, что электрички вообще останавливались. Не с кем будет поговорить. Поэтому Семен решил пойти в деревню. Рассказать, что узнал, а там пусть они сами разбираются.
Когда ночью он выбрался из оврага, мертвая девушка пропала, больше не появлялась. Сияние исчезло, стоило ему ступить на твердую почву. Остаток ночи прошел в попытках согреть воды, помыться, привести себя в порядок.
И все это время Семен думал, как поступить. Проще всего и, наверное, умнее оставить, как есть, реализовать свой план. Зачем ему эти проблемы? Он не хотел привлекать к себе внимание, все для этого сделал – а теперь явится и расскажет о трупе?!
«Вдруг на тебя убийство повесят, ты об этом подумал?» – истерил внутренний голос.
Но Семен уже знал, что все равно пойдет и сделает то, что должен, пусть это и рискованно. Ведь он обещал! Как можно обмануть?
Безымянная девушка, трагически погибшая и не найденная, не упокоившаяся, обреченная тенью блуждать возле мертвого дома на краю оврага… Предотвратить ее гибель Семен не мог, но вернуть ей право на покой было в его силах.
«А если это обрушит все задумки? Если…»
Продолжая бороться с собой, Семен открыл дверь магазина. Убогая сельская лавчонка, на прилавках вперемешку теснятся продукты, бытовая химия, хозяйственные мелочи. Пожилая продавщица высунулась из закутка:
– Кого в такую рань принесло?
Увидев Семена, озадаченно нахмурилась: незнакомцы тут редкость.
– Я по делу, – быстро сказал он. – Жил пару дней в доме возле оврага.
– Ага, говорили, что дым из трубы идет, – вставила продавщица, – Митя хотел проверить сходить, а…
– Послушайте, я тороплюсь. Вчера я нашел в овраге кости. Понимаете?
Рот продавщицы округлился буквой «о».
– Старые, желтые уже, человеческие. Это женщина. Девушка. Она, возможно, упала в овраг или еще что. Вызовите полицию. А мне пора.
– Эй, погоди! Как пора? – запричитала продавщица. – А если это ты ее! А ну стой!
Приближаться к возможному убийце она опасалась, оставаясь на месте.
– Я никого не убивал. Говорю вам, кости старые! Девушка молодая совсем, в джинсах и с рюкзаком, может быть, хотела куда-то уехать.
Полное лицо продавщицы исказилось.
– Любка! – выпалила она. – Как пить дать – Любка!
О существовании Семена женщина на миг забыла, чем он не преминул воспользоваться. Быстро вышел из магазина и рванул прочь. Его, впрочем, не преследовали.
… Историю Любки, Любови Павловой, Семен узнал позже, уже находясь в другой стране. Все у него получилось, как задумывал. Сел в самолет, улетел, чтобы не вернуться.
Никто Семена не искал, хотя в статье, которая была посвящена пропавшей и найденной девушке, он упоминался. Личность его установить не удалось, да и не требовалось. Ясно, что к смерти Любы он не мог быть причастен.
Люба пропала двенадцать лет назад. Вещи давно сгнили, но удалось найти простенькие, дешевые часы и заколку, которые опознала ее мать, все еще проживавшая в деревне Орехово.
Девушку не искали. Все знали, что с матерью они жили, как кошка с собакой, постоянно ругались, и каждая ссора закачивалась угрозами Любы, что она уедет, едва школу окончит, забудет дорогу к родному порогу, а мать не оставалась в долгу и кричала, мол, скатертью дорога, скорее бы, никому здесь Люба не нужна.
Надо сказать, ангелом девушка не была: и курить начала рано, и выпивала в компании приятелей, и запросто могла не явиться домой ночевать.
Отбилась девка от рук, пойдет по кривой дорожке – таково было всеобщее мнение. Поэтому, когда в конце учебного года, получив аттестат и не дождавшись выпускного, Люба после очередного скандала схватила рюкзак и убежала из дома, мать решила: дочь поступила так, как давно собиралась. Многие видели Любу на дороге к станции: она шагала с рюкзаком на плече, вид у нее был решительный.
Куда она поехала? Села в электричку или добралась в город на попутке? Никто не знал, да и не задумывались сильно-то. Осуждали только: бросила мать, неблагодарная. Звучали слова и покрепче. Мать порой плакала втихомолку, но что поделаешь? Не одумалась дочь, не взялась за ум, так тому и быть, пусть живет, как хочет.
Никто и представить не мог, что несчастная Люба никуда из родных краев не уезжала. Череп девушки был проломлен, экспертиза показала, это было не падение, а намеренный удар сзади. Любу убили и выбросили в овраг за заброшенным домом, в стороне от дороги – идеальное преступление, найти тело можно лишь случайно. Его и не нашли, пролежало оно более десяти лет.
Кто сотворил такое с девушкой, как провела она последние часы своей короткой жизни, было неясно и, вероятнее всего, останется тайной.
Хорошо, что судьба привела Семена в те края, тело несчастной удалось найти и похоронить. Пару раз он видел ее во сне, Люба улыбалась весело и беззаботно, они говорили о чем-то, но утром Семен не мог вспомнить, о чем именно. Радовался лишь, что девушка выглядела довольной, смеялась, и надеялся, что мятущаяся душа ее обрела покой.
Кошмарное соседство
Когда Саша впервые увидел тот дом, ему показалось, в нем есть что-неправильное, даже ущербное. Вроде обычная пятиэтажная панелька, точно такая, как и все остальные, но вместе с тем что-то в ней другое, несуразное. Приглядевшись, понял, в чем дело: балконы. Точнее, их отсутствие.
«Забыли приделать?» – подумал Саша.
Впрочем, ему балкон не требовался. У него не было ни ненужных вещей, ни лыж, чтобы там хранить. Все Сашино имущество легко помещалось в три сумки. Уезжая шесть лет назад из родного дома в небольшом поселке Свиридово, он хватался за голову: сколько всего хотелось взять с собой, собираясь на учебу в большой город!
Теперь же, прожив пять лет в общежитии, год – в съемной однокомнатной квартире с двумя соседями (когда живешь буквально друг у друга на голове), Саша часть своих пожитков растерял, а часть выкинул за ненадобностью. Приучился не прикипать к вещам, довольствоваться необходимым минимумом. Вот заработает на собственное жилье, тогда можно будет подумать о расширении багажа, а пока…
Саша вошел в подъезд, где пахло так, как пахнет во многих подъездах: готовящаяся еда, неистребимый кошачий запах, сырость, но вместе с тем что-то душноватое. Знакомый, навевающий депрессивные мысли аромат.
Поднялся на второй этаж, позвонил. Хозяйка открыла сразу – ждала на пороге. Тяжелое пальто, сапоги на меху, вязаный берет. Взгляд подозрительный: все квартирные хозяйки взирают на потенциального жильца, подозревая на всякий случай самое худшее. Но на дне светло-серых, почти прозрачных глаз пряталось что-то еще. Неуверенность? Робость?
Чего ей бояться? Что Саша откажется? Но он же в здравом уме. Цена невысокая, район спокойный. Остановка близко, до работы можно доехать минут за двадцать. И, главное, он будет жить в комнате один!
В двухкомнатной квартире есть еще один жилец, соответственно, им придется встречаться на кухне и в прихожей, по очереди пользоваться ванной комнатой, но это совсем не то же самое, когда круглосуточно кто-то мозолит глаза, храпит на соседнем диване, курит перед твоим носом.
– Давай-ка посмотри, если устроит, можешь заехать хоть сегодня, – проговорила хозяйка. Голос оказался густой и сочный, как у оперной певицы. – Я тоже в этом районе живу, так что…
Так – что же, она не уточнила.
Саша согласно кивнул, и женщина повела его обозревать владения. Планировка оказалась не совсем обычная. Прихожая (тесная, едва хватало места для зеркала, вешалки и шкафчика для обуви) выводила в короткий коридор. С правой стороны были двери двух комнат, слева – ванная и кухня.
– Дальняя комната побольше, она занята, там третий год парень живет. Антоном зовут. Серьезный, работает в больнице, в медицинском учится. – Хозяйка зыркнула на Сашу. – Не пьющий. И не курящий.














