Сердце Ледяного Клана. Том 2: Алиса. Наследие жизни и пепла

– Алиса! – успел он крикнуть, прежде чем провалиться по пояс.

Я бросилась к нему, схватила за руку, но мох подо мной тоже пополз, осыпаясь в темноту. Мы полетели вниз. Это не было страшным падением в пропасть. Скорее, нас мягко, но неумолимо затянуло в густую, упругую паутину из корней, веток и того самого мха. Мы кувыркались, словно в водовороте из листьев и земли, и через несколько мгновений с глухим, но мягким стуком приземлились на что-то упругое. Я откашлялась, отряхивая с лица липкие травинки. Всеволод уже встал на ноги, помогая мне подняться. Его глаза были широко раскрыты, а рука инстинктивно сжимала рукоять воображаемого меча.

– Где мы? – прошептал он.

Я посмотрела вокруг и поняла, что не знаю ответа. Мы стояли в лесу. Но это был не наш лес. Это было нечто иное. Свет здесь был не солнечным, он словно исходил от всего вокруг. Стволы деревьев, невероятно высоких и древних, испещренные узорами, похожими на звездные карты, светились изнутри нежным серебристым сиянием. Листья на них были не зелеными, а цвета лунной дорожки, темного аметиста и глубокого сапфира. Они тихо перешептывались, издавая мелодичный звук, похожий на перезвон хрустальных колокольчиков и шорох. Воздух был густым, как мед, и пах не сосной или цветами, а озоном после грозы, старым деревом и чем-то неуловимо чужим, древним, как сама планета. Гигантские папоротники, каждый лист которых был усеян мерцающими, как созвездия, каплями росы, склонялись над нами, словно зачарованные стражи. Под ногами стелился ковер из мха, но он был не зеленым, а фиолетовым и синим, и при каждом нашем шаге вспыхивал крошечными огоньками, расходящимися кругами, словно волны по воде.

– Это… его никогда не касалась нога человека, – выдохнула я, и мое сердце забилось в унисон с этим мерцающим светом. Магия Жизни внутри меня пела, звенела, резонируя с мощным, древним потоком, что тек в каждом листке, в каждой песчинке земли.

Мы сделали несколько осторожных шагов вперед, и тут движение справа заставило нас замереть. От ствола одного из светящихся деревьев медленно отделилась фигура. Потом другая. И еще. Они были высокими и стройными, их тела словно были выточены из самого дерева – гибкого, живого, покрытого узорчатой корой, переливающейся серебром и бронзой. Их конечности были длинными и изящными, пальцы больше походили на ветви с тонкими, резными листьями на кончиках. Лица… у них не было лиц в человеческом понимании. Там, где должны были быть глаза, горели две точки спокойного, мудрого света – у одного цвета молодой листвы, у другого – цвета темного янтаря. На месте рта была лишь легкая складка, но когда один из них заговорил, его голос прозвучал не в ушах, а прямо в сознании, как шелест листьев на ветру, обретающий смысл.

"Кто ступает в Сердцевинный Лес? Кто пришел в обитель, что была сокрыта до скончания времен?"

Голос был не громким, но полным такой неоспоримой власти, что я невольно сделала шаг назад, наткнувшись на Всеволода. Он стоял, как вкопанный, его рука нашла мою и сжала ее.

Я заставила себя выпрямиться. Моя магия, моя суть, требовала ответа.

– Мы… мы не хотели нарушить ваш покой, – начала я вслух, но затем перешла на мысленное общение, чувствуя, что это будет правильнее. "Меня зовут Алиса. Это Всеволод. Мы провалились сквозь мох. Мы искали только свой дом."

Духи, древоходцы, приблизились. Они двигались бесшумно, их ступни, больше похожие на корни, не оставляли следов на светящемся мхе. Один из них, тот, чьи "глаза" горели зеленым светом, склонился, чтобы рассмотреть нас ближе. Его "взгляд" остановился на мне.

"Ты пахнешь жизнью. Первозданной. Той, что была в Начале. Ты – Возрождающая"

Затем он повернулся к Всеволоду. Его светящиеся точки-глаза сузились.

"А ты… пахнешь пеплом. И новым ростком. Ты прошел через Угасание и не потух. Странная пара. Запретный союз"

Всеволод выдержал его взгляд и ответил ему: "Наша связь – наша сила. Мы не ищем вражды"

Второй древоходец, с глазами цвета янтаря, поднял свою ветвистую руку. В воздухе перед ним возникло изображение – силуэт нашего Храма, увитый светящимися лианами.

"Вы живете в Преддверии. В Прихожей мира. А это – его Сердце. Вы не должны были найти сюда дорогу. Но раз вы здесь… значит, Лес позволил. Значит, он ждал"

Первый древоходец выпрямился. Его мысленный голос прозвучал торжественно и строго.

"Возрождающая и Неугасимый. Лес признает вашу суть. Но знайте: то, что вы увидите здесь, должно остаться с вами. Вы – хранители тайны. И теперь вы – часть великого Равновесия"

Он сделал шаг в сторону, и за спинами духов нам открылся вид на сердце Древнего Леса. В центре гигантской поляны стояло дерево, такое огромное, что его вершина терялась в сияющем тумане, застилавшем "небо" этого подземного мира. Его кора была чистейшим серебром, а с ветвей, вместо листьев, струились живые реки света, которые, падая вниз, превращались в сверкающие ручьи, питавшие всю эту экосистему. Мы стояли, пара смертных, затерявшихся в мире, который был старше самых древних легенд. Мы стояли, завороженные видением Древа-Прародителя, и тишина вокруг была настолько громкой, что звенела в ушах. Воздух, густой от магии, словно медленно тек в легкие, и каждый вдох наполнял меня ощущением невероятной, немыслимой древности.

"Подойдите ближе," – прозвучал в наших умах голос древоходца с глазами цвета листвы. Его звали Элхорин, как мы позже узнали. "Сердце Леса желает вас видеть."

Мы пошли за ним, наши шаги бесшумно тонули в мерцающем ковре. Чем ближе мы подходили к Древу, тем сильнее становилось давление магии. Оно было не враждебным, а… всеобъемлющим. Казалось, сама ткань реальности здесь была тоньше, и сквозь нее проступала истинная сущность мира – чистая, необузданная магия жизни. Всеволод шел, не сводя глаз с серебряного исполина. Его рука в моей была горячей, и через нашу связь я чувствовала не страх, а благоговейный трепет. Его собственная, изменившаяся магия, тихая и глубокая, отзывалась на зов Древа, как эхо. Мы остановились в нескольких шагах от ствола. Вблизи он казался стеной из живого, дышащего металла. Ручьи света, струившиеся с ветвей, падали рядом, и, приглядевшись, я увидела, что они не просто испаряются, а питают корни других, меньших деревьев, образуя сложную, сияющую паутину жизни.

Древоходец с глазами янтаря, Орондор, поднял руку, и один из ручейков света изменил траекторию, спустившись и зависнув в воздухе перед нами. Свет сгустился, превратившись в сияющую сферу, внутри которой заплясали тени – образы лесов, гор, рек, сменяющие друг друга эпохи.

"Вы видите память Леса,"– прозвучал голос Орондора. "Он помнит рождение рек и подъем гор. Он помнит, как первые семена магии упали на эту землю. И он помнит Угасание – время, когда магия Жизни почти покинула мир, уступив место стихиям грубой силы."

В сфере мелькнул образ одинокой, скорбящей фигуры в зеленых одеждах, а затем – вспышки огня и льда, сокрушающие древние рощи.

"Возрождающая," – Элхорин повернулся ко мне. "Твое возвращение не случайно. Равновесие нарушено. Силы, что когда-то вытеснили твоих предков, жаждут теперь подчинить себе все. Они пробуждают древних стражей и искажают саму суть мира"

В сфере света мы увидели знакомые очертания. Князь Игнат Сварогов стоял в центре сложного ритуала. Вокруг него клубилась не просто магия льда, а нечто темное, вязкое, что замораживало не тело, а саму душу. И перед ним, скованный тенями, бился огромный, каменный страж, чьи глаза медленно загорались зловещим багровым светом.

Всеволод издал сдавленный звук. Его пальцы вцепились в мою руку так, что кости затрещали. Я чувствовала его ярость, его боль, его отвращение.

"Он не просто мой отец," – мысленно прошипел он, и его "голос" был полон яда. "Он… раковая опухоль на этом мире. Он не остановится, пока все не превратит в ледяную пустыню."

"Верно, Неугасимый," – мысль Орондора была холодной, как гранит. "Его гордыня и жажда власти сделали его проводником Голода – сущности, что пожирает жизнь и магию. Он думает, что контролирует ее. Он ошибается."

Элхорин сделал шаг к Всеволоду. "Ты носишь в себе его наследие. Но также и искру надежды. Ты отверг путь разрушения. Твое пламя больше не жжет – оно согревает. Лес видит это. И потому он предлагает тебе союз."

Древоходец протянул свою ветвистую руку к стволу Древа-Прародителя. Кора на мгновение разошлась, и оттуда выкатился небольшой, теплый предмет, похожий на семя, выточенное из темного, почти черного янтаря. Оно упало в руку Всеволода.

"Семя Солнечного Корня," – пояснил Элхорин. "Оно будет питать твою новую магию. Поможет ей укорениться и возрасти. Но берегись – сила, которую ты получишь, не для битв. Она для защиты. Для роста. Чтобы противостоять Голоду, нужно не уничтожать, а возрождать."

Всеволод смотрел на семя, лежавшее на его ладони. Оно начало светиться, и тонкие, золотые прожилки побежали по его темной поверхности, повторяя узор вен на руке Всеволода. Он сжал его в кулаке и кивнул, его взгляд был твердым и решительным.

Затем духи обратились ко мне.

"Возрождающая, твоя сила – ключ. Но ты все еще учишься ходить в мире, что забыл тебя. Лес даст тебе знания."

Орондор указал на сияющие ручьи, струящиеся с ветвей. "Прикоснись к ним. Испей из источника памяти. Узнай, на что способна магия Жизни, когда она не скована страхом."

С замиранием сердца я подошла к одному из самых больших потоков света. Он был теплым и вибрировал, словно живой. Я протянула руку, и в тот миг, когда мои пальцы коснулись сияющей струи, в меня хлынул поток.

Это не были слова или образы. Это было знание. Чувство. Я вдруг поняла, как деревья общаются друг с другом через мицелий, сплетающийся в единую сеть сознания. Я ощутила боль земли, где ее ранили. Радость реки, когда в нее возвращалась рыба. Я узнала заклинания роста и исцеления, которые не лечили раны, а убеждали тело вспомнить свое идеальное состояние. И я увидела темную, пульсирующую пустоту – Голод, который как черная дыра пожирал все на своем пути.

Я отшатнулась, едва не падая. Всеволод подхватил меня. Его руки были моей опорой в этом водовороте новых знаний.

"Теперь вы видели," – голос Элхорина был полон печали. "Битва приближается. Вы не сможете вечно скрываться здесь. Но теперь вы не одни. Лес с вами. Идите. Укрепляйте свою связь. Растите. Ваше убежище теперь будет вашей крепостью."

Древоходцы медленно отступили, сливаясь со стволами деревьев, пока от них не остались лишь мерцающие точки глаз, а затем и они исчезли. Мы стояли одни у подножия Древа-Прародителя, два человека, на чьи плечи только что возложили судьбу мира. В одной руке Всеволод сжимал семя новой силы. Во мне бушевало море древних знаний. Мы были всего лишь людьми. Но мы были вместе. И за нами стоял весь древний, живой лес.

– Пойдем домой, – тихо сказал Всеволод. Его голос был твердым. – У нас есть работа.

Я кивнула, все еще не в силах вымолвить ни слова. Мы развернулись и пошли обратно к тому месту, где упали сюда, чувствуя на своих спинах вес миллионов лет, которые теперь смотрели на нас с тихой надеждой. Мы вернулись в наш Храм, но это было уже не просто убежище. После увиденного в Сердцевинном Лесу каждый светящийся мох, каждый шепот листьев нашего серебристого древа казался теперь осмысленным, полным древней мудрости. Воздух звенел от напряжения, и даже Искрик, обычно неугомонный, сидел на корточках у входа в главный зал, настороженно поводя ушами, его шерстка переливалась тревожными багровыми всполохами.

Всеволод не выпускал из рук Семя Солнечного Корня. Оно лежало на его ладони, и теперь я видела то, что не заметила сначала – крошечные, почти невидимые золотые нити тянулись от него к полу, словно пытаясь укорениться прямо в его коже.

– Оно… живое, – прошептал он, и в его голосе был восторг, смешанный со страхом. – Оно хочет расти. Но для этого ему нужна почва. Не земля… а магия.

"Ты и есть его почва," – послала я мысль, подходя ближе. "Твое тепло. Твое новое, спокойное пламя"

Он кивнул, все еще не отрывая глаз от семени.

– Я чувствую это. Но я боюсь. Что, если я его погублю? Что, если моего тепла недостаточно?

Я взяла его свободную руку и прижала ее к своей груди, к тому месту, где билось мое сердце, навсегда связанное с его.

– Ты не один, – сказала я просто. – Мы сделаем это вместе.

Мы подошли к нашему серебристому дереву. Оно встретило нас тихим, одобрительным перезвоном листьев. Казалось, оно ждало этого момента. Всеволод опустился на колени у самых корней, я – рядом с ним. Он зажмурился, сконцентрировался, и я почувствовала, как его магия – то самое теплое, невидимое сияние – собралось в точке между его ладонями, где лежало семя.

– Помоги мне, – выдохнул он.

Я закрыла глаза и погрузилась в нашу связь, а через нее – в самую суть его существа. Я не стала вливать в него свою силу. Вместо этого я стала… мостом. Проводником. Я направила к нему тот самый тихий гул жизни, что исходил от Храма, от мха, от самого воздуха. Я шептала древние слова, почерпнутые из потока памяти Древа-Прародителя – не заклинания, а просьбы, приглашения.

И случилось чудо. Семя на его ладонях дрогнуло. Золотые прожилки на его поверхности вспыхнули так ярко, что на мгновение ослепили нас. Потом из семени робко пробился тонкий, почти прозрачный росток. Он был не зеленым, а цвета расплавленного золота. Он потянулся не вверх, а вниз, к ладоням Всеволода, и коснулся его кожи. Всеволод вздрогнул, но не отдернул руку. Его лицо озарилось смесью изумления и благоговения. Росток мягко вошел в его плоть, не причиняя боли, словно возвращаясь домой. Золотые прожилки побежали по его руке, под кожей, сливаясь с его венами, и медленно поползли вверх, к локтю.

Одновременно с этим мощный, теплый импульс прошел от него ко мне через нашу связь. Это была не его магия и не моя. Это было нечто третье, рожденное нашим союзом и благословением Леса. И тогда наш Храм ответил. Светящийся мох на стенах вспыхнул ослепительным изумрудным сиянием. Корни, образующие свод, зашевелились, сплетаясь в новые, более сложные узоры. А наше серебристое дерево… с его ветвей прямо на нас хлынул ливень из сияющих, хрустальных капель. Они падали на нас, на Всеволода, на его руку, и каждая капля, касаясь золотого ростка, заставляла его расти быстрее, становиться крепче. Из ростка появился первый листок. Он был крошечным и по форме напоминал язычок пламени, но был сделан из чистого, сияющего золота. Он трепетал, впитывая магию Храма и нашу объединенную энергию.

Вдруг Искрик, наблюдавший за всем этим, издал пронзительный, ликующий крик и прыгнул прямо на руку Всеволода. Он свернулся клубком вокруг золотого ростка, и его огненная шкурка вспыхнула так ярко, что мы не могли смотреть. Он стал живым горном, кузницей, в которой ковалась эта новая жизнь. От его жара золотые прожилки на руке Всеволода засветились еще интенсивнее. Прошло несколько минут, а может, часов – время в Храме потеряло свой смысл. Когда сияние наконец утихло, мы увидели результат.

На предплечье Всеволода, от запястья почти до локтя, цвело самое невероятное растение, которое я когда-либо видела. Его «стеблем» были те самые золотые прожилки под кожей, которые теперь пульсировали мягким светом. А из них расцветали листья – маленькие, идеальные копии языков пламени, отлитые из золота и светящиеся изнутри. Они мягко покачивались в такт его дыханию. Это было и частью его, и отдельным, живым существом – симбионтом, детищем огня и жизни.

Всеволод медленно поднял руку, разглядывая ее с немым восторгом. Он сжал кулак, и золотые листья-пламя вспыхнули ярче, отбрасывая теплые блики на стены.

– Я… чувствую его, – проговорил он, и голос его был полон слез. Слез счастья. – Оно не просто растет на мне. Оно растет со мной. Оно – это я. Моя сила. Наша сила.

Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидела не того сломленного юношу, не принца, бегущего от прошлого, а нового человека. Хранителя. Возрожденного. В этот момент стена за нашим древом с тихим шелестом раздвинулась, открывая проход, которого раньше не было. Оттуда повеяло ветром, пахнущим озоном и звездной пылью. Там, в глубине, мерцал новый зал, и в его центре бил источник не воды, а чистого, сиящего света. Храм рос и менялся вместе с нами. Он открывал нам новые свои уровни, свои тайны, готовя нас к той битве, что ждала впереди. Мы стояли на пороге нового чуда, рука об руку, с цветущей магией на коже и с бесконечным доверием в сердцах.

Глава 4. Отражение во льду

Мы сидели на теплом, гладком полу нового зала, купаясь в его сиянии. Золотой свет был осязаемым, как жидкий мед; он обволакивал кожу, согревал изнутри и наполнял до кончиков пальцев тихой, вибрирующей радостью. Всеволод лежал, положив голову мне на колени, и я перебирала пальцами его волосы, любуясь тем, как в их темных прядях играют блики. Его рука с цветущими золотыми листьями лежала на его груди, и они мягко пульсировали в такт его сердцу.

– Я никогда не думал, что могу чувствовать себя так… цельно, – проговорил он, глядя в сияющий купол над нами. Его голос был расслабленным, полным глубокого, дремотного счастья. – Раньше внутри всегда была буря. Гнев. Боль. А сейчас… тишина. Но не пустая. Наполненная. Как будто все части моего существа наконец встали на свои места.

Я наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Потому что ты нашел свое истинное пламя. Не то, что тебе навязали.

Он поймал мою руку и прижал ее к своей щеке. Его глаза, эти удивительные глаза с моими зелеными искрами, сияли в золотом свете чистой, безудержной любовью.

– Я нашел тебя. Все остальное – следствие.

Искрик, не желая оставаться в стороне, с веселым потрескиванием запрыгнул ему на грудь и принялся тыкаться горячим носиком в его подбородок, требуя ласки. Всеволод рассмеялся – настоящим, грудным смехом, который эхом разнесся по залу. Он почесал зверька за ухом, и Искрик, мурлыча, выпустил в воздух несколько радостных искорок, которые закружились в сияющем потоке, как снежинки в луче фонаря.

Мы болтали о пустяках. О том, как Искрик вчера умудрился украсть и сжечь его носок. О том, не пора ли нам дать имена светящимся цветам в нашем саду. О том, как бы выглядел океан, если бы его волны были из жидкого лунного света. Это были глупые, прекрасные мечты, и мы смеялись, как дети, забывшие о существовании зла и опасности. В этот миг мы были просто двумя влюбленными, затерянными в своем собственном волшебном мире, где нет ни прошлого, ни будущего, только бесконечное, сияющее настоящее.

Всеволод притянул меня к себе, и его губы нашли мои. Этот поцелуй был сладким и неторопливым, полным абсолютного доверия и безмятежности. Золотой свет, казалось, сгущался вокруг нас, обволакивая нас в сияющий кокон. Я чувствовала, как наша связь поет тихую, ликующую песню, сплетая наши души в еще более прочный, неразрывный узел.

И в этот самый миг абсолютного покоя мы услышали это. Ш-ш-шорох.

Тихий. Едва уловимый. Как будто кто-то осторожно провел сухой веткой по камню в соседнем зале, в нашем главном святилище. Мы замерли одновременно, как по команде. Смех застрял у нас в горле. Поцелуй оборвался.

Искрик мгновенно насторожился. Его уши прижались к голове, шерсть встала дыбом, и из его глотки вырвалось низкое, предупреждающее рычание, совсем не похожее на его обычное потрескивание. Его глаза, обычно полые искорки, сузились до двух багровых точек. Всеволод медленно поднялся, его движение было плавным и готовым к бою. Его лицо стало маской сосредоточенности, вся расслабленность исчезла без следа, сменившись напряженной готовностью. Золотые листья на его руке вспыхнули тревожным, ярким светом, словно факелы.

"Ты слышала?" – его мысленный голос был острым, как лезвие.

Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Сердце заколотилось где-то в горле, сжимаясь ледяным комом страха. Мы были так уверены в своей безопасности. Храм был нашим щитом, нашим сокровенным тайником. Мысли лихорадочно закрутились в голове. Кто? Отец? София? Кто-то другой? Как они нашли нас?

Ш-ш-шорох. Снова. Ближе. Уже в проходе, который вел из главного зала сюда. Всеволод бесшумно встал, оттесняя меня за свою спину защитным жестом. Его правая рука сжалась в кулак, и вокруг нее заколебался воздух от жара – не яростного, каким он был раньше, а сконцентрированного, готового к удару. Искрик спрыгнул на пол и встал между нами и входом, его спина была выгнута, а из пасти вырывались клубы дыма с горящими искрами. Я прижала к груди подаренную русалкой ракушку, чувствуя, как ее прохлада смешивается с леденящим ужасом. Моя магия, только что дремавшая мирным потоком, взвилась внутри, готовясь либо к исцелению, либо к защите. Я не была воином, но чтобы защитить его, наш дом, наше чудо, я готова была стать кем угодно. Тень заколебалась в проеме. Длинная, искаженная сиянием нашего зала. Она была слишком высокая и худая для человека. Слишком… неестественная.

– Покажись! – бросил вызов Всеволод, и его голос громыхнул в тишине, полный прежней, свароговской ярости, которую я не слышала уже несколько недель. В ответ из темноты донесся новый звук. Не шорох. А тихий, дребезжащий вздох. Он был леденящим душу и абсолютно чужим. Наш рай был нарушен. Неприкосновенность нашего убежища разрушена. Кто-то или что-то пробралось в самое сердце нашего мира. И теперь нам предстояло защищать его. Ценой своей жизни.

Из темноты проступила сначала тонкая, алебастровая рука, обвитая серебряными браслетами в форме льдинок. Потом длинные пряди волос цвета воронова крыла, отливающие синевой. И наконец, она вышла вся – София. Но это была не та надменная, холодная принцесса, что сражалась с нами в тот день. Ее роскошное платье было порвано и покрыто подтеками грязи, на щеке алела свежая царапина, а в глазах, таких же ледяных, как у отца, плясали отблески нашего золотого света и что-то еще… животный, нечеловеческий страх.

Мы застыли, пара остолбеневших статуй. Мозг отказывался верить. Из всех возможных угроз – Игнат, его маги-приспешники, древние чудовища – мы меньше всего ожидали увидеть её. Всеволод пришел в себя первым. Весь его недолгий покой, вся обретенная гармония взорвались вулканом первобытной ярости. Воздух вокруг него заколебался от жара, золотые листья на его руке вспыхнули ослепительно, почти белым светом.

– ТЫ! – его рык был полон такой ненависти, что стены Храма, казалось, содрогнулись. Искрик, шипя, отскочил в сторону, его шерстка полыхала алым.

Он не стал тратить время на слова. Не спрашивал, как она нашла нас, зачем пришла. В его сознании она была частью кошмара, который разрушил его жизнь, предательницей, стоявшей рядом с отцом, когда тот занес над ним клинок. Всеволод рванулся с места с той самой сокрушительной скоростью, что была его визитной карточкой в бою. Но теперь его движения были иными – не слепой яростью, а сконцентрированной мощью. Он не просто бросился на нее – он обрушился, как лавина. Его правая рука, увенчанная сияющими листьями, описала дугу, и по траектории его движения в воздухе вспыхнула стена золотого пламени. Оно было плотным, как расплавленный металл, и гналось за Софией, пытаясь отрезать ей путь к отступлению. Одновременно он левой рукой послал в ее сторону сгусток сконцентрированного жара – не огненный шар, а невидимую ударную волну, от которой воздух затрепетал, а мох на стенах позади нее мгновенно почернел и истлел. София не ожидала такой мощи. Ее глаза расширились от шока. Она не видела его с тех пор, как он был на грани смерти. Она не знала о его преображении. Но инстинкты бойца сработали молниеносно. Ее руки взметнулись в изящном, отработанном жесте.

– Ледяная стена!

Перед ней с грохотом, ломая сияющий пол Храма, взметнулась баррикада из черного, абсолютно прозрачного льда. Золотое пламя Всеволода врезалось в нее, но не прожгло, а лишь расплавило поверхность, заставив лед потрескаться и зашипеть клубами пара. Невидимая ударная волна ударила в ледяную преграду, и та с оглушительным треском разлетелась на тысячи острых осколков. София использовала момент. Она не стала атаковать его в лоб. Она знала его силу. Ее тактика всегда была в контроле и изморы.

– Кольцо Холода! – ее голос прозвучал ледяным эхом.

От ее ступней по полу побежала инейная паутина. Все, чего она касалась, мгновенно сковывалось слоем сверкающего голубого льда. Морозный ветер, пахнущий острием кинжала, рванул на нас. Я почувствовала, как кровь стынет в жилах, а дыхание замирает. Искрик с визгом отпрыгнул, его огненная шкурка шипела, сталкиваясь с ледяным дыханием заклинания. Всеволод лишь усмехнулся – коротко и яростно. Он топнул ногой, и золотые прожилки на его руке вспыхнули ярче. Волна тепла, физически осязаемая, распространилась от него кругами. Лед под его ногами не просто растаял – он испарился с резким шипением. Наступающая инейная паутина остановилась, не в силах преодолеть создаваемую им ауру жара.