Сердце Ледяного Клана. Том 2: Алиса. Наследие жизни и пепла

– Твои фокусы стали слабее, сестрица, – проворчал он, делая следующий шаг. Его глаза горели.– Или это я стал сильнее?

Он снова атаковал. На этот раз он не использовал широкие взмахи. Он сконцентрировал всю свою ярость в кулаке. Золотые листья на его предплечье слились в одно ослепительное сияние, и он нанес удар прямо в воздух перед собой. Воздух… задрожал, сжался и выстрелил вперед сгустком чистой кинетической энергии, обернутой в золотой ореол. Это был не огонь. Это была воля, облеченная в силу. София едва успела создать перед собой ледяной щит. Сгусток врезался в него, и щит разлетелся вдребезги, как хрустальная ваза. Ее отбросило назад, она ударилась спиной о стену с глухим стоном, и на мгновение ее магия дрогнула.

– Ты стояла рядом с ним! – рычал Всеволод, приближаясь к ней, и каждый его шаг был тяжелым, как удар молота. – Ты смотрела, как он убивает меня! Твоя кровь – его кровь! Твое предательство – такое же!

Он поднял руку, и вокруг его сжатого кулака начали формироваться сферы из золотого пламени – десятки маленьких, раскаленных солнц, готовых испепелить все на своем пути. София, потирая ушибленную спину, подняла на него взгляд. И в этот момент я увидела не злобу и не вызов в ее глазах. Я увидела отчаяние. И странную, искаженную болью решимость.

– Всеволод, остановись! – крикнула я, но мой голос потонул в грохоте его магии.

Сферы полетели ей навстречу. Она не стала защищаться. Вместо этого она вскрикнула, разрывая ворот своего платья. И мы увидели. На ее груди, прямо над сердцем, чернело клеймо. Сложная, отвратительная руна, похожая на замерзшую паутину. Она пульсировала мертвенным синим светом, и от нее по ее коже расходились тонкие, как трещинки на фарфоре, черные прожилки.

– Он не просто мой отец, Всеволод! – ее голос сорвался на истерический крик. – Он мой тюремщик! Этот знак… он сжигает мою душу, если я ослушаюсь! Я пришла не сражаться!

Сферы Всеволода замерли в сантиметре от ее лица, их жар опалил ее волосы. Он стоял, тяжело дыша, его ярость боролась с шоком. Его взгляд был прикован к пульсирующему клейму.

– Врёшь! – выдохнул он, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

– Он наложил его на меня, когда мне было десять лет! – рыдала София, и по ее щекам текли настоящие, не ледяные слезы. – Чтобы я никогда не предала его. Чтобы я всегда была его верным орудием. Он знал о тебе, Всеволод! Он всегда знал, что ты сильнее! И он боялся тебя! А меня… меня он просто использовал!

Она упала на колени, содрогаясь от рыданий, ее гордая осанка разбита вдребезги.

– Я пришла… потому что ты единственный, кто может его остановить. И потому что… этот знак… он начинает пожирать меня. Я умираю, Всеволод. И я предпочитаю умереть от твоей руки, чем быть его марионеткой до конца.

Всеволод медленно опустил руку. Золотые сферы погасли с тихим шипением. Он смотрел на дрожащую фигуру сестры, и в его глазах бушевала война – днями и ночами копившаяся ненависть и пробивающееся сквозь нее… понимание. Они были детьми одного монстра. Просто его сковали цепями долга и ожиданий, а ее – магическим ошейником боли и страха.

Я подошла к нему и молча взяла его за руку. Его пальцы сжали мои с такой силой, что кости затрещали. Он был сломлен. Не физически, а морально. Враг, в которого он целился всей душой, оказался такой же жертвой, как и он сам.

Битва закончилась, так и не успев по-настоящему начаться. Но она оставила после себя не разрушения, а груду обломков прошлого, через которые нам теперь предстояло пробираться. И тихую, отчаянную надежду на спасение, исходившую от поверженной сестры, которая, возможно, никогда не была нам врагом. Тишина в сияющем зале повисла густая, тяжелая, нарушаемая лишь прерывистыми, захлебывающимися рыданиями Софии. Она сидела на коленях, съежившись, ее изящные плечи тряслись, а пальцы впивались в плечи, словно она пыталась удержать себя от распада. Всеволод стоял над ней, и по его лицу проходили тени – ярость, недоверие, жалость, боль. Его рука с золотыми листьями все еще пылала, но теперь это был нервный, неуверенный свет.

Искрик, насторожившись, наблюдал с безопасного расстояния, его огненная шкурка мерцала тревожными оранжевыми всполохами.

Я сделала шаг вперед, мое сердце колотилось от жалости и ужаса. Этот знак… он был мертвым пятном в океане жизни, который я чувствовала вокруг. Он был как гниль, разъедающая изнутри.

– София,» – тихо позвала я, опускаясь перед ней на колени, но не осмеливаясь прикоснуться. – Этот знак… он причиняет тебе боль?

Она подняла на меня заплаканное лицо. Ее ледяная маска была полностью уничтожена, обнажив измученную, испуганную девушку.

– Боль? – ее голос был хриплым от слез. – Это не боль. Это… пустота. Он высасывает меня. Каждую негативную эмоцию – страх, гнев, отчаяние… он пожирает их и растет. А когда ему не хватает… он начинает пожирать мою собственную магию. Мою душу.

Она снова содрогнулась, обхватив себя руками.

– Он поставил его на меня, чтобы я никогда не смогла пойти против него. Чтобы любая мысль о неповиновении причиняла невыносимую агонию. А теперь… теперь, когда я сбежала… он активировал его на полную силу. У меня не так много времени.

Всеволод наконец заговорил. Его голос был низким и надтреснутым, будто гравий.

– Зачем ты пришла именно к нам? Чтобы мы убили тебя и прекратили твои страдания?

София с горькой усмешкой покачала головой.

– Нет. Хотя это было бы милосердно. Я пришла, потому что ты – единственный, кто может остановить его. И если он добьется своего, моя смерть будет самой ничтожной из миллионов.

Она перевела взгляд с него на меня, и в ее глазах горел странный, фанатичный огонек – смесь ужаса и решимости.

– Он нашел путь к Сердцу Вулкана.

Воздух, казалось, вымер. Даже сияние зала померкло на мгновение. Всеволод застыл, его глаза расширились.

– Сердце Вулкана… – повторил он, и в его голосе прозвучало нечто, чего я раньше не слышала – суеверный страх. – Но это… это миф. Легенда.

– Нет! – резко возразила София, с силой ударив кулаком по полу. – Оно реально! Я видела чертежи, я слышала его безумные бормотания! Он потратил десятилетия, чтобы найти его! Сердце Вулкана – это не артефакт, Всеволод. Это… яйцо. Яйцо Первозданного огненного феникса, того, что дал начало всей магии пламени в нашем мире.

Легенды, которые я читала в архивах Академии, обрывочные и затуманенные, вдруг обрели ужасающую ясность. Первозданный Феникс. Существо, чья мощь сравнивалась с силой самой планеты.

– Если он разбудит его… – прошептала я, и у меня похолодели руки.

– Он не просто разбудит его! – голос Софии снова сорвался на крик. – Он не ищет союза. Он хочет поглотить его! Слить свою магию льда с силой первозданного огня! Он считает, что это сделает его богом!

– Но его магия… она осквернена той самой сущностью, о которой говорили духи! Голодом! Он не сможет контролировать ее! Он разорвет мир на части! – тихо, но эмоционально проговорил Всеволод, продолжая её мысль.

Она снова начала задыхаться, ее тело скрутило от новой волны боли. Черные прожилки вокруг клейма стали заметнее, ядовито-фиолетовыми.

– Он уже начал ритуал, – выдохнула она, с трудом ловя воздух. – В обсидиановом цирке, на разломе между мирами. Он использует магов огня… своих пленников… как батарейки, чтобы растопить ледяную скорлупу яйца. У него уже есть все необходимое. Остались считанные дни… может быть, часы.

Всеволод медленно опустился на корточки перед ней. Его лицо было бледным, но решительным. Вся личная ненависть, казалось, отступила перед лицом этой глобальной угрозы.

– Почему ты не пришла раньше? – спросил он, и в его голосе не было упрека, лишь горькое любопытство.

София с горечью усмехнулась.

– И столкнуться с твоим гневом? Как я была уверена, что ты не прикончишь меня на месте? И… и знак. Пока я оставалась с ним, повиновалась, он почти не беспокоил. Но как только я приняла решение бежать… это началось. Она посмотрела на него, и в ее взгляде была бездонная усталость. – Я предпочла умереть, пытаясь остановить его, чем медленно сгореть как его раба в том аду, который он создаст.

Она протянула дрожащую руку, не касаясь его, а просто указывая на его руку с сияющими листьями.

– Твоя сила… она изменилась. Я чувствую это. Она не такая, как у него. Она… живая. Ты единственный, чей огонь может противостоять его искаженной мощи. Но тебе не победить его в лоб. Даже с твоей новой силой. Нужно остановить ритуал. Разрушить обсидиановый цирк. Высвободить пленных магов.

Всеволод смотрел на нее, и я видела, как в его глазах идет борьба. Верить ли ей? Это могла быть ловушка. Но отчаяние в ее глазах было слишком реальным. А клеймо на ее груди… я чувствовала исходящую от него мертвенную, всепоглощающую ауру. Это не было подделкой.

Он глубоко вздохнул и поднялся.

– Алиса, – он повернулся ко мне. Его взгляд был ясным. – Ты можешь…?

Я поняла его без слов. Я уже подошла к Софии.

– Дай мне посмотреть.

Я закрыла глаза и позволила магии Жизни мягко коснуться края клейма. Это было похоже на прикосновение к гниющей ране. Темная, липкая энергия пыталась ухватиться за мою магию, поглотить ее. Я почувствовала холод, проникающий в самые кости, и шепот безумия, обещающий боль и небытие. Это была та самая сущность – Голод.

Я отшатнулась, бледнея.

– Я… я не могу его снять. Он слишком глубокий. Он вплетен в ее душу.

На лице Софии мелькнуло разочарование, но не удивление.

– Я знала.

– Но… – я добавила, глядя на Всеволода, – возможно, я могу… ослабить его. На время. Как шину на сломанной коне. Это даст тебе время.

Надежда, слабая, как первый луч солнца после долгой ночи, вспыхнула в глазах Софии.

Всеволод кивнул.

– Сделай это.

Я снова сосредоточилась, на этот раз призвав на помощь саму энергию Храма. Светящийся мох на стенах отозвался, и его изумрудный свет соединился с моим. Я не пыталась бороться с темнотой. Я просто создала вокруг клейма кокон из чистой, живительной энергии, изолируя его, лишая его подпитки извне. Я не могла вырвать сорняк, но я могла перекрыть ему солнечный свет. Черные прожилки побледнели. Напряжение в теле Софии ослабло. Она выдохнула – долгий, глубокий выдох, полный облегчения.

– Спасибо, – прошептала она, и в ее голосе впервые прозвучала искренняя, человеческая благодарность.

Всеволод смотрел на нас, и его лицо было суровым. Призрак сестры-предательницы растворился, и перед ним оказалась еще одна жертва его отца, его союзница по несчастью. Враг, ставший сообщником.

– И так, – сказал он, и его голос снова обрел сталь. – Обсидиановый цирк. Где он?

София поднялась на ноги, все еще слабая, но уже не сломленная. Ее взгляд стал тверже, похожим на взгляд стратега, которым она, без сомнения, и была.

– Я отведу тебя. Но нам понадобится план. И… нам понадобится помощь. Он не один. У него есть целая армия.

Мы стояли втроем в сияющем зале – принц огня, маг жизни и принцесса льда, объединенные общей угрозой. Наш хрупкий мир рухнул, но на его обломках родился новый, хрупкий союз. И у нас не было выбора, кроме как победить. Или наблюдать, как весь мир станет жертвой ненасытного Голода. Мы сидели в кругу на теплом полу сияющего зала, и перед нами, вместо карты, парил созданный Софией трехмерный макет из призрачного, мерцающего льда. Это была столица княжества Сварогова – неприступная цитадель Игната. Башни из черного базальта, мосты из хрусталя, пропасти, кишащие ледяными призраками. И в самом сердце – Обсидиановый Цирк, место ритуала, от которого теперь зависели судьбы всех.

– Все входы на мосту Слез перекрыты, – холодным, деловым тоном говорила София, и кончиком пальца она заставляла ледяные фигурки стражников расставляться по позициям. – Он выставил там своих лучших боевых магов льда. Прямой штурм – самоубийство.

Всеволод молча изучал макет. Его поза была напряженной, но ярость в нем поутихла, сменившись сосредоточенной решимостью. Золотые листья на его руке мягко пульсировали, словно в такт его мыслям.

– Мы не пойдем на штурм, – наконец сказал он. – Мы проберемся через старые водостоки. Помнишь, София? Те, что ведут из нижнего города прямо в сады цитадели.

София на мгновение задумалась, затем кивнула.

– Отец… Игнат считает их заваленными. Но да, я помню. Там есть проход. Опасный. Кишит слизнями Тьмы.

– Слизни меня не остановят, – отрезал Всеволод. Его взгляд встретился с моим. – Алиса, твоя магия… ты сможешь осветить путь и, возможно, успокоить их?

Я почувствовала, как в груди загорается искорка надежды. Наконец-то я могла быть полезной не только как целительница.

– Думаю, да. Магия Жизни… она может усмирять низших тварей. Они чувствуют ее и инстинктивно тянутся к свету, а не к разрушению.

Так началась наша долгая ночь. Мы продумывали каждый шаг. София, с ее холодным, аналитическим умом, раскрывала все слабые места обороны, все расписания смен караулов, все личности ключевых магов Игната. Она была бесценным источником информации, и с каждым часом напряжение между ней и Всеволодом таяло, как иней под утренним солнцем. Оно сменялось странным, осторожным взаимопониманием двух командиров, оценивающих силы противника.

– Нам нужны союзники внутри, – сказала я, глядя на ледяное изображение казарм магов Огня. – Ты сказала, он держит их в качестве батареек. Если мы сможем освободить хотя бы часть из них…

– Старый Мастер Илдар, – тут же откликнулась София. – Он был учителем Всеволода. Игнат заточил его первым. Его уважают все маги Огня. Если кто-то и сможет поднять их на восстание, так это он.

Всеволод мрачно кивнул.

– Он содержится в Северной башне. В камерах с подавлением магии. Добраться до него будет сложно.

– Но можно, – парировала София. – Если отвлечь стражу. Взрыв на складе с кристаллами льда на другом конце цитадели, например.

Она посмотрела на Всеволода, и в ее глазах мелькнул знакомый огонек – тот самый, что был у нее, когда она придумывала свои самые коварные тактические схемы. Но теперь этот огонек горел не против него, а за него.

Всеволод в ответ усмехнулся – коротко, беззвучно. Это был не веселый смех, а скорее признание. Признание ее ума.

– Взрыв – это ко мне, – сказал он. – Я позабочусь о том, чтобы он был громким.

Искрик, уставший от наших серьезных разговоров, устроился спать у меня на коленях, свернувшись в огненный клубочек. Его тихое потрескивание и ровное дыхание стали саундтреком к нашей бессонной ночи. Иногда он во сне дергал лапкой, и в воздух вырывались сонные искорки, которые заставляли нас на мгновение отвлекаться и невольно улыбаться. Постепенно план обретал форму. Это была отчаянная, почти безумная авантюра, построенная на точном расчете, внезапности и надежде на то, что остатки чести еще живут в сердцах некоторых придворных.

– Лев, – вдруг сказала София, называя имя мага Воздуха. – Он недоволен Игнатом. Он боится его и жаждет власти для себя. Мы можем использовать его. Сыграть на его страхе и амбициях.

– Доверять ему – все равно что гладить скорпиона, – мрачно проворчал Всеволод.

– Мы не будем ему доверять, – парировала я, неожиданно для себя поймав нить мысли. – Мы дадим ему то, что он хочет – иллюзию контроля. Пусть думает, что использует нас. А в решающий момент…

– … мы выбьем почву у него из-под ног, – закончил Всеволод, и в его глазах вспыхнуло знакомое пламя – но на этот раз не ярости, а почти спортивного азарта.

Мы продолжали говорить, спорить, предлагать новые идеи и отвергать старые. Горький чай, что я приготовила на магическом роднике, согревал нас. Границы между "мы" и "она" окончательно стерлись. Теперь мы были просто тремя людьми, объединенными одной целью. Старые обиды, предательства, боль – все это было отложено в долгий ящик. Перед нами была только задача – гигантская, почти невыполнимая головоломка, и мы собирали ее по кусочкам. Когда за сияющим куполом нашего зала посветлело, возвещая о приближении рассвета, план был готов. Он был рискованным, он был полным дыр, но он был. И мы знали его наизусть.

Мы стояли у входа в Храм, глядя на просыпающийся лес. Воздух был свеж и чист. Всеволод смотрел на восток, где над деревьями поднималась первая алая полоса зари. Его профиль был резок и решителен.

– Сегодня мы возвращаемся в ад, из которого сбежали, – тихо произнес он.

София, стоявшая рядом, выпрямила плечи. Ее лицо было бледным, но спокойным.

– Но на этот раз мы идем туда, чтобы его потушить.

Я взяла их обоих за руки – одну, горячую и испещренную сияющими прожилками, другую – холодную и изящную. И через нашу тройную связь, хрупкую, но прочную, как паутина, пошла волна решимости.

– Мы идем вместе, – сказала я просто. И в этих словах была вся наша сила.

Старые обиды были забыты. Оставался только долгий и опасный путь домой – чтобы спасти его от уничтожения.

Глава 5. Танцующее пламя ненависти

Путь назад в столицу был похож на возвращение в кошмар наяву. Каждый шаг отдалял нас от сияющего уединения Храма и приближал к дымному, пропитанному страхом воздуху владений Игната. Лес, сначала дружелюбный и живой, постепенно менялся. Деревья становились чахлыми, их листья – блеклыми и скрученными. Пахло не цветами и свежей хвоей, а гарью и остывшим пеплом. Мы шли молча, каждый наедине со своими мыслями. Я чувствовала, как тревога сжимает мне горло. Возвращаться в место, где я была пленницей, где Всеволод чуть не погиб… это требовало невероятных усилий. Моя рука сама искала его руку, и его пальцы тут же смыкались с моими в крепком, ободряющем рукопожатии. Его присутствие было моим якорем. Он сам был напряжен, как тетива лука. Его взгляд, устремленный вперед, был жестким и отрешенным. Он возвращался домой не как наследник, а как изгой, как мститель. Я чувствовала через нашу связь бурю в его душе – гнев, приглушенный новой, обретенной силой, и глухую, ноющую боль от предательства, которая все еще кровоточила. София шла чуть поодаль, ее осанка была прямой, но лицо выдавало внутреннюю борьбу. Каждый шаг, приближавший нас к цитадели, был для нее испытанием. Она возвращалась в свой личный ад, в золотую клетку, из которой сбежала. Иногда ее рука непроизвольно тянулась к груди, где под одеждой скрывалось пульсирующее клеймо. Мое временное облегчение все еще действовало, но тень боли уже маячила на горизонте.

Первой серьезной преградой стала Река Седых Слез. Когда-то широкая и полноводная, теперь она была закована в толстый слой магического льда, который не таял даже днем. Лед был неестественно черным и испускал легкую дымку, вызывающую онемение в конечностях. Перейти вброд было невозможно.

– Игнат перенаправил подземные теплые источники, чтобы укрепить свои оборонительные рубежи, – без эмоций констатировала София. – Мост охраняется.

Мы укрылись за валунами на опушке. Вдали виднелся единственный арочный мост, на котором, как и предсказывала София, стояла застава. Маги Льда в синих с серебром мундирах несли неторопливый дозор.

– Мы не можем сражаться с ними, – прошептал Всеволод. – Шум привлечет внимание со всей округи.

– Нам и не нужно, – ответила я, пристально глядя на черный лед. Я закрыла глаза, погрузившись в свою магию. Я искала не слабость во льду, а слабость в самой магии, что его создала. И я нашла ее. Лед был сильным, но мертвым. Он не был частью природного цикла. А моя магия была самой жизнью.

Я прижала ладони к мерзлой земле и послала вниз, под реку, тихий, но настойчивый зов. Я не приказывала. Я просила. Я показывала реке ее прежнее русло, ее свободу, ее силу. Сначала ничего не происходило. Потом лед под мостом с тихим, похожим на стон, скрипом покрылся паутиной тонких трещин. Маги насторожились. Еще один толчок, еще одна волна живительной энергии – и из-под черного льда, с шипением и яростью, пробился на поверхность узкий, но стремительный поток горячей воды из подземного источника, который Игнат не сумел полностью перекрыть. Лед вокруг закипел, поплыли клубы пара, создавая густую, непроглядную пелену.

– Идем! – скомандовал Всеволод.

Мы рванули к мосту, пробираясь сквозь слепящий туман. Слышались крики растерянных стражников, но сквозь пар они не видели нас. Мы проскользнули как тени, наши сердца бешено колотились. Это была первая маленькая победа, доказательство, что наша странная троица может действовать слаженно.

Далее наш путь лежал через Мертвые Холмы – выжженные пустоши, где когда-то бушевали великие битвы. Земля здесь была пропитана болью и смертью, и моя магия чувствовала себя здесь чуждо и тревожно. Воздух дрожал от призрачных эхо, а под ногами шевелилась потревоженная прахом тварь – костяные пауки, порождения некромантии, которую Игнат поощрял в своих поисках силы. Они вылезали из трещин в земле, их пустые глазницы светились зеленым огнем. Их было десятки. Всеволод шагнул вперед, его золотые листья вспыхнули. Но вместо того, чтобы испепелять их, он сосредоточился. Он послал вперед волну чистого, сконцентрированного тепла. Он не сжигал их – он заставлял кости, пропитанные магией льда, трескаться и рассыпаться от резкого перепада температуры. Это был изящный, почти хирургический удар. София, в свою очередь, действовала с ледяной эффективностью. Ее пальцы выписывали в воздухе руны, и тонкие, как иглы, осколки льда с свистом впивались в сочленения скелетов, парализуя их. Она не тратила силы на мощные заклинания – только на точные и смертоносные удары.

Я же сосредоточилась на защите. Я создавала вокруг нас слабые, но упругие барьеры из живой энергии, которые не давали паукам приблизиться вплотную. Мы работали как единый механизм, дополняя друг друга. Впервые с момента нашего безумного союза я почувствовала не просто необходимость, а настоящую синхронность. Наконец, позади остались и холмы. Перед нами, в зловещем багровом зареве заката, выросла столица. Цитадель Сварогова. Она казалась вырезанной из единой глыбы черного обсидиана, ее шпили впивались в небо, как клыки. От нее веяло таким холодом и мощью, что дыхание перехватывало.

Мы укрылись в развалинах старой мельницы на окраине нищего Нижнего Города. Отсюда был виден и мост Слез, уставленный факелами стражников, и мрачные башни цитадели. Всеволод стоял у разбитого окна, его кулаки были сжаты. Он смотрел на дом своего детства, на трон, который должен был быть его, на отца, который стал его палачом.

– Он там, – тихо сказал он, и его голос был полон такой ненависти, что по коже побежали мурашки. – И завтра мы покончим с этим.

София молча кивнула, ее взгляд тоже был прикован к цитадели. Но в ее глазах был не гнев, а решимость. Она сражалась за свое освобождение в самом буквальном смысле. Я подошла к Всеволоду и обняла его сзади, прижавшись щекой к его спине. Я чувствовала, как бьется его сердце – учащенно и громко.

– Мы сделаем это, – прошептала я. – Вместе.

Он положил свою руку с сияющими листьями поверх моей. Его прикосновение было горячим и уверенным.

– Вместе, – повторил он.

Завтра нас ждал ад. Но сегодня мы были вместе. И в этом был наш главный козырь. Мы прошли через страх и предательство, и вышли из этого сильнее. И теперь мы были готовы принести огонь надежды в самое сердце тьмы.

Заброшенные водостоки встретили нас густым, влажным мраком и запахом плесени, столетиями копившейся на камнях. Воздух был спертым и тяжелым, каждый вдох обжигал легкие. Под ногами хлюпала мутная жижа, а с низкого свода то и дело свисали липкие, бледные грибы, похожие на слепые глаза. Я шла первой, подняв перед собой ладонь. От нее исходил мягкий, серебристо-зеленый свет магии Жизни, который не просто освещал путь, но и заставлял отползать вглубь туннеля темные, шевелящиеся комки – тех самых слизней Тьмы. Они шипели и таяли, как воск, едва касаясь края моего сияния. Всеволод шел позади, его спина была моим щитом. Я чувствовала исходящее от него напряжение. Его собственная магия, теплое сияние Солнечного Корня, было приглушено, сжато в кулак, готовое в любой миг вырваться наружу. Он знал эти туннели, но в его памяти они были местом детских игр, а не путем к возможной гибели. София замыкала цепь. Ее дыхание было ровным, но я чувствовала ее страх. Он витал в воздухе – острый, металлический привкус. Каждый шаг глубже в чрево цитадели был для нее шагом назад в кошмар. Она шла, сжимая в руке маленький кристалл льда, который служил ей компасом и, я подозревала, слабым утешением.

– Скоро развилка, – ее голос прозвучал приглушенно, словно она боялась, что стены услышат нас. – Направо – к старым казармам. Налево… в подземелья. Нам направо.

Мы свернули в узкий проход, где пришлось идти согнувшись. Камни здесь были теплее, и в воздухе витал едва уловимый запах гари и пота. Гул голосов доносился сверху, сквозь решетки стоков. Мы были прямо под главным плацем цитадели. Внезапно мой свет выхватил из тьмы нечто иное. Не слизня, а человеческую фигуру, сгорбленную над грудой каких-то тряпок. Старик. Его лицо было изможденным, одежды – лохмотьями. Но когда он поднял голову, его глаза, выцветшие от возраста и лишений, вспыхнули узнаванием.