Желание

Выйдя на улицу, бросаю короткий взгляд на небо. Устал я сегодня слишком, уже и движущиеся звезды мне мерещатся. Поэтому упираю взгляд в заснеженную дорожку и веду дочек домой. Тут нам недалеко – сейчас обойдем теплицу, а там и дом покажется. Еды у нас сейчас много, поэтому можно малышкам дать добавочную порцию. Отварю им кашу, а еще дам вприкуску кусочек брикета. Не наедятся, конечно, но хотя бы запомнят…

Дрожит Ефия, плакать хочет, но на улице это очень плохая мысль, и девочка все очень даже понимает. Сейчас мы до дома дойдем, и поплачет. Укутаю обеих в одеяла, шубками сверху прикрою и буду рассказывать им сказки, пока не уснут. И завтра с ними посижу, и, видимо, послезавтра тоже. Пусть в себя придут… Смерть – она непредсказуема, поэтому и сложно малышкам моим. Рано потеряла близкого иллианина девочка, да не сделаешь с этим ничего теперь…

– Илая, помоги сестренке, пожалуйста, – прошу я свою малышку, как только мы в дом заходим. – Я сейчас ужин сделаю.

– Хорошо, папа, – уже спокойно называет меня так Илая. – Давай разденемся…

Это обязательно – надо снять уличное и забраться под согревающий покров, а то худо будет. Ефия просто не знает, что и как у нас устроено, поэтому ей помогает названая сестра, и действовать надо быстро. Не только из-за холода, но еще… Ефия из последних сил держится, а я жду. Я хорошо знаю, что сейчас будет, сколько раз слышал подобное…

И вот когда из комнаты до кухни доносится даже не плач, а просто отчаянный вой, я понимаю – сорвалась моя новая дочка. Просто не выдержала и сорвалась в свое горе. Теперь надо дать ей возможность поплакать, а затем успокоить и сразу же покормить обеих. Покормить и пожелать, чтобы эта смерть была последней.

Начало работы

Фанг

Пары по принципу мальчик-девочка формируются, конечно же, не просто так. Это для комфорта живых сделано, из того что мне известно. Закончим когда, надо будет обязательно выяснить, как оно объясняется на самом деле, а пока у нас работа. Мы переходим по необычного вида галерее на борт звездолета кхраагов. Кошмарненькие они, конечно, на вид, но какие-то безобидные, особенно по сравнению с особями Врага. Не чувствую я агрессии совершенно, что и хорошо, по-моему.

– Здравствуйте, – звонко щелкает челюстью встречающий нас кхрааг. Челюсть почти не выступает, что говорит о так называемой «домашней», а не боевой форме. – Меня зовут К’ркааш, я буду сопровождать вас.

– Здравствуйте, – здороваюсь я, представляя нашу группу: – Ирина, Фанг, мы следователи. Хэн – наш эксперт, он поможет вам с технической частью.

– Кшрхаг! – то ли кашляет, то ли зовет кого наш сопровождающий, выдав затем шипяще-каркающую трель.

Судя по всему, все-таки позвал, учитывая, что нашего коллегу уводят куда-то в глубины корабля. Провожают, можно сказать, а нас с Иришей в это время мягко направляют в местную вариацию подъемника. И вот кажется мне, корабль совсем не под кхраагов адаптирован. В подъемнике кнопки, а не рычаги, которые для них удобнее, надписи в коридоре на двух языках, и их я, разумеется, фиксирую. Но размышлять будем позднее, а пока мы идем туда, куда нас ведут. Коридоры ни экранов, ни иллюминаторов не имеют, освещены очень скупо, стены серого и кое-где черного цвета, что у нас, например, не принято, а вот как у них – непонятно. Думаю, все выясним.

Наипервейшая задача у нас – обнаружить путь маленькой Маши, то есть тот самый центр, где она оказалась. Затем нужна информация о цивилизации Лин и о том, как эти кхрааги связаны с теми, что в закрытой вселенной обретаются. Кроме того, обнаружены были, насколько я помню, и иллиане – они откуда? Но мне кажется, это всё задачи второго плана, потому что, судя по тому, как себя ведут встреченные нами кхрааги, или они очень жесткие инструкции имеют, или свободой воли не обладают. И Иришку мою защитить надо. Отчего-то хочется мне ее ласково назвать, да погладить промеж ушек – помню, что котята так любят, но не знаю просто, как она отреагирует.

Отчего вдруг у меня отношение к напарнице меняется, интересно… Привычно опрашиваю внутренний диагност, привычно получаю результат в спокойной цветовой гамме. Значит, тут все в порядке, а проблемы я себе сам придумываю. Отвлекаемся от проблем, внимательно смотрим по сторонам. По-моему, это, как Илья говорит, «туфта». То есть планировка звездолета, его структура, рабочие помещения больше театр какой-то напоминают.

Нас приводят в каюту. Пожелав хорошо отдохнуть, сопровождающий исчезает. Мы несколько удивленно с Ирой переглядываемся, а я чувствую, что мне многое просто не нравится. Причем как-то подсознательно не нравится, необъяснимо. Поэтому я достаю наладонник, сразу же синхронизируя его с выходными элементами моего мозга. На экране появляется К’ркааш – его движения, мимика, взгляд.

– А что ты делаешь? – Ира устраивается рядом со мной на койке, вглядываясь в мой экран.

– А вот смотри, – я показываю ей динамику движений сопровождающего: как он начинает двигаться, как заканчивает. И сразу же рядом – аналогичные движения квазиживых третьей и четвертой эпохи. – Просто сравниваем.

– Пауза есть, – сразу же отмечает она. – Вот смотри, здесь и здесь.

– Да, – киваю я, перелистывая исторические записи на предыдущее поколение квазиживых. В третью-четвертую эпоху их еще называли иногда роботами, но это была дань привычке, а вот теперь я достаю из архивов действительно роботов, управлявшихся центрально. – Попробуем вот так…

– Ой, – обозначает свое понимание напарница, которую погладить хочется.

Тут действительно получается «ой». И вот сейчас у нас или проблема, и серьезная, или представившийся нам так же, как и Марии Сергеевне, кхрааг является кем-то другим, а это значит – мы в опасности. Я пытаюсь связаться с Хэном, что мне ожидаемо не удается. Это возможно в двух случаях: он уничтожен, или же связь глушится. В первом случае нам предстоит бой с роботами… М-да, всю жизнь мечтал, а вот во втором ситуация может быть интереснее – Хэн может взять под контроль всю эту сказку.

– Доставай из рюкзака синий пакет, – спокойно прошу я Иришку, сразу же понявшую, что именно я в виду имею.

– Но это же… – она тем не менее в рюкзак лезет, а я начинаю морфировать тело в боевой режим.

– Оружие, – согласно киваю я. – Основной принцип квазижизни до осознания помнишь, какой был?

– Защита живых, – шепотом произносит моя умница, со странным выражением глядя на меня. – Но…

– Это осталось приоритетной задачей, – я, конечно, кривлю душой, но немного, только чтобы ее успокоить. – По крайней мере, для меня.

Мы вооружаемся, потому что куратор предусмотрел все, а я сразу и не подумал, да. Враждебности мы все-таки не ожидали. Правда, и сейчас совершенно непонятно, что происходит, поэтому я откладываю импульсный автомат, возвращаясь к планшету. Вот что-то напоминает мне весь этот корабль, движения кхраагов… Где-то я такое видел уже.

– Посмотри в историческом материале или у нас, или у наших рас, вырвавшихся оттуда: было ли что-то похожее? – прошу я Иришку, отвлекая от грустных мыслей. Ушки у нее опустились, отсюда и знание мое о ее настроении.

– Ага, – совсем по-детски кивает она, открывая свой наладонник.

Теперь мы можем только ждать и пытаться понять, почему с группой Контакта говорили вполне так себе квазиживые, а у нас тут роботы чуть ли не первой эпохи. Очень странная, на самом деле, разница. Кстати, а с чего мы взяли, что с Марией Сергеевной и с нами одни и те же особи говорили? Может быть, действительных квазиживых у них единицы и используются они для каких-то своих целей? Но тогда зачем нас позвали?

Тысяча вопросов – и ни одного ответа. Ира ищет информацию, я же продолжаю разбирать движения всех встреченных нами сегодня, все более убеждаясь в том, что это роботы. Не квазиживые, не разумные, а роботы с центральным управлением. Как такое возможно в принципе, я себе как раз очень хорошо представляю, но вот причины, мотив этого – ускользают. Даже если нас возьмут в заложники, наши найдут и спасут. А что, если они хотят получить информацию о Человечестве, считая рассказанное им неправдой?

Ирина Мясникова

Мысль о том, что антураж может что-то напоминать, кажется мне дельной, потому я работаю с наладонником. Параллельно борюсь со странными желаниями. Я уже взрослая, но почему-то мне временами просто спрятаться хочется, как будто я снова котенок. Особенно сейчас есть такое внутреннее ощущение. Может быть, я опасность чувствую?

Моя рука гладит импульсный автомат, работающий по смутно известному мне принципу, но на звездолете безопасно, а я напоминаю себе, что проверки бывают разными. Однако я не сотрудник группы Контакта, я следователь, а ощущение у меня сейчас такое, как будто я к чему-то опасному прикоснуться спешу. Но я не хочу… Мне не страшно, но вот само ощущение – оно как в детстве. Хочется спрятаться, и пусть всё вокруг будет сном, но рука сама ложится на «импульсник» – так его десант называет. У нас боевой подготовки совсем немного было, не нужна она следователям обычно, где опасно – десант сопровождает. Вот только сейчас оружие будто само просится в руку.

Решив поверить себе, я откладываю наладонник, приводя импульсник в боевое положение. Фанг, услышав щелчок предохранителя, ни о чем даже не спрашивает, а, сложив в карман наладонник, повторяет мои движения. И вот стоит ему отжать предохранительную скобу, звонко щелкнувшую при этом, как дверь резко раскрывается. За ней обнаруживаются два кхраага, причем в руках у них нечто похожее на циркулярную пилу древности.

– Остановитесь! – жестко командует Фанг. – Что вы собрались делать?

– Вы неправильно настроены, – сообщает тот, что стоит слева. – Вас нужно разобрать и правильно настроить. Подчинитесь воле Рстака!

И вот в этот момент я вжимаю спуск. Как будто кто-то другой, а не я сама, это делает. Такое ощущение, что собой я в этот момент и не владею, выдав очередь, накрывшую двоих сразу же задымившихся кхраагов. Действительно роботы, что ли? Меня буквально сдавливает внутреннее ощущение нереальности происходящего. Как будто мы сейчас в виртуальности какой-нибудь.

– Роботы, – констатирует напарник, при этом он очень сильно удивлен. Фанг встает с места и подходит к замершим фигурам. – Ничего не понимаю.

– Я тоже, – признаюсь я, глядя на то, как он ковыряется в одном из них, явно желая что-то открыть.

– Где же лючок, – задумчиво произносит Фанг, но затем что-то щелкает, и в груди робота открывается дверца. Выглядит это настолько несуразно, что я просто не знаю, что и думать. – Ты что-то чувствуешь? – интересуется у меня Фанг.

– Нереальное вокруг все, как в симуляции, – автоматически, не успев даже подумать, отвечаю ему.

– Не-ре-аль-ное, – по слогам повторяет он. – Да, очень похоже.

– Что там? – заинтересовываюсь я, привставая.

– Три реле в два ряда, – совершенно непонятно сообщает мне Фанг. – Так не бывает! – а вот это понятно!

Я чувствую себя действительно в виртуальности и все пытаюсь дать команду на прерывание оной, но у меня ничего не выходит. Хочу уже себя ущипнуть, чтобы вернуть ощущение реальности, и вот когда у меня, как мне кажется, получается, оба кхраага исчезают, дверь оказывается закрытой, а я сидящей на койке. При этом ощущение виртуальности пропадает, а некоторой нереальности как раз нет.

– Интересно, – констатирует Фанг, подходя к двери. Он хочет открыть ее, но дверь на команды не реагирует. – Очень интересно. То есть мы заперты…

– Нет, тут что-то другое, – качаю я головой. – Этого нет на самом деле…

– Получается, ты чувствуешь нереальность? – удивляется напарник.

– Да, – признаюсь я, вздыхая. – Еще в Академии чувствовала на экзаменах, поэтому неожиданные тесты…

Он с пониманием кивает. Есть такая штука в Академии: неожиданно виртуальность включается, чтобы оценить реакцию на экстренную ситуацию, а со мной такое никогда не проходило – я всегда чувствовала разницу, наверное, поэтому довольно быстро брала себя в руки. На самом деле это, полагаю, не очень честно, но я уверена: наши наставники о такой моей способности знали, ведь Старшие Братья всегда все знают, так что я никого не обманывала.

– Тогда спокойно ждем, – принимает решение Фанг, усаживаясь обратно. При этом он такое движение делает, как будто погладить хочет, но останавливает себя.

Интересно, как бы я отреагировала, если бы он меня погладил? Я задумываюсь над этим, пытаясь представить свою реакцию, но почему-то у меня не получается. И тут одновременно с исчезновением ощущения нереальности дверь отъезжает в сторону. Я едва успеваю сдержаться, чтобы не выстрелить, потому что вошедшего знаю.

– Сидите? – интересуется Хэн. – А я тут генератор виртуальности отключил. Правда, хорошие новости на этом заканчиваются.

– Это правильно, – кивает Фанг. – А плохие какие?

– Корабль пуст, – сообщает нам эксперт. – Летит непонятно куда, и вокруг, насколько я могу судить, никого.

– Интересно, – соглашается напарник, снова сделав жест, как будто погладить промеж ушек собирается. – Ну, пошли в рубку.

Он поднимается на ноги, перевешивая импульсник на грудь, я же беру автомат на ремень, тут только вспомнив о наладоннике. Складываю прибор, чтобы сунуть его в карман; похоже, он что-то там нашел, но сейчас не время. Я отдаю лидерство Фангу, явно лучше понимающему, что нужно делать, вставая рядом с ним. А он спокойно идет вперед, при этом я сразу же отмечаю, что коридоры отличаются от виденных совсем недавно – они старыми выглядят, просто очень старыми. Потеки чего-то непонятного, следы ржавчины, то есть все то, чего не может быть на звездолете. При этом ощущения неправильности и нереальности нет, значит, все нас окружающее – и есть самая реальная реальность. Интересно, согласна.

Пройдя совсем немного, утыкаемся в лестницу, выглядящую так, словно сейчас развалится, а Хэн в это время рассказывает свою историю. Когда его попытались «разобрать», он сразу понял, что тут что-то не так, потом забаррикадировался в машинном зале, оказавшемся… не вполне машинным, и не вполне залом.

– Декорации сплошные, – объясняет нам квазиживой. – И только в самом конце стоит кристалл такой, как на Церере-пять обнаружили, ну вот я его от злости и разбил, а под ним – пульт управления сопряженным пространством, как у Альеора на корабле. Так я его и отключил.

Альеор – контактное лицо наших очень сильно развитых технически и морально друзей. Сопряженными пространствами на его звездолете называется виртуальный тренировочный комплекс. Но раз здесь было нечто похожее на такой пульт, да еще и блокированное по методу одной вымершей расы…

Мало для выводов информации, объективно мало.

Надежда

Илая

Ефия в себя приходит с трудом, но тут много делает папа. Он нас держит в конечностях, каждую минуту показывая, что мы важны и нужны обе. Почему-то он не идет на работу, но при этом брикеты у нас есть. Папа просто сидит с нами, не позволяя Ефии падать в пучину своего горя, а я все больше понимаю: он принял ее своей. У нас просто волшебный папа, я даже и не представляла себе, что может быть именно так.

– Ты на работу не идешь? – интересуюсь я у Фаина.

– Три дня нам разрешили дома посидеть, – объясняет он, но почему – не очень понятно. – Положено так, ведь у Ефии мама умерла.

– И так всегда бывает? – удивленно спрашиваю я.

– Так всегда бывает, – кивает он, прижимая нас обеих к себе. – Мы не звери, маленькие мои, а когда умирают близкие, это больно.

Я обнимаю его, кажется, всеми конечностями, и Ефия делает то же самое. А затем он нас кормит, и мы вдвоем спать отправляемся. Во-первых, вдвоем теплее, это мы уже проверили, во-вторых, ей не так страшно. Скоро нам и в школу возвращаться, а мне кажется, будто из глубин Вселенной в нашу сторону смотрят чьи-то добрые глаза, но не видят. Мне очень хочется прикоснуться к тому, кто умеет так смотреть, но я понимаю: это невозможно. И закрываю усталые глаза.

Наверное, все дело в том, что я думала о звездах, потому что снятся мне они. Мне снятся совсем не черные корабли, а какие-то светлые, и в них я вижу абсолютно непохожих на нас существ. Они на химан похожи разве что, но химане особняком держатся, они во втором поселении, и живы ли, я и не знаю. Но вот те, кто в этих кораблях, они будто ищут что-то – или кого-то? Может быть… нас?

Я замечаю какие-то цилиндры, которые, наверное, не пускают к нам этих хороших – я чувствую же, что они хорошие, – отчего мне становится грустно и как-то очень плакательно. Кажется, спасение совсем близко, но что-то не пускает их к нам, а это означает – мы обречены. Наверное, от этой мысли картинка передо мной исчезает, чтобы появиться вновь, но вот теперь все просто в каком-то тумане. Очень странный туман закрывает звезды, но мне представляется, будто я куда-то лечу, правда, никак не могу прилететь.

Проснувшись, некоторое время лежу тихо, стараясь сестренку не разбудить, и пытаюсь понять, что именно могут значить те самые цилиндры, не пускающие к нам тех, кто готов нас спасти. Почему-то я абсолютно уверена в том, что незнакомые округлые звездолеты несут спасителей, а не убийц. Откуда у меня эта уверенность, я не понимаю, но доверяю себе, конечно. Правда, даже если дело в этом, они же все равно там остановлены и прийти не смогут…

Хотя, возможно, этот сон, как учительница говорит, игры голодного мозга, но мне так хочется, чтобы все оказалось правдой. Просто мечтаю, чтобы папа не умирал, чтобы было тепло и вдосталь еды. Я ради этого на все согласна, даже на боль, главное, чтобы мне, а не сестренке! Душа так просит сказки… Мы все устали от голода постоянного, от холода, умирающих… Иногда даже хочется попасть на черный корабль, но если они не убивают, а мучают, например, или едят по маленькому кусочку, то лучше, конечно, не попадать… Нужно подниматься.

– Доброе утро, сестренка, – тянется ко мне Ефия, поэтому некоторое время мы обнимаемся.

– Проснулись уже? – интересуется папа, сразу же заметив наши шевеления. – Вставайте, сейчас и завтрак будет.

И тут я вспоминаю: три дня, отведенные нам, закончились уже, поэтому сегодня опять в школу. Вспоминает об этом и Ефия, громко ойкнув, что придает нам обеим резвости. Кажется, когда засыпала, больше времени оставалось, но, честно говоря, не могу сейчас вспомнить. Одно совершенно ясно: Фаину пора на работу, а нам в школу. Еще раз очень сильно радуюсь факту того, что нет, как в древности, заданий на дом. Говорят, тогда еще и наказывали в школе до слез просто. Вот согласилась бы я, чтобы так наказывали, если бы взамен было тепло и еды в достатке?

Мне сейчас кажется, что да, но на самом деле – нет. Гордость – единственное, что у нас есть, если и ее не станет, то жить совсем незачем будет. А пока мы живем для того, чтобы наши внуки увидели спасителей из легенд. Я точно знаю, что однажды за нами смогут прилететь. Пробьются сквозь те цилиндры, что я видела, и совершенно точно спасут, чтобы Ефия жила, и Фаин тоже! Я знаю, это почти невозможно, но мне так хочется, просто не могу выразить, как именно…

– Девочки, брикеты я вам положил, – привычно сообщает нам папа, ставя уже две миски на стол. Каши как будто сегодня чуточку побольше, интересно почему?

– Быстро едим, – предлагает уже успокоившаяся сестренка.

Вот кажется мне, что день или даже два где-то потерялись, будто и не было их. Странное такое ощущение, но я о нем на всякий случай помолчу, кто знает, как такие откровения будут восприняты. Вдруг еще подумают, что я ненормальная? А ненормальных убивают, потому что неизвестно, что именно у них в голове. Поэтому буду молчать, чтобы не случилось чего-нибудь…

Быстро доедаем кашу – да мы с Ефией ее буквально всасываем – синхронно вылизываем миски и вскоре уже готовы. Мне кажется, папа на нас с тревогой посмотрел, но, может быть, только показалось мне это. Он уже и сам вполне одет. Взяв нас, как маленьких, за конечности, папа идет на улицу, в снежный темный мороз. Кажется, там темная ночь и совершенно ничего не видно, что нормально, в это время года так и должно быть.

Хрустит снег под ногами, разговаривать невозможно – лицо закрыто щитком, а не то задохнешься от злого ветра, бросающего в лицо ледяное стекло. Это, конечно, снег, но лицо изрезать может вполне свободно, так что идем мы молча. А ветер стремится сбить с ног, на душе внутренняя тоска после моего сна и непонимание – куда девался как минимум один день, а то и два?

Может так случиться, что подводит память, но этого не хотелось бы. Если память перестает работать, то переведут из школы на легкие работы, и не будет больше никакого будущего. Надо молчать, совершенно точно молчать надо. Вот с Ефией очень осторожно на эту тему поговорить, а больше ни с кем, потому что опасно очень. А папу заставлять грустить не следует, поэтому я так и решаю.

Вот и школа… Папа буквально заталкивает нас внутрь, потому что ветер против, а я чувствую мимолетный укол тоски и надежду увидеть его когда-нибудь еще. Откуда у меня такое настроение, мне совершенно непонятно, впрочем, не до настроения сейчас – впереди уроки.

Фаин

Девочки меня, можно сказать, напугали – целый день просидели в обнимку и ни на что не реагировали. Хотя я знаю, что переживание потери проходит именно так, для того эти дни и даются. Малышки мои впали в ступор обе и сутки почти в неподвижном состоянии находились. Надеюсь, Илая и Ефия выпавшего дня не испугаются. Ну а испугаются, я объясню им, что именно произошло.

Следов паники не вижу, значит, все в порядке. Кормлю их усиленным завтраком – вчера они же не ели ничего, просто замерли. Когда-то давно и я так же реагировал, а у Илаи это во второй раз, как бы сердце от такого не… Да и у Ефии тоже. Но собираются нормально, идут спокойно, значит, все в порядке. Теперь мне вдвойне осторожным быть надо – если со мной что-то случится, девочки могут не перенести. Значит, буду.

Я работаю в группе ученых. Здесь мы стараемся из разрозненных кусков, оставшихся от двух разбившихся буквально всмятку кораблей, создать что-то, что нам жить поможет. Иногда меня в помощь другим группам переводят, но основное мое место работы именно тут. И вот я захожу в нашу комнату, где уже начальник обретается. Мысль у меня в голове бродит интересная: системы связи. Во-первых, можно попытаться оживить реактор малого судна, который почти уцелел, только в настройках разобраться, а, во-вторых, вон то нагромождение блоков – это что-то связанное с системой связи.

– Как девочки? – интересуется Вилк, не поднимая на меня взгляда.

– Держатся друг за друга, – вздыхаю я, снимая чехол. – Что у нас нового?

– Ты был прав, – произносит начальник. – Зеленый блок действительно канализации принадлежал. У тебя, помнится, мысль какая-то была?

– Реактор малого корабля попробовать оживить, – объясняю я. – Если даже не выйдет его подключить к блоку школы, можно будет младшую туда перевести, они поместятся. Или больницу…

– Согласен, – кивает Вилк. – Можешь заниматься.

Это разрешение означает, что в план я со своей мыслью попадаю, но помощников не будет, то есть все сам. Сам значит сам. Малое судно почему-то не потрошили совсем, оно во дворе стоит, под навесом, поэтому снегом не занесено. А не потрошили его потому, что холодно очень. Вот мне сейчас чехол надеть нужно, взять инструмент простой и идти возиться. Если повезет – смогу сразу запустить, а если нет… Тогда надо будет пытаться выяснить, почему нет. Может так случиться, что меня опознают как ребенка, тогда без шансов. Простому роботу не докажешь, что взрослых нет, а детям холодно. Возможно, именно это и случилось?

Наверное, никто и не думал, что мы будем так долго выживать. Вот иногда кажется мне, это не катастрофа была, а просто выкинули нас, как что-то ненужное. Мысли у меня сегодня грустные, но я уже подхожу к борту маленького корабля, больше угадывая, как открыть вход. Залезать внутрь тяжело не только из-за холода и обледенения, но еще из-за того, что не рассчитаны коридоры на иллианина в чехле, судя по всему, но я справляюсь.

Коридоры непонятного цвета, но свет откуда-то проникает. Он очень тусклый, при этом я вижу, куда иду – сначала нужно в самый центр, где сам реактор стоит. Вряд ли его с разбитого пульта можно запустить, а вот в ручном режиме… Надо попробовать, но главное – не рисковать. Нельзя мне рисковать, у меня дети. И если со мной что-то случится, даже не представляю, что с девочками будет.

С трудом отжав в сторону сопротивляющуюся дверь, захожу в реакторный отсек, сразу же заметив непорядок: кабель вырван из гнезда. Или… Я подхожу ближе, ну да, точно – он не вырван, а вытащен. Интересно зачем? Осторожно взявшись за него верхними конечностями, в изолирующий материал одетыми, я пытаюсь вставить торчащий ворсинками кабель на место. Тут фигурное гнездо, не позволяющее неправильно воткнуть, поэтому не сразу, но у меня получается.