Полная версия
Селенария. Рождение света
Кейтлин Рид
Селенария. Рождение света
Глава 1
ПрологНочь в Селенарии сияла серебром. Луна висела так высоко и так близко, что казалось – протяни руку, и можно коснуться её холодного света. Он ложился на белоснежные стены дворца, переливался в листве садов, пробивался сквозь витражи, наполняя детскую комнату мягким сиянием. Всё вокруг выглядело спокойно и величественно, будто сама вечность укрыла дом их рода своим крылом.
Лунариэль, крошечная и хрупкая, лежала в постели, прижимая к груди тонкую куклу с вытертой лентой. Рядом сидел её брат. Ему было всего десять лет, но в его голосе, когда он читал сказку, звучала необычная для ребёнка серьёзность. Он тянул слова неторопливо, будто хотел, чтобы сестра поверила каждому:
– «И тогда принцесса подняла меч… и свет Луны затмил мрак…»
Он читал, а Лунариэль слушала и верила, что пока он рядом, никакая тьма не коснётся её. Его голос был для неё крепче стен дворца, теплее объятий матери.
Она зевнула и спряталась с головой под одеяло, но в ту же секунду тишину прорезал странный звук. Сначала лёгкий – словно где-то треснула ветка или ветер толкнул дверь. Потом – тяжёлый, глухой удар. Весь дом дрогнул, а с потолка упала тонкая полоска пыли.
Лунариэль резко приподнялась, её сердце забилось чаще, как испуганная птичка.
– Что это?.. – голос её был почти неслышен.
Брат нахмурился и закрыл книгу. Его взгляд стал взрослым, слишком взрослым для мальчишки его возраста.
– Сиди здесь. Я пойду посмотрю.
– Нет! – Она судорожно схватила его за руку, вцепившись так, словно могла удержать от опасности.
Он мягко разжал её пальцы и улыбнулся едва заметно, но глаза его оставались настороженными.
– Обещай мне, Лунариэль. Жди.
Он вышел, а в комнате осталась только тишина и стук её сердца. Но ждать она не смогла. Тревога, словно острые когти, сжимала грудь, не давая дышать. Лунариэль сбросила одеяло и босиком выбежала в коридор.
Мир вокруг словно перевернулся. Стены дрожали от ударов, воздух был пропитан гарью. Издалека доносился звон металла, крики и глухой гул – будто сама Селенария стонала от боли.
Она побежала дальше и вдруг застыла: зал перед её глазами был объят огнём. Пламя лизало колонны, мрамор трескался под его жаром. Стражи сражались отчаянно, но против них стояли фигуры в чёрных доспехах, их силуэты казались соткаными из самой тьмы. За ними тянулись клубы мрака, разъедающие свет. Крики раненых перемешались с лязгом клинков, а запах крови и дыма обжигал горло.
В самой гуще хаоса стоял её отец. С мечом в руке он был как воплощение силы и упрямства, но врагов становилось всё больше, и они надвигались стеной. Его движения были стремительными и точными, но Лунариэль видела – это борьба, в которой нет шанса на победу.
– Лунариэль?! – его голос перекрыл гул сражения. Он обернулся, глаза расширились от ужаса. – Ты должна была быть в комнате!
Голос был резким, но в нём звучала дрожащая нота страха – не за себя, за неё.
– Уходи немедленно!
Рядом с ним, сжимая меч, стоял её брат. Совсем ещё мальчик, такой маленький рядом с мужчинами в броне. Но в его глазах горел огонь, ярче факелов, и Лунариэль впервые увидела в нём не ребёнка – воина.
– Уводи её! – выкрикнул он отцу. – Я прикрою!
– Нет! – закричала Лунариэль и метнулась к нему. Её ноги вязли в крови и пепле, но она пыталась дотянуться, обнять, удержать.
Клинок врага сверкнул – слишком быстро. Воздух разорвал пронзительный крик брата, и в следующее мгновение багровая струя брызнула на белый мрамор. Его тело рухнуло у её ног, глаза ещё горели болью и решимостью.
– Беги… – прохрипел он, но голос уже таял.
Зрачки померкли, и взгляд стал пустым.
Мир сузился. Не было больше ни пламени, ни криков – только брат, распростёртый в крови, и её собственный крик, рвущийся из груди.
Она застыла, словно окаменела, не в силах оторвать взгляд. Но сильные руки подхватили её. Это был отец. Его лицо было в крови, но глаза горели, как всегда – твёрдо, решительно.
– Смотри на меня! – он почти встряхнул её. – Ты – последняя надежда. Ты должна жить, слышишь? Жить ради всех нас.
И тогда она увидела Её.
Женщина в белом плаще стояла у стены, как тень Луны среди огня. Её лицо было скрыто капюшоном, на лбу мерцал серебряный знак. Пламя не касалось её, враги не замечали её присутствия. Для них она была призраком. Но Лунариэль видела. И отец тоже.
– Отведи её, – голос отца сорвался в хрип. – Уведи и скрой.
Жрица шагнула ближе, и её голос прозвучал холодно и твёрдо, как металл:
– Дитя Луны должно быть спасено. Она – сосуд. Она – свет будущего.
Отец крепко прижал Лунариэль к себе. Его ладонь дрожала, но голос был непреклонен:
– Запомни: я всегда буду рядом. Даже если ты… не вспомнишь меня.
Он оттолкнул её к жрице и сам ринулся обратно в бой, исчезнув за стеной врагов. Его силуэт растворился в дыму и пламени.
Жрица схватила Лунариэль за руку. Пальцы её были ледяными, но в них чувствовалась невероятная сила – не человеческая, божественная.
– Быстрее, дитя Луны! – её голос эхом пронёсся сквозь грохот рушащихся стен.
Они бежали по коридорам, где потолок трескался от жара, а мрамор осыпался пылью и искрами. За каждым поворотом огонь гнался за ними, словно сама Тьма тянулась вырвать ребёнка из рук жрицы.
Наконец она остановилась у древней арки, скрытой за гобеленом с символом серпа Луны. Лунариэль даже не успела спросить, что это, – жрица ударила ладонью по камню. Символы вспыхнули серебром, и в воздухе разверзлась трещина, наполненная холодным сиянием. Сквозь неё веяло тишиной и силой, совсем иной, чем в горящем дворце.
– Портал! – девочка всхлипнула и отшатнулась.
– Не бойся, – жрица подтолкнула её. – По ту сторону ты будешь в безопасности.
Их шаги разом провалились в свет, и в следующий миг дворец остался позади.
Они оказались в круглом святилище с высокими колоннами, уходящими в темноту. Каменные стены излучали мягкое сияние, словно сами были сотканы из лунного света. В центре возвышался алтарь, над которым парил серебряный диск, источающий ровное свечение. Здесь воздух был чист, но холоден, как ночь.
У алтаря стояли ещё две жрицы, их одежды переливались белым и серебряным, а лица были бледны от усталости и тревоги.
– Она здесь, – сказала та, что привела девочку. Её голос дрогнул, но в глазах сияла решимость. – Последняя дочь Луны.
Старшая из жриц шагнула вперёд, пристально вглядываясь в Лунариэль.
– Мы не сможем укрыть её иначе. Бог Тьмы почует её кровь, где бы она ни была.
– Тогда… – вторая жрица отвела взгляд, губы её задрожали, – придётся разорвать её связь с прошлым.
– Нет! – Лунариэль всхлипнула, отступая назад. Её руки тянулись к пустоте, туда, где остался дом, отец, брат. – Я хочу к ним! Пожалуйста! Верните меня!
Старшая склонилась к ней, и голос её был мягок, как шёпот ветра, но в нём звенела стальная нота:
– Ты – избранная, дитя Луны. В тебе живёт надежда целого мира. Ради тебя пали твои родные. Ради тебя мы жертвуем собой.
Лунариэль покачала головой, слёзы текли по щекам, сердце рвалось на части. Она не понимала, почему её лишают всего, за что она цеплялась.
Жрицы встали в круг, их ладони поднялись, и воздух святилища наполнился сиянием. Символы Луны вспыхнули на камнях пола, зазвенели древние слова. Серебряный свет разливался по залу, становясь всё ярче, пока не ослепил.
– Прости нас, дитя, – прошептала старшая жрица, коснувшись её щеки. – Но только так ты будешь спасена.
Голоса жриц слились воедино, и слова пророчества разнеслись под сводами, будто говорила сама судьба:
«Из крови восстанет дочь,
в её руках – свет и тьма.
Она поднимет Селенарию к свету…
или утопит её в бездне».
Свет нахлынул, ослепительный и холодный. Лунариэль изо всех сил пыталась удержать в памяти лицо отца, глаза брата, их голоса… но всё ускользало, растворялось в сиянии, как сон. Мир рушился и исчезал.
Осталась лишь тьма – плотная, как ткань. Где-то глубоко, на самом её дне, едва слышно дрогнул шёпот, похожий на дыхание: держись. Ты не одна.
Глава 2
Огонь разгорался слишком быстро, жадно пожирая стены, которые трескались и рушились под его жаром. Воздух был густым, тяжёлым, и каждый вдох обжигал горло, будто я вдыхала не воздух, а раскалённый пепел.
Я пыталась бежать, но ноги словно тонули в чёрной жиже. Между вспышками пламени мелькали силуэты – высокие, чёрные, не человеческие. Лица у них словно затянуты дымом, а от тела тянулся такой холод, что мурашки бежали по коже, несмотря на жар.
Я слышала крики – женские, мужские, детские, – но не могла разобрать слов. Казалось, они звали меня, но голоса тонули в грохоте и треске. И вдруг передо мной упала тень – маленькая, детская, окровавленная. Я потянулась к ней, но она рассыпалась в прах, и вихрь унес его в огонь.
Я закричала.
– Лиана! Лиана, проснись!
Голос разрезал сон – как дверной просвет в темноте. Я рывком села, жадно хватая воздух. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться наружу, а в горле всё ещё стоял вкус дыма.
– Ты опять кричала, – мама уже сидела на краю кровати и держала меня за плечи. Её лицо было встревоженным, но в глазах отражалась привычная забота.
Я моргнула, пытаясь отогнать образы, которые упорно возвращались, будто хотели врезаться в память навсегда.
– Всё в порядке, – выдавила я сипло. – Просто кошмар
Я откинулась на подушку, прикрыла глаза ладонью, стараясь успокоить дыхание. Кошмар таял, но оставлял за собой горькое послевкусие. Всегда одно и то же – огонь, тени, крики, будто внутри меня хранилась память о том, чего я никогда не переживала.
– Может, тебе стоит сходить к врачу? – мама говорила осторожно, словно боялась меня спугнуть. – Эти сны… они слишком частые.
Я покачала головой, стараясь изобразить улыбку.
– Мам, это просто нервы. Экзамены скоро, вот и снится всякая чушь.
Она посмотрела на меня чуть дольше, чем обычно, но ничего не ответила. Только пригладила волосы и встала.
– Завтрак готов. Постарайся ещё немного поспать, если сможешь.
Когда дверь за ней закрылась, я уткнулась лицом в подушку. Спать больше не хотелось. Внутри всё ещё звучал крик из сна, и казалось, что стены моей комнаты хранят отголоски чужой боли. Я села и обхватила колени руками, уставившись в окно.
За стеклом утро делало вид, что оно обычное. Солнце едва поднималось, окрашивая крыши и дворы золотистым светом. Люди спешили по делам, дворники гремели лопатами, соседи выпускали собак. Всё выглядело настолько буднично, что от этого становилось даже больно. Как будто я сама должна быть такой же – простой, обычной.
Мне семнадцать. Через несколько месяцев я закончу школу, и все ждут от меня решений, которые определят мою жизнь. Университет, профессия, будущее. Но когда я думаю об этом, внутри пусто. Нет ни желания, ни тяги, ни интереса. Каждая специальность кажется чужой, будто я пытаюсь надеть не своё платье, которое всё равно не сядет по фигуре.
Учителя говорят, что я способная. Мама уверяет, что у меня «всё впереди». Друзья обсуждают поступление, спорят, смеются, а я лишь киваю, притворяясь, что тоже думаю о будущем. На самом деле я просто не чувствую – ничего.
Иногда мне кажется, что я жду чего-то другого, чего-то большего. Будто моя жизнь ещё не началась, и всё, что происходит сейчас, – лишь пролог.
Я всё-таки поднялась, натянула халат и прошла на кухню. Запах жареных тостов и кофе мгновенно вернул меня в привычность утра. Мама уже хлопотала у плиты, как всегда слишком собранная и быстрая для этого времени дня.
– Ну вот, уже лучше, – сказала она, заметив меня в дверях. – Я думала, ты снова закроешься в комнате и будешь сидеть там до обеда.
– Я же не совсем зомби, – пробормотала я, садясь за стол.
Она поставила передо мной тарелку, и я взяла вилку больше по привычке, чем от голода.
– Осталось всего несколько месяцев, – сказала мама между делом. – Ты уже думала, куда хочешь поступать?
Я пожала плечами, ковыряя тост.
– Не знаю.
– Лиана, – её голос стал мягким, но в нём проскользнула тень усталости, – все твои одноклассники уже определились. Даже Милена, которая никогда ничего не хотела, подала документы в колледж. А ты…
– Мам, я подумаю, – перебила я и тут же почувствовала укол вины. Её глаза были слишком заботливыми, слишком верящими, что я однажды найду свой путь. А я… я не знала, где искать.
Мы замолчали. Только чайник тихо шумел, и за окном лаяла собака. Всё было слишком обычно, и в этом «обычно» я чувствовала какую-то ловушку. Будто моя жизнь пыталась убедить меня в том, что она нормальная, правильная, но сердце упрямо шептало обратное.
Я доела тост, вытерла пальцы салфеткой и поднялась.
– Я пойду собираться.
Мама кивнула, не стала настаивать.
В своей комнате я открыла шкаф, машинально выбрала джинсы и свитер. Каждое утро походило на предыдущее, и в этом не было ни уюта, ни радости – только привычка. Я посмотрела на себя в зеркало – растрёпанные волосы, тени под глазами от недосыпа, и тот самый взгляд, в котором словно чего-то не хватало.
Кто я? – иногда этот вопрос звучал так громко, что я почти слышала его вслух. Но ответа не было.
Я вздохнула, схватила рюкзак и вышла из комнаты.
***Я вышла из дома и вдохнула холодный утренний воздух. Он был свежим, чуть влажным после ночного дождя, и на мгновение это помогло прогнать остатки кошмара. Я натянула рюкзак на плечо и пошла по знакомой улице.
Серое небо постепенно светлело, но на мгновение мне показалось, что прямо над крышами вспыхнуло что-то серебряное, будто короткая вспышка луны среди утренних облаков. Я остановилась, всматриваясь, но ничего особенного не было – только голубоватый свет рассвета и редкие птицы.
Показалось.
– Лиииииана! – чей-то звонкий голос выдернул меня из мыслей.
Я обернулась – ко мне мчалась Элиза. Она всегда двигалась так, словно мир был слишком маленьким для её энергии. Лёгкий шарф развевался за плечами, волосы – золотисто-рыжие, собранные в небрежный хвост – сияли в утреннем свете. Она улыбалась так, будто несла солнце с собой.
– Ты опять выглядишь так, будто не спала всю ночь, – сказала она, заглянув мне в лицо. – Признавайся, снова читала до трёх ночи или твои кошмары не дают покоя?
Я пожала плечами, отводя взгляд.
– Скорее второе.
Она вздохнула, но быстро сменила тему, как всегда – не любила надолго задерживаться в тяжёлых разговорах.
– Знаешь, я всё решила! Я подаю документы в колледж дизайна. Представь: я – будущий модельер, мои платья на подиуме, свет, аплодисменты… – она всплеснула руками и закружилась прямо на тротуаре.
Я улыбнулась, несмотря на усталость. Только Элиза могла в семь утра вести себя так, будто жизнь – это праздник, который никогда не кончается.
– А ты со мной, да? – она остановилась и впилась в меня взглядом. – Скажи, что подашь туда же! У них есть отделение графики, иллюстрации, ну или хоть что-то! Мы будем вместе, Лиана. Всегда вместе.
Она взяла меня под руку, прижалась плечом, и в этот момент я поняла: она действительно верит, что мы никогда не расстанемся.
– Элиза… – я замялась, – я пока не знаю.
– Знаешь! – перебила она. – Просто боишься признаться. Но я-то чувствую: без меня ты пропадёшь.
Я засмеялась, хотя внутри снова кольнуло то же чувство пустоты. Иногда я ловила себя на мысли, что живу её мечтами, потому что у самой их нет.
***Мы шли рядом, и её шаги были лёгкими, быстрыми, будто она могла идти так весь день, не уставая. Мои же ноги едва поспевали за её ритмом.
– Ты представляешь, – продолжала Элиза, – я вчера до ночи листала каталоги. У них такие курсы, такие проекты! Мы сможем учиться у настоящих мастеров! Я буду придумывать платья, а ты – рисовать к ним иллюстрации. И наши имена будут рядом в журнале.
Я смотрела на её сияющие глаза и думала, что, может быть, она и правда сможет. Элиза всегда знала, чего хочет. Она хватала мечту обеими руками и тянула её к себе, не отпуская.
– Я не уверена, что у меня это получится, – тихо сказала я.
– Глупости! – она фыркнула. – У тебя золотые руки, Лиана. Помнишь, как ты нарисовала портрет нашего учителя истории? Он же потом весь год на нас не сердился!
Я улыбнулась краем губ. Это было правдой – мой рисунок тогда все обсуждали, и даже мама повесила копию на холодильник. Но то был просто случайный порыв, а не мечта.
– Ты слишком веришь в меня, – пробормотала я.
– А ты слишком в себя не веришь, – ответила она, закидывая руки за голову. – Но ничего. Я компенсирую.
Мы свернули на аллею, обсаженную липами. Ветер чуть покачивал ветви, и тени дрожали на асфальте. Элиза болтала без умолку: о конкурсах, о том, как она подала заявку на летнюю выставку, о фильме, который собиралась посмотреть вечером. Я слушала и ловила себя на мысли, что рядом с ней всегда легче дышать. Она была для меня словно солнце – яркое, шумное, иногда утомительное, но без него мир казался бы слишком серым.
– Обещай, – вдруг сказала она, остановившись и повернувшись ко мне. – Обещай, что мы будем вместе.
Я встретила её взгляд и на мгновение почувствовала, как внутри сжимается сердце.
– Я обещаю, – выдохнула я.
Она улыбнулась так широко, что я не смогла не улыбнуться в ответ.
Мы подошли к школе, и привычная толпа учеников уже шумела у входа. Кто-то смеялся, кто-то повторял конспекты перед контрольной. Всё было обыденно, как и вчера, и позавчера, и в сотни дней до этого.
Только я снова поймала себя на мысли: всё это будто не моё. Будто я живу чужой жизнью, а моя где-то ещё – по ту сторону сна.
***Класс гудел, пока мы рассаживались по местам. Запах мела и старых книг всегда казался мне сонным, и обычно урок литературы проходил в полусне. Но сегодня внутри всё было тревожно тихо, будто утро само готовило меня к чему-то.
Учительница, высокая женщина в строгом сером платье, поправила очки и обвела нас внимательным взглядом.
– Сегодня, – начала она, – мы коснёмся древних легенд, в которых отражены представления людей о мире и его устройстве. Разумеется, всё это лишь мифология, красивые истории, но в них можно найти символику и архетипы, важные для литературы.
Элиза тихо застонала, уронив голову на парту. Я улыбнулась краем губ, хотя обычно реагировала так же.
– В старых текстах говорится о пантеоне богов, – продолжила учительница, медленно записывая на доске. – Они будто делили между собой сферы власти. Иерархия начиналась с Луны.
Она нарисовала мелом тонкий серп, и я почему-то не смогла отвести взгляд. Символ казался простым, но в то же время знакомым до боли, будто я уже видела его сотни раз. Я провела пальцем по своей тетради, как будто хотела повторить его линию.
– Богиня Луны считалась верховной, – голос учительницы звучал ровно, но в классе повисла редкая тишина. – Она олицетворяла равновесие, соединяла свет и тьму, жизнь и смерть. Люди верили, что именно её свет охраняет мир от хаоса. Символы Луны – серп, полный круг и серебро.
Я почувствовала, как сердце бьётся чаще.
– Следом шёл Бог Тьмы, – продолжила учительница. – Его представляли властелином теней, покровителем ночных страхов. Символ – чёрный ворон или распахнутые крылья. Считалось, что он жаждет подчинить себе всё, даже Луну.
Элиза фыркнула и на полях своей тетради нарисовала ворона с огромным клювом.
– Бог Солнца, – на доске появился круг с лучами. – Символизировал тепло, жизнь и силу. Его цвет – золотой. В легендах он всегда соперничал с Тьмой, но уступал Луне.
– Бог Ветров – перо и ураган. Хозяин дыхания мира. Его изображали вечно юным.
– Бог Моря – трезубец и волна. Хранил тайны глубин, дарил рыбакам удачу.
– Бог Огня – пламя, кузня и битва. Покровитель воинов и ремесленников.
Учительница повернулась к классу.
– Но помните: это всего лишь мифы. Никто не знает, были ли боги реальны. Для нас они – лишь отражение страхов и надежд древних людей.
Большинство ребят зашептались, кто-то зевнул. Но я не могла оторвать взгляда от доски, где среди символов ярче всех сиял лунный серп. Внутри было странное чувство – будто этот знак был частью меня самой.
– Простите… – слова сами сорвались с моих губ, хотя я не собиралась поднимать руку.
Учительница удивлённо подняла глаза от доски.
– Да, Лиана?
Я чуть замялась, чувствуя, как на меня обернулись несколько голов. Обычно я молчала на таких уроках, отсиживалась. Но сейчас во мне горело любопытство, которого я не знала за собой.
– А почему именно Луна была главной? – спросила я. Голос дрогнул, но я не отвела взгляда.
В классе кто-то тихо хихикнул, Элиза покосилась на меня с таким выражением, будто я только что заявила, что собираюсь стать президентом.
Учительница поправила очки.
– Хороший вопрос. В старых легендах говорилось, что Луна соединяет свет и тьму, день и ночь. Она как будто была посредницей, хранительницей равновесия. Её боялись, но и почитали больше всех. Считалось, что только она может укротить Тьму.
Я кивнула, но вопрос уже вертелся на языке:
– А… – я снова подняла руку, хотя сердце колотилось. – А были легенды о том, что Луна могла передавать свою силу… человеку?
Учительница на миг замерла.
– Есть один миф, – наконец сказала она. – Но он почти утрачен. В нём упоминается, что однажды родится девушка, которая станет сосудом самой Луны. Но многие учёные считают, что это символическая метафора – мол, речь идёт о женской мудрости или циклах природы.
Сердце у меня заколотилось ещё быстрее. «Девушка, сосуд Луны» – слова будто обожгли изнутри.
– И что с ней должно было случиться? – мой голос прозвучал тише, но отчётливее.
Учительница пожала плечами.
– Одни тексты говорили, что она спасёт мир. Другие – что принесёт ему гибель. В любом случае это легенда, не более. – Она усмехнулась. – К счастью, ни одна из моих учениц пока не пыталась свергнуть порядок Вселенной.
Класс засмеялся. Элиза ткнула меня локтем:
– Ли, это точно про тебя. Та-дам, спасительница мира. Только платье выберешь у меня.
Я улыбнулась, но внутри что-то продолжало дрожать. Символ серпа на доске будто светился ярче, и казалось, если я протяну руку, то смогу коснуться его – так же, как во сне я пыталась дотянуться до исчезающего силуэта.
***Звонок прервал урок, и класс зашумел. Кто-то поспешно захлопнул тетрадь, кто-то начал обсуждать планы на вечер. Словно и не было разговора о богах, словно никто не слышал, что учительница только что произнесла вслух слова, которые перевернули во мне что-то важное.
– Скука смертная, – протянула Элиза, закидывая рюкзак на плечо. – Если боги и существовали, то наверняка придумали кого-то вроде меня – богиню вечеринок и платьев.
Я усмехнулась, но лишь краем губ. Она что-то ещё говорила, жестикулируя, как всегда слишком громко, но её слова тонули в шуме. А я шла рядом и ловила себя на том, что мой взгляд всё время возвращается к белым следам мела на доске. Лунный серп уже стёрли, но я всё ещё видела его.
Почему он кажется таким знакомым? Почему я чувствую, будто это не просто символ, а часть меня самой?
Я вдруг осознала: впервые за долгое время мне действительно чего-то хочется. По-настоящему. Не потому что так нужно, не потому что кто-то ждёт от меня решения, а потому что это зовёт меня изнутри.
Я хочу знать больше. Я хочу читать мифы, разбирать легенды, искать истоки символов, изучать всё, что связано с богами и древними верованиями.
Мысли обрушились на меня, как волна, и в груди стало тесно. Может, именно это и называют мечтой? Когда что-то внутри просыпается, и ты не можешь игнорировать этот зов.
Я поступлю на «историю и культуру древних цивилизаций».
Мысль была такой ясной, что я даже остановилась посреди коридора. Элиза обернулась, держа меня за локоть.
– Ли, ты чего?
– Ничего, – выдохнула я и улыбнулась ей. – Просто… кажется, я знаю, чего хочу.
Она склонила голову набок, но тут же рассмеялась:
– Ну наконец-то! Я уж думала, придётся тащить тебя за собой в дизайнеры силой.
Я снова улыбнулась, но внутри чувствовала странное дрожание – смесь страха и восторга.
Может, это и есть мой путь. Может, я всё-таки нашла его.
Я шла рядом с Элизой, слушая её болтовню, и в какой-то момент поймала себя на мысли: впервые за долгое время мир вокруг не казался пустым.
Глава 3
Лес сиял серебром. Стволы деревьев уходили ввысь, их гладкая кора мерцала, словно была соткана из чистого света. Под ногами пружинила трава, прохладная и влажная, будто капли росы оставили на коже прозрачные следы. Воздух был неподвижен, тягуч, в нём не звучала ни одна птица, ни один шорох. Только моё дыхание казалось здесь чужим, слишком громким.
