Узники Азазеля

Левее от стола, во всю стену от пола до потолка, – пластмассовые этажерки  картонных коробок с лекарствами и различными медицинскими принадлежностями. Первая этажерка предназначена для одноразовых пеленок и перевязочных медицинских материалов. На всех коробках – таблички с надписями на русском, арабском и немецком языках. У стены напротив стоит деревянная кровать с чистыми постельными принадлежностями, ширма, капельница, мойка с самодельным душем, бидоны, ведра с водой и кипятильник.

Другое помещение, поменьше, – комната для отдыха персонала; две вешалки-треноги: на одной висят чистые халаты, а на другую можно вешать верхнюю одежду. Небольшой диван, где можно прилечь. Стол с коробкой, в котором находятся чай, кофе, хлеб, сладости, несколько жестяных банок со сгущенным молоком, пара баночек с сыром, двухлитровый термос, электрочайник, алюминиевые миски, чашки, ложки для обслуживающего персонала. На полу линолеум. Все расставлено и разложено очень аккуратно. Везде порядок.

Чистота и порядок – дело рук Дины. Она по национальности курдка, родилась и выросла в России. Имеет российское гражданство. Бывшая студентка института иностранных языков. Познакомившись в Интернете с молодым человеком и влюбившись по уши в виртуального жениха-ваххабита, она бросила учебное заведение, покинула родных и приехала в Сирию. Но так и не успела стать настоящей женой любимого – жених погиб.

Дина прекрасно владеет как русским, так и курдским, сносно знает арабский, немецкий и английский языки. О себе никогда ничего не рассказывает. Денег у нее нет, телефона – тоже. Ей всего 18 лет. Марьям любит ее, как младшую сестру.

Дине ничего не надо говорить или указывать: она целыми днями стерильно содержит медпункт, нередко помогает Марьям в записях на русском языке, отлично читает рецепты лекарств на немецком и английском языках. Почерк у нее аккуратный, как она сама. Постоянно стесняется, когда Марьям ее угощает. Большие черные глаза на белоснежно-чистом, грустном лице придают особую выразительность и таинственность этой хрупкой и безвинной девушке, которая стала, как и тысячи ее сверстниц по всему миру, жертвой виртуальной любви. Даже немецкие коллеги из Красного Креста любят ее за чистоту и нередко специально для Дины привозят одежду, парфюм и другие подарки.

Звонить по телефону кому-либо она отказывается. Девушка все время ночует в медпункте, редко когда уходит к себе в палатку. Дина не одевает хиджаб, а носит длинные платья, голова покрыта платком. По лагерю она идет также без этого черного одеяния. Сначала женщины ее осуждали, говорили об этом прямо в глаза, но она только молчала. Скоро все перестали судачить и решили, что девушка слегка не в себе. Охрана тоже не обращает на нее внимания.

Марьям уверена, что с Диной все в порядке. Но по какойто причине вернуться на родину она не может. Доктор замечает, какие любопытные взгляды бросает ее помощница на медбрата Арзума, и потому нередко намекает парню, что неплохо бы ему жениться на Дине. Арзум, юноша 20-ти лет, среднего роста, упитанный, с темной кожей, коротко постриженными черными волосами и короткими усами. Он только вздыхает, разводит руками и дает понять, что давно уже влюблен в саму Марьям, но Доктор только смеется и называет бедного парня салагой. Этот курд из ближнего поселения, окончил медицинские фельдшерские двухгодичные курсы и вот уже год работает в лагере на «скорой помощи».

Медпункт всегда открыт. В те дни, когда Марьям отдыхает, сюда приезжает детский врач, выходец из Северного Кавказа, Мирза Магомедбекович, завербованный ваххабитами. Как ценному специалисту, ему предоставили двухкомнатную квартиру в Эль-Камышли, и он там живет вместе с женой и двумя детьми. Мирза-Мага, как зовут его все, отлично владеет русским, немного арабским и английским языками. Он закончил Волгоградскую медицинскую академию с красным дипломом и работал в одной из частных клиник Волгограда. Однажды он взял ссуду в банке валютой и купил трехкомнатную квартиру. Через полгода курс рубля упал в два раза, и молодой врач не смог дальше расплачиваться с банком. Еще через полгода семья оказалась на улице.

…Сегодня у входа в медпункт стоят четыре женщины и ждут главного Доктора, или, как ее называют, «нашу русскую скорую помощь».

Марьям по очереди осматривает всех женщин: кому пишет направление на УЗИ (сразу же отправляет больных с Арзумом в городскую клинику на обследование), кому рекомендации, как себя беречь. Одной из женщин она дает лекарство в таблетках и строго наказывает не заниматься самолечением. Последней пациентке Дина ставит капельницу (эта девушка научилась делать уколы, а также при необходимости ставить капельницу.)

…По небу идут огромные темные тучи. Они быстро надвигаются со всех сторон. Гремит гром, кругом темно, поднимается ветер. Вот-вот хлынет ливень.

Из соседнего селения в медпункт пришли еще две женщины. Доктор осмотрела их, выписала рецепт и направила на УЗИ. Пациентки в знак благодарности принесли с собой молочные продукты: каймак (сметана), молоко и настоящее сливочное масло.

Кажется, основные дела на сегодня завершены. Приехал Арзум из города на «скорой помощи». Парень сам хорошо управляется с машиной, поэтому водитель им не нужен. Молодой фельдшер тихо садится в углу на стул и молча наблюдает за Доктором, как она ловко своими тоненькими белоснежными пальцами печатает на компьютере. Она для него – недосягаемое божество. Как же она хороша, когда работает без черной вуали! Арзум сидит и наслаждается этим личиком. Оно сегодня особенное, искрится изнутри. Неужели ее скоро выкупят? И тогда он останется без такой красоты?! Парень готов пойти на все, чтобы оказаться в объятиях этой русской красавицы. Но нельзя! Она чужестранка. Влиятельный и уважаемый старший брат не позволит такого брака. Его охватывает острое желание прикоснуться к любимой, ведь он ни разу не обладал женщиной! У курда все горит внутри. Он встает и идет к выходу, на свежий воздух. Дина, кажется, замечает его состояние и слегка улыбается. Это улыбку ловит Арзум. «Ведь тоже живая!» – думает юноша.

– Салам, Арзум! Моя учительница свободна? Я пришел за-ниматься и переписать письмо, – гордо объявляет прибежавший Сарухан, спешивший, чтобы его не настигла гроза.

– Какое письмо? Да там никого нет, кроме Дины, – шутитмедбрат.

В это время слышится очередной созыв на молитву. Звуки азана, раскаты грома и шум ливня – все смешивается.

Арзум делает намаз в первом помещении, где принимают больных, а Дина и Марьям – в комнате для отдыха.

…Афина после намаза обедает с девочками. На обед у нее булгур с куриными котлетами. Сарухан убежал к Марьям – она не оставит его голодным.

После обеда хозяйка приготовилась купать девочек. Вытащила большой таз. Первой она принялась за Айлин.

Ливень перестал. Дует легкий ветерок. Небо над лагерем стало лазурно-голубым: ни единого облачка, необыкновенная свежесть воздуха и мокрая земля – это все, что осталось от грозы. И вдруг в небе появилась двойная радуга, одна пониже, другая повыше. Невозможно описать это красивое зрелище: радуга здесь очень яркая, не такая, как на севере. Все цвета горят необычными сочными красками семицветной палитры, тем более сейчас, когда появились одновременно две радуги, которые тянутся во весь горизонт.

Хозяйки открывают навесы палаток. Помещения озарились ярким солнечным светом, как будто и не было мрачной темноты. Гуля, счастливая и довольная, стала любоваться из палатки на небо и вдруг увидела двойную радугу. Надев хиджаб, она с криком выскакивает из палатки.

– Субхан Аллах, какая же красота! Надо показать этотбожий дар соседям. Эта «лезгинка-чистюля» ничего не понимает и ничего не замечает, кроме как мыть и убираться целыми днями, – вслух размышляет Гуля, любуясь божественным зрелищем сирийского неба.

В это время Афина вплотную занялась купанием девочек.

– Ой, что-то прохладно, надо подлить керосин, – вслухпроизносит хозяйка.

Она вытаскивает бутыль с керосином из коробки, открывает ее, чтобы подлить жидкость в обогреватель, как ее окликает Гуля.

– Афина! Выходи, посмотри, какая красота! Аль-Хамду-лиЛлях, – кричит Гуля, чувствуя себя счастливейшим человеком на свете.

Афина ничего не поняла, но вышла. В это время Айдан улучила момент для осуществления давно задуманного: она схватила двухлитровую бутыль керосина и, бросив беглый взгляд на выход, убедившись, что в палатке нет матери, быстро вылила полупрозрачную жидкость на обогреватель. За секунду до вспышки Айдан успела с восхищением сказать Айлин: «Смотри!»

Пламя мгновенно вспыхнуло и сразу охватило девочек. Синтетическая ткань палатки вмиг загорелась. Афина с нечеловеческим криком бросается в горящее помещение. Гуля стоит на улице, как вкопанная. Оцепенев от страха и ужаса, она даже не может кричать. Но когда из палатки вырвался горящий огненный мешок и покатился по земле, Гуля поняла, что это Афина. Она безумно начала звать на помощь. Женщины выбегают из палаток: кто-то пытается накинуть на горящее тело тяжелое одеяло. Стоит гул от всеобщих криков и причитаний. Пламя переходит на другие палатки…

Прибежали шестеро охранников. Они стояли и молча смотрели на происходящее. Не выдержав, Алибек берет большой камень и кидает в охранника, и камень попадает стражу порядка в висок. За ним следует Гуля: схватив булыжник, она хочет кинуть его в другого охранника, но Зейнаб ее останавливает.

Курды поднимают автоматы вверх и открывают огонь, чтобы все успокоились. Окровавленный охранник присел на землю, приготовил автомат и прицеливается в мальчика, но женщины кидаются на него и вовремя останавливают.

Догорают несколько палаток, что находятся по соседству с помещениями Афины и Марьям. Охранники бездействуют, только один из них все звонит куда-то и докладывает обстановку. Хорошо, что эти палатки находятся в первом ряду лагеря – рядом пустырь, и легкий ветер дует в ту сторону, а не в сторону лагеря. Все с криками выходят на пустырь. Зейнаб стоит без хиджаба, ее дети дрожат от холода и плачут. Афина на грани жизни и смерти. Она воет нечеловеческим голосом, но понятно, что зовет детей.

Примчалась «скорая помощь». Марьям бросается к умирающей Афине, быстро опускается на колени, чтобы ее осмотреть . Женщины плачут навзрыд, держат Сарухана и не подпускают к матери. Дина с полными от слез глазами дрожащими руками забинтовывает охранника. Арзум стоит рядом с Марьям и смотрит на нее.

Вдруг Афина прекращает выть: боли исчезли. Она успевает промолвить названой сестре тихо, но четко:

– Прости за принцессу! Не бросай Сарухана! Расим…

– Пусть парень попрощается с матерью, – взволнованноговорит Марьям и падает в обморок.

Арзум берет бедняжку на руки и бережно относит в машину «скорой помощи». Он вместе с Диной едет в медпункт. Сарухан медленно подходит к матери, поддерживаемый Фатимой и Зулей. Наклонившись над самым близким ему человеком, он тихо шепчет, впервые осознав, что такое смерть:

– Мама! Что теперь мне делать? – громко рыдая, произноситосиротевший ребенок, , понимая, что он остался совсем один..

– Ты не бойся, ИншАллах. Доктор тебя не бросит и увезетв Россию, – поддерживает друга Алибек, еле сдерживая слезы.

…Вдали воет сирена пожарной машины. Огонь потушили быстро. Сгорело пять палаток. Главный из охранников все говорит с кем-то по телефону, докладывая обстановку. Выключив телефон, он отдает распоряжение своим подчиненным. Сам, сделав угрожающий выстрел вверх из автомата, приказывает, чтобы все перестали рыдать. И неожиданно обращается с вопросом:

– Кто из вас был сегодня на рынке? Выходите вперед, иначея застрелю этого мальчика (указывает на Алибека). За себя не отвечаю.

Вперед выходит Фатима и говорит:

– Если ты поклянешься Всевышним, я тебе скажу, ктоубил охранника на рынке.

Стоит гробовая тишина. Главный смотрит на солнце, которое ярко освещает его лицо. Он поднимает руки вверх, торжественно произносит:

– О Великий наш Пророк, клянусь, я не выдам ту жен-щину, которая убила этого шакала. Прости нас всех!

«Главный» снова обращается к подчиненным и говорит твердо:

– Вы все знали этого шакала. Ему неоднократно делали за-мечание, чтобы не приставал к женщинам. Но если женщина, убившая его, сейчас не выйдет вперед, я сделаю так, что вы все отправитесь туда, откуда нет обратной дороги.

Охранники молча соглашаются.

Между тем Фатима спокойно выходит вперед и говорит:

– Аллах Акбар! Это я убила его, он затащил Зулю в будкудля охраны и хотел…

– Понятно, все разошлись по палаткам. Прошу по-хоро-шему!

– А как же моя мама? – спрашивает у «главного» Сарухан,все еще всхлипывая…

– Всё! Все разошлись по палаткам, – снова дает команду«главный».

…На следующий день все мировые СМИ передадут, что на рынке, в районе Хасаке, в лагере для беженцев, убит охранник.

Дело было так: несколько женщин из лагеря Родж с охраной поехали на рынок, в том числе и Фатима с Зулей. На базаре стали осматривать торговые ряды.

Охранник по прозвищу Кара часто приставал к женщинам. Сначала он наблюдал за их руками; если они были белыми, тоненькими и гладкими – значит, молодая. Ему нередко удавалось затащить какую-нибудь жертву в свою будку и изнасиловать. Обычно все молчали, стыдясь рассказывать о произошедшем. Слухи доходили и до начальства, и оно неоднократно предупреждало Кару, чтобы тот унялся. За молчание личным охранникам своих жертв насильник давал деньги (он был богатым, брал дань с местных торговцев).

В этот день Зуля покупала зелень около будки, а Фатима немного отстала, торговалась с женщиной, чтобы купить Алибеку обувь. Охранник затащил Зулю в подсобку и приказал раздеться, а сам отложил автомат в сторону. Зуля, рыдая, раздевалась. В это время Фатима стала искать потерявшуюся «сестру». Она спросила у стража порядка, который стоял около сарайчика. Тот, улыбаясь, указал на помещение, указав знаками, что туда лучше не входить. Но смелая женщина вошла вовремя. Увидев происходящее, она схватила большой нож, лежавший на столе, резким движением повалила насильника на пол и стала жестоко, беспощадно наносить удары. Зуля, дрожа всем телом, оделась. Вошел другой охранник, стоявший на улице, и при виде лужи крови оторопел. Фатима с ножом в руках приказала ему молчать. Тот, испугавшись гнева женщины, поклялся, едва вымолвив:

– Так ему и надо, пусть горит в аду! Быстрее уезжайте, пока не спохватились. Аль-Хамду ли Ллях!

Фатима и Зуля быстро скрылись.

…Город Аль-Камышли. Здесь находится один из штабов курдских отрядов народной самообороны. Вся информация из лагеря Родж поступает сюда. Он самый показательный из всех. Не случайно высоких гостей из США и других стран везут сюда. Самый главный здесь – маленький толстенький курд, мужчина лет 50-ти, с аккуратно ухоженной бородой, в американской военной форме. Только через час он узнает об убийстве того самого охранника, который неделю назад оправдывался, что все его товарищи врут и что он не пристает к молодым европейкам. Ему также доложили, что убийца – женщина и находится в лагере Родж. С одной стороны, он успокоился, что покарали насильника, а то, не дай Аллах, узнают эти «проклятые турки» и все мировые СМИ будут писать, что благочестивые мусульмане-курды – насильники, а с другой – надо бы как-то наказать эту женщину, отправив ее туда, где никто не найдет ее долгое время. Не успел «главный» принять решение, как пришло известие о новом ЧП – и опять оно связано с лагерем Родж. Разумный начальник позвонил в операторскую связи Интернета и велел его отключить его.

Лагерь Родж. Все смотрят на дорогу, услышав тревожный звук подъезжающего экскаватора. Женщины хотят забрать труп Афины до приезда труповозки, но «главный» запрещает. Соседи забирают погорельцев из пяти сожженных палаток. Фатима забирает Сарухана.

В помещении Алибек не отходит от друга.

– Ты прости меня ради Всевышнего! Я наврал тебе про ог-ромную змею, которая проглотила малышку Гули. Она была небольшая, хотела напасть на меня, высунув ядовитый язык, но, испугавшись моего грозного вида, быстро уползла.

– Опять ты врешь, змея никогда не нападает на человекапервой.

– А твоя мама точно попадет в рай. Ты не плачь, ей, наобо-рот, хорошо сейчас, она с девочками. Все сидят с гуриями в прохладе тенистых лесов рая и едят фрукты.

– Там, в раю, ничего нет… Это как сон, но сон вечный.

– Слушай, у девочек крылья вырастут, наверное, ночью,чтобы никто их не видел.

– У них уже выросли крылья, и они улетели на небеса!И моя мама тоже сейчас в раю!

– Сарухан, выпей лекарство, оно осталось у меня с про-шлого раза, – в разговор вмешивается Фатима и дает мальчику успокоительное.

Тем временем тракторист копает глубокую яму на месте палатки, в которой жила Зейнаб. Выходя из машины, раздает двум охранникам перчатки. По команде старшего они берут завернутое в одеяло тело Афины и бросают в яму. Затем машинист без всяких эмоций, равнодушно собирает ковшом все, что осталось на месте пожара, в том числе останки несчастных детей, сгоревших по своей шалости, и сбрасывает туда же. Подъезжает пустая труповозка, и оттуда выходит мулла. Женщины снова выскакивают из палаток. Охрана хочет загнать их обратно, но священнослужитель велит оставить их в покое, чтобы лагерь мог проститься с Афиной и девочками.

Мулла расстелил коврик на землю и стал читать намаз, как никогда растягивая слова. Его жалобный напев слышен на несколько километров от лагеря. Все молчат и тихо вытирают слезы. Даже дети стоят как вкопанные, понимая, что нельзя разговаривать или плакать. Охранники откладывают автоматы в сторону, а самый главный отключает телефон, чтобы никто не помешал проводить в последний путь погибших. Все вместе с муллой заканчивают намаз. Дети тоже поднимают руки вверх и смотрят на небо, как будто прося прощения у Всевышнего, чтобы он был милостив к безвинным жертвам этой жестокой войны. Проповедник обращается ко всем, сказав, чтобы разошлись по палаткам. Главный включает телефон и громко продолжает докладывать кому-то про обстановку; подчиненные берут автоматы. А экскаваторщик умело, как настоящий профессионал, засыпает могилу и, сравнив все с землей, уезжает. Охрана расходится по местам.

А Марьям лежит без чувств в медпункте. Арзум перестарался: сам ввел ей внутривенно снотворного больше положенной дозы и теперь испугался не на шутку. Он встал на колени и наклонился: правая рука Марьям оголена, лицо было неподвижным, но дыхание – ровным, спокойным.

Арзум немного успокоился и с нежностью смотрит на свою «несравненную красоту». Дина, проявив тактичность, сделала вид, что не замечает этого. К тому же Марьям лежит в комнате отдыха, а не в помещении для больных, так что никто из посторонних ничего не видит. Откуда-то на джипе приехали два охранника и стали у входа в медпункт, никого не впуская и не выпуская.

…Азербайджан, город Кусары, 13 часов по местному времени. Свекровь и свекор Афины, Джамал и Сара, собираются идти на похороны Гаджи Гаджибековича, заслуженного учителя русского языка и литературы Азербайджанской ССР. Его знал весь Кусары, и звали его Гаджи Гаджиевич. Он выпустил не одну плеяду учеников, которые успешно поступили в разные институты бывшей огромной страны, которая называлась СССР. Старый учитель до последнего времени говорил на русском языке чаще, чем на родном лезгинском, но в последнее время он путал языки, и только его жена, 80-летняя старушка, понимала, о чем говорит ее любимый муж. У них было 7 детей, 20 внуков и 5 правнуков. Половина большой родни и почти весь город пришли на похороны. Погода стоит, как никогда, ясная и солнечная. Весна и здесь входит в свои права. Последние три дня шел дождь, а нынче – ясный день. Народ говорит, что солнышко светит Гаджи Гаджиевичу, чтобы все смогли достойно проводить этого Человека, который не зря прожил на белом свете.

Сара надела черный платок – она соблюдала траур по младшему сыну. Все старались поддержать эту женщину во многом из-за Расима. Кусарские ребята, которые уезжали на заработки в Москву, знали, что Расим через свои связи их устроит: кого – строителем, кого – таксистом, а кого на овощную базу…

– Жена, может, ты снимешь этот платок, а наденешь дру-гой, я тебя очень прошу, – умоляет муж.

Всегда ухоженная моложавая Сара, носившая яркие шарфы (и то в очень холодную погоду), превратилась в глубокую старуху после того, как сын с своей семьей бросил их и убежал в Сирию. Поминки по Асиму даже не стали устраивать. В Кусары все чаще приходили сообщения от братьевмусульман, что погиб во имя Халифата тот или иной брат. Все молчали, только несчастные матери, жены, сестры тихо рыдали в одиночку.

– Во-первых, умер всеми уважаемый человек и мой лю-бимый учитель. Во-вторых, как только я обниму моего Сарухана и угощу его нашим хлебом, я сразу пойду в парикмахерскую, как прежде, покрашу брови, сделаю маникюр, надену каблуки и поеду с ним в Баку. Там буду гулять с ним по городу, катать его на аттракционах и покупать все, что он захочет. Я тебе даю честное слово. Клянусь именем нашего Великого Пророка, – клятвенно обещает супруга.

– Успокойся, ты только не говори раньше времени своимподружкам, что Расим уже выплатил каким-то туркам выкуп за наших.

Сара по-детски, с криком, бросается на шею мужу и целует его, как ребенок, который получил от взрослого нечто недосягаемое, о котором он мечтал всю жизнь.

– Ну, вы даете, соседи, вот как целуетесь, ни стыда ни со-вести, аль хорошие вести от Афинушки? Неужели мы снова увидим нашего Сарухана?! О хвала тебе, Аллах, сделай так, чтобы эти бесстыжие соседи целовались в спальне, а не передо мной. Чтобы мы все целовали нашего Сарухана, – поднимая руки к небесам в сторону Востока, причитает незаметно вошедшая соседка, которая позвала Сару на похороны.

– Хорошие вести! Хорошие вести! – не смогла сдержатьэмоции бабушка Сарухана.

– Болтушки! Только держите язык за зубами, пожалуйста.Вдруг операция сорвется, – просит мужчина.

– Слушай, соседка! А где будет жить Афина? Говорят, чтоона еще родила там детей, то ли второй, то ли третий раз стала вдовой, а Расим, несмотря ни на что, посылает им деньги. Какой же он золотой у тебя, всем помогает. Скорее приехал бы, я такую красивую девушку знаю из соседнего селения, покажу ему обязательно.

– Расим весь в меня, а Асим был такой же доверчивый, какего отец, всем верил. Пусть моя Афина приедет с кучей детей, она будет жить у нас. В доме всем хватит места, мне бы только Сарухана обнять.

– Конечно, Афина была такой чистюлей, не то что моясноха, – вздыхает соседка.

Дед Сарухана плетется по городу к дому старого учителя позади женщин, довольный и счастливый, в надежде, что скоро обнимет своего внука.

Во дворе дома старого учителя – одни мужчины, а женщины поднимаются на второй этаж, где посреди большого зала на смертном одре лежит покойник. Все оплакивают его. Намаз читает старая женщина-мулла Гулера из соседней деревни.

Часы пробили без четверти два, мулла Вадир заходит и просит родственников попрощаться с покойным. Два бородатых внука старого учителя с большой группой братьев-мусульман (человек 15) быстро поднимаются наверх и велят всем женщинам покинуть зал. Все в недоумении и встревожены, ведь «эти» (как их называют за глаза) начнут делать свой обряд над покойником. В это время мужчины, которые не сразу поняли, что происходит, опомнились и ринулась на «братьев» с руганью, предлагая им уйти по-хорошему. Мулла Вадир кричит, что он здесь главный и не позволит никому отступать от основных мусульмано-шиитских обычаев, которые сложились веками. Гулера набрасывается на одного бородатого, крича:

– Уезжайте в Сирию и там наводите порядок! Вы не по-смеете трогать уважаемого человека. Посмотрите на мать Асима: совсем постарела, внук и сноха в чужой стране, сын погиб. Поезжайте туда и геройствуйте, быстрее попадете в рай. Мужчины не подпускают «братьев» к покойному.

Жена усопшего, убитая горем, вскакивает и резко бьет своей клюкой по голове одного из внуков. Он воет от боли, и все «эти» уходят. Известный доктор Элик Агаметович, который лечил покойного в последнее время, прибежал, чтобы дать разгневанной старушке успокоительное, но она отказалась. В зале стоит тишина, только 15-летний внук все плачет, и никто не может его успокоить. Жена встает на колени перед усопшим мужем и, смешивая лезгинские слова с русскими, наказывает ему беречь себя на том свете и ждать ее.

На кладбище, у свежей могилы Гаджи Гаджиевича, состоялся траурный митинг, на котором выступили бывшие ученики покойного, а ныне состоятельные и уважаемые люди. Последнее слово берет друг сына покойного, заслуженный писатель Азербайджана Везир Касумов. Он зачитывает государственное письмо-некролог от президента Азербайджана и от Министерства просвещения.