Бенедикт Спиноза

Беатриче Спинозы? Пределы исторической реконструкции.

Попытка спасти романтическую гипотезу.

Однако у нас остается еще один шанс, если мы намерены крепко держаться за единственный романтический эпизод, который можно предположить в жизни Спинозы. Ничто не запрещает нам допустить, что в более раннее время между Спинозой и Кларой ван ден Энде возникла некая наполовину идеальная, наполовину детская привязанность; нет никакого нарушения вероятности в том, чтобы представить ее занимающей по отношению к нему положение, сходное с положением Беатриче по отношению к Данте.

Сравнение с дантовским прецедентом.

Что касается возраста, вероятность здесь даже больше, чем в случае Данте; так что, если мы не присоединимся к тем чрезмерно дотошным лицам, которые стремятся аллегоризировать «Новую жизнь», у нас будет вполне достаточный прецедент. Беатриче было девять лет, самому Данте – лишь десять, когда «славная владычица его души» впервые предстала его взорам, и к нему пришло слово: «Ecce deus fortior me, qui veniens dominabitur mihi» («Сегодня я видел Господа, который сильнее меня и придёт, чтобы владеть мной»).

Мистик вместо поэта.

Спиноза не был поэтом, скажет кто-то. Нет, но в рассматриваемое время он был мистиком, что для данной цели подойдет, по крайней мере, так же хорошо. Но я высказываю это лишь на тот случай, если кто-то найдет в этом утешение.

Оценка вероятности и проблема свидетельств.

Как гипотеза, это кажется мне гораздо менее вероятным, чем предыдущая; и даже если бы факты были таковы, как предполагается, Спиноза не был человеком, чтобы быть очень откровенным на этот счет. Истина заключается в том, что у нас нет никаких позитивных свидетельств вообще. У нас есть лишь история, которая в своем нынешнем виде не может быть правдой и которая не опирается ни на какое удовлетворительное authority (свидетельство).

Заключение: в поисках утраченных элементов истины.

Отсутствие какого-либо видимого мотива для выдумывания всей этой истории целиком создает определенное предположение, что она содержит в более или менее искаженной форме элементы подлинного факта, восходящие к высказываниям самого Спинозы. Но что это могут быть за элементы, у нас нет средств определить.

Психобиография и пределы интерпретации.

Современная психобиография, опираясь на методологию, разработанную такими учеными, как Пол Р. Гэссинг, предостерегает от подобных спекулятивных реконструкций, сколь бы привлекательными они ни были. Попытка найти «Беатриче» для Спинозы проецирует на него романтический шаблон, чуждый его эпохе и интеллектуальному складу. Юношеский мистицизм Спинозы, если он и существовал, был, судя по всему, не платонически-любовным, а интеллектуальным и религиозным – жаждой прямого знания о Боге, которая вскоре нашла свое выражение не в поэзии, а в строгой метафизической системе. Гипотеза о «детской привязанности» игнорирует радикальный разрыв, который отлучение и изгнание означали в его жизни, окончательно перенаправив всю его эмоциональную и интеллектуальную энергию в сферу чистой мысли.