– Потому, что схоронился ты! А так бы чего было?
– Вот пусть ищет…
– Мы узрели, думаешь он не поймет?
– А я опять схоронюсь.
– Куда? Он твою ветвь сейчас знает. Найдет, как ни прячься…
– А на другой ветке, что места нет?
– Так и будешь по веткам скакать? Да и кто тебе свое так запросто отдаст? Чего взамен предложишь?
– Знаешь ведь…
– Вот и беда, что ты ключи впромен предлагаешь… Хозяину это и надо. Не углядишь, как он тебе свою ветку подсунет…
Я слушал этот разговор и ничего не понимал. Ну, старик – ладно! А во мне-то кто сидит? Я же всегда себя собой чувствовал. А сейчас со мной происходит что-то необычное. Я уже собой не управляю… Я хотел вмешаться в разговор, но понял, что и слова произнести не могу. Тот, кто говорил из меня моим голосом небрежно, словно надоедливую кошку, отодвинул меня в сторону. Не передать словами это чувство: тело мое, но я в нем будто бедный родственник. Раньше-то себя с телом не разделял, считал, что оно – это я. А сейчас отчетливо понял, что тело – это квартира, в которой жил до поры. Но вот появился новый жилец. Меня не гонят, но и свободы не дают. Сиди и не рыпайся… Попытался слово вставить, а язык не слушается… Но пасечник заметил:
– Этот-то сказать хочет. Дозволишь?
– А чего, пусть говорит. Мне он глянулся. Его выбрал, когда по ветке уходил от слуг Хозяина…
У меня словно кляп изо рта вытащили. Но вместо слов из горла вырвался хриплый кашель. Пасечник всплеснул руками:
– Ах, я, дурень! Он ведь в ручье, а ты-то вырвался… Он же сказать ничего не может.
– Дай ему пчелку, пусть отдохнет…
– Придется! Ты помогай, а то он дерганый…
И снова я почувствовал, что тело спеленато невидимой силой. Пасечник улыбнулся и сунул мне в рот одну из своих пчел. Она недовольно жужжала, щекотала язык, и я непроизвольно глотнул. Огненный комочек прокатился в желудок, полыхнул там острой болью, затих, и я неожиданно увидел себя изнутри. Залы и переходы, стенки которых пульсировали и дышали. В том зале, где я оказался, увидел человека. Сначала не понял, кто это, но присмотревшись, узнал себя. Только чудной какой-то. Изменчивый, текучий и подвижный, будто туман под утренним ветерком.
Мой внутренний двойник приблизился ко мне, и мы встретились глазами. Я почувствовал, как невидимый луч соединяет наши взгляды, проникает в глубины моего разума. По нему, словно по шлангу в меня вливалось нечто. Я хотел понять, что течет по лучу взгляда, но неожиданно понял, что происходит нечто важное… Еще мгновение, и…
И ничего не случилось. Ни грома, ни молний. Внутри мигнуло и стало светло. А еще я все понял. А мой внутренний двойник произнес:
– Вот ты и знаешь все. Прости, братка, что тебя не спросил. У меня выбора не было. Слуги Хозяина догоняли. Теперь ты понимаешь, что все твои приключения – не выдумка. Скоро ты обо всем забудешь. Пчелка огненная вылетит и все, что сейчас понял, в тебе уснет. Я через взгляд многое тебе передал. Теперь и ты ключником стал. Пока про ключи ничего не помнишь, да это и хорошо. Тебе от них одна морока пока. Но они в тебе и дай срок – проявятся. Тогда и остальное вспомнишь. И меня разбудишь. Когда ты все забудешь – я усну. А вспомнишь – проснусь! А дорогу на эту пасеку теперь знаешь! Как прижмет – приходи. Здесь пчелки не простые, они по времени летают и что важного находят, в ульи тащат. А пасечник потом сортирует.
Хозяин бы многое дал за эту пасеку, да не может сюда попасть. Пасечник матерью Пряхой поставлен. А с ней Хозяину не совладать… Гадит по мелкому, своих присных насылает, да все без толку…
Глава 7 На пороге тайны
К тетке в деревню я попал уже к вечеру. После приключения на дороге, просто сидел в машине и думал. Хотя думал – это сильно сказано. Какие-то обрывки вялых мыслей проплывали в пустоте головы. Когда отпустило и смог сосредоточиться, день уже катился к вечеру.
Доехал я быстро. Съехал с асфальта и медленно пополз по укатанной грунтовке. Дождей давно не было и ровная, сухая дорога спокойно ложилась под колеса. Я подкатил к самым воротам. Приоткрыл калитку, но меня никто не встречал. Я вошел во двор, но тетки нигде не было. Я знал, где она прячет ключ. Нашел его, отомкнул старинный замок и вошел в прохладные сени. В ее доме всегда пахло странно. Не поймешь, чем, но этот запах будоражил меня. Когда зимой вспоминал его, в воображении возникали странные картины. А сейчас запах настраивал на умиротворение и покой. Я вошел в избу и огляделся. С моего последнего приезда здесь ничего не изменилось. Чистая пустоватая комната, образа в переднем углу. Древний комод с черно-белым «Рекордом». Сколько обещал купить ей новый, цветной, а все не собрался. А она не напоминала. Отмахивалась:
– Да я и не включаю. Чего там смотреть-то?
А может, телек просто не работал уже? Ведь ему лет сорок, не меньше…
Чего я так на нем зациклился? Стоит раритет, не мешает… Однако внутри зудело: обещал, а не купил… Я воткнул вилку в розетку, щелкнул тумблером. Экран, постепенно посветлел, и по нему поползли полосы. Ни изображения, ни звука. Я покрутил ручку настройки и сквозь электронный «снег» проступило изображение. Сидели двое: священник и ведущий и говорили о чем-то…
Я услышал скрип пословиц, обернулся и увидел тетку. Она стояла у порога и переминалась с ноги на ногу, будто не решалась войти.
– Ты чего, тетя Нина?
– Да я, Аркашенька, чего-то обомлела. В медпункт ходила. Вертаюсь, а у ворот машина чужая и калитка приоткрыта…
Тьфу ты пропасть! Я эту машину недавно купил, и тетка ее не видела. Конечно, испугалась…
– Моя это машина. Пару недель как поменял свою старушку на эту.
– А чего же не сообщил, что приедешь?
– Да пока ты мою весточку получишь, я уж здесь буду. Нынче проще приехать, чем телеграмму слать. Телефона-то у тебя нет…
Она прошла к столу, погладила меня по волосам и сказала:
– Мужик стал, тебя кормить надо, а я пустые разговоры завожу.
– Да нет, я не голоден, чаю налей.
В деревне воду брали из родника, и она была какая-то особенно вкусная. Я в детстве мог выпить ее очень много. Пьешь, пьешь, уже живот раздуло, а она будто сама внутрь льется – не оторваться.
Тетка ушла на кухню, громыхнула чем-то и вернулась в комнату. Перед собой она несла старинный самовар.
– Помню, что ты из чайника-то не больно любишь. Самой много ли надо, вскипячу два стакана и хватит. А с тобой чайку из самовара попьем. Иди на двор – ставь…
Я перехватил древнее чудо чайной техники, и вышел во двор. Настрогал лучины, положил углей, раздул самовар и сел на приступке. Тетка тоже вышла из дому и устроилась рядом. Синий дым из самоварной трубы оттенял лучи вечернего солнца. Они проявлялись в неподвижном воздухе. А потом дымок уходил и луч исчезал. Я смотрел на игру света и дыма и расслаблялся. Городские заботы остались далеко. Приключение на дороге тоже казалось игрой переутомленного воображения. Не хотелось ни шевелиться, ни думать. Где-то происходили события, мир трясло, люди бились за свои интересы, а я растворился в деревенской тишине и не хотел ничего. Мне было хорошо…
Тетушка сняла трубу, и позвала:
– Вскипел, пойдем чай пить. Я нехотя поднялся и подхватил самовар и пошел за ней.
В комнате поставил самовар на стол, а она насыпала в заварник трав и залила кипятком.
– Пусть пока настоится. Расскажи, как ты живешь-то. Мы, почитай, месяца три не виделись.
– Ну, в целом, все нормально. А частности, они всегда есть. Бизнес… Суета и нервотрепка…
– Знаешь, Аркаша! Не своим ты делом занимаешься… Я тебе совет хочу дать: ты себя послушай, сердце-то что говорит? Пока мы не виделись, ты изменился сильно. Вроде облик прежний, а изнутри тоска проглядывает. Неужто не чуешь ее?
Что я мог ответить? Тетушка просто озвучила мои мысли. Действительно, кручусь, организую, ситуации разруливаю, а удовлетворения нет. И даже недавняя победа над партнерами вызвала лишь недолгую радость… А встреча со Странником и киллером стерла ее. Вчера утром поймал себя на мысли, что просыпаться не хочу, потому что опять надо впрягаться в это ярмо и тащить воз к неведомой цели.
Денег, конечно, стало больше, но и они уже не радуют. Ах, тетушка! Я себе не хотел признаваться, а она вслух произнесла. И легче стало! Ничего вроде не произошло, но внутри будто заря зажглась – посветлело. По инерции я еще возразил:
– А где я деньги заработаю?
– Сейчас заработал, так что, веселее стало? Каждому свое, а ты в чужой воз впрягся, потому и трудно тебе…
– Я же не сказал «трудно», так, проблемы всякие…
– Вот-вот. Придумали слово и теперь им все объясняете. А, по сути – не свою ношу тянешь.
– Тетя Нина ты-то, откуда чего знаешь?
– Знаю, мне Странник… – запальчиво бросила тетка и осеклась. А я, услышав это, аж поперхнулся. Она знает Странника? Откуда? Мне-то казалось, что он порождение моего воображения, а тут… И я спросил в лоб:
– Ты знаешь Странника?
– Никого я не знаю, чего удумал…
– Ты сама сказала.
– Тебе послышалось…
Она отвернулась, я встал сзади и отчетливо произнес:
– Тетя Нина, расскажи мне все. Я совсем запутался…
Тетка дернула плечами, будто хотела высвободиться, но я сжал ее покрепче и снова попросил:
– Расскажи, иначе я с ума сойду! Столько навалилось!
Она обернулась, посмотрела на меня снизу, и в сумеречном свете мне показалось, что передо мной молодая женщина. Я сильно зажмурился. Наверное, это сумерки укрыли морщины, и я их просто не разглядел. Она подошла к выключателю и щелкнула. Вспыхнула лампочка, и я внимательно посмотрел на нее. Нет, все было привычным. Дряблая морщинистая кожа, вот только глаза… Яркие, молодые… Она слушала себя и словно смотрела внутрь. Взгляд был отсутствующий.
Я снова попросил:
– Тетя Нина, помоги ты мне, ради Бога! Я уже так запутался, что и не знаю, где, правда, а где мои фантазии. К тебе приехал, чтобы отдохнуть от переживаний, а ты оказывается тоже в теме… Что происходит?
Тетка присела рядом со мной, и задумчиво смотрела куда-то в окно. Потом, словно услышала сигнал, встрепенулась и заговорила:
– Аркашенька, родной! Ты сейчас на перепутье стоишь. И нужно правильно шагнуть. Иначе запутаешься и пропадешь. И денег будет много и дела в гору пойдут, да только все не то… Главного не будет – радости. Ты и сейчас без нее живешь. А уж коли не на ту тропку встанешь, то остатков лишишься. Ты, верно, думаешь, что тетка, из ума выжила. Только ты спросил, а я отвечаю. Более чем сейчас скажу, ничего тебе не поведаю. Все, что есть в тебе, должно проявиться. А коли ты на другую дорожку встанешь – свое глубинное закроешь, запрешь, да так, что потом уж никакими силами не открыть…
– Вот спасибо, объяснила… Мне и Странник, и другие это же говорили, только что во мне такого вдруг открылось? Отчего такие карусели завертелись? Мне жить надо, а тут чудеса… То время есть, то его нету… Ну что за напасть такая? Играют со мной, как кошка с мышкой… Только я не мышка, я кусаться буду…
– А от тебя этого и ждут. Начнешь огрызаться и все – встал на дорожку, к которой тебя хозяйские слуги подвели.
– Ну вот, опять! Про Хозяина и его слуг я уже слышал. Новенького ничего нет? Мне уж много чего наговорили: и про ментальную силу, и про ветки, и про ручей какой-то… Да толку-то? Мне понять надо, чего делать, а вы загадками говорите.
– Дорогой ты мой! Я бы и рада тебе все рассказать, да не поверишь ведь… Да и не все мне говорить можно.
– Ты уж расскажи, а там видно будет… Я сейчас во все готов поверить…
– Это ты от безысходности… Важно верить не на всякий случай, а постоянно и жить с пониманием, что не лямку тянешь, а выполняешь поручение…
– Тетя Нина, да какая же уверенность во мне, когда я в этих чудесах, как муха в паутине. Кручусь, дергаюсь, а только больше запутываюсь…
Я говорил с жаром и, как мне казалось, убедительно. И вдруг началось очередное необъяснимое… Я просто замер на полуслове. Тетушка выпрямилась, будто и не давил на плечи груз лет, а вокруг головы возникло свечение. Я увидел, как оно размывает старушечью кожу и сквозь нее проявляется лик молодой женщины из моих сумеречных видений. Молодка смотрела на меня сияющим взором и ничего не говорила. Но я слышал ее голос. Звенящий, как весенний ручей, он проникал в глубины моего существа, и открывал там неведомые двери. А что было за ними? Вот тут я терялся и даже себе не мог толком объяснить, что же скрывается в потемках внутренней бесконечности. То, что внутри бесконечность, я почувствовал отчетливо. Как? Тут словами и не объяснишь. Чувствую и все!
А женщина, возникшая в моей тетушке, все журчала неслышимым голосом и во мне распахивались такие глубины, о каких я даже не подозревал. Из них выплескивалось много всякого, но я видел, что светлого больше и оно постепенно теснит темноту, задвигает ее в дальние схроны и во мне разливается океан света. Я словно со стороны наблюдал за этими фантастическими картинами. И казалось мне, что я смотрю какой-то фильм… Я даже забыл, что сейчас сижу в теткиной избе, и мы с ней разговариваем о странностях моей жизни. Было ощущение, что сейчас океан света разольется, размоет границы и я пойму все, открою неизведанное, и сегодняшняя жизнь станет ясной, и понятной… Я попытался ускорить разлив океана и неожиданно он замер. Мгновение назад свет исторгался из моих глубин и заполнял все вокруг, а сейчас фонтан остановился, будто скованный неведомой силой и в нем появились прожилки темноты. Это было очень красиво: свет, пронизанный тонкими ниточками темноты. Но красота быстро исчезла, поскольку тьмы с каждым мгновением становилось больше. Скоро уже она была пронизана прожилками света, а дальше и последние проблески исчезли. И внутри зазвучал голос. Он был похож на голос местного олигарха, с которым мне предстояло встретиться на днях. Голос звучал, может и для меня, но ко мне он не обращался. Он вообще ни к кому не обращался. Он вещал:
«Жалкие потуги противостоять мне обернутся против тех, кто возвысит себя и отвернет лик свой от меня. Но я везде, во всем и в каждом, и разве можете вы противостоять себе? Вы способны лишь преклоняться передо мной и потому склоните выи и сломите гордыню. Вы служите мне и в том высшее благо для вас. Я поведу вас по жизненному пути и помогу подняться к вершинам благополучия. Сытость и достаток наполнят вашу жизнь. Усмирить бедность и болезни, наполнить жизнь каждого изобилием – это ли не великая цель, во имя которой стоит трудиться?»
Я с удивлением слушал эти речи и не мог понять, что происходит. То ли наяву слышу я этот бред, то ли во мне творится что-то несуразное… Придумают же такое – наполнить жизнь каждого изобилием… Тогда я-то зачем буду нужен? Если у всех изобилие, то мне делать нечего.
И опять мысли не мои. Да что же такое происходит?! В моей бедной голове вещают, спорят, говорят о собственной ненужности, а я словно статист наблюдаю за всем этим и не могу понять, где явь, а где фантазии.
И стоило мне возмутиться, как видения стали затухать. Пропала тьма и редкие сполохи света, стихли голоса, и я вернулся в реальность. Я сидел в горнице и тупо смотрел на тетушку. А она привалилась к беленой печке и словно спала. Я помню, что странности начались после того, как теткина голова засияла и сквозь ее лицо проглянула молодая женщина. А потом у меня внутри началось высвобождение света, следом появилась тьма… Ну а дальше-то что?
Подожди, дружок, это я уже спрашивал… Или меня спрашивали? В общем, все перепуталось. Ехал в деревню, чтобы отрешиться от забот и хоть здесь отдохнуть от странностей, а оказался в кипении необъяснимого… Я потряс тетушку за плечо, а она неожиданно легко завалилась на бок и мягко упала с табурета. У меня внутри все захолодело. Этого мне только не хватало. Умерла что ли?
Я нащупал на шее пульс и почувствовал под пальцами слабое биение. Тетушка жива, вот только что с ней? То ли сердечный приступ, то ли обморок, а может и такое, о чем я не подозреваю? Я перевернул ее на спину и хотел сделать искусственное дыхание. Да только как его делать, когда даже об этом я имел слабое представление. Помню, что специалисты как-то разводили руки пациента в сторону, потом с усилием скрещивали их на груди… А может я чего путаю? Пока я лихорадочно соображал, что же делать в этой ситуации, внутри опять зажурчал неведомый голос. Я сначала не обратил внимания, а потом понял, что голос зовет меня. И я отозвался:
– Что вы хотите от меня?
– Ну, наконец-то обратил внимание. Мы хотим тебе помочь, а ты не слышишь…
– На кого мне обратить внимание? Тетка вот без сознания – это проблема, а вас я и слышать не хочу, только отвлекаете…
– Тетка твоя не здесь, вышла она из тела. Не суетись, скоро вернется в себя и оживет. А ты хоть плачь, ничего не сделаешь… Пойми, что ты стоишь на пороге величайшей тайны, но перешагнуть его не хочешь…
– Да идите вы с вашими тайнами! Я скоро с ума сойду от них…
– Наоборот, окрепнешь разумом! Тогда тебе уже никакие испытания не страшны… А нужно-то всего: принять и согласиться…
– С чем? Что я должен принять?
Я видимо еще что-то крикнул, но понять этого не успел. Тетка зашевелилась. Она отрыла мутные очи и посмотрела на меня. Видимо узнала не сразу, потому что заговорила со мной на каком-то странном языке. Потом встряхнулась, глаза прояснились, и она сказала:
– Что-то сморило меня, Аркашенька! Должно быть, сердце прихватило… Побаливает…
– Тетя Нина! Объясни, что происходит? То загадками говоришь, то вдруг меняешься на глазах… Что творится?
– Да ничего, домовой пошаливает…
– Кто? Какой домовой? Ты что, тетя Нина, ты же всегда говорила, что это сказки для маловерных…
Теткин голос странно изменился и опять зажурчал, как весенний ручей:
– А ты и есть маловерный. Привык, что в жизни все делается, как ты себе представляешь. А другой жизни вроде, нет, да и быть не может. Ты вот сейчас с ней соприкоснулся и себе не веришь. А уж в то, что видел, не веришь тем более. Кто же ты? Маловерный…
– Да я…
– Не перебивай! У меня времени нет, с тобой спорить. Ты слушай, а потом будешь думать. Ты на пороге тайной жизни. Она не в стороне, в тебе. И от тебя зависит, принять ее или отказаться… Только отказавшись встанешь на другую сторону и тогда уж помощи не жди. Не сможем ничего для тебя сделать. Помни, что обратные миры тянут к тебе свои лапы, но пока не решил ничего, и они и мы бессильны. Прими решение!
– Да чего решать-то? Я даже не знаю, о чем вы говорите. В моих приключениях я как пешка. И рад бы сам шагнуть, а иду, куда двинут…
– Скоро придет и понимание, и воля, только не спеши. Нет еще готовности. Появится, и все станет ясно… Твоя готовность теперь, опять же, от тебя зависит. Не будешь противиться, она появится. А коли станешь сопротивляться, то будешь маяться от неведомого…
Глава 8 Старые альбомы
Вечером пили чай. Тетя Нина еще в детстве приучила меня пить вприкуску и всегда держала кусковый сахар. Сейчас я с удовольствием сосал крохотный кусочек твердого синеватого сахара, прихлебывая его ароматным кипятком. Где она доставала такой сахар я все не удосуживался спросить. Да и неважно это было. Все равно в городе пить чай вприкуску я бы не стал. Меня бы там просто не поняли. А здесь наслаждался воспоминаниями и вкусом детства.
Удивительные события в тетушкином доме оборвались также неожиданно, как и начались. Словно кто кинопленку остановил. Она встряхнулась, посмотрела на меня так, словно ничего не произошло, и сказала:
– Пойду самовар ставить…
Я не нашелся что ответить. В голове была полная сумятица, и разобраться в своих переживаниях я не мог. Непонятно, что случилось наяву, а что произошло в воображении… Я пил чай, и даже думать не хотел о недавних событиях. Мало ли что может пригрезиться… Так было удобно, и я больше не хотел даже пытаться понять происходящее. Запах и вкус детства – вот что было важно, а все остальное прилагалось… Тетушка говорила мне, что я в детстве был фантазер, поэтому я решил списать произошедшее на странный, необъяснимый всплеск воображения. Что послужило причиной? Да, наверное, усталость… Вот и надо сейчас отдохнуть, напиться чаю, а потом, как раньше завалиться на сенник, укрыться цветастым одеялом и провалиться в душистый сон… Это лучшая терапия для меня
Почаевничали и сидели молча. Говорить не хотелось… Тетушка выглянула в окно и сказала:
– Аркаша, смотри, небо-то какое ясное. Погаси свет.
Я щелкнул выключателем, лампочка погасла, но в комнате было по-прежнему светло. Из окна лился странный мягкий свет. Я подошел к тетушке и тоже посмотрел на улицу. Небо полыхало оттенками золотисто-багрового. Солнце уже зашло, но свет заката еще дрожал над горизонтом и разливался по миру.
– Хорошо-то как! «Тихо и покой везде…» – почти шепотом произнесла тетушка. А я кивнул в ответ. Она притянула мою голову, поцеловала в макушку и предложила:
– Хочешь старые альбомы полистать?
Еще бы не хотеть! Во все времена это было одним из любимых занятий. В детстве я просто удивлялся тому, что на плотных карточках со стершимися вензелями люди были такие же, как и мы сейчас. Мне-то казалось, что в далеком прошлом все было не так: и одежда, и лица, и сами люди.
В юности я листал альбомы и жадно всматривался в почтенных бородачей: все искал какие-то тайные меты моей принадлежности к старинной фамилии. Может находил, а может и просто фантазировал, но мне казалось, что если у благообразного старика убрать окладистую бороду, то у нас с ним будет одно лицо… Тетушка мое любопытство не поощряла. Но иногда позволяла листать альбомы. Почему она противилась моему любопытству, я не понимал, да и особо не задавался этим вопросом. И вот теперь сама предложила… Это ново, хотя, если разобраться, то я уже не любопытствующий отрок, а зрелый мужик и мне можно доверить семейную память…
Она открыла нижний ящик старинного комода и вытащила оттуда фотоальбом с толстыми картонными корочками. Вместе с альбомом извлекла большой пакет с фотографиями россыпью. В наше время высоких технологий бумажные фотографии уже анахронизм, но в каждой семье они есть и вряд ли, когда их заменят диски и другие новомодные носители информации. Звучит-то как! «Носители информации». Моей тетушке такие словосочетания и не снились. Она знает, что фотографии – это запечатленная память, а какая-то там «информация» – это для высоколобых умников.
Она положила передо мной альбом и открыла его. Альбом я помнил, но вот фотографии… С первой страницы на меня смотрел суровый человек в мундире. На стоячем воротнике был вышит какой-то узор. Я не помнил такого фото. Потому и спросил тетушки:
– Кто это?
– Твой прадед. Это парадный портрет. Он всю жизнь работал в Сибири, был горным инженером.
– А мы-то почему оказались здесь?
– Революция… Кто-то в Сибирь бежал, а мы оттуда…
– Ты так говоришь, будто сама участвовала в переезде…
– Может, и участвовала… Шучу, шучу. Я тогда еще не родилась…
– Не пугай, тетя Нина. Я уже и к шуткам отношусь всерьез…
– А если всерьез, то смотри фотки и не спрашивай. Сам все поймешь.
– Чего понимать-то? Объясни?
– Листай альбом, все и станет ясно…
Я снова посмотрел на сурового бородача, но ничего не понял. С фотографии на меня смотрело изображение человека, жившего больше века назад. Я перевернул страницу и увидел женский портрет. Миловидное лицо, волосы под косынкой, кружевной белый воротничок. Я хотел перевернуть и эту страницу, но что-то остановило меня. Я еще раз посмотрел на женщину и мысленно ахнул: да это же тетя Нина! Но глянул на дату в углу снимка и понял: не могло быть тогда тетки. Если это она, тогда ей уже далеко за сто… И все же спросил:
– А это кто?
Тетушка посмотрела на фото и ответила:
– Прабабушка наша, Евлалия.
– Чья, «ваша»?
– Моя и твоей матери… Мы же двоюродные сестры, ты что забыл? Ты фотографии смотри. Там много интересного увидишь, только не спеши, внимательным будь…
– Несколько страниц альбома я перевернул без вопросов. Там были какие-то люди в сюртуках. Наверное, родственники, но мне не хотелось без конца спрашивать у тетушки про них. Перевернув очередной лист, я мельком глянул на портрет бравого усатого военного и мысленно отметил: лицо знакомое. Хотел листать дальше, но словно молния полыхнула внутри. Я снова впился взглядом в портрет. Нет, сомнений не было – это Родион Петрович Странник. Тот самый, который встретил меня на остановившейся улице, спас от киллера, а потом и от странного старикана. Он тогда еще вытряхнул его из кожи, и оказалось, что и не старик со мной разговаривает, а какая-то нераскрашенная кукла.
Родион Петрович смотрел на меня с фотографии, и, казалось, подмигивал… Я потрогал тетку за руку и молча указал на портрет. Она взглянула и сказала:
– А это дед твой, Аркаша. Погиб в первую мировую…
– Как же погиб, когда я…
