Приключения Дыма

Дым часто навещает их – приносит в зубах первый опавший лист или просто садится рядом, чтобы помолчать вместе. А Вера приносит по вечерам пирожки с капустой и термос чая.

И вот что поняла Вера, наблюдая за ними: два одиночества, встретившись, перестают быть одиночествами. Они становятся семьёй. Неважной, какой – из кота, сторожа, девочки и ещё одного кота. Важно, что они согревают друг друга. И это осеннее тепло оказывается прочнее любого летнего зноя.

А Дым, глядя на Веру своими всепонимающими глазами, тихо мурлыкал. Словно говорил: «Видишь? Осень – не конец. Она – начало той тишины, в которой лучше слышно биение сердец тех, кто тебе дорог».

И Вера кивала. Потому что теперь знала – самое большое волшебство не в том, чтобы летать, а в том, чтобы в дождливый день найти того, с кем не страшно молчать под стук капель по крыше.

Глава 11

Урок для пятого «Б»

Пятый класс оказался не просто новыми кабинетами. Он оказался испытанием. Вера столкнулась с тем, с чем не знала, как справиться – с молчаливой травлей. Не её самой, а тихой, незаметной девочки из параллельного класса, Лены. Одноклассники дразнили её «ботаником» и «синим чулком», перешёптывались за спиной, прятали её учебники. Вера видела это каждый день, и внутри всё сжималось в комок. Сказать учителю – стать ябедой. Вступиться – стать следующей жертвой. Промолчать – стать соучастницей.

Вечером, сидя на кухне и безнадёжно перебирая домашнее задание, она поделилась этим с Дымом. Он лежал на стуле, свернувшись калачиком, и лишь изредка поводил ухом, слушая её сбивчивый рассказ.

– Я не знаю, что делать, – вздохнула Вера, гладя его по тёплой спине. – Если я заступлюсь, они начнут травить меня. А если нет… Мне стыдно.

Дым поднял голову и посмотрел на неё своими зелёными, мудрющими глазами. В них не было готового ответа. Был лишь вопрос: «А что для тебя важнее – их мнение или твой внутренний стержень?»

И тут Вера вспомнила историю с подвалом. Как Дым, не раздумывая о последствиях, просто пришёл и согрел того, кто был слабее. Не для благодарности. Не для признания. Просто потому, что не мог иначе.

На следующий день в столовой всё повторилось. Лена сидела одна, над ней посмеивались. И Вера, сжав кулаки под столом, вдруг поднялась. Она не стала кричать или угрожать. Она просто подошла к Лениному столику с своим подносом и села напротив.

– …Можно, – удивлённо прошептала Лена.– Можно? – спросила она.

В столовой на секунду воцарилась тишина. Потом все зашептались. Но Вера уже не слышала их. Она ела свой суп и рассказывала Лене о новом учителе географии, который вечно путает север с югом. Лена сначала молчала, потом улыбнулась. Потом засмеялась.

Это был не громкий подвиг. Это был тихий поступок. Но он перевернул всё. Назавтра к их столику присоединилась ещё одна девочка, потом мальчик, который всегда рисовал в тетрадке. К концу недели Лена была не изгоем, а просто девочкой из параллели, с которой можно было посидеть за обедом.

– Спасибо, – сказала она, обнимая его. – Ты научил меня главному. Иногда помощь – это не громкие слова, а просто сесть рядом.Вечером Вера снова сидела на кухне с Дымом.

Дым мурлыкал, прикрыв глаза. Он не давал советов. Он просто жил так, как считал нужным. А Вера научилась считывать эту мудрость. И применять её в своём, человеческом мире.

Самые важные уроки жизни преподают не в школе. Иногда их преподают нам те, кто вообще не умеет говорить. Главное – уметь слушать сердцем.

Глава 12

Урок немоты

Пятый класс обрушился на Веру каскадом событий. Каждый день приносил новые задачи: сложные контрольные, непонятные новые темы, внезапные ссоры с подругой из-за пустякового стикера в тетради. К вечеру голова гудела от невысказанного, и Вера, забежав домой, сразу начинала рассказывать коту всё подряд – сбивчиво, торопливо, перескакивая с пятого на десятое.

Дым лежал на её кровати, вытянувшись в лучик закатного света, и слушал. Не перебивая. Не отводя взгляд. Лишь изредка его ухо дёргалось, будто ловя особо важную частоту в этом потоке слов.

В тот день Вера особенно переживала из-за конфликта с Машей. Они поссорились у всех на глазах, и теперь весь класс ждал, кто первым пойдёт на мировую.

– И ведь я же права! – горячилась Вера, мечась по комнате. – Она взяла мою ручку без спроса! А теперь все смотрят, как будто это я виновата!

Дым внимательно наблюдал за ней. Потом спрыгнул с кровати, подошёл и ткнулся влажным носом в её ладонь. Затем вернулся на место, свернулся клубочком и закрыл глаза.

Вера замерла. И вдруг поняла: он не просто успокаивает её. Он показывает – иногда слова не нужны.

Она прилегла рядом, положив голову рядом с его тёплым боком. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь ровным мурлыканьем и мерным дыханием кота. Мысли, ещё недавно носившиеся с бешеной скоростью, начали укладываться по полочкам. Гнев уступал место пониманию: да, ручку взяли без спроса. Но и её реакция была слишком резкой. И главное – им обеим было неприятно.

Но Вера не стала ни оправдываться, ни нападать. Она просто посмотрела на подругу – так же спокойно, как смотрел на неё Дым. И молча протянула ей ту самую ручку.На следующий день Маша, бледная и насупленная, ждала её у раздевалки. – Вера, я…

– Спасибо, – выдохнула она. – Что не стала ничего говорить. А то я бы точно расплакалась.Маша растерялась, потом её глаза наполнились слезами.

Они пошли на урок, плечом к плечу. И Вера снова думала о Дыме. О том, что самая глубокая поддержка – не в готовых советах, а в умении просто быть рядом. В создании тихого пространства, где другой человек может сам разобраться в своих чувствах.

Вечером она, как обычно, делилась с котом событиями дня. Но теперь говорила не торопясь, с паузами. А Дым слушал, изредка поводя ухом, будто говорил: «Вот видишь. Тишина – она тоже ответ».

Есть одна наука – не физика и не биология, а умение слышать. И иногда для этого нужно просто закрыть рот и открыть сердце. Как делают коты. И как, оказалось, могут делать люди.

Глава 13

Про «взрослых»

Во дворе появился Чужой. Не просто чужак – существо с иной планеты, где царили порядок, бархат и уверенность в собственном превосходстве. Кот Бенедикт. Упитанный, холёный, в бархатном ошейнике, пахнущий не подвальной сыростью, а дорогим шампунем и покоем.

Он вышагивал по асфальту, как профессор по университетскому коридору, и его взгляд, ленивый и снисходительный, скользил по обшарпанным стенам, будто читал занудный учебник под названием «Жизнь без правил».

Дым наблюдал за ним с крыши гаража. Молча, как всегда наблюдает город за своими новыми жителями.

– Твоя проблема, – начал Бенедикт, не видя Дыма, но обращаясь ко всему двору сразу, – в нарушенных личных границах. Вот я, например, четко знаю: моя миска, мой диван, мои люди. А вы тут все… – он брезгливо сморщил нос, – все друг у друга на виду. Помогаете, суетитесь. Это же классическая созависимость! Сплошная токсичная жертвенность.

– Дым, – прошептала она, – да он же просто самовлюблённый пузырь! Пошли отсюда.Вера, сидевшая на скамейке, скривилась.

Но Дым не ушёл. Он спрыгнул с гаража, бесшумно подошёл к Бенедикту и остановился. Два мира столкнулись: один – отполированный, пахнущий домом, другой – лохматый, пропахший ветром и пылью переулков.

И тогда Дым сделал то, что умел лучше любых слов. Он вытянул шею и ткнулся носом в лоб Бенедикта. Нежно, но твёрдо. По-своему.

Бенедикт замер. Его бархатная уверенность дала трещину. Глаза, ещё секунду назад бывшие двумя сухими бусинками, округлились от чистого, детского изумления.

– Это называется «здравствуй», – сказал безмолвный взгляд Дыма. – А не «я тебя проанализировал».– Ч-что это было? – выдавил он, отступая на шаг.

Вера рассмеялась. Она вдруг поняла: все эти хитрые слова, что она иногда слышала от взрослых – «газлайтинг», «нарциссизм» – всего лишь стены. Высокие, скучные стены, которые люди строят вокруг себя, чтобы не услышать простое: «Привет. Ты не один?».

– Ну… ладно. А… а где у вас тут солнышко после обеда лучше греет? Говорят, с видом на качели…Бенедикт, смущённо почесав за ухом лапой, пробормотал:

Дым развернулся и пошёл, не оглядываясь, но его хвост, подрагивающий на кончике, говорил яснее всяких слов: «Следуй за мной, новичок».

И они ушли вместе – уличный профессор в поношенной шубе и домашний психолог в бархатном ошейнике. А Вера смотрела им вслед и думала, что самые толстые книги о том, как общаться с людьми, можно заменить одним простым движением – просто ткнуться носом в чужую ладонь. Без диагнозов. Без условий. Просто потому, что этот кто-то – тоже часть города. И его идеальная, одинокая крепость, возможно, просто ждала, чтобы в её ворота постучались.

Глава 14

Новенькая

В квартиру на первом этаже въехали новые жильцы. Дым наблюдал за этим с крыши гаража, свысока, как подобает профессору городской географии. Его ухом повёл не шум мебели, а девочка. Она стояла в стороне от взрослой суеты, прижимая к груди потертого мишку, и смотрела на двор не любопытством, а страхом. Будто детская площадка с ее качелями и горкой была минным полем.

Её звали Катя. И она стала тенью за стеклом. Не на балконе – балкона на первом этаже не было. Она была призраком у окна. Каждый день, возвращаясь из школы, Вера видела её бледное лицо за стеклом: Катя смотрела, как другие дети играют в салки, но стоило кому-то посмотреть в её сторону – она мгновенно исчезала, будто её и не было.

– Думает, она королева, что ли? – ворчали местные мальчишки.– Стеснительная, – вздыхала мама Веры.

Дым видел иначе. Он видел нору испуганного зверька. И он, знавший все входы и выходы в этом городе, начал осаду. Медленную. Тихую.

Он начал с подарков. Не тех, что дарят люди. С кошачьих.

Первым был каштан, идеально круглый и глянцевый. Дым прикатил его лапой прямо к её оконной раме.

На следующий день – голубиное перо, белое и чистое.

Потом – сушёную сосновую веточку, пахнущую лесом, которого не было в их дворе.

Вера, наблюдая за этими дипломатическими миссиями, поняла тактику. Она не пошла стучаться в дверь. Она села на лавочку прямо под Катиным окном и стала рисовать в блокноте. Рисовала двор. Но не настоящий, а волшебный: «Гора Хрустального Скрипа» (горка), «Залив Спокойных Снов» (песочница) и «Мыс Отважных Капитанов» (старая лавочка, где собирался совет самых смелых ребят). В углу она вывела: «Карта составлена при участии гида – кота Дыма».

Окно не открылось. Но однажды утром на подоконнике с внутренней стороны появился тот самый каштан, а рядом – маленький, слепленный из хлеба шарик. Ответный дар.

Прорыв случился неожиданно. Мяч, залетевший с футбольного поля, со звоном ударил в Катино окно. Девочка отшатнулась и уронила своего мишку. Плюшевый свидетель всех её страхов упал на подоконник, а оттуда – на уличную грядку с бархатцами.

Для всех это был просто старый медвежонок. Для Кати – единственный друг. Она застыла у окна, не решаясь выйти.

И тут вперёд вышел Дым.

Он спрыгнул с забора, подошёл к мишке. Он не стал его поднимать. Вместо этого он улёгся рядом, развалившись на солнышке, и положил свою лапу на плюшевую лапу, как бы говоря: «Всё в порядке. Я за ним присмотрю».

– Чего, Дым, нянькой работаешь?Громкий Витяк, прибежавший за мячом, хмыкнул:

Дым медленно повернул к нему голову. Он не зашипел. Он просто посмотрел. Его взгляд был ясен и спокоен: «Я делаю свою работу. А ты не мешай».

Витяк, смутившись, забрал мяч и ретировался.

В этот момент Вера подошла, подняла мишку, отряхнула его и протянула Кате, которая уже несмело открыла оконную створку.

– Я… Катя.– Его… его зовут Дым? – прошептала Катя, принимая игрушку. – Да, – кивнула Вера. – А я Вера.

Они стояли по разные стороны окна. А Дым, закончив дежурство, начал вылизывать шерсть на боку, делая вид, что всё произошло само собой.

Потом Катя рассказала. Сидя уже на той самой лавочке «Мыс Отважных Капитанов». Рассказала, как в старой школе её дразнили «тихоней» и «белой вороной». Как боялась, что здесь всё повторится, и потому решила лучше сидеть в четырёх стенах, чем снова стать мишенью для насмешек.

– А Дым… он никогда не дразнится, – сказала Вера, глядя на кота, свернувшегося калачиком у них под ногами. – Он только слушает. И приносит подарки. И показывает, что можно не бояться.

Катя кивнула. И её улыбка наконец-то дошла до глаз.

В тот день они втроём обошли всю нарисованную карту. Они штурмовали «Гору Хрустального Скрипа», искали ракушки в «Заливе Спокойных Снов» и пили сок из пакетика на «Мысе».

Дым шёл впереди, его хвост был штандартом первооткрывателя. А Вера смотрела на Катю и думала, что самые крепкие мосты строятся не из железа и бетона. Их плетут из молчаливой поддержки, из подобранного каштана и из лапы, положенной на плюшевую лапу в знак того, что ты не один. И что даже самая толстая стена страха начинает трескаться, когда по ту сторону оказывается кто-то, кто просто ждёт. Без оценок. Без насмешек. Просто ждёт.

Глава 15

Забытая мелодия

Сперва пропал скрип качелей. Не противный, а тот самый, певучий. Потом исчез звон стеклянного шарика, который мальчишки гоняли по асфальту. И наконец, стих смех – тот самый, что доносился из-за угла, где девчонки прыгали в резиночку.

Город не онемел. Он просто потускнел. Словно кто-то выкрутил ручку громкости на самых важных звуках.

Вера заметила это первой. Даже мороженое из ларька у подъезда стало безвкусным. Дым, обычно равнодушный к людской суете, тоже волновался. Он сидел на крыше гаража, и его уши-локаторы ловили что-то неуловимое.

Дым коротко мотнул головой: «Не краски. Звуки. Пропадают».– Что-то не так, – сказала Вера, подсаживаясь к нему. – Как будто краски смыли.

Они пошли на поиски. Дым вёл Веру не по улицам, а по звуковой карте города. Он подвёл её к старому вязу у гаража.

– Здесь должен быть стук дятла, – будто сказал его взгляд. – Его нет.

– Здесь смеялся малыш, когда впервые сам залез на горку. Теперь тихо.У детской площадки он сел, насторожившись:

– Здесь всегда шипели и ругались. Теперь и этого нет.Возле подвала, где жили бездомные коты, Дым остановился и тяжело вздохнул:

Вера вдруг поняла. Исчезали не просто звуки. Исчезали следы. Отпечатки радости, усилий, даже ссор. Город медленно стирал свою память.

Они нашли источник беды в самом неожиданном месте – в музыкальной школе, куда Вера ходила на скрипку. Новый директор, молодой и строгий, провёл «оптимизацию». Он выбросил старые метрономы, запретил играть на расстроенном рояле в фойе и велел педагогам заниматься только по современным методикам.

– Хаос мешает концентрации, – говорил он. – Музыка должна быть идеальной.

Идеальная музыка оказалась бездушной. Как пластиковая бутылка.

Дым подошёл к дверям самого дальнего класса – того, где учили играть самых маленьких. Из-за двери доносились ровные, скучные гаммы. Он сел и начал мурлыкать. Тихо, но настойчиво. Его мурлыканье было живым, тёплым, полным тех самых случайных нот, которые и делают музыку музыкой.

– Можно я сыграю не по нотам? Просто то, что слышу.Вера поняла. Она вошла в класс и сказала учительнице:

Она сыграла. Скрипка запела о скрипе качелей, о звоне шарика, о детском смехе. Она играла неидеально, с фальшивыми нотами, но это была настоящая жизнь.

– Давно я не слышала такой музыки.Учительница, пожилая женщина с добрыми глазами, вдруг улыбнулась:

На следующий день в школе снова зазвучал расстроенный рояль. А из открытых окон поплыли не только гаммы, но и мелодии, которые рождались прямо здесь, в этих стенах.

Дым, лежа на подоконнике, блаженно жмурился. Его мурлыканье сливалось с музыкой. Он вернул городу его душу. Ту, что живёт в неидеальных, но таких настоящих звуках.

Глава 16

Пятерка по сольфеджио

Вера ненавидела сольфеджио. Эти занудные гаммы, эти крючковатые ноты в учебнике, которые надо было петь тонким, дрожащим голосом, вызывали у неё желание залезть под парту и там тихо выть. Учительница музыки, Маргарита Степановна, женщина с лицом, как у помятого контрабаса, только усугубляла ситуацию.

– Опять, Иванова, мимо нот! – гремела она. – У тебя слуха нет, как у бегемота в берлоге!

Вечером Вера сидела за столом, уткнувшись в учебник. Перед ней лежало зловещее расписание: завтра контрольная по сольфеджио. Нужно было спеть с листа незнакомую мелодию. Провал был неминуем, а вместе с ним – насмешки всего класса и гнев Маргариты Степановны.

– Я не могу, – всхлипнула она, отталкивая книгу. – У меня никогда не получится.

Дым, дремавший на кровати, открыл один глаз. Он спрыгнул, подошёл и ткнулся влажным носом в её щёку. Потом запрыгнул на стол и улёгся прямо на раскрытый учебник, загородив собой нотные линейки.

– Дым, мешаешь! – попыталась она его сдвинуть.

Но кот не двигался. Он закрыл глаза, и из его груди понеслось ровное, размеренное мурлыканье. Оно было низким, бархатным и на удивление мелодичным. Вера прислушалась. Его мурлыканье не было хаотичным. Оно было похоже на… на музыку. На простую, но очень ясную мелодию.

И тут её осенило. Она положила палец на его бока и стала следить за вибрациями. Подъёмы – это движение вверх, спады – вниз. Это же был живой, пульсирующий нотный стан!

Она схватила карандаш и стала записывать на полях тетради: «До-до-соль-соль…» Это была незамысловатая, но абсолютно чистая последовательность нот. Урок Дыма был прост: музыка – это не закорючки в книжке. Это дыхание. Это ритм. Это жизнь.

На следующий день в классе пахло страхом и мелом. Маргарита Степановна, как суровый дирижёр перед казнью, вызвала Веру к доске.

– Ну, Иванова, покажи нам свои «успехи».

Она постучала указкой по новой мелодии на доске. Вера посмотрела на закорючки, и у неё в голове всё перепуталось. Паника сжала горло. Она уже готова была сбежать.

И тут она вспомнила. Вспомнила тёплый бок кота, ровное мурлыканье и простую истину. Она закрыла глаза на секунду, представила, что кладёт руку на его шерсть, и… запела.

Она пела не ноты с доски. Она пела мурлыканье Дыма. Тот самый простой мотив, который он ей «показал». Голос сначала дрожал, но потом окреп, стал чистым и уверенным. Она пропела свою кошачью мелодию от начала до конца.

В классе повисла тишина. Маргарита Степановна смотрела на неё с редким выражением – не с гневом, а с недоумением.

– Странно, – произнесла она наконец. – Ноты ты спела не совсем точно… но ритм и чистота тона… впервые за всё время… Пять.

Вера не поверила своим ушам. Пять! Она повернулась и увидела в окне, на карнизе третьего этажа, знакомую серую фигуру. Дым сидел, подставив морду солнцу, и умывался. Он был абсолютно спокоен.

– Ты представляешь, я спела твою песню! И она сработала!Вечером она делилась с ним своим триумфом.

Дым лениво взглянул на неё и перевернулся на другой бок, давая понять, что все эти человеческие «пятёрки» – сущая ерунда по сравнению с правильно выбранным местом для послеобеденного сна.

Но Вера-то поняла главное. Маргарита Степановна была права. Слуха для нот у неё и правда не было. Но у неё был слух для чего-то более важного – для тихого мурлыканья, для ритма дождя по крыше, для музыки, которая живёт не в учебниках, а в мире вокруг. А самые лучшие учителя иногда не ставят оценок в дневник. Они просто мурлычут, лёжа на твоём домашнем задании.

Кульминацией должно стать не спортивное достижение, а преодоление страха – это в духе серии. И финал, где Вера понимает, что дело не в результате, а в том, чтобы перестать бояться.

Глава 17

Урок физкультуры

Физра была для Веры настоящим испытанием. Не потому, что она была слабой – просто все эти нормативы, свистки и вечно орущий физрук Александр Иваныч превращали игру в муку. А сегодня было самое страшное – прыжки через «козла». Этот заскорузлый кожаный монстр с деревянными бёдрами стоял в середине зала, как насмешка над всеми неуклюжими.

Очередь перед снарядом была похожа на процессию осуждённых. Лиза из их класса, гибкая, как тростинка, легко перелетела его, получив одобрительный кивок учителя. Витяк, хваставшийся накануне, зацепился ногой и грохнулся на маты под хохот всего класса.

Сердце Веры бешено колотилось. Ноги стали ватными. Она мысленно прощалась с жизнью, представляя, как перевернётся в воздухе и приземлится прямо на голову.

И тут она увидела его. На высоком подоконнике спортзала, куда он забрался через разбитую форточку, сидел Дым. Он сидел, поджав лапы, и смотрел на происходящее с видом учёного-этнографа, изучающего странные племенные ритуалы. Его спокойный, отстранённый взгляд странным образом успокоил и Веру.

– Следующая, Иванова! Не задерживай! – прогремел свисток Александра Иваныча.

Вера вышла на исходную позицию. Руки вспотели. Она приготовилась к разбегу, как вдруг Дым, всё так же сидя на подоконнике, сделал одно единственное движение. Он медленно, с невероятной грацией и уверенностью, потянулся. Выгнул спину дугой, вытянул вперёд передние лапы, а задние отставил так, что его тело стало идеальной линией. Это было не просто потягивание. Это была демонстрация абсолютного владения своим телом. Элегантная кошачья йога.

И Вера вдруг поняла. Весь секрет был не в силе, а в этой самой грации. В доверии к своему телу. Нужно не бороться со снарядом, а просто пронести себя над ним, как Дым проносит себя по узкому забору над бездной мусорных баков.

Она сделала вдох, перестала думать о кричащем учителе и смеющихся одноклассниках. Она представила, что её тело – лёгкое, послушное и гибкое, как у кота. Разбег. Толчок. Руки легли на кожаную спину «козла» не как плети, а как пружины. Она оттолкнулась, группируясь не от страха, а для красоты движения, и перелетела.

Приземлилась она не очень изящно, чуть завалившись на бок. Но – перелетела!

– Ну, с натяжкой, но сдано, – буркнул Александр Иваныч, делая отметку в журнале.

Одноклассники уже смотрели не с насмешкой, а с тихим уважением. А Вера, отдышавшись, посмотрела на подоконник. Дым сидел в той же позе, но теперь его хвост чуть заметно подрагивал на кончике. Кошачий эквивалент аплодисментов.

– Спасибо, – прошептала она. – Ты показал, что главное – не сила, а ловкость.После урока она подошла к нему.

Дым снисходительно моргнул, спрыгнул с подоконника и пошёл прочь, виляя хвостом. Его урок был закончен. Он снова доказал, что самые важные науки – физику движения, математику равновесия и поэзию грации – не всегда преподают в школьных кабинетах. Иногда их демонстрирует на подоконнике спортзала усатый профессор в лохматой шубе.

Глава 18

. Не тот подарок

Это была Самая Важная Дата в году – день рождения Веры. Целый месяц она оставляла маме на столе заветные листочки с намёками: «Вот такой планшет для рисования видели с Лизой в магазине» или «Смотри, какие наушники с кошачьими ушками!». Она была уверена – мама поняла. Как не понять?

Утром за столом её ждал нарядный свёрток. Сердце Веры заколотилось. Она разорвала обёртку и… застыла. В коробке лежал не планшет, не наушники. Лежал толстый, в кожаной обложке, альбом для акварели и дорогой набор кисточек.

– Ну как? – улыбнулась мама. – Ты же любишь рисовать. Это же лучше, чем какие-то бездушные гаджеты.

Всё внутри Веры сжалось в комок обиды. Это было не «лучше». Это было не то. Совсем не то. Она видела эти кисточки в магазине – они были для скучных взрослых натюрмортов, а не для весёлых скетчей в блокноте.

– Спасибо, – прошипела она, отталкивая коробку. – Ты никогда меня не слушаешь! Ты специально даришь не то, что я хочу!

Она убежала в свою комнату, хлопнув дверью. Праздник был испорчен. Мама за дверью вздыхала, потом её шаги затихли на кухне. В комнате повисла тяжёлая, колючая тишина.

Вера уткнулась лицом в подушку. Глаза предательски зудели. Она ждала этот день так долго, а всё пошло наперекосяк. И тут на кровати рядом с ней мягко приземлился Дым. Он обошёл её голову, тычась мордой в мокрую от слёз щёку, и улёгся между ней и стеной, принявшись громко мурлыкать. Его мурлыканье было похоже на работу маленького, но мощного генератора спокойствия.

Через какое-то время Вера перевернулась и потянулась к блокноту, куда обычно рисовала комиксы про их с Дымом приключения. Рисовать не хотелось. Она взяла новую кисточку – ту самую, «скучную» – и стала водить ею по воздуху, разглядывая. Кисточка была удивительно лёгкой, а её кончик – идеально острым.

Дым, наблюдая за этим, поднялся, подошёл к банке с водой, которую Вера принесла для красок, и аккуратно ткнул в неё лапой. Потом посмотрел на Веру и на альбом.

– Ты что, хочешь, чтобы я попробовала? – удивлённо спросила она.