Пламя во тьме

Внешне (сухо, после падения Астрит):

– Встала? У драконов нет слова «не могу». Только «ещё нет».

Внутренне (с болью, почти материнской):

Прости, что я такая жёсткая. Но если я буду мягкой, мир не пощадит тебя. Ты должна быть сильнее скал, быстрее реки. Чтобы никто не смог отнять у тебя это небо, этот лес, этот дом. Чтобы ты всегда могла вернуться к ней – к той, что напевает тебе колыбельные на языке, который ты ещё только учишь понимать.

Внешне (когда Астрит наконец пробегает круг идеально):

– Лучше. Но завтра – быстрее.

Внутренне (с улыбкой, которую никто не видит):

Вот и всё. Моя девочка. Моя маленькая буря, которая скоро затмит даже меня. Отдохни теперь. Заслужила.

И вот, в один из вечеров, когда солнце уже скрылось за горизонтом, окрасив небо в багряные тона, мать подошла к Астрит, одетая не в привычную броню для тренировок и не в простую одежду для посещений города, а в свой полный, сияющий боевой доспех ее ордена. Керамическая маска, укреплённая мощной магией и древними рунами, скрывала её лицо, но не могла скрыть торжественности момента. – Анастария, – произнесла она, и её голос прозвучал как колокол, – сегодня твоё посвящение нёсшей богине и дарование тебе благословения нашей великой богини. Это начало твоего истинного пути.

Ночью мать, подхватив Астрит на руки – легко, словно перо, – распахнула свои могучие, переливающиеся в лунном свете крылья и, взмывая в темное, усыпанное звёздами небо, начала громкую, проникновенную молитву богине, каждый слог которой вибрировал силой веков. Приземлившись на таинственный, овеянный легендами холм, её взору предстал древний алтарь из черного камня, испещренный рунами, и она почувствовала схожую, могучую силу своей матери и кого-то всесильного, великого, чье присутствие наполняло воздух электричеством. Поставив Затерянный холм в глубине древнего леса, окутанный магической пеленой, делающей путь сюда почти невозможным для непосвященных. На вершине – алтарь из черного базальта, испещренный серебряными рунами, которые мерцают в лунном свете. Воздух густой, наполненный запахом влажной земли, холодного камня и мистической тишины. Анастария стоит на коленях, ее драконьи лапы устойчиво покоятся на мшистой земле. Рядом – Астрит, ее приемная дочь, с новыми чешуйчатыми лапами и золотыми глазами, в которых смешаны трепет и решимость.

Молитва Анастарии:

(Голос низкий, вибрирующий, словно отдаленный гром, эхом разносящийся в лесной тиши)

«О, Неизреченная Мгла, Владычица Вечной Тени, услышь голос своей служительницы.

Я – Анастария, Твой верный Волк, Твой клинок, рассекающий пелену иллюзий.

Я пришла не с мольбой о себе, ибо вся моя сила – лишь отблеск Твоей воли.

Я пришла с той, что дух от духа моего, хоть и не плоть от плоти – с дочерью моей, Астрит.

Она – дитя иного мира, мира шума и ложного света, чьи воспоминания запечатаны в глубинах её существа.

Её форма изменилась, приняв отблеск моей сущности, и в этом я вижу Твой знак, Твоё прикосновение.

Она желает идти по пути, что Ты указала мне – пути инквизитора, что отделяет истинную тьму от лживого света.

Прошу Тебя, о Великая Тьма, взгляни на неё.

Испытай её сердце, что позвало тишину поверх шума её прошлого.

Если оно готово принять мудрость вне слов – благослови её.

Дай ей силу видеть сквозь пелену иллюзий, слышать шёпот ереси в грохоте мира и быть непоколебимым судом Твоей воли.

Пусть её когти разрывают ложь, а её дух, отринувший суету, обретет вечный покой в Твоём мраке. Да будет так.»

Анастария замолкает, склоняя голову. Руны на её теле и алтаре вспыхивают тусклым синим светом. Тишина вокруг сгущается, становится осязаемой.

Диалог:

Из теней за алтарем медленно проявляется силуэт – высокая, неосязаемая фигура, чьи очертания постоянно движутся и тают. Голос звучит не в ушах, а прямо в сознании, тихий и безгранично древний.

Голос Богини (обращаясь к Анастарии): «Мой верный Волк. Ты привела ко Мне дитя, чья душа ищет пристанища от бури забытого прошлого. Это милость, которую лишь сильные духом способны явить.»

Фигура обращает своё «внимание» на Астрит. Девушка чувствует ледяной холод и всеобъемлющий покой, который на мгновение заглушает смутные обрывки воспоминаний о techno-мире.

Голос Богини (к Астрит): «Дитя двух миров. Дитя запечатанной памяти. Ты выбрала не просто путь матери. Ты выбрала забвение шума и обретение тишины. Почему? Говори. Пусть тьма внемлет твоим словам.»

Астрит (голос сначала тихий, но набирающий силу): «Я… я помню шум. Постоянный, оглушительный. Он заглушал всё. Даже память о… о той, что была до материнства Анастарии. Он был пустотой, притворяющейся жизнью. Здесь… с ней… в тишине этих лесов… я впервые услышала себя. Я поняла, что истина не кричит. Она молчит. Она ждёт, когда к ней прислушаются. Я хочу служить этой тишине. Я хочу защищать её. Я прошу… прошу дать мне силу не помнить прошлое, а видеть настоящее. Видеть истину, сокрытую во мраке.»

Голос Богини: «Забвение – это дар, который Я могу даровать. Но сила – это обязанность. Ты примешь мою волю в своё сердце? Ты отринешь тоску по забытому миру и обретёшь дом в вечной тишине? Ты станешь моим судом, моей тенью, что настигнет тех, кто оскверняет мой совершенный мрак своим суетливым светом?»

Астрит (твёрдо, золотые глаза горят решимостью): «Да. Я отрекаюсь от шума. Я выбираю тишину. Я буду Твоей тенью.»

Голос Богини: «Тогда прими Моё благословение и Мою печать.»

Сгусток чистой тьмы отделяется от фигуры и окутывает

Астрит. Девушка чувствует, как последние смутные образы techno-мира, воспоминания о погибшей матери растворяются, размещаясь холодным, ясным покоем. Чешуя на её теле темнеет, приобретая оттенок ночного неба, а в сознании воцаряется безмятежная, всевидящая тишина. Она больше не чувствует боли утраты – лишь цель.

Голос Богини (обращаясь к обеим): «Идите. Инквизитор Анастария, веди свою преемницу. Покажи ей Путь. И помни: самый строгий суд ждёт тех, кто отступит от него. Ваша преданность – ваша сила. Ваша сила – моя воля.»

Тень растворяется. Свечи на алтаре гаснут сами собой, оставляя их в полной, уютной темноте, нарушаемой лишь мерцанием рун.

Анастария медленно поднимается и кладёт свою мощную драконью лапу на плечо дочери. Её голос звучит тихо, но с непривычной теплотой.

Анастария: «Твоё прошлое упокоено. Теперь есть только Путь. Добро пожаловать в тишину, дочь моя.»

Астрит (выдыхает, и в её голосе – обретенный покой и решимость): «Я готова, мать. Веди меня.»

Закончив посвящение, мама с новым рвением принялась за усиленные, почти изнурительные тренировки: владение различным оружием – от мечей до магических артефактов, изучение магии тьмы и света, тактики сражений и выживания. В процессе Астрит получала множество насмешек от невидимых духов-наставников, царапин и шрамов, которые украшали её тело, словно боевые трофеи, но мама всегда убирала их с помощью алхимии, варила целебные зелья и мази, чтобы облегчить боль и ускорить заживление. Через некоторое время начались тренировки прямо в лесу; первое время Астрит даже не могла вернуться домой на своих двоих – ноги подкашивались от усталости, и её спасали верные братья матери, которые относили её обратно, пока она училась выживать в дикой природе. Так незаметно, в труде и борьбе, пролетели все пятнадцать лет.

Астрит стояла перед зеркалом, вглядываясь в знакомые, но неизменные черты. В её голове прозвучал её собственный внутренний голос, строгий и требовательный.

Астрит, мысленно, с досадой: И чего я ожидала увидеть? Морщины? Седину? Ты ведь больше не принадлежишь обычному времени, что отсчитывают солнечные циклы. Это зеркало лжёт, показывая тебе прошлое, которое уже не вернётся.

Она повернулась к матери, готовясь задать вопрос, но прежде чем заговорить, внутренний голос снова зазвучал, теперь мягче.

Астрит, почти шёпотом: Она смотрит на тебя не глазами, а сердцем. Для неё ты всё ещё тот ребенок, чья жизнь – лишь мгновение по меркам её веков.

Когда Анастария назвала свой возраст, внутренний монолог Астрит взорвался тихим, леденящим изумлением.

Астрит, сдавленно: Тысяча… триста… Боги, целые эпохи прошли, пока я росла под её защитой. А я считала свои двадцать пять лет таким долгим путём…

И пока Анастария поставила торт на стол, последняя мысль Астрит была обжигающе тёплой:

Астрит, с внезапной нежностью: Я не изменилась снаружи, потому что настоящее изменение происходит внутри. Она… мама… всегда это знала.

Анастария вздохнула, ее глаза наполнились глубиной тысячелетий. "Дочка, я прожила уже третью жизнь. В отличие от тебя, в первой я была парнем…"

Астрит, с любопытством и тревогой: Она так редко говорит о прошлом… Почему сегодня? Что скрывается за этим спокойным рассказом? Неужели настало время узнать всю правду?

"После одной из игр я отправился погулять и каким-то образом перенесся в незнакомые скалистые земли," – продолжала Анастария, её пальцы слегка дрожали, сжимая край стола.

Астрит, с растущим волнением: Она боится этих воспоминаний? Или это я дрожу от осознания, как мало знаю о женщине, которая raised me?

"Увидел бандитов, направляющихся к драконьим яйцам. Возле обломка скалы лежал мертвый разбойник… Вытащил меч из его окоченевшей руки…" Голос Анастарии стал тверже, в нем зазвучала сталь давно забытых сражений.

Астрит, с восхищением и ужасом: Боги… Она сражалась ещё тогда, в чужом теле, в незнакомом мире. А я жалуюсь на трудности в магической академии… Как же я была слепа!

"Они начали издеваться, нанося удары тупыми концами мечей… Последний удар повредил позвоночник." Анастария unconsciously провела рукой по спине, как будто до сих пор чувствуя ту страшную боль.

Астрит, с содроганием: Она не могла двигаться… Лежала там, истекая кровью, полностью беспомощная… Какой ужас она пережила!

"Но я продержался… Прилетели драконы… Ко мне подполз маленький дракончик, только что вылупившийся…" На глазах Анастарии выступили слезы. "Он видел, как убивали его братьев и сестёр…"

Астрит, с сочувствием: Она плачет… Мама никогда не плачет. Это должно быть невыносимо больно – вспоминать такое.

"В святилище драконов… Великий Дракон предложил выбор… Я выбрала жизнь." Анастария выпрямилась, её голос приобрел ту самую силу, которую Астрит всегда в нём слышала. "Потеряла человечность, но обрела нечто гораздо большее."

Астрит, с изумлением: Вот откуда эта её… иная природа. Я всегда чувствовала, что она больше, чем кажется. Теперь я понимаю почему.

"Увидела девочку… Она подарила мне свои черты…" Анастария прикоснулась к своему лицу. "Так началась моя вторая жизнь."

Рассказ продолжился историей предательства, гибели в пасти морского чудовища, жизни среди волков…

Астрит, с благоговейным ужасом: Каждая смерть… каждое возрождение… Как она сохранила рассудок? Как осталась любящей матерью после всего этого?

"Отреклась от света… Приняла тьму…" Анастария сжала кулаки. "Леди Тьма даровала мне силу и кровь истинного дракона."

Астрит, с гордостью и страхом: Вот почему её присутствие такое… могущественное. Она прошла через самый настоящий ад и вернулась оттуда сильнее.

"Некромант… роковая дуэль… закладка на случай предательства…" Анастария замолчала, её глаза стали пустыми на мгновение. "Моя душа разрушилась… но сознание переместилось сюда."

Она посмотрела на Астрит с бесконечной нежностью. "Волки принесли мою маску… Восстановила воспоминания… И вот теперь я здесь, с тобой."

Астрит, едва сдерживая слёзы: Вся эта боль… все эти жизни… неужели всё это ради того, чтобы найти меня? Чтобы стать моей матерью?

"Закладку на случай беды я сделаю и для тебя," – тихо закончила Анастария, и в её глазах светилась тысячелетняя мудрость и бесконечная материнская любовь.

Астрит молча подошла и обняла мать, чувствуя под обычной человеческой внешностью древнюю силу и непоколебимую стойкость того, кто прошёл через вечность, чтобы быть здесь, с ней.

Астрит проснулась от тишины, нарушаемой лишь потрескиванием дров в очаге. Воздух в хижине пахнет дымом, кожей и чем-то древним, металлическим – запахом самой матери. Она потянулась, её драконьи лапы мягко ступили на прохладный деревянный пол. Чёрная чешуя на бёдрах и спине отсвечивала тусклым золотом в утренних лучах, пробивающихся сквозь ставни.

На столе ждал завтрак: простая глиняная миска с еще теплой овсяной кашей, чашка травяного чая. Но главное – аккуратно сложенный листок пергамента. Дрожащими пальцами Астрит развернула его. Знакомый острый, четкий почерк, каждый штрих – как удар клинка.

«Ты уже научилась говорить и читать. Я ушла за одеждой. Сегодня мы пойдём в деревню – заказывать тебе твой первый доспех и оружие. Скоро вернусь. Твоя мать.»

Астрит прижала записку к груди. В её памяти всплывали обрывки: огни чужого мира, лицо женщины, которое она больше не могла вспомнить, голос, обещавший вернуться и не вернувшийся. Потом – ритуал. Боль. Тьма, обнявшая её, как родная мать. И новый голос – твёрдый, как сталь, и тёплый, как этот утренний чай. Голос Анастарии. Её единственная истина теперь.

Она назвала меня своей дочерью. Своей преемницей. Она не бросила.

Дверь скрипнула. Резкий волчий вой, затем мягкий, почти не слышный топот лап по половицам. В комнату вошла Анастария.

Её облик был битвой и победой. Кожаный плащ, похожий на сложенные крылья, обтягивающие штаны, не скрывающие, а подчеркивающие мощь её драконьих лап. Кожаный корсет, стягивающий стан. На лице – маска из черного металла с прорезями для золотых глаз-щелочек, символ её ордена. За спиной – массивный топор, который не поднять смертному. От неё веяло холодом ночи и дымом далёких пожарищ.

Она бросила на кровать свёрток с одеждой и окинула Астрид оценивающим, насмешливым взглядом.

– Снимай свои льняные обноски. Примеряй это. – Голос был непривычно строгим, но в нем сквозила тень нетерпения. – Давай, научу тебя, как облачаться в кожу. Обувь для наших лап – это искусство.

Одевание стало небольшим ритуалом. Кожа облегала тело Астрит, странная и новая, пахнущая дублением и силой. Она ловила на себе взгляд матери – жёсткий, оценивающий, но в глубине золотых зрачков теплилось нечто, что заставляло сердце биться чаще.

Дорога на Волках

У хижины их ждали два матерых лесных волка, больше походивших на тени из старого кошмара. Их глаза сиял тусклым алым светом. Анастария коснулась морды одного, беззвучно отдав приказ. Звери покорно склонили головы.

Усесться на спину волка было подобно полёту. Мощные мышцы играли под кожей, мир начал уплывать назад. Астрит вжалась в спину матери, чувствуя под пальцами твёрдую чешую на её спине. Они мчались сквозь чащу, ветер свистел в ушах, сливаясь с тихим рычанием зверей.

Дорога была ухабистой, петляющей меж древних сосен и валунов, поросших мхом. К вечеру впереди замаячили огни. Деревня.

За несколько десятков шагов до первых заборов они спешились. И в этот миг Анастария изменилась. Силуэт её дрогнул, и вот уже перед Астрит стояла высокая женщина в плаще, с обычными, стройными ногами в сапогах. Крылья исчезли, лишь плащ колыхался на ветру. Она обернулась, и на её губах играла та самая редкая, почти невидимая улыбка.

– Не удивляйся, дитя. Простая магия – иллюзия и отвод глаз. Мир не должен знать, кто мы. Даже слуги Тьмы должны уметь ходить среди людей, не сея панику. Церковь Леди Тьмы есть везде, но и свет… он правит многими мирами. Но помни – даже в самом ярком свете есть наши тени.

Деревня и Трактир

Деревня была крохотной – два десятка дымных изб, кузница с дымящейся трубой и трактир «У Седого Волка», откуда лился тусклый свет и доносился гул голосов.

Войдя внутрь, Астрит охватил запах кислого пива, жареного мяса и влажной древесины. За стойкой стоял широкоплечий мужчина с умными, уставшими глазами – Дмитр.

– Анастария, – его голос был низким и уважительным. – Привет. Сегодня также тихо, как и в былые тёмные времена.

Он едва заметно улыбнулся, будто делясь с ней какой-то древней тайной.

– Да, времена были тёмные, – отозвалась она, её голос теперь звучал иначе – мягче, но с сталь внутри. – Что пожелаете, дорогие гости?

– Мне нужен кузнец. Тот, кто вопросы задавать не станет. Нужно одеть мою дочь и преемницу.

Астрит замерла. Голос матери снова переменился. Стал острым, приказным, властным. Таким она его ещё не слышала. Так вот она какая, моя мать для чужих. Не учитель, а повелительница.

Дмитр взглянул на Астрит, и его глаза уперлись в кожаный воротник её туники. – Это ваша дочурка? Преемница? Но она же обычный человек, хотя…

Его слова замерли. Под воротником её рубахи что-то шевельнулось. Дмитр отшатнулся, глаза его расширились. Иллюзия, наложенная матерью, дрогнула на мгновение, и он увидел. Увидел чешую, золотые глаза со змеиными зрачками, острые клыки, драконьи лапы и хвост, слабый, но уже обвивающий её талию.

Дмитр поперхнулся, схватившись за стойку.

– Я… понял, ваша милость. У нас есть такой кузнец. Давший обет на крови. Ваша комната ждёт. Пожелаете трапезу в зале или в покоях?

– В зале. Моей дочери нужна практика в общении с людьми.

Астрит молча наблюдала, как мать говорит на этом странном, грубом языке поселян, как легко она носит маску простой путешественницы. Они поели – постную похлебку и хлеб – и Анастария тихо, уже своим обычным тоном, объяснила план на завтра.

– Завтра мы с трактирщиком пойдём к кузнецу. Ты сделаешь заказ на свой первый доспех. И на оружие. Руны на него будешь наносить сама, но сначала – на дереве.

Кузница и Клятва

Утро встретило их колючим морозцем, пробивающим под одежды. В сопровождении Дмитра они вышли к низкой, приземистой кузнице, откуда валил густой дым и слышался мерный звон металла. У горна, озаренный алым отблеском раскаленного угля, стоял коренастый дворф в засаленном кожаном фартуке, его лицо, будто старый пергамент, было испещрено морщинами и старыми ожогами.

– Торин, к тебе гости с особым заказом, – произнёс Дмитр, его голос прозвучал особенно громко в грохоте кузницы.

Дворф, Торин, фыркнул, окидывая девушек пренебрежительным взглядом, смерив их с головы до ног.

– И что им нужно? Булатные кринолины? В их руках и иголка-то дрожала бы!

Дмитр молча подошёл к тяжелой дубовой двери, запер её на массивный железный засов, затем зашторил единственное закопченное окно плотной тканью. В кузнице воцарился полумрак, нарушаемый лишь зловещим багровым светом горна и тлеющих углей.

– Торин, помнишь обряд у Седого Камня? Твою клятву, данную под взглядом Лунной Богини?

– Помню. Но при чужих ушах о таком не говорят! – проворчал дворф, но в его глазах мелькнула тревога.

– Это не чужие уши, – голос Дмитра стал низким и торжественным, словно на погребальной службе. – Это уши наших Господ. Леди Анастария, леди Астрит… прошу.

Воздух задрожал, и иллюзии рассеялись, как дым. В тусклом багровом свете предстали их истинные облики. Блеск чёрной чешуи, золотые глаза-щели, холодящие душу, когтистые лапы, хищные черты лиц. Торин отпрянул, его рука инстинктивно потянулась к тяжелому молоту у наковальни. Но его взгляд упал на маску Анастарии. На символ в виде стилизованной драконьей челюсти – знак Инквизиции Леди Тьмы.

И животный страх сменился благоговейным ужасом. Он рухнул на колени, ударившись бронированными наколенниками о каменный пол так, что посыпались искры.

– Леди… – его голос сорвался в шепот. – Прошу… Даруйте благословение Тьмы. Я выкую доспех для вашей дочери. Выслушайте меня… Позвольте присягнуть на моем молоте и наковальне. Хоть на крупицу вашего внимания. Я… я искал знак всю жизнь.

Анастария смотрела на него сверху вниз, её золотые глаза были холодны и непроницаемы, как у зимней змеи. Вся её мягкость, вся любовь, которую она дарила лишь одной Астрит, была надежно упрятана за броней векового безразличия.

– Встань, кузнец, – прозвучал её голос, обретя стальную, не терпящую возражений власть. – Твоя клятва будет испытана работой. Начни с мерок. Моя дочь не будет ждать.

Кузнец поднялся, и в его глазах разгорелся внутренний огонь, затмивший даже свет горна.

Анастария кивнула ему и сказала: «Снимай мерки с моей дочери. Концепцию и реализацию оставляю на тебя. Моей дочери требуется средний доспех, но учти её анатомию. На лапы сделай отдельные накладки, из-за разницы в строении тебе придётся потрудиться. И сделай так, чтобы доспех в городе скрывал её суть. Нанесение рун – моя задача. Я сама начертаю руны моей богини и проведу обряд освящения доспеха и оружия».

Торин, услышав это, лишь молча кивнул, решив выложиться на полную. С благоговением он принялся снимать мерки с дочери Инквизитора, его мозолистые пальцы удивительно бережно скользили по чешуйчатой коже, отмечая изгибы хвоста, мощных лап.

Анастария протянула ему небольшой, но увесистый мешочек. «А вот тебе предоплата». Мешочек утонул в его огромной ладони. Дворф принял его без слов, лишь склонив голову в глубоком, почтительном поклоне.

Внутри Астрит что-то шевельнулось. Словно проснулся голодный зверь, доселе спавший крепким сном. Это было странное, чуждое чувство – не её собственная робость или растерянность, а нечто древнее, властное, жаждущее подчинить, обладать, видеть страх в глазах других. Жажда крови ударила в голову сладким дурманом. Её человеческая сущность, хрупкая и испуганная, вздрогнула и попыталась отступить, подавленная этой чудовищной волной.

Анастария почувствовала знакомый, родной, но вышедший из-под контроля запах страха и ярости за спиной. Она осознала мгновенно: в дочери просыпается чистая, необузданная сущность дракона, та, что должна была Интегрировать постепенно. И сейчас она решала захватить власть, превратив её дитя в безмозглого монстра. Без тени сомнения, резким и плавным движением, она зашла за спину дочери и нанесла точный, сокрушающий удар по затылку, мгновенно гася её сознание.

– Мастер Торин, простите мою несдержанность, – голос Анастарии был ледяным, но в нем читалась тревога. – Мне надо помочь дочери. В ней проснулась сущность, которая не должна была пробудиться сейчас. Видимо, воля богини, даровавшей ей шанс стать истинным драконом, проявилась столь внезапно. Прошу нас простить, я пойду.

Произнося это, её тело затрепетало, и она приняла свой истинный облик – антропоморфного дракона во всей своей устрашающей красе. Она бережно подхватила на руки бесчувственную дочь и наложил на них обоих иллюзию: заботливой матери, несущей на руках уснувшего ребенка.

– Дмитрич, я улетаю в лес. Никого не пускай. Мне нужно провести ритуал и погрузить дочь в целительный транс.

Взгляд Дмитра изменился, стал острым, предельно ясным, солдатским.

– Дмитрич слушает и повинуется, Инквизитор Леди Тьмы.

Выйдя за кузницу, она расправила мощные крылья и взмыла в небо, уносясь в сторону дремучего леса. Найдя скрытую поляну, окруженную древними дубами, она привалила дочь к могучему дереву и начала чертить на земле ритуальный круг пальцем-когтем, вплетая в узор серебряный песок и толченый обсидиан. Положив Астрит в центр круга, она коснулась её лба. Руны на её собственном теле вспыхнули мерцающим фиолетовым светом, и её сознание погрузилось в глубины сознания дочери.

Внутри царил хаос. Висели два силуэта. Один – хрупкая, почти прозрачная девушка из мира стекла и стали, вся в слезах и страхе. Второй – могущественная, яростная тень полудракона с горящими глазами, излучающая ауру первобытной власти и жажды доминировать и властвовать.

Астрит стояла в пустоте, ошеломлённая открывшимся зрелищем. Две сущности – человеческая и драконья – противостояли друг другу, и каждая тянула её в свою сторону. Её разум разрывался между призрачными обрывками воспоминаний: запах озона техногенного мира, тёплые руки приёмной матери, и одновременно – первобытный рёв драконьей крови, зовущей к власти и свободе.

– Я… не знаю, кто я, – прошептала Астрит, и её голос прозвучал странно – двойным, с лёгким шипящим придыханием. – Я боюсь потерять себя. Но и отрицать эту силу не могу. Она живёт во мне… дышит.

Драконья сущность усмехнулась, и алые искры заплясали в её золотых глазах.

– Ты называешь это потерей? – прошипела она, и её голос был похож на скрежет стали по камню. – Это не потеря. Это пробуждение. Ты цепляешься за призраки – за мир, который стёрся из памяти, за мать, которую забыла. Почему? Потому что боишься принять свою истинную природу.

Человеческая часть Астрит сжалась от боли. Воспоминания о приёмной матери, леди тьмы, таяли, как дым, оставляя лишь смутное чувство тепла и утраты. Она пыталась ухватиться за них, но они ускользали, как вода сквозь пальцы.

– Она… она любила меня, – выдохнула Астрит, но даже в этих словах почувствовала неуверенность. – Она учила меня… чему? Я не помню. Всё расплывается.