Приключения Дыма

Дым медленно моргнул. Его взгляд говорил: «Ты кричишь о том, чего нет. А то, что есть, даже не попробовала».

Вера вздохнула, намочила кисточку, выбрала самую невзрачную коричневую краску из старого набора и сделала первый неуверенный мазок на идеально белой странице нового альбома. Потом ещё один. Она не рисовала ничего конкретного, просто водила кистью, чувствуя, как мягкий ворс скользит по шероховатой бумаге. Это было… приятно. Успокаивающе. Краска ложилась ровными, бархатистыми разводами.

Она не заметила, как в комнату неслышно вошла мама. Та остановилась у двери и смотрела, как её дочь, забыв про обиду, сосредоточенно водит кистью по бумаге.

– Я не хотела тебя обидеть, – тихо сказала мама. – Я просто… я помню, как ты в детстве могла часами сидеть с красками. Мне показалось, что это вернёт тебе ту радость. Ту, простую.

Вера подняла на неё глаза. И вдруг увидела не маму, которая «не понимает», а маму, которая помнит её маленькой и пытается вернуть кусочек того счастья.

– Я знаю, – кивнула мама. – Может, договоримся? Этот альбом – в подарок от меня. А наушники… это твой подарок от себя самой. Мы сходим, выберем их и сразу купим, хорошо?– Я… я просто очень хотела те самые наушники, – выдохнула Вера.

Груз обиды, который давил на грудь, вдруг растаял. Вера кивнула, и по её лицу наконец-то расплылась настоящая, не вымученная улыбка.

Вечером она дописывала новый комикс в старом потрёпанном блокноте. На рисунке Дым сидел на столе рядом с открытым альбомом, где яркой акварелью было нарисовано рыжее солнце. А на его голове красовались самые настоящие, блестящие наушники с кошачьими ушками.

Дым, свернувшись калачиком на альбоме, блаженно мурлыкал. Он снова всё исправил. Не словами, а тихим намёком. Он напомнил им обеим, что самый лучший подарок – это не вещь. Это попытка понять друг друга. И иногда эта попытка прячется в коробке с кисточками, которую нужно просто распаковать. И попробовать.

Глава 19

Дачный сад

Этим летом Вера с мамой первый раз гостили у тёти на даче. Рядом, через невысокий штакетник, стоял такой же старенький домик, но с удивительным садом – густым, чуть запущенным, и пахло в нём мятой и тёплой землёй. Рай, как тут же определил Дым.

Но рай был охраняемым. Хозяин, сосед Петрович, появлялся в саду каждое утро – сутулый, неразговорчивый, с секатором в руках. Увидев Дыма на заборе, он хмурил брови и ворчал: «Кшш, хвостатый! С моей грядки!» Дым спрыгивал, но не уходил. Он садился у калитки и смотрел на Петровича так, будто тот – единственное препятствие на пути к совершенству.

Однажды Вера увидела, как Петрович, стоя под старой яблоней, пытался срезать секатором сухую ветку. Она висела высоко, и он, привставая на цыпочки, никак не мог до неё дотянуться.

Дым, наблюдавший за этим с забора, вдруг бесшумно прыгнул на нижние ветки яблони. Он ловко полез вверх, не глядя на старика, будто занимался своим делом. Проходя мимо той самой сухой ветки, он наступил на неё лапой. Ветка, и без того хрупкая, заметно наклонилась, опустившись прямо перед лицом Петровича.

Тот на секунду замер, потом медленно протянул руку и спокойно срезал ветку.

– Хитрый ты, – пробурчал Петрович беззлобно. – Случайно, что ли?Он посмотрел на Дыма, который уже уселся на суку повыше и начинал умываться.

Дым лишь наклонил голову, будто спрашивая: «Разве не помог?»

С тех день всё изменилось. Петрович перестал прогонять кота. Дым получил право входа в сад. Он не хулиганил – не раскапывал грядки и не гонял птиц просто так. Он приходил, грелся на солнце между кустами мяты и мурлыкал.

– На, полакомься.А Вера как-то раз увидела, как Петрович, сидя на скамейке, чистил яблоко, а Дым устроился рядом, следя за движением руки. Старик отломил кусочек и бросил ему.

И Вера поняла: самые прочные заборы строятся из недоверия. И чтобы их преодолеть, иногда нужно не штурмовать ворота, а просто случайно наступить на сухую ветку в нужный момент. А потом – терпеливо дожидаться своего кусочка яблока.

Глава 20

. Больной

Дым не пришёл ужинать. Это было странно – даже в свои самые самостоятельные дни он всегда появлялся к запаху тушёной курицы. К ночи Вера не выдержала и пошла искать.

Он сидел в самом дальнем углу подвала, за старыми чемоданами. В темноте его серая шерсть сливалась с тенями, и только горящие лихорадочным блеском глаза выдавали его.

– Дым? – позвала Вера, и сердце у неё сжалось.

Он попытался встать, но лапы подкосились. Тогда он просто положил голову на пыльный пол и глухо заурчал – не от удовольствия, а словно извиняясь.

Вера поняла. Он сбежал. Сбежал из дома, где у него была своя миска и тёплое место на кресле, потому что считал: болезнь – это его личная война, и воевать нужно в одиночку, не причиняя хлопот семье.

– Дурак, – прошептала она, опускаясь рядом на колени. – Мы же семья.

Она взяла его на руки – горячего, безвольного, тяжёлого. Он не сопротивлялся. В подъезде, на лестничной площадке, он слабо ткнулся носом в её шею, будто говоря: «Прости».

– Кот-одиночка, – покачала она головой, глядя, как Вера укладывает Дыма на его лежанку в углу комнаты. – Даже больной, а гордость не позволяет просить помощи.Дома мама, увидев их, не стала читать лекций. Она просто вскипятила чайник и принесла чистое полотенце.

Всю ночь Вера не отходила от него. Чередовала компрессы, капала из пипетки тёплую воду с мёдом. Он лежал неподвижно, лишь изредка приоткрывая глаза, и в них читалось недоумение: зачем всё это? Зачем эти хлопоты из-за одного уличного кота?

Под утро кризис миновал. Дым даже сделал несколько глотков куриного бульона, и Вера чуть не заплакала от облегчения

К полудню он уже сидел, сгорбившись, как старый, побитый жизнью философ, но уже живой. Вера принесла его на кухню и посадила на стул рядом с собой.

– Вот видишь, – сказала она, разминая ему загривок. – Болеть – не стыдно. Стыдно – прятаться от тех, кто тебя любит.

Дым медленно моргнул. Потом, с огромным усилием, потерся щекой о её руку. Это был не просто жест благодарности. Это было признание. Признание того, что его упрямая, одинокая кошачья философия дала трещину. Что иногда позволить себя вылечить – это тоже мужество.

С тех пор, даже когда ему бывало не по себе, он уже не прятался в подвал. Он приходил домой и садился у порога, глядя на Веру умоляющими глазами. Потому что понял: настоящее одиночество – не когда некому помочь, а когда ты сам не позволяешь никому помочь себе. А его серая, лохматая семья была готова помочь. Всегда.

Глава 21

Сиюминутные радости

У Веры появились Деньги. Не просто монетки на мороженое, а настоящая купюра – подарок от бабушки на день рождения. «На что-то важное», – сказала бабушка, подмигивая. Вера положила деньги в кошелёк и чувствовала себя богатой наследницей.

Первые деньги ушли на блестящий брелок в виде единорога, который тут же сломался. Потом – на пять штук жевательного мармелада у метро. Потом – на яркие наклейки, которые не приклеивались. Через два дня от «чего-то важного» осталась одна потрёпанная купюра, которую Вера в рассеянности чуть не выбросила вместе с фантиками.

Дым наблюдал за этим с подоконника. Он следил, как Вера несёт в дом очередную ненужную безделушку, и его усы дёргались. В его глазах читалась философская грусть: «Люди. Меняют кусок свободы на цветной мусор».

В тот день Вера увидела в витрине книжного магазина книгу. Не школьную, а настоящую – про путешествия по миру, с огромными фотографиями водопадов и городов. Она стоила ровно столько, сколько Вера потратила на мармелад и наклейки. Девочка прижалась носом к стеклу и поняла, что теперь эта книга ей не по карману.

– Эх, если бы я не купила тот дурацкий брелок… – вздохнула она.Вечером она сидела на кухне, грустно перебирая оставшиеся деньги.

Дым спрыгнул с подоконника, подошёл к своему домику-коробке и выкатил оттуда лапой… мятный шарик. Тот самый, что Вера купила ему три дня назад в порыве щедрости. Он был недоеденным, запылившимся и явно потерявшим всю свою ценность.

Дым ткнул носом в шарик, потом – в пустой кошелёк Веры. Потом снова в шарик. Его взгляд был красноречивее любых слов: «Вот. Была радость. Где она теперь? Лежит, пылится. А книга в витрине – всё ещё там».

Вера смотрела на мятный шарик, и до неё наконец дошло. Она тратила деньги на сиюминутные «хочу», которые через час превращались в мусор. А настоящее «хочу» – то, что остаётся надолго, – ускользало.

– Ты хочешь сказать, что нужно выбирать между «сейчас» и «настоящим»? – спросила она.

Дым медленно моргнул. Он подошёл к своему домику и достал оттуда засохшую веточку валерианы – свою самую ценную сокровищницу. Он хранил её неделями, растягивая удовольствие. Урок был прост: настоящее богатство не в том, чтобы потратить всё сразу, а в том, чтобы растянуть радость.

На следующее утро Вера не стала покупать очередной брелок. Она положила деньги в копилку. Теперь у неё была Цель. И каждый раз, когда ей хотелось купить какую-нибудь ерунду, она вспоминала пыльный мятный шарик Дыма и книгу в витрине.

А Дым, наблюдая, как она перебирает монетки в копилке, мурлыкал одобрительно. Он знал: его ученица усвоила ещё один урок. Что иногда самое важное – не потратить, а подождать. Потому что самые лучшие вещи в жизни требуют терпения. Даже если ты – кот, а твоё лучшее сокровище – это засохшая веточка.

Глава 22

Тени на стенах

Осенний ветер гнал по улицам разноцветные листья и забирался под куртку с настырным холодком. Вера, засунув руки в карманы, шла по своему обычному маршруту, а Дым, как тень, скользил рядом, его серая шуба колыхалась от порывов ветра. Они не спешили, город в такую погоду был особенным – прозрачным и честным.

На улице Старых Фонарей, там, где солнечный свет падал под острым углом, Дым вдруг остановился. Он сел посреди тротуара, вытянул шею и уставился на стену старого дома. Вера последовала его взгляду.

На стене, освещённой низким осенним солнцем, танцевали тени. Не просто чёрные пятна, а удивительно чёткие силуэты: ветка клёна с одним-единственным алым листом отбрасывала кружевной узор, похожий на корону. Пролетающий воробей на мгновение стал на стене доисторическим ящером. А силуэт самой Веры, вытянутый и искажённый, казался силуэтом взрослой, высокой девушки.

– Смотри, – будто сказал Дым, переводя взгляд с настоящей ветки на её тень. – Одно и то же, а выглядит иначе. Как люди.

Они пошли дальше, и Вера начала замечать то, чего не видела раньше. Тень от ажурного балконного кованого узора ложилась на асфальт идеальным кружевным платком. Тень от старого фонаря, ещё не включённого вечером, была похожа на длинноногого паука. А их с Дымом двойники, две соединённые тени – высокая девочка и усатый зверь, – неотрывно следовали за ними, повторяя каждое движение.

Возле пустыря, где когда-то стоял дом, а теперь осталась лишь глухая брандмауэрная стена, Дым снова замер. На эту стену падала тень от новостроек, выросших напротив. Искусственная, геометричная тень от современных коробок ложилась на шершавую, потрескавшуюся поверхность, где когда-то были окна и двери. Прошлое и настоящее встретились здесь, в виде света и тени.

Вера вдруг поняла, что они гуляют не по городу, а по его двойнику – по миру теней, который жил своей жизнью, повторяя, но и искажая реальность. Этот мир был таким же настоящим, просто его можно было увидеть лишь в определённый час, под определённым углом.

Дым тронулся с места и повёл её к маленькому скверику. Там, на скамейке, сидел старик и кормил голубей. Его тень, спокойная и удлинённая, лежала на земле. А тени голубей, взметнувшихся стайкой, были похожи на разлетающиеся клочья дымчато-серого шёлка.

Дым посмотрел на неё и тихо мурлыкнул. Его мурлыканье слилось с шорохом листьев под ногами. «Всё имеет свою тень, – говорил его взгляд. – И у каждого есть второй шанс увидеть себя со стороны. Главное – оказаться в нужное время в нужном месте».– Красиво, – прошептала Вера.

Они шли домой, когда солнце уже почти скрылось. Тени стали длинными-предлинными, расплывчатыми и таинственными. Тень Дыма была размером с небольшого тигра, а тень Веры доставала до третьего этажа.

Город зажигал огни, и волшебство рассеивалось. Но Вера знала – завтра, если свет снова упадёт под нужным углом, стены и асфальт снова расскажут свои истории. Нужно лишь, чтобы рядом был кто-то, кто вовремя тебя остановит и покажет на стену. Кто-то, кто видит не только вещи, но и их двойников.

Глава 23

. Забытый талант

В подъезде объявился художник. Сперва на стене у второго этажа появилось солнце – не просто круг с палочками, а настоящее, с лучиками-завитушками и доброй улыбкой. Потом, чуть выше, – корабль с надутыми ветром парусами. Рисунки были меловые, нежные, будто сделанные на одном дыхании.

Соседи ворчали. «Хулиганят!» – кричала баба Тоня. «Испортят стены!» – вторил ей дядя Коля-лифтёр. В воздухе витала угроза генеральной уборки.

Дым относился к рисункам иначе. Он подолгу сидел перед каждым новым изображением, внимательно изучая его, словно искусствовед в галерее. А однажды Вера застала его за странным занятием: кот осторожно, чтобы не стереть, водил носом по нарисованным волнам, будто нюхал морской бриз.

Дым мотнул головой и тронул её за подол, приглашая следовать за собой.– Тебе нравится? – удивилась Вера.

Он привёл её в подвал. В дальнем углу, у сложенных старых труб, на ящике с инструментами лежал мелок. Рядом – крошечный эскиз того же корабля. А из-за поворота доносилось сдержанное ворчание и знакомый голос:

– Нет, вот здесь парус не так… Криво…

Из-за угла вышел дядя Вася, дворник и сантехник ихнего дома. Суровый, молчаливый, с руками, вечно испачканными машинным маслом. Увидев Веру и кота, он смутился и судорожно зажал в кулаке кусочек мела.

– Это вы? – прошептала Вера, оглядывая рисунки. – Они такие красивые!– Это… я так… – пробормотал он, отводя взгляд.

– В молодости… в художественное поступал, – выдавил он. – Не взяли. Говорили, недостаточно таланта. А мне… нравится.Дядя Вася опустил голову.

Дым подошёл и тёплым боком трёлся о его замасленные рабочие штаны. Это был высший знак одобрения.

Вера поняла. Угроза, нависшая над рисунками, была угрозой над чем-то хрупким и важным – над мечтой, которая, несмотря ни на что, жила.

На следующий день в подъезде появилась табличка, аккуратно приклеенная скотчем под самым большим рисунком. «Галерея Василия», – было выведено Вериной рукой. А ниже, другим почерком, кто-то дописал: «Очень красиво!».

Изменилось всё. Баба Тоня, проходя мимо нового рисунка – котёнка, гоняющегося за бабочкой, – не смогла сдержать улыбки. Дядя Коля как-то раз сказал: «А кораблик-то – он как живой». Соседи стали оставлять у рисунков мелки и цветные мелки. Подвал дяди Васи превратился в его личную мастерскую, а подъезд в галерею

Он всё так же чинил трубы и подметал двор. Но теперь, закончив работу, он иногда доставал из кармана мелок и на свободном кусочке стены рождался новый маленький шедевр. А Дым сидел рядом и наблюдал, изредка одобрительно подёргивая кончиком хвоста.

Вера, глядя на них, думала, что самые удивительные таланты часто прячутся под самой грубой одеждой. И самое большое волшебство – не создать шедевр, а дать ему право на жизнь. Иногда для этого достаточно не стереть рисунок. А иногда – просто положить рядом новый мелок.

Глава 24

Ветер, который умел говорить

Осень развязала языки. Ветер, обычно просто шумящий в проводах, стал говорить. Он приносил не просто шелест листьев, а обрывки фраз, оброненные где-то за углом: «Я тебя люблю…», «Верни долг…», «Надоело всё…». Город наполнился эхом чужих жизней, и этот шум стал утомительным.

– Как же шумно, – пожаловалась она Дыму, встретив его у подъезда. – Все говорят, и никто не слышит.Вера, идя из школы в наушниках, ловила эти обрывки сквозь музыку, и голова у неё шла кругом.

Дым, сидевший на крыше рекламной стелы с бегущей строкой, понимающе наклонил голову. Его уши, эти совершенные фильтры, улавливали всё, но он умел отсеивать лишнее. Он спрыгнул и тронул Веру за рукав, приглашая на прогулку. Не обычную, а урок тишины.

– Слушай, – сказал его вид.Они вышли на пустырь, где ветер гулял на просторе. Дым сел, закрыл глаза и насторожил уши. Вера сняла наушники и села рядом.

«…ненавижу эту работу…» – донёсся обрывок чьего-то разговора у подъезда.Сперва она слышала только какофонию: «…а он мне сказал, что я толстая…» – долетело из открытого окна машины. «…к понедельнику всё будет…» – неслось из кафе, где девушка говорила по телефону.

Это было похоже на ленту новостей в соцсетях – сплошной белый шум. Но Дым был терпеливым учителем. Он ткнулся носом в её ладонь, когда в потоке пролетело: «…мам, я скучаю…». И Вера вдруг ясно представила студентку, разговаривающую с мамой по видео-связи в сквере.

Потом он поднял лапу, когда ветер донёс обрывок детской песенки из открытого окна квартиры. И Вера услышала не просто ноты, а радость маленького мальчика, танцующего под музыку.

– Ты учишь меня слышать не слова, а чувства? – догадалась она.

Дым медленно моргнул. Его взгляд говорил: «Слова – как листья. Одно – жёлтое, от счастья. Другое – коричневое, от обиды. Третье – зелёное, от надежды. Учись различать цвет».

И тогда она услышала Это. Тихий-тихий шёпот, который ветер нёс откуда-то из района новостроек: «…прости…». Это было не то громкое «прости», что бросают в ссоре по телефону. Это было старое, выношенное, выстраданное слово, которое кто-то повторял про себя снова и снова, глядя в экран, но не решаясь отправить сообщение.

Дым встрепенулся. Его уши развернулись как локаторы. Это «прости» было важно. Оно висело в воздухе, никому не принадлежа, как потерянный промокод от магазина.

Он побежал, а Вера – за ним. Ветер, казалось, вёл их, подгоняя в спину. Они бежали через дворы, мимо удивлённых прохожих, пока не вышли к новому детскому саду. Во дворе, на скамейке, сидела молодая женщина и смотрела на играющих детей. А в её руках был смартфон – на экране горело неотправленное сообщение: «Мама, прости…»

Вера замерла, не зная, как подойти. Но Дым знал. Он подбежал к женщине и нежно ткнулся головой в её колени. Та вздрогнула, удивлённо посмотрев на кота.

– Простите, – робко начала Вера, подходя ближе. – Это мой кот. Он… он всегда приходит, когда кому-то грустно.

– Ничего, – прошептала она. – Просто… не могу решиться отправить сообщение.Женщина попыталась улыбнуться, но получилось неискренне.

– А оно важное? – спросила Вера.

– Очень. Маме. Мы… давно не общались. Из-за глупости.

Дым уселся между ними, его спокойное присутствие создавало пространство доверия. Вера присела на край скамейки.

– Мой кот считает, что самые важные слова нужно говорить, – сказала она. – Или отправлять. Иначе они остаются висеть в воздухе и мешают ветру дуть.

Женщина снова посмотрела на экран. Палец замер над кнопкой «Отправить».

– А если… она не простит? – тихо спросила она.

– А если простит? – так же тихо ответила Вера.

В этот момент Дым поднял лапу и аккуратно коснулся ею телефона. Казалось, он просто потянулся, но это движение стало последним толчком. Палец женщины непроизвольно нажал кнопку.

Сообщение ушло.

На её лице застыла смесь ужаса и облегчения. А через минуту телефон завибрировал – пришёл ответ. Всего три слова: «Я тоже тебя люблю».

Слёзы покатились по лицу женщины, но теперь это были слёзы освобождения. Она обняла Дыма, потом Веру.

– Спасибо, – прошептала она. – Вы не представляете…

– Спасибо, – сказала она Дыму. – Теперь я знаю, что слушать. Не громкие ссоры, а тихие сожаления. Не пустые обещания, а простые «скучаю». И самое главное – помогать важным словам находить дорогу.Вечером Вера сидела у окна и слушала, как ветер стихает, унося с собой дневной шум.

Дым, свернувшись у неё на коленях, мурлыкал. Он знал, что его ученица усвоила урок. Город говорит с нами постоянно. Но самые важные слова всегда говорят шёпотом. И иногда нужно помочь им дойти – лёгким толчком лапы или вовремя сказанным словом.

Глава 25

Общий праздник

Горячую воду отключили на неделю. Сначала это было похоже на мелкую бытовую катастрофу. Из всех окон неслись вздохи, ворчание и звон кастрюль – люди кипятили воду для мытья. Воздух во дворе стал густым от всеобщего раздражения.

Дым, обычно равнодушный к человеческим проблемам, на этот раз проявлял беспокойство. Он сидел на крыше гаража и наблюдал, как двор, обычно живущий своей размеренной жизнью, погружается в уныние. Его уши нервно подрагивали, улавливая раздражённые нотки в голосах соседей.

– Все так злятся, – сказала Вера, подсаживаясь к нему. – Как будто кроме горячей воды в жизни ничего нет.

Дым ткнулся носом в её ладонь, а затем перевёл взгляд на старый белый фасад дома напротив. Вера вдруг представила, как на этом фасаде появляются картинки. Словно фильм.

– Дым, – прошептала она, – а что, если мы устроим кино во дворе? Настоящее, на большом экране!

Кот медленно моргнул. Его взгляд говорил: «Наконец-то ты начала мыслить в правильном направлении».

Вера побежала к дяде Коле, который работал электриком. Тот сначала бурчал: «Какое кино, у меня бойлер чинить надо!» Но, увидев горящие глаза девочки и невозмутимо сидящего рядом кота, сдался: «Ладно, проектор достану».

Потом Вера уговорила бабу Тоню – та оказалась обладательницей огромного самовара, который не доставался с антресолей десять лет. Молодой парень из шестой квартиры принёс колонки. Кто-то достал старую белую простыню для экрана, кто-то – стулья и табуретки.

Весь день двор гудел, но теперь – деловито и даже весело. Дым стал бессменным консультантом: сидел рядом с растягивающей простыню Верой, наблюдал, как дядя Коля вешает проектор, и даже удостоился пройтись по клавишам ноутбука, когда тот настраивал звук.

Когда стемнело, во дворе случилось чудо. Там, где утром стояли хмурые люди с кастрюлями, теперь собрались все жители дома. Пахло жареными пирожками, чаем из самовара и первым осенним холодком. На импровизированном экране плыли кадры старой комедии, и над двором то и дело разносился общий смех.

Дым, сидя на заборе, наблюдал за происходящим. Он видел, как баба Тоня, обычно ворчливая, угощает пирожками молодую маму с третьего этажа. Как дядя Коля и вечно молчаливый студент из съемной квартиры вместе смеются над шуткой в фильме. Как Вера бегает с подносом, разливая чай, и её лицо светится от счастья.

Внезапно на экране появилась тень – серая, усатая, с высоко поднятым хвостом. Дым, поймав луч проектора, встал в эффектную позу. Двор взорвался аплодисментами. Кот величественно спрыгнул с забора и прошёл через всю площадку, принимая дань восхищения.

– Видишь? – прошептала она. – Проблема с горячей водой закончится, а этот вечер останется.Вера присела рядом с ним.

Дым мурлыкал, глядя на смеющихся людей. Сегодня двор пах не раздражением, а пирожками и общим счастьем.

Глава 26

Первая ответственность

Мамина командировка случилась внезапно. Всего на пять дней, но это были самые долгие пять дней в жизни Веры. «Ты уже большая, – сказала мама, оставляя список экстренных номеров. – И соседи рядом. И Дым с тобой». Последнее прозвучало особенно обнадёживающе.

Первый вечер был похож на приключение. Вера ела на ужин то, что хотела, смотрела фильм до полуночи, а Дым сидел рядом на диване, словно одобряя эту вольность. Но утром её разбудила не мама, а тишина. Глубокая, звенящая тишина пустой квартиры. И вместе с ней – первое чувство ответственности, тяжёлое, как мокрый пиджак.

Дым стал другим. Из небрежного философа он превратился в бдительного надзирателя. В 8 утра он тыкался мокрым носом в её щёку, требуя завтрака. Не для себя – для неё. Его взгляд говорил: «Порядок начинается с режима».

Второй день принёс первую проблему. Замок входной двери заел, и Вера не смогла выйти в магазин. Паника подступила комом к горлу. Она дернула ручку сильнее – не помогло. Дым наблюдал за её метаниями, сидя на тумбе в прихожей. Потом он спрыгнул, подошёл к двери и стал царапать когтями уплотнитель в том месте, где защелка встречалась с коробкой.

– Ты хочешь сказать, что надо надавить именно здесь? – спросила Вера.

Дым сел и вытер лапой усы. Она нажала на уплотнитель, одновременно поворачивая ключ – щелчок, дверь открылась. Урок был усвоен: паника – плохой советчик, а внимание к деталям решает многое.

Главным испытанием стала еда. Мама оставила готовые порции, но к третьему дню они закончились. Вера уставилась на куриную грудку в холодильнике, как на высшую математику. Дым, видя её смятение, принёс и положил у её ног… картофелину. Она катилась из кладовки, где он её нашёл.