Нераскрытое эхо

И теперь, лёжа в постели и думая о Адаме, она понимала, что её чувства к нему были тесно переплетены с этой семейной историей. Он был частью того нового, светлого мира, ради которого её семья свернула горы. И её тяга к нему была не просто влечением. Это было подсознательное желание окончательно закрепиться в этой новой реальности, доказать себе и всем, что она принадлежит здесь, в Хардшильде, не меньше, чем кто-либо другой. И что её семья, с её упорством и жертвенностью, заслужила своё место под этим чистым, не заводским небом.

VII

Два мира, одна мысль

10:15. Университет Клейтона.

Адам сидел на лекции по финансовому менеджменту, но слова профессора доносились до него как отдалённый гул. Его пальцы автоматически выводили в конспекте не формулы дисконтирования денежных потоков, а завитки, удивительно напоминающие пряди каштановых волос. В голове непрерывно прокручивался вчерашний день: её смех, когда они пытались слепить снеговика, её сосредоточенное лицо, когда она делала наброски, тёплый пар от глинтвейна над её чашкой.

– Вы, кажется, витаете в облаках. Прокомментируйте, пожалуйста, влияние изменения ключевой ставки на стоимость заёмного капитала.– Уилсон! Адам вздрогнул. Профессор Харрис смотрел на него поверх очков.

Маркус, сидевший рядом, тихо прошипел: «Повышение ставки увеличивает стоимость займов!» Адам сглотнул и повторил эту фразу, добавив пару заученных тезисов. Ответ был механическим, но удовлетворил Харриса.

– Надеюсь, эти облака, в которых вы парите, принесут нам финансовые дожди, мистер Уилсон, – сухо заметил профессор и продолжил лекцию.

– Ты совсем размяк, – покачал головой Маркус, когда они вышли из аудитории. – Никогда не видел, чтобы тебя так выбивало из колеи. Она что, гипнотизёр?

– Заткнись, Марк, – беззлобно буркнул Адам, но улыбка выдавала его.

11:30. Хардшильдский колледж искусств.

В студии пахло скипидаром, масляными красками и пылью. Рэйчел стояла перед мольбертом, пытаясь сосредоточиться на задании по цветоведению – передать настроение зимнего утра через ограниченную палитру. Но вместо серых и голубых тонов её рука так и тянулась к тёплым охристым и золотистым оттенкам. Тем, что напоминали ей солнечный свет на лице Адама вчера.

– Хэмилтон, у тебя слишком тёплая гамма для заданной темы, – заметил преподаватель, пробравшись между мольбертами. – «Холодное зимнее утро», помнишь?

– Да, мистер Джефферсон, – смущённо прошептала она. – Просто… сегодня такое солнечное настроение.

– Сохрани это настроение для личной работы, – строго, но с лёгкой улыбкой сказал он. – А здесь следуй техническому заданию.

– У Рэйчел не настроение солнечное, а кто-то её согрел вчера на прогулке. Мы видели!Её подруга по курсу, Лиза, хихикнула:

Рэйчел покраснела, как маков цвет, и с удвоенным рвением принялась смешивать синие и белила, пытаясь загнать в холодную гамму тёплое пламя, горевшее у неё внутри.

14:00. Библиотека Университета Клейтона.

Адам пытался работать над курсовой по риск-менеджменту. Перед ним лежали распечатки, учебники, финансовые отчёты. Он открыл статью о хеджировании валютных рисков, прочитал один абзац три раза и понял, что не уловил ни единой мысли. Его мозг отказывался воспринимать информацию. Всё, о чём он мог думать, – это о том, как через час он снова увидит её.

Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Перед ним снова возникло её лицо. Он с удивлением поймал себя на мысли, что даже не спросил её номер телефона. В 1999 году сотовые были ещё не у всех, а он просто не догадался попросить номер её домашнего. Глупо. Теперь ему приходилось полагаться на случайные встречи в «Лавке», как в каком-то старомодном романе.

Он посмотрел на часы. 14:20. Ещё сорок минут. Он с отчаянием сгреб бумаги в папку. Ничего не выйдет. Лучше пойти прогуляться и прийти в «Лавку» чуть раньше.

15:00. «Лавка».

Рэйчел заканчивала дневную смену. Она перезаполнила сиропы, протерла столики и машинально посматривала на дверь каждые тридцать секунд. Лео, работавший с ней в смену, молча наблюдал за её суетой, его лицо было каменным.

– Ждёшь кого-то? – наконец, не выдержав, спросил он, его голос прозвучал глухо.

– Нет… то есть, да, – спуталась она. – Может, Адам зайдёт.

– А, он, – Лео фыркнул и с силой поставил чистый питчер на полку. – У этих студентов денег только на один кофе в день хватает.

– Это не из-за денег, – возразила Рэйчел, но Лео уже отвернулся, демонстративно погрузившись в мытьё блендера.

Она вздохнула и посмотрела на часы. 15:10. Может, он не придёт? Может, вчерашнее было просто вежливостью? Паника начала подкрадываться к её сердцу.

15:25. Улица перед «Лавкой».

Адам уже пятнадцать минут ходил вокруг да около, заходя то в книжный магазин, то в аптеку, просто чтобы убить время. Он боялся показаться слишком навязчивым, прийти раньше времени. Но терпение лопнуло. Он расправил плечи, глубоко вздохнул и толкнул дверь.

Колокольчик прозвенел. Рэйчел стояла за стойкой, её спина была к нему. Она оборачивалась, и на её лице было такое искреннее, сияющее облегчение и радость, что всё его напряжение мгновенно улетучилось.

– Адам! – выдохнула она.

– Привет, – он подошёл к стойке, чувствуя себя немного глупо, но невероятно счастливым. – Как твой день?

– Обычный, – она улыбнулась, и её глаза исчезли в весёлых щёлочках. – А твой?

– Тоже. Скучный. До самого конца, – он посмотрел на неё, и они оба рассмеялись, понимая, что имеют в виду один и тот же момент – эту самую секунду.

Он заказал свой обычный горячий шоколад и сел за свой седьмой столик. На этот раз он не смотрел на неё украдкой. Он смотрел открыто, и она, покраснев, ловила его взгляд и улыбалась в ответ. Лео, стоявший в тени, сжимал тряпку в руках так, что его костяшки побелели. Он видел, как поменялась динамика между ними. И ему это нравилось всё меньше и меньше.

Адам сидел и пил свой шоколад, и всё внутри него пело. Он был здесь. Она была здесь. И между ними витало что-то новое, хрупкое и прекрасное, что-то, ради чего хотелось просиживать все пары, пренебрегать учебниками и приходить в кофейну каждый день. Он поймал себя на мысли, что не хочет быть нигде, кроме этого места, в этот момент. И по её сияющим глазам он понимал – она чувствует то же самое.

– Мне это доставило удовольствие, – честно сказал он. Он отчаянно хотел её обнять, но боялся спугнуть. Вместо этого он спросил: – А… как насчёт завтра? У тебя смена?Они остановились под фонарём. Свет падал на её лицо, делая её глаза ещё глубже.

– Нет, завтра я не работаю, – ответила она, и в её глазах вспыхнула надежда.

– Отлично! Тогда… может, сходим в кино? Я видел, что в «Капитолии» идёт тот самый «Влюблённый Шекспир». Говорят, это нечто особенное.

– Правда? Я читала рецензии! Все говорят, что это самая романтичная картина года! Да, я бы очень хотела!Её лицо озарила широкая, неподдельно радостная улыбка. Она даже хлопнула в ладоши, совсем как ребёнок.

– Прекрасно! Тогда я… я зайду за тобой? Скажем, в семь?Он почувствовал, как камень свалился с души. Попадание в точку.

– Да, – она кивнула, немного поколебавшись, но затем быстро достала из кармана блокнот для эскизов, вырвала уголок и написала номер своего домашнего телефона. – Вот. На всякий случай. Но лучше заходи. Наш телефон вечно занят, Итан постоянно в интернете.

– Договорились. В семь. До завтра, Рэйчел.Он бережно взял клочок бумаги, как величайшую ценность.

– До завтра, Адам.

Она повернулась и пошла к своему дому, обернувшись один раз, чтобы помахать ему рукой. Он стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью, сжимая в кармане тот самый номер. Холод больше не ощущался. Завтра. Кино. Романтическая комедия о Шекспире. Настоящее свидание.

Он побрёл к своему общежитию, и на его лице не сходила блаженная улыбка. Он уже представлял, как они сидят рядом в тёмном зале, как она, возможно, будет плакать в сентиментальных моментах, как они будут смеяться над остроумными диалогами… Возможности казались бесконечными и совершенно восхитительными.

Он не видел, как из-за угла соседнего дома отделилась тёмная фигура. Неподвижная до этого момента тень наблюдала за всей сценой – за их неспешной прогулкой, за тем, как она писала ему номер, за их прощанием под фонарём. Лицо в темноте было искажено холодной, безмолвной яростью. «Влюблённый Шекспир»… Фраза долетела из темноты, вызвав горькую гримасу. Тень развернулась и медленно пошла в противоположную сторону, тяжёлые шаги беззвучно тонули в снегу. Сжатые кулаки в карманах пальто были единственным проявлением бури, бушующей внутри.

Адам шёл по заснеженным улицам, и его не отпускало ощущение лёгкости и предвкушения. Подойдя к знакомой красной телефонной будке на углу, он решил, что сейчас самое время поделиться хорошими новостями – или, по крайней мере, их частью – с самыми важными для него людьми.

– Мам, привет, это я.Он зашёл внутрь, бросил монеты и набрал номер. Трубку подняла мама. – Алло?

– Адам, родной! – в её голосе послышалась мгновенная радость и лёгкая тревога. – Всё в порядке? Ты не замёрз?

Пока мама рассказывала новости из Окдейла, Адам улыбался, глядя на падающий за стеклом снег.– Всё прекрасно, мам. Просто решил позвонить. Как вы? Как Бадди?

– Держи, с тобой хочет поговорить отец, – сказала мама, и через мгновение в трубке послышался спокойный, весомый голос.

– Всё в порядке, пап. Я как раз хотел спросить… Ты говорил, что приедешь на следующей неделе посмотреть дом. Уже точные даты известны?– Адам. Что случилось?

– Да, планы уточнились, – ответил мистер Уилсон. – Прилетаю в эту пятницу утрением рейсом в 10:20. Встретишь старого отца в аэропорту?

– В эту пятницу? – Адам удивлённо переспросил, но тут же обрадовался. – То есть уже через три дня? Конечно, встречу! Это же отлично!

– Именно так. Дела в Окдейле удалось завершить раньше, и я решил не тянуть. Агентство назначило просмотр домов на пятницу после обеда.

– Понимаю. Это… это замечательно, пап.

Они обсудили детали ещё пару минут. Голос отца был деловым, но Адам слышал в нём одобрение и нотку предвкушения.

– Ладно, не буду тебя задерживать, – сказал на прощание отец. – Удачи с учёбой. И, Адам… – он сделал небольшую паузу, – я рад, что ты на другом конце провода.

– Я тоже, пап. До пятницы.

Адам вышел из будки. Пятница! Всё происходило так быстро. Завтра – свидание с Рэйчел, через три дня – приезд отца. Его жизнь в Хардшильде, которая ещё недавно казалась лишь временной остановкой на пути к карьере, теперь обрастала корнями. Самыми настоящими корнями.

Он посмотрел на огни города, на снег, тихо падающий на тёмные крыши, и почувствовал, что он именно там, где должен быть. Завтра – кино. А через три дня – будущее, которое становилось всё более реальным и многообещающим.

С лёгкой душой и пакетом с угощениями в руке Адам поднялся в свою комнату. Он толкнул дверь и застал Маркуса в его классической позе – тот, нахмурившись, тыкал паяльником в какую-то дымящуюся плату, окружённый распечатками графиков.

– Сдаюсь! – провозгласил Маркус, не глядя на вошедшего. – Эти криптографические алгоритмы – тёмный лес! Я бы лучше гидравлическую систему для марсохода собрал.

– Сдавайся после ужина, – улыбнулся Адам и с лёгким стуком поставил на стол заветный пакет, из которого тут же пополз соблазнительный запах жареного теста и мяса.

– Это… это пахнет как… чебуреки? С картошкой и говядиной? Уилсон, да ты волшебник! – Он сгрёб паяльник и все детали в кучу и ринулся к столу. – С чего такая щедрость? Ты её что, на свидание в чебуречную повёл?Маркус замер, принюхался и, наконец, оторвал взгляд от своей платы.

– Нет, – рассмеялся Адам, разворачивая свой чебурек. Пар густой струйкой поднялся к потолку. – Но свидание будет. Завтра. В кино.

– Ты… чавк-чавк… серьёзно? Наконец-то! И кто инициатор этого исторического события?Маркус, уже откусивший половину своего чебурека, замер с набитым ртом и широко раскрытыми глазами.

– Я пригласил, она согласилась, – сказал Адам, стараясь говорить максимально невозмутимо, но счастливая улыбка выдавала его с головой. Он достал из пакета сок и пирожные. – И это ещё не всё.

– Ещё? – Маркус отложил еду, понимая, что история требует полного внимания. – Что может быть важнее, чем твой выход из статуса «профессионального затворника»?

– В эту пятницу утром приезжает мой отец.

– Твой отец? Мистер Уилсон? Сюда? В Хардшильд? Но… он же там, в Окдейле, со своими балансами и отчётами.На этот раз Маркус действительно опешил. Он даже проглотил.

– Они переезжают сюда. Полностью. Отец возглавляет новый филиал их компании. Он приезжает в пятницу, чтобы посмотреть дом и оформить документы.

– Понял… Понял всё. Всё сходится. Ты не просто влюбился. Ты… обустраиваешься. Серьёзно. Семья под боком, девушка… Следующее, что я узнаю, ты купишь себе клетчатые тапочки и начнёшь поливать герань на подоконнике.Маркус несколько секунд молча переваривал эту информацию, а потом его лицо расплылось в широкой, понимающей ухмылке.

– Отстань, – засмеялся Адам, но спорить не стал. Это было правдой. Впервые он чувствовал, что не просто учится в этом городе, а живёт в нём. По-настоящему.

Они доели чебуреки, запивая их соком, и разделили пирожное. Адам рассказал Маркусу все детали их завтрашнего свидания – про «Влюблённого Шекспира», про то, как он будет забирать Рэйчел дома. Маркус, в свою очередь, давал свои, порой абсурдные, но всегда искренние советы.

– Главное – не усни в кино, – сказал он на прощание, собираясь умываться. – А то после всех этих шекспировских страстей тебя может разморить.

Комната наполнилась уютным молчанием. Адам убрал со стола, глядя на огни за окном. Завтра – свидание. Послезавтра – отец. Его жизнь набирала обороты с такой скоростью, что голова шла кругом, но это был приятный, пьянящий вихрь.

Он лёг в кровать, и последней его мыслью перед сном было то, как завтра Рэйчел улыбнётся ему на пороге своего дома. И он понял, что ради этой улыбки готов на всё. Даже на советы Маркуса.

VIII

06:30. Общежитие Университета Клейтона.

Резкий, безжалостный звук будильника разорвал утреннюю тишину. Рука Адама молниеносно легла на кнопку, заглушая его. Обычно он лежал бы ещё несколько минут, продумывая план дня. Но не сегодня. Сегодня он был на ногах мгновенно, как будто его ударило током. В голове уже бился один-единственный ритм: Сегодня-вечером-сегодня-вечером.

– Убийца… Кто встаёт в такую рань добровольно… – было слышно из-под ватного бастиона.Маркус на соседней кровати лишь болезненно застонал и натянул одеяло на голову.

– У некоторых сегодня важные дела, – бодро парировал Адам, уже направляясь в душ.

Холодная вода окончательно прогнала остатки сна. Под струями он репетировал фразы, возможные сценарии вечера. «Привет, ты прекрасно выглядишь»… Нет, слишком банально. «Привет, готов к Шекспиру?»… Лучше. Он мысленно перебирал свой гардероб, решая, что надеть. Выбор был сделан ещё вчера, но сейчас все варианты казались неподходящими.

– Невероятно, – хрипло произнёс он, наблюдая за этим непривычным усердием. – Ты её в оперу, что ли, ведёшь? Или на приём к мэру?Пока Адам тщательно глал свою единственную по-настоящему хорошую рубашку, Маркус, наконец, выполз из постели.

– В кино, – невозмутимо ответил Адам, стараясь не прожечь на воротнике дырку.

– А, ну тогда понятно. «Влюблённый Шекспир» требует строгого соблюдения дресс-кода, – съязвил Маркус, плетясь в сторону умывальников.

За завтраком в столовой Адам почти ничего не ел. Он пил апельсиновый сок и чувствовал, как в его желудке танцуют бабочки – целый рой. Он смотрел на студентов вокруг, на их сонные, озабоченные учёбой лица, и ему казалось, что он смотрит на них сквозь толстое стекло. Он был в другом измерении, в измерении, где главным событием дня был не семинар, а встреча с девушкой, у которой карие-зелёные глаза и ямочки на щеках, когда она смеётся.

06:30. Дом Хэмилтонов на Олд-Пайн-роуд.

Рэйчел проснулась ещё до будильника. Она лежала с открытыми глазами, глядя на слабый утренний свет, пробивавшийся сквозь жалюзи, и слушала, как в соседней комнате папа уговаривает Итана вставать в школу. Обычно это было сонное, унылое действо. Сегодня же каждый звук казался ей частью симфонии, ведущей к вечеру.

– Доброе утро, солнышко. Выглядишь бодрой.Она спустилась на кухню, где уже пахло кофе и овсянкой. Мама, Элизабет, стояла у плиты.

– Доброе, мам, – Рэйчел поцеловала её в щёку и принялась наливать себе сок. Её руки слегка дрожали.

– Что-то важное сегодня? Или просто выспалась? – спросил он, и в его глазах мелькнула искорка отеческой интуиции.Майкл Хэмилтон, уже собранный и готовый к работе, поднял на неё взгляд над утренней газетой.

– Да нет, просто… хорошо выспалась, – солгала Рэйчел, отводя взгляд к своему тосту.

– А, точно! У Рэй сегодня свидание! Она в кино идёт с тем парнем из кофейни!Итан, вяло ковыряющий ложкой в тарелке, внезапно оживился.

– Так-так, – произнёс он. – «Тот парень из кофейни»? И мы узнаём об этом последними?Рэйчел побагровела. Элизабет удивлённо подняла брови, а Майкл медленно отложил газету.

– Я… я просто не хотела раньше времени… – начала она, чувствуя себя на пятнадцать лет.

– Хорошо. Только чтоб он был тебя достоин.К её удивлению, отец не стал допрашивать. Он лишь кивнул.

09:00 – 14:00. Два колледжа, одно нетерпение.

Лекция по макроэкономике прошла для Адама в тумане. Он смотрел на профессора, кивал, но его мозг был занят составлением идеального маршрута от её дома до кинотеатра. Он даже нарисовал маленькую схему на полях конспекта.

– Мисс Хэмилтон, это интересная интерпретация Давида, но у нас задание – череп. Сосредоточьтесь.В Хардшильдском колледже искусств Рэйчел на занятии по анатомии человека должна была рисовать гипсовый череп. Вместо этого её карандаш выводил на листе контур знакомого подбородка и линии скул. Преподаватель, пройдя мимо, покачал головой:

15:00. Возвращение.

Адам заскочил в общежитие лишь на пару минут – сбросить учебники и взять заранее подготовленную сумку с чистой одеждой для душа. Он чувствовал себя ракетой на стартовой площадке.

Рэйчел вернулась домой раньше обычного. Она прошмыгнула в свою комнату, избегая вопросов матери, и заперлась. Весь её гардероб оказался на кровати. Она примеряла одно, потом другое, вглядываясь в своё отражение в зеркале. Ей нужно было найти тот самый, идеальный вариант, в котором она будет выглядеть и красиво, и естественно, и так, чтобы он запомнил этот вечер навсегда.

Они оба, в своих комнатах, в разных уголках Хардшильда, готовились к одному и тому же. Адам – тщательно выбриваясь и придирчиво осматривая свою рубашку. Рэйчел – распуская волосы и снова собирая их, подбирая серёжки.

Их разделяли километры городских улиц, но их мысли были в одном месте – в семи часах вечера, у неё дома, на пороге, где должно было начаться их первое настоящее свидание. До которого оставались считанные часы, тянущиеся с мучительной, сладкой медлительностью.

К пятичасовому звону курантов на городской ратуше Адам был готов. Он стоял посреди комнаты, которую они с Маркусом делили три долгих года, и это пространство как нельзя лучше отражало их симбиоз: безупречный порядок на одной половине и творческий хаос на другой. Он был одет в свои лучшие темные джинсы и ту самую, идеально выглаженную светло-голубую рубашку. Он уже седьмой раз проверял, взял ли кошелек и ключи, и пристально разглядывал свое отражение в темном экране выключенного монитора, пытаясь обнаружить какой-нибудь изъян.

Именно в этот момент дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Маркус. Он был похож на ураган – волосы всклокочены, на куртке пятно непонятного происхождения, а в руках он сжимал папку с чертежами, из которой торчали провода.

– Еле вырвался! – выдохнул он, запыхавшись. – Этот чертов проект… – Он поднял голову и увидел Адама. Его рот медленно открылся. Он отбросил папку на свою заваленную кровать и замер, уставившись. – Три года, – с придыханием произнес он. – Три года я живу с тобой в одной комнате. Я видел тебя с температурой под сорок, в грязных носках после футбола и объевшимся дошираком в четыре утра перед экзаменом. Но ЭТОГО я еще не видел.

– Перестань, – смущенно буркнул Адам, отводя взгляд.

– Я серьезно! – Маркус сделал театральный круг вокруг него. – Рубашка выглажена? Бывает. Волосы уложены? Редко, но бывает. Но ты… ты сияешь, как лампочка! И пахнешь не учебниками и потом, а каким-то дорогим мылом! Кто ты и что сделал с настоящим Адамом Уилсоном?

– Я просто привел себя в порядок, – пожал плечами Адам, но был тайно польщен этой реакцией. За три года Маркус стал для него чем-то вроде брата, и его одобрение значило немало.

– «Привел себя в порядок»? – фыркнул Маркус. – Друг, после трех лет соседства я-то знаю, что твой «порядок» – это чистые джинсы и причесанные волосы. А это… это нечто из другого измерения. Девушка с ума сойдет. Только смотри… – он понизил голос, становясь серьезнее, – не пытайся быть кем-то другим. Она согласилась пойти с тобой, а не с этим глянцевым журнальным манекеном. Покажи ей того парня, который может всю ночь спорить о квантовой физике и при этом забавно хрюкать во сне.

– Я знаю, – кивнул Адам. Эти слова, от человека, который знал его лучше всех, были лучшим успокоительным. – Просто хочу произвести хорошее впечатление.

– Ты его уже произвел, просто еще сам об этом не знаешь, – уверенно заявил Маркус. – Ладно, прогони мне еще раз план. Как истинный сосед, ответственный за твое психическое здоровье последние три года, я должен быть в курсе.

– Семь вечера, ее дом на Олд-Пайн-роуд. Потом пешком до кинотеатра «Капитолий». Фильм в 19:30.

– Стандартно, но надежно, – одобрил Маркус. – Деньги есть? Ключи? Носовой платок на случай, если у нее пойдут слезы умиления во время фильма?

– Все на месте.Адам автоматически потрогал карман джинсов, проверяя.

– Отлично. Тогда чего ты еще тут стоишь? – Маркус хлопнул его по спине и подтолкнул к двери. – И не вздумай возвращаться до полуночи! Я три года ждал, когда у тебя наконец-то начнется личная жизнь! Не подводи.

Адам с глубоким вдохом посмотрел на часы. 17:15. Пора выходить. На пороге он обернулся и кивнул Маркусу. Тот в ответ поднял большой палец, и его ухмылка говорила красноречивее любых слов: «Я верю в тебя, старина».

Дверь закрылась. Маркус остался один в комнате, пахнущей дорогим мылом и надеждой. Он с удовлетворением вздохнул. После трех лет наблюдений за его жизнью, состоящей из учебников и формул, было приятно видеть, что на страницах его жизни наконец-то появилась по-настоящему интересная глава.

Тем временем, в доме на Олд-Пайн-роуд, царила атмосфера, которую можно было бы назвать «тревожным ожиданием с элементами художественного хаоса». Рэйчел с самого возвращения из колледжа превратила свою комнату в мастерскую по подготовке к свиданию.

Весь её гардероб оказался на кровати, образуя красочный, мягкий вулкан из джинсов, свитеров, платьев и юбок. Она стояла перед зеркалом в одном наряде, критически рассматривала себя, затем срывала его и натягивала следующий.

– А это слишком просто… Он подумает, что я не старалась…– Слишком нарядно… Выгляжу, как будто пытаюсь произвести впечатление… – бормотала она, отбрасывая тёмное платье.

– Пятый вариант за последние полчаса, – констатировала она с мягкой улыбкой. – По моим профессиональным наблюдениям, солнечное платье было прекрасным.Элизабет, проходя мимо её комнаты с стопкой тетрадей, остановилась в дверях, опершись о косяк.

– Оно жёлтое, мам! Это слишком ярко! – простонала Рэйчел, натягивая свой проверенный тёмно-синий джемпер и смотря на себя с новым приступом сомнений.

– Яркость – это не порок, солнышко. Особенно в декабре, – философски заметила Элизабет. – Он пригласил тебя, а не твой гардероб. Выдыхай.

Но выдохнуть было невозможно. В груди у Рэйчел порхали те самые бабочки, о которых пишут в книгах, только чувствовались они как стая взволнованных колибри.

На кухне Майкл Хэмилтон, делая вид, что читает инструкцию к новому фильтру для воды, на самом деле прислушивался к доносившемуся сверху шуму. Он ловил обрывки диалога и вздыхал. Его маленькая девочка собиралась на свидание. Он отложил инструкцию и подошёл к лестнице.

– Да, пап? – донёсся немного испуганный голос.– Рэйчел! – крикнул он наверх.

– Да… Я же говорила.– Он… он заходит за тобой?

– Хорошо. Я буду… в гостиной. Читать газету.Майкл немного помолчал, подбирая слова.

Это прозвучало как код. Код, который означал: «Я буду здесь, чтобы оценить этого молодого человека, когда он появится на пороге моего дома». Рэйчел поняла это с полуслова. От этого стало одновременно и спокойнее, и в десять раз тревожнее.

– А он на какой машине приедет? – громко спросил он, не отрывая глаз от экрана.Итан, пользуясь всеобщим смятением, устроился с игровой приставкой в гостиной, но был явно заинтересован в происходящем не меньше других.