Точка невозврата. На линии огня

Нас опять ОдессаВстретит, как хозяев,Звезды ЧерноморьяБудут нам сиять.Славную Каховку,Город Николаев,Эти дни когда-нибудьМы будем вспоминать…

Покачивая головой, майор тихо постучал кулаком по косяку, оглянул глубоко расстроенными глазами зрителей и изрек:

– Пророческие слова! Юго-Восток выдюжит, выстоит, соберет все свои силы, а потом они все разом перейдут в наступление, сметут с лица земли это наше незаконнорожденное государство, которое посылает войска убивать своих же граждан!

Будто подтверждая его слова, зазвучал высокий Сашенькин голос, пробуждая их память, поднимая оказавшийся за всякой чертой русский народ, призывая его к действию:

А когда не будетГитлера в поминеИ когда к любимымМы придём опять,Вспомним, как на ЗападШли по Украине.Эти дни когда-нибудьМы будем вспоминать…

Тряхнув головой, Ищенко грустно смотрел на то, как бурно аплодируют простые люди, представлял себе, каким восторгом в эту минуту горят их глаза. Эти не пропадут. У них есть история, у них есть их родной народ, который, в конце концов, когда-нибудь придет к ним на помощь, выручит их из страшной беды.

А вот их самих, забывших свои корни, свою историю, никто из пропасти не вытащит. Напротив, их заклятые друзья из Запада все сделают для того, чтобы с удовольствием втоптать их в грязь…

Два ополченца, едва дождавшись окончания песни, выскочили на сцену. Один из них держал в руке Сашин бронежилет, а второй принес с собой броневой шлем. Старший из них доложил:

– Александра Валентиновна! Перед входом стоят две не наши БМП! Войска карателей обошли западный блокпост! Бои идут по всей линии соприкосновения. Вам следует срочно покинуть поселок, убыть с нами в тыл! Александра Валентиновна!

– Сашка! Бегом надела свой бронежилет! – скомандовал Котэ, а сам в это время пристально всматривался в проход, по которому к ним шагали два офицера регулярной армии. – Они уже здесь! Уходим все через запасной выход! В зале полно людей! Начнется стрельба, тут же поднимется паника, начнется давка, пострадают люди! Просто мы все уходим! Шагаем все дружно за кулисы, будто ничего не случилось! Занавес! Опустите занавес!

Саша всмотрелась в шагающих к ним офицеров, по характерной походке мгновенно опознала своего бывшего ротного Ищенко.

– Петрович! – выкрикнула она. – Это я! Александра! Давай, мы, Петрович, для начала все обговорим! Дайте людям уйти…

– Александра! – шагнул Ищенко к женщине, крепко обнял ее, прижал к себе. – Сашка, разрази меня гром! – всхлипнул он. – Мы же все, мы же все думали, что тебя давно уже нет. А ты! А ты…

– Котэ! Дружище! – обнялся Инютин с воскресшим из небытия давним и хорошим приятелем. – Котэ…

Ополченцы стояли, моргали, ничего не понимали.

– Александра Валентиновна! – очнулся один из бойцов. – Нам следует срочно уходить!

– Уходим! – кивнула Саша. – Подгоняйте пока наш броневик к запасному входу. – Извини, Петрович! Нам надо уходить!

– Поздно, Александра! – прижимал Ищенко узкие женские кисти к подрагивающим губам. – Петровское окружено. Вам не вырваться! Все дороги перекрыты! Вы попадете в засаду! Вас всех захватят в плен или по дороге расстреляют из пушек!

– Я же вас настоятельно предупреждал! – нахмурился один из ополченцев. – Вы нас, Александра Валентиновна, не послушались, и мы все тупо подставились! Я же настаивал!

Котэ поморщился, уронил правую руку на плечо бойца.

– Все! – сузил он глаза. – Не время искать крайних и самых виноватых. Будем искать место и занимать оборону! Свяжитесь со своими и вызывайте к нам подмогу! Мы постараемся продержаться! Петрович, ты с Александрой или начнешь в нее палить из всего, что у тебя найдется в арсенале?

– Нет, Гиоргадзе! – поморщился Ищенко. – За Александру я и Родину продам! Да и нет у нас больше той Родины, в которой мы все раньше жили. Продали ее врагам. Внизу стоят две БМП. Я скажу бойцам, чтобы они на время разбежались. Я найду, что им сказать, чтобы их потом каленым железом не пытали свои…

Сашенька порывисто обняла Ищенко, поцеловала его в щеку.

– Ты остаешься с нами? – прищурился Котэ. – Встретим наших заклятых врагов своим дружным и сосредоточенным огнем?

– Нет, Гиоргадзе! – покачал головой Ищенко. – Может, я и был среди них, нам всем «чужих», как оно сейчас оказалось вдруг, всегда по духу «не свой», но я пока не готов стрелять в своих сослуживцев! Бери меня в плен, я посижу под арестом…