Приключения бога. Книга первая. Стеклянные пустыни

– Скарабей, что катит Солнце, узрел ваш труд! И его сердце исполнилось не гордостью, а… печалью!

В толпе прошел встревоженный гул. Они никогда не слышали, чтобы их божество могло испытывать печаль. Гнев – да. Милость – возможно. Но печаль?

– Он устал от этого бесконечного, этого бессмысленного кружения! – голос Сайрена зазвучал громче, обвиняюще. – Он даровал вам солнце – источник жизни и силы! А вы что делаете? Вы превратили его дар в ярмо! В каторгу! Вы рабы собственного ритуала!

Слова «рабы» и «каторга», произнесенные его могущественным голосом, вызвали настоящий шок. Они переглядывались, шептались. Некоторые, самые молодые и сильные, смотрели на него с новым выражением – не страха, а пробудившейся надежды. Они слышали, как кто-то называет их труд тем, о чем они и сами порой задумывались в тишине ночей – бессмысленным.

Жрецы, стоявшие отдельной группой, молчали. Но их молчание было красноречивее криков. Лица их, особенно лицо А'кива, были мрачны, как грозовая туча. Они видели, куда он клонит. И им это не нравилось.

– Но я, Лик Прогресса, явился не для того, чтобы обличать! – провозгласил Сайрен, меняя тактику. Его голос смягчился, в нем зазвучали обещающие, медовые нотки. – Я явился, чтобы освободить вас! Скарабей устал от вашего старого труда, и потому он послал меня с новым! С даром, который избавит вас от векового рабства!

Он сделал театральную паузу, выдерживая напряжение. Все замерли, затаив дыхание.

– Я дарую вам Неподвижный Свет!

Он вытянул перед собой руку. На его ладони лежал небольшой, похожий на отполированный черный камень диск. Это был прототип фотонного концентратора.

– Ваше «Великое Качение» отныне окончено! Вам больше не нужно катить сферы, чтобы поймать солнце! Отныне солнце будет служить вам прямо здесь, на этом месте!

Он активировал устройство. Сначала ничего не произошло. Толпа замерла в недоумении. Потом над его ладонью, прямо в воздухе, возникла крошечная, не больше горошины, точка ослепительно-белого света. Она пульсировала, росла. Через секунду это был уже шар размером с яблоко, висящий в воздухе без всякой опоры. Он не просто светился. Он горел. От него исходил жар, ощутимый даже на расстоянии. Воздух вокруг него дрожал от перегрева.

Это был не голографический трюк. Это была реальная, сконцентрированная фотонная энергия, удерживаемая мощным магнитным полем. Принцип был прост: та же самая энергия солнца, которую они ловили сферами, но собранная в миллионы раз эффективнее и без всякого движения.

– Видите? – его голос прозвучал торжествующе. – Свет, пойманный раз и навсегда! Неподвижный! Вечный! Больше вам не нужно проводить жизнь в пыли и зное, толкая эти стеклянные громады! Этот шар – лишь малая тень того, что я дам вам! Мы построим Башни Неподвижного Света! Они будут собирать солнце и хранить его силу! И эта сила будет озарять ваши жилища ночью, будет греть вас в холод, будет питать машины, которые станут делать за вас всю тяжелую работу!

Он сжал руку в кулак, и светящийся шар погас, оставив после себя лишь дрожащее в воздухе марево и запах озона.

– Ваш труд изменится! – провозгласил он, и теперь его слова были обращены к самым молодым, к самым сильным, к тем, в чьих глазах он видел отклик. – Вам больше не нужно катить! Вам нужно лишь строить! Строить новую жизнь! Жизнь, достойную внимания Скарабея!

Он опустил руку. На площади стояла полная тишина, но теперь это была иная тишина. Не тишина шока, а тишина осмысления. Тишина перед бурей.

И буря началась.

Сначала робко, потом все громче, раздались возгласы. Не молитвы, а вопросы, восклицания.

– Правда? Нам больше не нужно катить?

– Неподвижный Свет… Он будет греть ночью?

– Скарабей действительно этого хочет?

Молодежь и простые рабочие, те, чья жизнь была одним сплошным мышечным усилием, смотрели на него с горящими глазами. В их головах рождалась новая, невероятная реальность. Реальность, в которой их дети не будут знать, что такое мозоли на ладонях от толкания сфер. Реальность, в которой ночь не будет временем страха и холода.

Но была и другая реакция.

Жрецы не сдвинулись с места. Их лица стали не просто мрачными – они окаменели. А'кив смотрел на Сайрена, и в его взгляде не было ни страха, ни надежды. Был холодный, бездонный ужас. Ужас не перед божеством, а перед последствиями его слов. Он видел не освобождение, а крушение. Крушение мира, который они знали. Крушение основ, на которых держалась не просто их власть, но, как они верили, само существование их мира.

Один из молодых жрецов, не выдержав, выкрикнул:

– Но… но Великое Качение… Оно должно продолжаться! Иначе… Иначе…

А«кив резко повернулся к нему, и тот замолчал, потупив взгляд. Старейшина снова посмотрел на Сайрена. Их взгляды встретились через всю площадь – взгляд холодного, расчетливого прогресса и взгляд древней, непоколебимой традиции, предчувствующей катастрофу.

Сайрен видел этот взгляд. И видел надежду в глазах толпы. Он сделал выбор. Он всегда делал выбор в пользу прогресса.

– Так будет! – его голос прозвучал окончательно, перекрывая все шепоты и сомнения. – С сегодняшнего дня Великое Качение отменяется! Все силы должны быть брошены на строительство первых Башен Неподвижного Света! Я сам буду направлять вас! Таков первый указ Сияющего Посланца!

Он не стал ждать их реакции. Он развернулся и тем же мерным, неестественно плавным шагом направился обратно к своей пещере, оставив за собой море потрясенных, растерянных, восторженных и ужаснувшихся людей.

Его первый указ был отдан. Машина прогресса была запущена. И где-то в глубине, под песками, что-то древнее и спящее, возможно, впервые за тысячелетия, шевельнулось, почуяв, что равновесие, державшее его в узде, только что было нарушено.

Глава 9: Урок физики для прокаженных

Идея о том, что прогресс – это благо, которое нужно нести массам, разбилась о суровую реальность в лице двадцати тупых, как пробки, аборигенов, смотревших на него с выражением благоговейного идиотизма. Сайрен стоял перед своей первой, тщательно отобранной группой учеников на залитой солнцем строительной площадке у края ритуального поля. Это были, по заверениям местных старейшин, самые смышленые юноши и девушки поколения. Сайрен клялся, что видел больше интеллекта у швабры для очистки солнечных батарей на «Олимпе».

Он вздохнул, заставляя свои вокальные связки вибрировать с показным спокойствием. Его внутренний монолог бушевал, как магнитная буря.

«Итак, начнем. Передо мной два десятка Homo Sapiens, чей технологический потолок – заостренная палка. И я должен объяснить им принципы фотоэлектрического эффекта и конструкцию твердотельного накопителя. Боже, я должен был остаться в баре».

– Народ Стеклянных Пустынь, – начал он, и двадцать пар глаз загорелись от одного звука его голоса. Не от предвкушения знаний, а от счастья, что с ними говорит божество. – Сегодня мы начнем строить будущее. Будущее, которое вы видите здесь.

Он активировал голографический проектор. В воздухе между ними вспыхнула сложная, сияющая схема Башни Неподвижного Света. Вращающаяся трехмерная модель, испещренная стрелками, обозначающими потоки энергии, схемами проводников, графиками эффективности. Для него это была упрощенная до примитива диаграмма, которую бы не взяли в работу даже стажеры на орбитальной верфи. Для них это была магия. Чистая, неоспоримая.

Они ахнули, как один. Один парень, по имени Ра'ник, судя по его биометрике, чуть не упал в обморок от восторга.

– Это… это так красиво, – прошептала девушка с заплетенными в сложные косы волосами. Ее звали Ли'ра. – Как звезды, рожденные твоей рукой, Посланец.

«Нет, детка, это не звезды, это схема подключения конденсаторной батареи, – мысленно простонал Сайрен. – Начнем с основ. С самых-самых основ».

– Этот свет, что вы видите, – сказал он, указывая на солнце, – это энергия. Сила. Та самая сила, что заставляет ваши сферы сиять. Но мы не будем просто отражать ее. Мы будем ее… ловить. И хранить.

Он увеличил секцию модели, показывая фоторецепторную панель.

– Эта поверхность будет смотреть на солнце. Она сделана из особого материала, который… поглощает свет.

Он произнес это слово – «поглощает» – и тут же пожалел. Двадцать лиц исказились в гримасе ужаса.

– Поглощает? – переспросил Ра'ник, бледнея. – Но… но свет Скарабея нельзя поглотить! Его можно только отражать, направлять, катить! Иначе… иначе Скарабей прогневается!

«Вот черт, – подумал Сайрен. – Они думают, что солнце – это живое существо, и откусывать от него куски – святотатство. Ладно, нужна другая тактика. Нужна их собственная мифология».

– Нет, – сказал он властно. – Вы не понимаете. Скарабей не гневается. Он… делится своей силой. Он посылает к нам своих бесчисленных, крошечных слуг. Невидимых духов света. И эта панель… это не пасть, пожирающая свет. Это… дверь. Дверь, через которую эти духи входят в наш мир, чтобы служить нам.

Он видел, как напряжение на их лицах спадает, сменяясь интересом. Мифология. Они понимали мифологию.

– Этих духов нужно направить, приручить, – продолжал он, чувствуя, как опускается на новую ступень ада педагогического безумия. – Для этого нам нужны… проводящие пути. Как дороги для ваших сфер. Только для духов.

Он выделил на схеме сеть проводников.

– По этим путям духи света будут бежать к сердцу Башни, где их сила будет накапливаться.

Тут его взгляд упал на Ли'ру, которая смотрела на него с предельной концентрацией, ее губы шептали что-то.

– У тебя есть вопрос, дитя?

Она вздрогнула, покраснела и робко спросила:

– Сияющий Посланец… а как зовут этих крошечных духов? Как они называются?

Сайрен замер. Его процессор перебрал тысячи вариантов. Он мог сказать «фотоны». Но это слово ничего бы для них не значило. Он мог придумать что-то поэтичное. Но его собственная фантазия в этом отношении была безнадежно скудна.

И тогда он, сам того не зная, совершил роковую ошибку. Он решил быть «понятным».

– Они называются… фотоны, – сказал он, используя прямое заимствование, которое его переводчик тут же преобразовал в нечто, звучавшее на их языке как «фо'тоны».

Наступила тишина. Они переваривали это слово. Потом лицо Ра'ника озарилось догадкой, столь же гениальной, сколь и ужасающей.

– Фо'тоны… – протянул он, вглядываясь в сияющую схему. – Это… это крошечные солнечные скарабеи?

Сайрен почувствовал, как его искусственное горло сжимается несуществующим спазмом. Он едва не «подавился» собственным слюноотделительным гелем. Он смотрел на восторженное лицо Ра'ника, на кивающих в такт остальных учеников, которые, казалось, только что постигли величайшую тайну мироздания.

«Крошечные солнечные скарабеи. – мысленно повторял он, чувствуя, как трещит его божественный фасад. – Миллиарды микроскопических жуков, несущих свет. О, Боже. Я не бог. Я учитель начальных классов в сумасшедшем доме. И мои ученики верят, что электрический ток – это бегущие насекомые».

Но отступать было некуда. Он видел, как они смотрят на него, ожидая подтверждения своей гениальной гипотезы. Он видел, как эта идея – понятная, уютная, укладывающаяся в их картину мира – зажигает в их глазах настоящий огонь понимания.

Он сделал то, что должен был сделать любой уважающий себя пророк и мошенник. Он подтвердил.

– Да, – произнес он, и его голос прозвучал чуть хрипло от внутреннего надрыва. – Именно. Миллиарды крошечных скарабеев, бегущих по этим путям. И ваша задача – построить для них эти пути. Чтобы им было удобно бежать.

Восторгу не было предела. Они перешептывались, кивая, смотря на схему с новым пониманием.

– Дороги для маленьких Скарабеев! – радостно сказала Ли'ра. – Мы поняли, Посланец!

«Нет, вы ничего не поняли! – кричало что-то внутри него. – Вы построили в своих головах еще один миф! Вы облекли закон фотоэффекта в хитиновый панцирь и лапки!»

Но он молчал. Он смотрел, как они, воодушевленные, начинают обсуждать, как лучше «проложить дороги для маленьких Скарабеев», как сделать их «гладкими, чтобы они не спотыкались». Его миссия по просвещению превратилась в фарс. Он пытался дать им науку, а они приняли ее, пережевали и выплюнули в форме религиозной метафоры.

Он провел остаток дня, пытаясь объяснить им элементарные вещи. Что такое изоляция («стены, чтобы маленькие Скарабеи не разбежались»). Что такое полупроводник («особые врата, которые пропускают Скарабеев только в одну сторону»). Что такое аккумулятор («огромный загон, где маленькие Скарабеи отдыхают и накапливают силу, чтобы светить ночью»).

Каждое новое объяснение было ножом в сердце его инженерной гордости. Он, чей разум мог проектировать звездолеты, был вынужден сводить квантовую механику к мультику о трудолюбивых жучках.

В какой-то момент, глядя на то, как Ра'ник пытается понять, почему «дороги» должны быть сделаны из меди, а не из камня («каменные дороги слишком шершавые, маленькие Скарабеи поцарапают лапки!»), Сайрен отвернулся и уставился на раскаленный горизонт.

«Зачем? – спрашивал он себя. – Зачем я это делаю? Я мог бы сидеть в своем пентхаусе, пить синтезированный кофе и наблюдать, как скучающие киборги режут друг друга на аренах ради забавы. Это было бы не менее осмысленно. И куда более честно».

Но потом он посмотрел на их руки. Они были в ссадинах и мозолях, но они работали. Они таскали камни, копали ямы, пытались следовать его «священным чертежам». Они верили. Верили в него. Верили в его бред о крошечных скарабеях. И эта вера заставляла их двигать горы. Пусть и по неверным причинам.

Может, в этом и был секрет? Не в том, чтобы дать им истину, а в том, чтобы дать им миф, который заставит их действовать? Миф, который, пусть и кривыми путями, приведет их к лучшей жизни?

Когда солнце начало клониться к закату, он отпустил их. Они ушли усталые, но воодушевленные, неся в себе новую, странную веру – веру в маленьких солнечных скарабеев, бегущих по медным дорожкам.

Сайрен остался один на стройплощадке, среди начатых котлованов и груд материала. Он смотрел на свои руки – совершенные инструменты, способные на невероятное.

«Учитель в сумасшедшем доме, – повторил он про себя. Но теперь в этой мысли было не только отчаяние, но и крупица горькой иронии и… смирения. – Что ж, ладно. Если единственный способ заставить их построить электростанцию – это убедить их, что они строят божественные ясли для насекомых… что ж, значит, так тому и быть».

Он повернулся и пошел к своей пещере. Впереди его ждало еще много уроков. Много упрощений. Много метафор. И, он чувствовал, еще много ударов по его гордости.

Прогресс, как выяснилось, приходилось нести не на плечах, а ползком, на животе, через гущу суеверий и мифов. И его главным инструментом была не истина, а хорошо подобранная ложь. Ложь, которая работала.

Глава 10: Предупреждение, которое проигнорировали

Ночь на Стеклянных Пустынях была не просто отсутствием дня. Она была самостоятельной, враждебной стихией. Дневной зной, еще хранившийся в камнях, бессильно боролся с леденящим дыханием пустоты, что опускалась с черного, усыпанного незнакомыми созвездиями неба. Ветер, днем бывший лишь знойным дуновением, ночью крепчал, завывая в расселинах скал и неся тучи колючего песка. Идеальные условия для того, чтобы заниматься анализом данных или медитацией. Но не для того, чтобы выслушивать бредни суеверных дикарей.

Сайрен находился в своей пещере, погруженный в работу. Плавающие в воздухе голограммы отображали прогресс строительства первой Башни. Это было медленно, мучительно медленно. Его «ученики», несмотря на весь их энтузиазм, обладали скоростью мышления, сравнимой с ростом кристаллов. Он уже подсчитывал, сколько столетий потребуется, чтобы поднять эту цивилизацию до приемлемого технологического уровня, если продолжать такими темпами. Его внутренний монолог был окрашен знакомой смесью раздражения и скуки.

«Они пытаются спаять два провода уже третий день. Третий! Им нужно объяснить, что припой должен плавиться, а не гореть, что flux нужен для очистки поверхности, а не для умащения духов… И все это через призму „гладких дорожек для маленьких Скарабеев“. Я сойду с ума. Я предпочту быть тем самым барменом со щупальцами. Он, по крайней мере, не верил в микроскопических жуков».

Именно в этот момент его сенсоры периметра, невидимые для любого невооруженного глаза, подали тихий сигнал тревоги. Приближались несколько биологических объектов. Не скрываясь, но и не спеша. Их тепловые сигнатуры были знакомы – жрецы.

Сайрен мысленно выругался. Последнее, чего ему хотелось сейчас, – это выслушивать их нытье о святости «Великого Качения» и оскорбленном достоинстве Скарабея. Он был близок к тому, чтобы активировать гравитационный щит и просто не впустить их. Но любопытство – или, скорее, желание развеять скуку очередным словесным поединком – перевесило.

Он не стал менять позу, не стал деактивировать голограммы. Пусть войдут и увидят его в его естественной среде – повелителя технологий, занятого важной работой. Это произведет нужный психологический эффект.

Вход в пещеру осветился колеблющимся светом факелов. В проеме появились фигуры в черных одеждах. Их было пятеро. Четверо молодых жрецов остались у входа, скрестив руки на груди в ритуальном жесте, их лица были напряжены. Внутрь вошел только один – А'кив.

Старый жрец остановился в нескольких шагах от Сайрена. Его глаза, привыкшие к темноте, без труда разглядели сияющие схемы в воздухе. Он не выказал ни страха, ни удивления. Его взгляд был тяжелым и неумолимым, как жернов.

– Сияющий Посланец, – произнес он. Его голос был сухим, как потрескавшаяся от зноя глина.

Сайрен медленно повернул к нему голову, делая вид, что отрывается от важных размышлений.

– А'кив. Ночь – время для отдыха и размышлений. Не для визитов.

– Ночь – единственное время, когда можно говорить, не ослепляя себя ложным светом, – парировал жрец. Его слова не были агрессивными. Они были констатацией.

Сайрен смерил его взглядом. Биометрика показывала повышенный сердечный ритм, всплеск кортизола. Старик был взволнован, но держался с поразительным самообладанием.

– Говори, – коротко бросил Сайрен, возвращаясь к голограммам, демонстрируя свое превосходство и незаинтересованность. – Твое присутствие отвлекает меня от трудов, что принесут благо твоему народу.

– Именно о благе моего народа я и пришел говорить, – сказал А'кив. Он не двигался, его тень, отброшенная факелами снаружи, колыхалась на стенах пещеры, как живая. – Вернее, о той беде, что ты несешь, маскируя ее под благо.

Сайрен фыркнул, не отрывая взгляда от схемы.

– Опять твои суеверия? Боги гневаются? Духи оскорблены? Я думал, ты мудрее, А'кив. Я показал твоим людям силу. Реальную силу.

– Ты показал им блестящую игрушку, – голос жреца оставался ровным. – Игрушку, цена которой – наша жизнь.

Это заставило Сайрена обернуться. В голосе старика не было истерики. Была непоколебимая уверенность.

– Объяснись.

– То, что ты делаешь, опасно, – А'кив сделал шаг вперед, его глаза пристально смотрели на Сайрена. – Ты ломаешь то, что не понимаешь. Ты видишь в наших сферах лишь стекло и ритуал. Ты слеп.

– Я вижу неэффективность и рабский труд! – голос Сайрена зазвучал резче. Раздражение, копившееся весь день, начало прорываться наружу. – Я вижу, как целая цивилизация тратит себя на бессмысленное занятие!

– Оно не бессмысленно! – впервые в голосе А'кива прозвучала страсть. Он ударил себя в грудь костлявым кулаком. – Сферы не просто собирают свет! Они удерживают равновесие! Они – часть великого механизма, ключ в замке! Замке на двери, за которой спит Тьма!

Сайрен замер. Он смотрел на разгневанного старика, на его горящие глаза, на татуировку скарабея, искаженную гримасой на его лице. И его собственная, холодная ярость начала подниматься, как пузыри со дна кипящего котла.

«Вот оно. Классика. „Тьма под песком“. Древнее чудище, которое мы сдерживаем нашими молитвами и ритуалами. Сколько же я раз слышал подобное на разных мирах? Это всегда один и тот же страх – страх перед переменами, облеченный в одежды мифа».

– Тьма? – Сайрен произнес это слово с ледяным презрением. Он встал, его сияющая фигура возвысилась над тщедушным жрецом. – Ты говоришь о «Темном, что спит под песком»? Твоем удобном страшилище, которым ты пугаешь детей и удерживаешь власть над дураками?

А«кив не отступил. Его взгляд стал еще пронзительнее.

– Ты называешь это страшилищем? Ты, пришелец, пробывший здесь несколько дней? Ты, который не видел, как песок впитывает кровь тех, кто осмеливался усомниться? Ты, который не слышал ее дыхания в тишине ночи? Это не сказка, Посланец! Это предупреждение, высеченное в камне нашими предками, которые заплатили за это знание своими жизнями!

– Ваша «Тьма» – это страх! – Сайрен ударил рукой по воздуху, и голограммы вздрогнули. – Страх перед прогрессом! Страх перед будущим, в котором у жрецов не будет власти! Вы цепляетесь за свои ритуалы, потому что боитесь потерять свой статус, свои привилегии! Боитесь мира, в котором ваши заклинания и татуировки никого не впечатлят!

Он шагнул к А'киву, и его сияние, казалось, стало ярче, агрессивнее.

– Вы видите, как ваш народ тянется ко мне? Как молодежь готова строить, а не катить? И вам это не нравится! Потому что я отнимаю у вас вашу паству! Вашу значимость!

А«кив покачал головой. В его глазах не было гнева в ответ. Была… жалость. Древняя, бездонная жалость, которая обожгла Сайрена сильнее, чем любая ярость.

– Ты ошибаешься. Наша власть – это не власть над людьми. Это ответственность. Ответственность за то, чтобы дверь оставалась закрытой. А ты… ты не бог. Ты слепой карлик, который молотком бьет по замку, радуясь звону металла, и не слышит, как что-то большое просыпается за этой дверью.

Эти слова – «слепой карлик» – на секунду выбили Сайрена из колеи. Он вспомнил свои собственные мысли, свои сомнения. Но он тут же отбросил их. Это была манипуляция. Попытка запугать его.