
Полная версия
Приключения бога. Книга первая. Стеклянные пустыни

Приключения бога. Книга первая
Стеклянные пустыни
Алексей Кирсанов
© Алексей Кирсанов, 2025
ISBN 978-5-0068-2269-6 (т. 1)
ISBN 978-5-0068-2270-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРИКЛЮЧЕНИЯ БОГА
КНИГА ПЕРВАЯ
СТЕКЛЯННЫЕ ПУСТЫНИ
Глава 1
Воздух на космической станции «Олимп» был идеальным, как и всё остальное в этом рукотворном аду из полированного хрома и светящегося акрила. Он не был спертым, как в грузовых отсеках, или стерильным, как в операционных. Его температура, влажность и ионный состав поддерживались на уровне, который биометрические алгоритмы считали «оптимальным для усовершенствованного сенсориума». Для Сайрена это означало лишь одно: он был таким же безвкусным, как питательная паста, и таким же предсказуемым, как траектория полета станции по заранее рассчитанной орбите.
Он сидел в баре «Стыковочный узел», одном из бесчисленных заведений на кольцевой палубе «Олимпа», и наблюдал. Наблюдать было нечем. Толпа киборгов вокруг него была живым, дышащим и звенящим щелчком сервоприводов воплощением того самого «оптимума». Ни один силуэт не выбивался из идеальных пропорций, предписанных модой и функциональностью. Мускульные массивы, усиленные до скульптурного совершенства; оптические сенсоры, холодно мерцающие вполнакала; хромовые протезы, отражающие друг друга в бесконечной карусели самолюбования. Все они были богаты, могущественны и, что хуже всего, довольны. Довольны своим местом в этой отполированной до блеска пищевой цепочке.
Сайрен чувствовал себя домашним котом в золотой клетке. Очень дорогой, очень опасной клетке, где его когти и клыки были всего лишь еще одним аксессуаром, лишенным всякого смысла. Ему было скучно. Скука стала фоновым шумом его существования, низкочастотным гулом, заглушавшим даже его идеальный слух.
Он сделал едва заметный жест пальцем. Нейроинтерфейс, вживленный в теменную долю, откликнулся мгновенно, просканировав барную стойку и выделив единственного служащего, чья кибернетизация не была направлена на убийство, шпионаж или демонстрацию статуса.
Бармен был произведением искусства в своем роде. Его торс заменил блестящий хромированный цилиндр, из которого исходило двенадцать гибких щупалец-манипуляторов. Они двигались с гипнотической плавностью, одновременно взбалтывая три коктейльных шейкера, наливая дистиллят в стопку с точностью до микролитра и протирая столешницу абсорбирующей тканью. Ни одно движение не было лишним, ни джоуль энергии не потрачен впустую. Это был танец абсолютной эффективности.
Сайрен подошел к стойке. Его собственная мускулатура, прошитая нанонитями и каталитическими волокнами, отреагировала на движение еще до того, как он отдал сознательный приказ, распределив вес тела для идеального баланса. Это было так же естественно, как дыхание, и так же надоело ему до тошноты.
– Меркурианский шпиль. Двойная порция каталитической взвеси, – произнес он. Его голос, отточенный вокальным корректором, звучал ровно, с легкой хрипотцой, которую он когда-то считал привлекательной.
Щупальца бармена не дрогнули. Одно из них потянулось к ряду сияющих колб, другой манипулятор уже подхватил мерный стаканчик.
– Слушаюсь, – ответил бармен. Его голос был чистым, синтезированным баритоном, лишенным эмоциональных модуляций. – Процесс приготовления займет двенадцать секунд.
Сайрен уперся локтями в стойку, позволив нейроинтерфейсу развлечь себя. Военный образец последнего поколения, который он «унаследовал» после одного неприятного инцидента на окраине Пояса Астероидов. За долю секунды интерфейс проанализировал позу бармена, микроскопические вибрации его корпуса, тепловую сигнатуру и электромагнитное поле. Он просчитал 847 вероятных вариантов развития диалога. 98% сводились к безличному обслуживанию. 1.5% – к запросу на идентификацию платежных реквизитов. Оставшиеся 0.5% включали маловероятные сценарии, вроде внезапной поломки гравитационного генератора станции или атаки космических пиратов.
«Диалог», – мысленно усмехнулся Сайрен. Слишком громкое слово для обмена предсказуемыми фразами с высокофункциональным автоматом.
– Интересная конфигурация, – сказал он, кивнув на щупальца. – Специализированная архитектура. Не видел ничего подобного со времен последнего визита на доки Юпитера.
Бармен закончил взбалтывать коктейль. Изумрудная жидкость перелилась в бокал, над которым уже вилась струйка ароматного пара от каталитической взвеси.
– Спасибо. Модель «Гефест-12». Оптимальна для работы в условиях ограниченного пространства и высокого трафика, – ответил он, словно зачитывал спецификацию из каталога. – Ваш напиток готов.
Сайрен взял бокал. Его тактильные сенсоры на кончиках пальцев немедленно сообщили ему точную температуру поверхности, плотность материала и микроскопические неровности гравировки. Он сделал глоток. Вкусовые рецепторы, усиленные и перепрограммированные, разложили вкус на составляющие: нота цитрусовых альдегидов, оттенок метилового эфира, горьковатый аккорд катализатора. Идеально сбалансировано. Абсолютно бездушно.
– А ты сам-то пробовал это? – спросил Сайрен, покачивая бокалом. – Не из любопытства. Профессиональный интерес.
Нейроинтерфейс выделил почти незаметную паузу. Вероятностная матрица сместилась.
– Моя система не оборудована хеморецепторами для анализа органических соединений, – ответил бармен. – Моя задача – приготовление, а не потребление.
– Жаль, – Сайрен отставил бокал. Напиток был безупречен, и от этого ему хотелось вылить его в ближайшую рециркуляционную шахту. – Ты создаешь произведения искусства, которые никогда не сможешь оценить. Есть в этом какая-то трагическая ирония.
– Понятие «искусство» субъективно, – парировал бармен. Одно из его щупалец подхватило пустой шейкер и направило его в стерилизатор. – Моя эффективность составляет 98.7%. Это объективный показатель.
Сайрен засмеялся. Звук получился сухим и колючим.
– Объективный показатель. Конечно. А ты не помнишь, каков на вкус алкоголь? Настоящий, не синтезированный? Чувство легкого жжения в горле, тепло, разливающееся по желудку? Туман, который заволакивает острые углы сознания?
Матрица вероятностей снова дрогнула. Вопрос вышел за рамки стандартного сценария.
– У меня нет воспоминаний о биологическом опыте потребления этанола, – сказал бармен. Если бы у него было лицо, оно, наверное, выражало бы недоумение. – Моя память начинается с момента активации на этой станции.
И тут Сайрена осенило. Он смотрел не на киборга. Он смотрел на призрак. На эхо того, что когда-то было человеком. Этот комплекс щупалец и сенсоров когда-то, возможно, принадлежал парню с тусклой планеты во Внутреннем Кольце, который мечтал стать барменом на престижной станции. Он прошел через всю боль и расходы киборгизации, обрек себя на вечное обслуживание, стремясь к какой-то своей, призрачной цели. А теперь даже не помнил, каков на вкус его собственная продукция. Он стал идеальным инструментом, забывшим о существовании руки, которая его держит.
Скука внезапно отступила, сменившись чем-то более острым и гнетущим. Чувством абсолютной, всепоглощающей пустоты. Он был одним из них. Таким же инструментом. Просто его клетка была позолоченной, а его щупальца скрыты под оболочкой искусственной плоти.
Его внутренний хронометр, встроенный в зрительную кору, бесстрастно сообщил, что с момента его прихода в бар прошло четыре минуты и семнадцать секунд. Он провел здесь почти пять минут, пытаясь выжать каплю настоящего взаимодействия из машины. Это было даже не безнадежно. Это было патологически.
Внезапно, без всякого предупреждения, его мускульный массив снова сработал на опережение. Сайрен инстинктивно отклонился вправо на сантиметр. В следующее мгновение мимо него с громким, нечленораздельным криком пронеслось массивное тело какого-то переусовершенствованного завсегдатая, который явно перебрал с нейростимуляторами. Гуманоид с плечами шириной в шлюзовую дверь пошатнулся и рухнул на пол, едва не задев его.
Адреналин, синтезированный надпочечными имплантами, выбросился в кровь. Нейроинтерфейс выделил 32 точки входа для нейтрализации угрозы. Локтевой клинок, скрытый под кожей левого предплечья, едва не выскользнул наружу, прежде чем Сайрен подавил импульс. Угроза была нулевой. Просто еще один скучающий обитатель «Олимпа», ищущий дешевых острых ощущений.
Охрана, состоящая из таких же, как он, сверхсуществ, появилась мгновенно. Двое киборгов в униформе службы безопасности с холодной эффективностью подхватили буяна и потащили к выходу. Никто даже не обернулся. Инцидент был исчерпан еще до того, как успел начаться.
Сайрен выдохнул. Воздух снова показался ему густым и безвкусным. Он отодвинул бокал с недопитым «Меркурианским шпилем».
– Выставить на мой счет, – бросил он бармену.
– Конечно, – последовал незамедлительный ответ. – Хорошего дня.
«Хорошего дня», – мысленно передразнил его Сайрен. Какой в этом смысл, если все дни были на одно лицо? Один и тот же идеальный, отполированный, мертвый день, повторяющийся в бесконечном цикле.
Он развернулся и пошел прочь, его плащ из умной ткани бесшумно развевался за ним. Толпа автоматически расступалась перед ним, его собственное биополе и репутация создавали невидимый буфер. Он был Сайрен. Обладатель одного из самых передовых тел в известной галактике. Сила, интеллект, практическое бессмертие – всё было в его распоряжении. И единственное, чего ему не хватало, ради чего стоило бы все это использовать, – это цели.
Он вышел на центральную променадную палубу. За прозрачным куполом сияли звезды, холодные и безразличные. Где-то там, за пределами этого стального кокона, кипела жизнь: дикая, грязная, непредсказуемая. Там были миры, где его сила что-то значила. Где его появление могло вызвать не просто вежливый кивок, а благоговейный ужас. Где его не считали просто еще одним заскучавшим обитателем золотой клетки.
Мысль оформилась сама собой, кристаллизовавшись из тумана скуки и отвращения. Ему нужно было уйти. Вырваться из этого стерильного рая. Найти кого-то, кто будет смотреть на него не с равнодушием коллеги, а с трепетом творения, взирающего на своего творца.
Ему нужно было найти место, где он снова сможет почувствовать себя богом. Или, по крайней мере, кем-то, кто на него похож.
Глава 2
Двери лифта, сделанные из цельного куска черного обсидиана, раздвинулись беззвучно, впуская его в пространство, которое следовало бы называть домом, но которое было не более чем тактическим рубежом, местом для перезарядки и анализа. Его пентхаус занимал всю верхнюю часть шпиля «Олимпа», предлагая панорамный вид на искривленное пространство, сияющие доки и бескрайнюю черноту, усыпанную звездами. Вид, за который бились корпоративные магнаты и который он давно уже перестал замечать.
Он шагнул внутрь. Системы жизнеобеспечения, отслеживавшие его биометрику с момента пересечения невидимого порога, мягко увеличили освещение до предпочитаемого им уровня – холодного, чуть приглушенного сияния, имитирующего лунный свет далекой Терры. Воздух сдвинулся, принося с собой стерильную прохладу.
– Приветствую, Сайрен, – прозвучал голос из ниоткуда. Голос Интеллекта-Хозяина, лишенный пола и возраста, идеально подобранный под его подсознательные предпочтения десятилетия назад. – Биометрические показатели в норме. Зафиксирован незначительный выброс кортизола и адреналина в баре «Стыковочный узел». Требуется ли седация?
– Нет, – отрезал Сайрен, сбрасывая плащ. Умная ткань сложилась сама собой, прежде чем он успел сделать второй шаг, и один из сервисных дронов, похожий на металлического паука, подхватил его и унес в стенную нишу.
Его жилище было воплощением минимализма и абсолютного функционализма. Никаких лишних предметов, ничего, что не имело бы конкретного применения. Полированный камень пола, матовый металл стен, несколько низких платформ, служивших сиденьями или лежанками. Ни картин, ни скульптур, ни безделушек. Только технологии, тщательно скрытые от глаз. Это была не крепость – крепости были ему не нужны. Это был саркофаг. Саркофаг для того, кто забыл, что значит быть уязвимым.
Он подошел к самой широкой панорамной панели. Звезды горели в немом безразличии. Где-то там, в этой бесконечности, шли войны, рождались и умирали империи, эволюционировали виды. А он стоял здесь, в своем идеальном теле, внутри своей идеальной клетки, и чувствовал лишь одно – всепоглощающую, костную скуку.
Его взгляд упал на его собственное отражение, слабо проступавшее в стекле. Высокий, идеально сложенный силуэт. Черты лица, выверенные до миллиметра, чтобы вызывать доверие и легкий страх одновременно. Кожа без единого изъяна, слишком идеальная, чтобы быть настоящей. Он был произведением искусства, шедевром биоинженерии и кибернетики. И он ненавидел это отражение всем своим существом.
Это навеяло воспоминания. Не приятные, не ностальгические, а скорее похожие на призрачную боль в ампутированной конечности.
Воспоминание. Фрагмент 74-С. Индекс: «Происхождение».
Было холодно. Не физически – системы жизнеобеспечения лаборатории поддерживали стабильные двадцать один градус по Цельсию. Холод исходил изнутри. Он лежал на операционном столе, его исходное, хрупкое тело было зафиксировано ремнями. Над ним склонялись силуэты в стерильных халатах, их лица скрывали маски. Он был добровольцем. Идиотом-добровольцем, жаждавшим бессмертия, силы, будущего.
«Последний шанс отказаться, субъект Сайрен», – проговорил главный инженер, его голос был приглушен маской.
«Начинайте», – прохрипел он. Его собственный голос казался ему чужим, слабым.
Боль пришла не сразу. Сначала было ощущение разъединения. Его сознание, его «я», будто оторвали от привычной биологической основы, как липкую ленту от старой ткани. Потом начался шквал данных. Ощущения, которые не были предназначены для человеческого мозга. Электрические импульсы, заменяющие нервные сигналы. Код, заменяющий эмоции. Он чувствовал, как его память копируют, упаковывают, архивируют. Он видел, как его старое тело утилизируют – не с сожалением, а с методичной эффективностью, как отработанный биоматериал.
А потом… тишина. И новый горизонт. Он открыл свои новые глаза. Не глаза – оптические сенсоры высочайшего разрешения. Он увидел мир в спектрах, невидимых человеку. Услышал тиканье часов на другом конце комплекса как громкий, назойливый стук. Он поднял руку – идеальный механизм из титанового сплава, силовой углепластик и искусственные мышцы. Он сжал кулак, и датчики зафиксировали давление, способное раздавить череп, как скорлупу.
Он был силен. Он был быстр. Он был бессмертен. Он был богом.
И он был в ловушке.
Первые дни были эйфорией. Он ломал сталь, обгонял транспорт, его разум решал задачи, над которыми бились годы. Но потом эйфория прошла. Осталась рутина. Он обнаружил, что его новые легкие не чувствуют запаха дождя. Его язык не ощущал вкуса настоящей пищи – только химические компоненты, которые его процессор идентифицировал как «сладкий», «соленый», «кислый». Его кожа не чувствовала ласки ветра – только изменения температуры, давления и силы трения.
Он стал симулякром. Существом, которое лишь имитировало жизнь, используя данные, украденные у своего бывшего «я».
«Застрял». Да, это было точное слово. Он застрял в этом сверхтеле, как пилот в бронированной кабине боевого меха, который уже забыл, каково это – ходить по земле своими ногами.
Сайрен отвернулся от окна. Воспоминание исчезло, оставив после себя горький привкус, который тоже был симуляцией – набором химических агентов, впрыснутых в его систему для стимуляции определенных нейронных pathways.
Он подошел к одной из стен. Бесшумная команда, посланная нейроинтерфейсом, и матовая поверхность ожила, превратившись в панель управления. Голограммы запросов, отчетов, биржевых сводок и новостных лент замерцали перед ним. Он провел рукой, отбрасывая их прочь. Информационный шум. Еще один способ заглушить тишину.
Он перешел в так называемую «зону релаксации». Здесь была единственная попытка создать нечто, напоминающее уют. Платформа с низким давлением, имитирующая мягкость. Голографический камин, в котором «горел» «огонь». Еще одна симуляция. Он мог заказать симуляцию чего угодно: прогулки по пляжам Титана, восхождения на горы Марса, даже интимной близости с кем-то, кто давно превратился в пыль. Все это было бы идеально. И абсолютно фальшиво.
Он поймал себя на том, что пытается вызвать в памяти ощущение настоящего тепла от настоящего огня. Того, что жжет кожу, если подойти слишком близко, пахнет дымом и смолой. Данные пришли мгновенно: тактильный профиль «огонь, открытый, хвойная древесина», обонятельная матрица «дым, смола, пиролиз». Его нервная система получила соответствующие импульсы. Он «почувствовал» тепло и «увидел» запах. И от этого стало только хуже. Его тошнило от этой бесконечной мимикрии.
Его диалог с барменом вернулся к нему призрачным эхом. «Ты создаешь произведения искусства, которые никогда не сможешь оценить». Он был этим барменом. Он жил в этом шедевре технологий, этом произведении искусства под названием «тело Сайрена», и не мог оценить его, потому что все ощущения были вторичны, были интерпретацией, а не реальностью.
Что было настоящим? Боль, которую он едва избежал в баре? Да, боль была реальной. Его система не симулировала ее. Она регистрировала повреждения и передавала сигнал тревоги. Но даже это было чистым данными – электрическим импульсом, лишенным той всепоглощающей, животной ярости, что сопровождала настоящую травму в его прошлой жизни.
Ему нужно было что-то настоящее. Что-то, что не было бы симуляцией. Что-то, что могло бы пробиться сквозь эту броню из совершенства и заставить его снова что-то почувствовать.
И тогда мысль, дремавшая в нем с момента ухода из бара, оформилась в четкий, неумолимый план.
Поклонение.
Не уважение коллег, не страх подчиненных, не холодная вежливость машин. А настоящее, иррациональное, животное поклонение. Та самая первобытная реакция слабого на сильного, невежественного на всезнающего, смертного на бессмертного. Трепет. Благоговейный ужас. Слепая вера.
Он вспомнил древние тексты, которые изучал когда-то из чистого любопытства. Люди всегда создавали богов по своему образу и подобию. А что, если появиться перед теми, кто все еще верит в богов, в той форме, которую они смогут понять? Не как еще один киборг с продвинутыми игрушками, а как воплощение их собственных мифов? Как существо с небес?
Это не было бы симуляцией. Реакция этих существ была бы настоящей. Их страх, их надежда, их молитвы – все это были бы подлинные, несинтезированные эмоции. Он мог бы стать для них богом. Он мог бы ощутить эту власть, это обожание на настоящей, нецифровой шкуре. Он мог бы пить его, как тот самый алкоголь, вкус которого забыл бармен.
Это было извращенно, высокомерно, безумно. И это было единственное, что вызывало в нем хоть какой-то интерес уже много лет.
Он активировал внутренний интерфейс.
– Протокол «Пилигрим». Подготовка к активации, – мысленно приказал он.
Голос Интеллекта-Хозяина откликнулся мгновенно:
– Подтверждаю. Протокол «Пилигрим» готов к инициализации. Требуется указать целевую зону.
На внутреннем дисплее его зрения возникла карта известной галактики. Тысячи миров, цивилизаций, колоний. Он отфильтровал их, отбросив развитые, технологические общества. Они были слишком похожи на «Олимп» – их не впечатлишь левитацией или голограммами. Ему нужно было нечто примитивное. Изолированное. Мир, застрявший в своем собственном средневековье, где чудеса все еще были возможны.
Его пальцы, буквально паря в воздухе, листали варианты. Лесные миры с племенными культурами. Водные планеты с расами амфибий. И… пустыни. Много пустынь. Что-то в них привлекало его. Их аскетизм. Их жестокость. Их чистота.
Один мир выделялся особо. Небольшая планета на самой окраине карты, в секторе, который редко посещали даже мародеры. Название было дано ей первыми и единственными сканерами: «Стеклянные Пустыни». Данные были скудны: кислородно-азотная атмосфера, пригодная для дыхания, низкий уровень радиации, признаки цивилизации бронзового века. И главное – уникальный культурный паттерн. Местные жители, судя по разрозненным данным, занимались чем-то, связанным с созданием гигантских стеклянных сфер.
Идеально. Примитивная цивилизация. Свой, уникальный, непонятный ритуал. Который он мог бы… улучшить. Подарить им «чудо». И стать для них тем, кем он больше не мог быть для себя самого – существом с целью. Богом-творцом.
– Выбрать, – мысленно скомандовал он, фиксируя выбор. – Планета «Стеклянные Пустыни». Подготовить «Хронометр» к межпространственному прыжку. Расчет точки входа – мне нужен максимальный драматический эффект. Явление божества, а не визит туриста.
– Расчет выполняется, – отозвался ИИ. – «Хронометр» синхронизируется с орбитальными параметрами планеты. Рекомендованная точка входа – центральное ритуальное поле в период пиковой активности. Вероятность достижения максимального психологического воздействия: 97.3%.
Сайрен почувствовал нечто, отдаленно напоминающее предвкушение. Его система сгенерировала легкий выброс дофамина в ответ на активацию целеполагания. Это была все та же симуляция. Но на этот раз она вела к чему-то реальному. К настоящему поклонению. К настоящей власти.
Он посмотрел на свое отражение в стекле. Теперь в нем была не просто скука. В его идеальных, безжизненных глазах зажегся холодный, расчетливый огонь. Огонь того, кто решил спуститься с Олимпа, чтобы пошуметь среди смертных.
– Приготовить стандартный набор «Евангелиста», – распорядился он. – Генератор голограмм, нано-дроны для проекции «твердого света», портативный гравитационный модулятор. И… возьми бутылку того терранского мерло, из погреба Аркадии. Для даров.
– Приказ принят. Набор «Евангелист» готов. Алкогольный продукт изъят из хранилища.
Сайрен повернулся спиной к звездам и направился к своему арсеналу. Впервые за долгие месяцы у него была цель. Пусть мелкая, пусть циничная, пусть безумная. Но она была. Он шел творить чудо. Или, по крайней мере, очень убедительную его подделку.
Он снова был Сайреном. Сверхсуществом. И он отправлялся на поиски тех, кто согласится играть роль паствы в его личном, срежиссированном божественном спектакле.
Глава 3
Бросок к звездам, каким его знали в древних фантазиях, был давно обесценен. Грузовые корабли, бороздившие пространство на субсветовых, пробивались сквозь гиперпространство по проложенным маршрутам, как поезда по рельсам. Дальние прыжки через врата требовали циклопических станций и гигантских затрат энергии. Все это было медленно, бюрократично и лишено какого-либо намека на стиль. Для Сайрена такие методы перемещения были столь же привлекательны, как поездка на общественном транспорте в час пик.
Его способ был иным. Элегантным. Индивидуальным. И абсолютно недоступным для 99.9% обитателей галактики.
Он стоял в центре своего пентхауса, который теперь выглядел как арена для предстоящего действа. Сервисные дроны уже доставили и разложили походный комплект «Евангелиста» – несколько матовых сфер, умещающихся в ладони, но способных перевернуть мировоззрение целой цивилизации. Рядом лежала бутылка с тем самым мерло, ее стекло отбрасывало бархатистые блики на холодный пол. Но главное внимание было приковано к его левому запястью.
«Хронометр».
Снаружи это выглядело как широкий браслет из темного, почти черного металла, испещренного тончайшими серебристыми линиями, которые пульсировали ровным, едва уловимым светом. Никаких кнопок, никаких дисплеев. Просто гладкая, инертная поверхность. Но под этой оболочкой скрывалась одна из самых передовых технологий, когда-либо созданных – или, как подозревал Сайрен, найденных, ибо некоторые принципы его работы до сих пор ставили в тупик его собственный интеллект.
Это был не просто телепорт. Телепортация предполагала перемещение из точки А в точку Б. «Хронометр» работал иначе. Он не перемещал материю сквозь пространство. Он накладывал реальность одного места на реальность другого, используя принцип квантовой сцепленности и нелокальности, о которых обычные физики могли лишь строить догадки. Он был ключом, способным вскрыть дверь между мирами. И, что самое главное, он умел выбирать не просто «дверь», а «парадный вход».
Сайрен мысленно активировал интерфейс. Нейронная связь с устройством установилась мгновенно, его сознание погрузилось в бездну данных. Перед его внутренним взором не было звездных карт. Это был ландшафт вероятностей, многомерная паутина переплетающихся линий судьбы, энергетических потоков и временных аномалий.