Зеркало Эхо: Проклятие тринадцати отражений

Кукла-воск взрывается, обливая Марию горячим парафином. Застывая, он формирует свадебное платье с чешуйчатым шлейфом. В зеркале алтаря отражается не она, а цепь невест: у каждой на шее удавка из шипов, а в руках – кукла с лицом следующей жертвы.

– Беги в клинику, – мать на фото вдруг поворачивает голову, её глазницы пусты. – Разбей зеркало XIII. Или… – Её язык превращается в розу с глазом, – …принеси мне в жертву своё зрение. Я устала быть слепой куклой.

Фотография вспыхивает, огонь пожирает лицо жениха, оставляя пепел в форме координат. Мария срывает с себя парафиновую фату – под ней кожа покрыта язвами с зрачками внутри. В ушах звучит свадебный марш, исполняемый на расстроенном пианино где-то в глубине 1980-го. Последнее, что она видит – женщина в вуали режет розу, а из ранки выползает ребёнок с её лицом и восковыми глазами.

Кольцо распавшихся хромосом

Кольцо лежит в шкатулке, выстланной змеиной кожей – чёрный опал в оправе из сплющенных зубов пульсирует, как сердце в агонии. Мария надевает его, и палец немеет: камень трескается с хрустом ломающейся кости, из щели вытекает ртуть, тяжёлая и ядовито-серебристая. Лужа на полу вздымается, формируя лицо Лики – её кожа просвечивает, как пергамент, а в глазницах зияют розы с обугленными лепестками.

– Они выжгли нас из истории, – голос Лики шипит, будто ртуть кипит в её горле. – Но души прилипают к металлу. Ты носишь их в кольце. Чувствуешь?

Ртуть обвивает лодыжку Марии, впиваясь холодом в чешую. На стене проступают тени: врачи клиники «Светлячок» стирают лица пациенток губкой, смоченной в расплавленном воске. В углу комода кукла-воск в медсестринском халате записывает что-то в журнал – её пальцы оставляют кровавые росчерки вместо чернил.

– Мать носила это кольцо, когда шила нам чешую, – Лика выплёвывает ртутную нить, которая складывается в координаты 60.0123, 30.1234. – Опал – не камень. Это осколок зеркала Echo XIII. Он видит… – Её лицо расплывается, обнажая череп, покрытый гравировкой: Вороны не плачут. Они воронят.

Мария пытается снять кольцо, но металл впивается в кожу, вытягивая нити ДНК. Ртуть поднимается по её руке, формируя чешуйчатый рукав. В луже отражается Елена Воронцова – она шьёт розу с глазом в зрачок Марии, игла пронзает стекловидное тело с хрустом.

– Дура, – смеётся кукла-воск, отрывая себе голову. Из шеи вытекает ртуть, складываясь в карту морга №4. – Память хранится в металле. Хочешь узнать, что мать вырезала из тебя в 5 лет?

Ликина тень тычет пальцем в опал – камень взрывается, и осколки впиваются в стену, образуя голограмму: девочка (она?) в подвале клиники глотает опал под присмотром матери. На стене – календарь с датой 1980.10.31 и розой, нарисованной кровью.

– Они заменяли наши воспоминания ртутью, – Лика появляется за спиной, её голос теперь исходит из кольца. – Чтобы мы не спросили, почему у сестёр Вороновых чешуя вместо родинок. Сними кольцо. Вырви его с мясом.

Ртуть заполняет лёгкие Марии – она кашляет, и на ладони остаётся шарик с глазом внутри. Глаз моргает, и комната преображается: стены становятся зеркалами Echo XIII, в каждом – она, но с рогами, чешуёй и розами вместо органов. Кукла-воск в углу заводит механическую шарманку, и звуки сливаются с криком матери из кольца:

– Надень фату! Стань достойной жертвой!

Мария бьёт кулаком по зеркалу – трещина рассекает её отражение пополам. Из разлома выползают ртутные змеи с глазами Лики. Они обвивают шею, шипя:

– Клиника ждёт. Режь зеркало, а не себя.

Кольцо падает на пол, опал превращается в чёрную розу. Мария поднимает её – шипы впиваются в ладонь, а в ране проступают цифры: XIII → 2025 → Конец цепи. В последний момент она слышит, как кукла-воск рвёт журнал, а из порванных страниц вылетают вороны с осколками зеркал вместо перьев.

Чернила из колодца забвения

Письмо выпадает из коробки с шелестом змеиной кожи, обёрнутое в пергамент с гравировкой Echo XIII. Мария разворачивает его, и пальцы тут же покрываются серебристой слизью – чернила текут, как ртуть, оставляя на коже ожоги в форме глаз. «Твоя мать боялась тебя. Говорила, ты разговариваешь с „Той, из колодца“…» – буквы корчатся, пытаясь сбежать с бумаги. Внезапно строки расползаются, складываясь в координаты 60.0123, 30.1234, а слизь стекает на пол, образуя колодец с плесневелыми камнями.

– Наконец-то, – голос булькает из глубины, пахнущей гнилыми розами. – Ты нашла моё приглашение. Из колодца выползает рука, покрытая чешуёй и восковыми наплывами. Она хватает письмо, превращая его в куклу-воск с лицом отца. – Мать врала. Это не я приходила к тебе по ночам. Это ты звала меня.

Кукла разрывает себе грудь – внутри вместо органов спрессованные фотографии: Мария в 5 лет у колодца клиники, её рука касается воды, а в отражении – тень с рогами и розой вместо головы. Воздух густеет от запаха расплавленного парафина.

– Они замуровали меня в Echo XIII, – рука из колодца впивается в плечо Марии, чешуя на их коже сцепляется, как замок. – Но ты… ты пролила чернила в колодец. Теперь я в твоих венах.

Слизь с письма поднимается по рукаву, формируя татуировку: роза с глазом, чей зрачок – миниатюрное зеркало. В нём отражается мать в операционной, вшивающая чешую под кожу девочке. Кукла-воск тычет пальцем в изображение:

– Она боялась, что ты увидишь нас в зеркалах. Поэтому и заменила твою кровь ртутью… – Голос обрывается хрипом, когда слизь заполняет её рот.

Стены комнаты начинают плакать серебристыми слезами. На потолке проступает фреска: колодец клиники, где цепь женщин в чешуе передают друг другу куклу с вырванным языком. Мария трогает стену – штукатурка осыпается, обнажая кирпичи с гравировкой «Здесь покоится Лика. Следующая – 2025».

– Выбери, – тень из колодца обвивает её шею холодной слизью. – Стань сосудом или разбей его. Вылей меня в координаты, и я покажу, что они сделали с нашими голосами.

Кукла-воск вдруг оживает и впивается зубами в татуировку-розу. Боль пронзает как ток, и Мария видит воспоминание: ночь в клинике, она (7 лет?) стоит у колодца, а из воды поднимается женщина с лицом, покрытым восковыми наплывами.

– Мы дарим тебе дар всевидения, – женщина вкладывает ей в руку опаловое кольцо. – А взамен возьмём тень. Согласна?

Взрыв света – и комната превращается в операционную. На столе лежит кукла-воск с лицом Марии, а вокруг неё – тени с ножами и шприцами ртути. Глаз в розе на потолке сужается, шепча:

– Они вырезали наши голоса, чтобы подменить их эхом. Но ты… ты особенная. Ты можешь закричать.

Колодец в полу начинает всасывать всё, как чёрная дыра. Мария хватает куклу-воск, и та тает, превращаясь в скальпель с гравировкой «Для последнего разреза». Последнее, что она слышит перед падением в колодец – смесь материнского плача и карканья, сливающихся в фразу:

– Добро пожаловать в Echo XIII. Теперь ты – зеркало.

На дне колодца её встречает отражение: женщина с чешуёй, рогами и ртутными глазами, держащая в руках разбитое кольцо. Координаты на её коже горят, как шрамы.

Карта лживых отражений

Зеркало Echo XIII пожирает лунный свет, его костяная рама скрипит, будто челюсти, перемалывающие свет в чернила. Мария ставит его у окна, и стекло, чёрное как застывший дёготь, отражает не комнату, а усадьбу Ворон: облупленные колонны, обвитые чешуйчатым плющом, и колодец, из которого сочится ртутный туман. Луч, преломляясь, выжигает на стене карту – дорожки из волос, пруды из слёз, а в центре, словно пуповина, извивается надпись: «Здесь начался обман».

– Привет, птенчик, – зеркало дышит морозом, покрывая стену инеем с узором в виде координат 60.0123, 30.1234. – Хочешь узнать, что они закопали в колодце вместо воды?

Мария прикасается к карте, и обои под пальцами превращаются в кожу – тёплую, пульсирующую. Из колодца на стене выползает рука, держащая куклу-воск с выколотыми глазами. Кукла шевелит губами, залитыми серебряной смолой:

– Они спрятали нас в Echo XIII, чтобы мы не нашли дорогу домой, – её голос – скрип несмазанных шарниров. – Но ты… ты пролила ртуть на карту. Теперь мы видим.

Чешуя на запястье Марии вздыбливается, впиваясь в кожу крючками. В зеркале отражается не она, а цепь женщин, тянущих из колодца гроб с гравировкой «Обман». Воздух пропитывается запахом гниющих роз и формалина. Елена Воронцова возникает из тени колодца, её платье сшито из операционных халатов, а в руке – нож, капающий глазами.

– Обман начался с того, что прабабка выпила зелье из колодца, – она тычет лезвием в карту, и из прокола течёт ртуть, формируя даты: 1893, 1980, 2025. – Она хотела видеть правду. А увидела нас.

Кукла-воск падает на пол и разбивается. Из осколков выползают ртутные змеи, которые сплетаются в розу с глазом в сердцевине. Глаз моргает, и комната наполняется тенями: дети в ночных рубашках (Лика? Она сама?) роют колодец во дворе клиники, а в яме – зеркала, отражающие их с чешуёй и рогами.

– Спроси меня, что на дне, – шепчет Елена, вонзая нож в собственную ладонь. Вместо крови – чёрные лепестки. – Спроси, и я покажу твоё место в цепочке.

Мария хватает ртутную змею – та превращается в ключ с гравировкой XIII. Колодец на стене начинает вибрировать, выплёвывая восковые фигурки: мать с розой вместо языка, отец с пустыми глазницами, Лика с чешуёй, растущей изо рта. Кукла-воск, теперь размером с ребёнка, ползёт к Марии, её тело покрывается трещинами, сквозь которые видны координаты.

– Они замуровали в колодце первый крик, – кукла впивается ногтями в её плечо. – Крик ребёнка, которого назвали обманом. Хочешь услышать?

Зеркало внезапно взрывается – осколки впиваются в карту, и усадьба Ворон оживает: из каждого окна тянется рука с ножом, а из колодца доносится плач. Мария поднимает осколок, и в нём видит своё отражение – лицо, покрытое чешуёй, с глазом-розой во лбу.

– Добро пожаловать в семью, – Елена обнимает её сзади, и их чешуя срастается в панцирь. – Теперь ты – живое зеркало. Твой зрачок – дверь в Echo XIII.

На стене карта начинает гореть, пепел падает на пол, складываясь в дорожку к колодцу. Последний осколок зеркала шепчет, прилипая к ладони:

– Иди. Выкопай нас. Или стань следующей надписью на камне.

Ветер срывает с Марии чешую, обнажая под ней восковую кожу, а в груди – пульсирующий глаз в оправе из костей. Где-то вдали, на координатах клиники, хлопает крышка колодца.

Кровь веков в прожилках лепестков

Роза выгибает стебель, как скорпионий хвост, шипы вонзаются в дерево стола с хрустом расщепляющейся кости. Из ран сочится кровь – густая, тёмная, пахнущая медью и формалином. Глаз в бутоне расширяется, зрачок разрываясь на доли, и ртутные слёзы катятся по лепесткам, оставляя ожоги в форме цифр: XIII, 1893, 2025. Мария хватает стебель, но чешуя на ладонях прилипает к ржавым шипам, сдирая кожу лоскутами.

– Смешно, да? – детский смех раздаётся из глазного яблока, но голос старше эпохи: гласок девочки, переплетённый со скрипом телеги и карканьем ворон. – Твоя кровь течёт из того же колодца. Чувствуешь, как прабабка Лидия шевелится в твоих венах?

Ртуть из глаза стекает на стол, складываясь в карту усадьбы Ворон. Координаты 60.0123, 30.1234 пульсируют, как жила, а из земли прорастают куклы-воск – каждая с табличкой на шее: «Объект XIII. Подавлено. Утилизировано». Одна из кукол, с лицом Марии в детстве, тычет пальцем в колодец на карте:

– Они заставили нас пить ртуть, чтобы стереть память, – её рот склеен хирургическими нитками, слова сочатся сквозь швы. – Но кровь помнит. Даже когда мозг становится воском.

Роза внезапно сжимает бутон, давя глаз. Хруст хрусталика смешивается с криком – и комната наполняется видением: прабабка Лидия в платье XIX века стоит у колодца, в руках – роза с глазом, сочащимся ртутью. Рядом девочка (копия Марии?) в чешуйчатом переднике пьёт из чаши, а её кожа покрывается восковыми наплывами.

– Дитя обмана должно стать сосудом, – Лидия вонзает шип в запястье девочки. – Кровь Вороновых – чернила для новой истории.

Мария отрывает ладонь от стебля с мясом – из раны выползают ртутные черви, скулящие её же голосом в инфантильной тональности: «Мама, почему у меня чешуя? Мама, почему ты вставила мне в грудь стеклянный глаз?». На стене проступают тени врачей клиники, вырезающих куклам языки и заменяющих их розами.

– Перестань рыдать, – шипит роза, её голос теперь – голос матери. – Ты должна благодарить меня. Я вшила тебе «всевидящее око» в ДНК. Ты видишь сквозь время.

Глаз в бутоне вдруг вырывается из розы и прилипает к потолку, превращаясь в люстру из костей и стёкол. В каждом осколке – кадр: Лика в морге №4 с розой во рту, мать у зеркала Echo XIII с ножницами вместо пальцев, она сама, копающая колодец в клинике. Кукла-воск с лицом прабабки Лидии падает со стола, её тело разбивается, обнажая чешую и координаты, выжженные на позвоночнике.

– Слышишь? – ртуть на полу начинает вибрировать, повторяя детский смех. – Это не ты смеёшься. Это мы смеёмся тобой. Ты – кукла, которую ещё не расплавили.

Роза содрогается в агонии, из разорванного бутона вытекает кровь, формируя на полу циферблат. Стрелки из шипов показывают 1893 → 1980 → 2025. Мария наступает на стеклянный глаз, валяющийся среди осколков, и тот взрывается облаком ртутной пыли. В тумане возникает девочка в викторианском платье, держащая куклу-воск с гравировкой Echo XIII на животе.

– Игра закончится, когда колодец переполнится, – девочка бросает куклу в воображаемый колодец. – Ты девятая. Девятая роза, девятая кукла, девятая попытка сжечь нас.

Комната начинает рушиться, стены осыпаются, обнажая кирпичи с выцарапанными именами: Лидия, Елена, Лика, Мария. Чешуя на руках вздувается, лопаясь кровавыми пузырями, а в каждой ранке прорастают микроскопические розы с глазами вместо тычинок. Последнее, что слышит Мария – хор голосов, поющих колыбельную на смеси русского и латыни, и шепот из глубины колодца:

– Приди в 60.0123. Вытащи нас. Или стань десятой главой в истории обмана.

На рассвете роза засыхает, оставляя на столе лишь шип с гравировкой XIII. Чешуя на шее Марии твердеет, превращаясь в ошейник из костей. Где-то вдали, в усадьбе Ворон, хлопает ставень, и детский смех растворяется в вороньем карканьи.

Змеиная генеалогия во мраке

Зеркало Echo XIII запотевает изнутри, будто чьё-то дыхание рисует на стекле цифру XIII слизью и кровью. Мария прикасается к холодной поверхности – чешуя на пальцах цепляется за трещины, как крючьями. Стекло лопается с хрустом разрываемой плоти, и из щелей выползает Тень: лицо Лики, но с кожей, покрытой ртутными пузырями, сливается с телом змеи, чьи кольца – чередование костей и воска. Существо обвивает её ноги, чешуя Тени впивается в кожу Марии, оставляя следы в виде координат 60.0123, 30.1234.

– Ты носишь её имя, но не знаешь её боли, – Тень Лики шипит, выдыхая запах гниющих роз. Её язык раздваивается, превращаясь в скальпель и перо. – Они вырезали Лику из фотографий, но забыли выжечь из зеркал. Хочешь увидеть, как она на самом деле умерла?

На стене проступает проекция: Лика в подвале клиники, прикованная к креслу с зеркалом Echo XIII вместо спинки. Врачи в масках из воска вливают ей в горло ртуть, а мать стоит в дверях, держа розу с глазом вместо бутона. Лика кричит, и из её рта выползают змеи с гравировкой «Ложь» на чешуе.

– Она не умерла. Её разобрали, – Тень сжимает Марию кольцами, ртутные пузыри на её лице лопаются, обжигая кожу. – Сердце отправили в усадьбу Ворон, кости – в колодец, а душу… – Существо тычет языком-скальпелем в грудь Марии, – …вшили в тебя. Ты – её могила.

Кукла-воск в углу, одетая в окровавленный халат медсестры, вдруг начинает стучать костяшками пальцев по журналу. Страницы перелистываются сами, останавливаясь на дате 1980.10.31 – фото: Лика в гробу, её тело покрыто чешуёй, а изо рта растёт роза с глазом.

– Они заменили смерть обманом, – кукла рвёт фото, и из разрыва выползают змеи, сплетающиеся в карту морга. – Но зеркала помнят. Всегда помнят.

Тень Лики внезапно впивается зубами в плечо Марии – боль пронзает как удар током. Визуализация меняется: она сама, в возрасте пяти лет, сидит в комнате с куклой-воск. В окно стучит Лика – её тело полупрозрачно, как ртутный призрак.

– Не верь их историям, – призрак Лики протягивает ей осколок зеркала с гравировкой XIII. – Мать дала тебе мою чешую вместо кожи. Разорви её!

Тень рычит, сжимая кольца сильнее. Потолок комнаты трескается, осыпаясь восковыми каплями, которые застывают на полу розами. Глаз в ближайшем бутоне поворачивается к Марии, зрачок сужаясь:

– Она лжёт, – голос матери звучит из цветка. – Лика сошла с ума от ревности. Сама бросилась в колодец. Ты ведь видела её дневник?

Стена взрывается градом осколков – в каждом отражение: Лика, разрывающая свою кожу, чтобы под ней оказалась чешуя Марии. Тень смеётся, её тело распадаясь на рой мух с глазами-розами:

– Дневник? – мухи складываются в лицо Елены Воронцовой. – Я писала его вместо неё. Гениально, да? Даже почерк подделала.

Мария хватает куклу-воск и бьёт ею по зеркалу. Воск тает, обнажая стальную сердцевину с координатами клиники. Тень Лики вопит, её змеиное тело рассыпается на чёрные лепестки, а голос сливается с рёвом ветра из колодца:

– Найди моё сердце в 60.0123! Вырежи его из стен! Иначе ты… – Лепестки забивают ей рот, – …станешь следующей редакцией лжи.

На полу остаётся лишь след змеиного кольца – ртутная спираль, ведущая к окну. За ним – усадьба Ворон, где в каждом окне стоит женщина с лицом Лики, а из колодца тянется рука, сжимающая куклу-воск. Чешуя на руке Марии пульсирует, повторяя азбукой Морзе: СПАСИ НАС.

Глаз в ближайшей розе вдруг взрывается, забрызгивая стену чёрной слизью. В луже проступает надпись: «Глава X: Отрицание». Где-то в клинике «Светлячок» хлопает дверь морга, и детский смех переходит в рвущий глотку крик.

Ампула молчания

Холодный свет операционной лампы впивается в сетчатку, как шип розы. Шестилетняя Мария прикована к кушетке с кожаными ремнями, пропитанными запахом ртути. За стеклом – девочка в идентичном синем платье (Лика? Она сама?) бьётся в конвульсиях, её пальцы царапают асфальт до крови, выписывая 60.0123. Мать в перчатках из змеиной кожи хватает подбородок дочери, вдавливая ногти в чешую, проступающую на щеках:

– Она не должна помнить! Выжгите всё, до последней искры! – её голос трещит, как пересохшая восковая свеча.

Врач с лицом, скрытым за занавеской мух, вводит шприц с чёрной жидкостью. Игла ломается о чешую, и препарат сочится по руке Марии, оставляя ожоги в форме розовых бутонов. За окном Лика (двойник? призрак?) вцепляется в решётку, её зрачки – суженные щели, как у змеи:

– Не спи! – хрипит она, кровь из разодранных губ стекает в лужу, складываясь в буквы Echo XIII. – Они вставят тебе стеклянные глаза!

Мать бьёт кулаком по стеклу, заставляя призрак рассыпаться. В луже остаётся кукла-воск в синем платье – точная копия Марии, но с вырванным языком. Врач достаёт новый шприц, на цилиндре гравировка: «XIII поколение. Подавление».

– Это будет больно, – его голос булькает, будто из-под воды. – Но ты будешь благодарна. Чистый разум – лучший подарок для девочки из рода Ворон.

Укол в яремную вену. Боль растекается как расплавленный воск, запечатывая воспоминания в чёрные капсулы. На потолке проступают тени: медсёстры с розами вместо лиц зашивают Лике рот серебряными нитями, а в углу – кукла-воск записывает координаты в журнал кровью.

– Мама, кто эта девочка? – шепчет Мария, чешуя на висках трескаясь от напряжения.

– Никто, – мать вонзает скальпель в куклу, из разреза вытекает ртуть. – Просто эхо, которое скоро умрёт.

За окном призрак Лики вдруг замирает, её тело покрывается трещинами. Из разломов выползают ртутные змеи, сплетающиеся в дату: 1980.10.31. Воздух наполняется карканьем ворон, и Мария видит – на своей руке, поверх детской кожи, проступает татуировка: глаз в розе, чей зрачок – миниатюрное зеркало.

– Смотри, – Лика прижимает окровавленную ладонь к стеклу. В отражении Мария видит себя взрослую – с чешуёй вместо волос, ртутью вместо слёз. – Это твоё будущее. Если забудешь…

Препарат побеждает. Зрачки расширяются, поглощая реальность. Последнее, что слышит девочка – скрип хирургических ножниц, отрезающих ей прядь волос. Мать кладёт волосы в колбу с ртутью, шепча заклинание:

– Пусть её память станет воском. Пусть её правда умрёт в 60.0123.

Флешбэк рассыпается, как разбитая ампула. Взрослая Мария вскрикивает, нащупывая шрам на шее – вход иглы, затянутый чешуёй. На столе перед ней – кукла-воск из кошмара, теперь с гравировкой на груди: «Глава XI: Воскресение эха». В раковине течёт ртуть, складываясь в лицо Лики, чьи губы шевелятся в такт карканью за окном:

– Найди меня в колодце. До того, как они превратят тебя в… – Голос обрывает скрежет металла – где-то в клинике «Светлячок» захлопывается дверь морга.

Кольца искупления в ртутных прожилках

Тень сжимает горло Марии кольцами, холодными как хирургический инструмент. Чешуя на шее трещит, обнажая под собой восковую кожу с гравировкой «XIII». Лицо Тени – водоворот лиц: Лика, мать, девочка в викторианском платье – сливаются воедино, их рты растягиваются в синхронной улыбке.

– Ты подписала контракт кровью, – голоса шепчут хором, выдыхая запах горелого воска. Пальцы Тени впиваются в чешую, и под ней проступают координаты 60.0123, 30.1234, светящиеся как шрамы. – Дала им вырезать Лику из памяти. А теперь платишь проценты за наш покой.

Комната наполняется звуком капающей ртути. На столе кукла-воск в больничном халате плавится, обнажая стальной скелет с табличкой: «Пациент 13. Диагноз: Правда». Из её глазниц выползают змеи, сплетающиеся в розу. Глаз в бутоне поворачивается к Марии, зрачок сужаясь до игольного ушка:

– Смотри, – шипит Тень, её кольца сдавливая рёбра. – Вот цена «нормальности».

На стене проступает проекция: Мария в 16 лет подписывает документы в кабинете с зеркалом Echo XIII. Мать держит её руку, вонзая перо в вену. Чернила – ртуть с плавающими чешуйками – стекают в подставку, формируя ожог в форме змеиного кольца.

– «Я отрекаюсь от видений. От сестры. От колодца», – цитирует Тень, её голос сливаясь со скрипом пера. – А теперь? Теперь ты видишь сквозь ложь. Чувствуешь, как наша кровь кипит в твоих венах?

Ожог на руке Марии вспыхивает, выжигая узор: змея, кусающая собственный хвост вокруг координат клиники. Воздух пропитывается запахом горящей плоти. В углу кукла-воск вдруг вскакивает, её восковая кожа трескаясь, обнажая чешую Лики:

– Они стёрли меня, но ты… ты носишь меня в клетке из ртути, – кукла бьёт кулаком в зеркало, и стекло трескается, показывая операционную. Врачи с розами вместо лиц приковывают взрослую Марию к столу, а мать вливает в её уши чёрные лепестки. – Разбей клетку! Выпусти нас, пока не стало…

Тень с рёвом сжимает горло Марии, обрывая речь. Стены начинают кровоточить серебристой слизью, на полу образуя карту усадьбы Ворон. Колодец в центре пульсирует, как рана, из него выползают руки с ножницами, режущие воздух в такт её сердцебиению.