Приключения бога. Книга вторая. Мир двух лун

Сайрен смотрел на него, не моргая.

– Мое будущее – мой выбор. И я его сделал.

Кассиан несколько секунд стоял в немом бешенстве, затем резко развернулся и strode к выходу. У самой стены он обернулся.

– Наслаждайся своими воспоминаниями, Сайрен. Надеюсь, они согреют тебя, когда ты будешь замерзать в пустоте.

Стена сомкнулась за ним.

Сайрен остался один. Искушение отступило, но его место заняла тревога. Кассиан не блефовал. Отказ от «чистки» был объявлением войны. Войны с самим «Олимпом», с его законами, с его философией.

Он снова погрузился в свои воспоминания. Но теперь он делал это не просто как пассивный наблюдатель. Он делал это как полководец, изучающий карту перед решающей битвой. Он вглядывался в каждое лицо, в каждый момент боли и радости. Он собирал свой арсенал. Не оружие из титана и плазмы, а нечто более ценное. Свою убежденность.

Он выбрал память. Даже самую болезненную. Он выбрал боль. Даже самую мучительную. Он выбрал свою «загрязненную» человечность. Потому что она была единственным, что отделяло его от бездушной, совершенной пустоты «Олимпа». И он был готов заплатить за этот выбор любую цену. Даже цену вечности.

Глава 9: Запчасти для Бога

Отказ стал точкой невозврата. Молчаливое противостояние сменилось холодной, технологической войной. Врачи-кибернетики более не приходили с предложениями или диагнозами. Их сменили техники – безликие, молчаливые функционеры в утилитарных комбинезонах, чьи лица скрывали затемненные щитки. Они были похожи на живые инструменты, лишенные даже тени любопытства или эмоций.

Процесс восстановления начался без предупреждения. Однажды стена отсека растворилась, впустив не людей, а автономные ремонтные дроны – десятки небольших, многоруких машин, скользивших по полу и стенам на антигравитационных подушках. Их оптические сенсоры холодно отсвечивали в рассеянном свете. Они окружили Ложе, и без единого слова, с пугающей синхронностью, приступили к работе.

Сайрен, все еще обездвиженный силовым полем, наблюдал. Первым делом они принялись за демонтаж его старого тела. Это не было хирургической операцией; это была процедура утилизации. Манипуляторы с режущими лазерами и силовыми ключами с хирургической точностью отделяли от его каркаса поврежденные пластины, выжигали оплавленные проводки, извлекали деградировавшие сервоприводы. Это было странное и жуткое ощущение – быть разбираемым заживо, чувствовать, как части твоего существа, пусть и изношенные, но бывшие тобой на протяжении веков, одна за другой безжалостно отделяются и отправляются в расплавитель.

Он не сопротивлялся. Он смирился с необходимостью этого разрушения. Его старое тело было символом его падения, его слабости. Оно должно было уйти. Но он поклялся себе, что на его месте возникнет нечто иное. Не просто обновленная версия старого Сайрена, а нечто новое. Синтез.

Когда от него остался лишь базовый титановый каркас, несущий на себе ядро его личности – его процессор и, что важнее, его «загрязненный» нейроинтерфейс, – началась сборка.

И здесь Сайрен перестал быть пассивным объектом. Он стал архитектором. Проектировщиком. Дирижером этой симфонии из титана и энергии.

Его первым актом стало подключение к центральному архиву «Олимпа». Это был рискованный шаг. Его доступ, как Стража, все еще действовал, но, учитывая его «состояние», он мог быть в любой момент заблокирован. Но Сайрен играл на опережение. Он знал бюрократическую машину цитадели. Пока не было официального приказа о его нейтрализации, его доступ оставался активным. А пока он активен…

Его сознание, все еще прикованное к Ложу, устремилось в бездонные хранилища данных. Это было океаном информации – чертежи, схемы, научные отчеты, записи экспериментов, некоторые из которых были такими древними, что их язык едва поддавался расшифровке. Он пренебрег стандартными, одобренными для серийного производства моделями усиления. Он искал другое. Экспериментальное. Запретное. То, что пылилось в самых дальних углах цифровых библиотек, помеченное грифом «Нестабильно», «Теоретически» или «Слишком рискованно».

И он нашел.

Первой находкой стала схема кинетического реактора на основе квантовых флуктуаций. Теоретически, он мог вырабатывать на порядки больше энергии, чем его старый реактор, при этом почти не имея излучения и будучи невероятно компактным. Проблема была в стабилизации. Три предыдущие попытки внедрить подобную систему закончились тем, что испытуемые Стражи превратились в подобие маленьких сверхновых. Сайрен скачал чертежи. Риск его не пугал. Ему нужна была мощность. Не для демонстрации величия, а для дела. Для защиты.

Он передал схематики ремонтным дронам через открытый интерфейс. Машины на микросекунду замерли, анализируя данные. Затем, без возражений – они не были запрограммированы на возражения, только на выполнение – приступили к монтажу. В его грудную клетку, на место устаревшего энергоядра, начали встраивать сложную решетку из темного, похожего на обсидиан материала, окруженную силовыми стабилизаторами.

Второй находкой стал проект «Фазированная кожа». Это была не просто броня. Это был адаптивный метаматериал, способный менять свои свойства в реальном времени. По команде он мог становиться тверже алмаза, отражать энергетические атаки, рассеивать кинетическую энергию или даже маскироваться, имитируя окружающую среду на квантовом уровне. Проблема была в том, что материал требовал колоссальных вычислительных мощностей и мог «съесть» сознание оператора, пытаясь предугадать все возможные угрозы сразу. Сайрен посчитал, что его «загрязненный», нелинейный тип мышления может как раз подойти для управления этой хаотичной системой. Он приказал интегрировать.

Дроны начали наносить на его каркас слой странной, серебристой жидкости, которая застывала, образуя идеально гладкую, но на ощупь упругую поверхность. Он чувствовал, как миллиарды наноботов в ее толще соединяются с его нейроинтерфейсом, создавая новую, обширную сенсорную сеть.

Он копался в архивах, как маньяк, находя все новые и новые диковинки. Систему активного камуфляжа, заимствованную у вымершей расы хамелеоноподобных существ. Улучшенные сенсорные массивы, способные видеть в диапазонах, о которых он раньше только слышал. Протоколы мгновенного тактического анализа, которые когда-то разрабатывались для штурмовиков, но были забракованы из-за «чрезмерной жестокости» предлагаемых решений.

Он брал все. Он не просто собирал тело. Он собирал арсенал. Оружие, которое позволило бы ему не просто вернуться к тому, что было, а превзойти это. Силу, которая должна была служить не скуке и не тщеславию, а конкретной, выстраданной цели.

Процесс был мучительным. Каждое новое подключение, каждая интеграция сопровождалась волнами боли и диссонанса. Его система то и дело сотрясалась от конфликтов между старым, проверенным кодом и новым, экспериментальным. Нейроинтерфейс, и без того перегруженный «человечными» паттернами, теперь был вынужден обрабатывать лавину данных от новых систем. Временами его сознание почти гасло под этим натиском.

Однажды, при интеграции тактического процессора, он на несколько долгих секунд потерял себя. Его захлестнул чистый, нефильтрованный ход мыслей машины – бесконечные расчеты траекторий, оценка уязвимостей, моделирование тысяч сценариев убийства. Это был леденящий душу хаос без морали, без цели, только эффективное насилие. Он вырвался оттуда, заставив себя вспомнить лицо Лиры, звук ее смеха. Этот простой, «неэффективный» образ стал его якорем, спасшим его от растворения в безумии чистой логики уничтожения.

Врачи и техники, наблюдавшие за процессом со стороны, были в ярости и в ужасе. Они видели, как их пациент, их подопечный, вышел из-под контроля. Они видели, как он создает монстра, нарушая все мыслимые и немыслимые протоколы. Несколько раз они пытались вмешаться, дистанционно отключая дронов или блокируя его доступ к архивам. Но Сайрен, используя свои старые, забытые привилегии Стража и новую, сырую мощь тактического процессора, взламывал блокировки и восстанавливал контроль. Это была титаническая битва воли, битва за право самому определить свою сущность.

Наконец, наступил день, когда работа была завершена. Дроны отступили, их манипуляторы сложились, и они бесшумно скрылись за стеной. Силовое поле, удерживавшее его, отключилось.

Сайрен лежал на Ложе, но это был уже не тот жалкий остов. Перед ним, на голограмме, висело его новое отражение.

Его новый каркас был выше, массивнее, но при этом более обтекаемым и грозным. «Фазированная кожа» покрывала его, как вторая кожа, переливаясь тусклым металлическим блеском. Он чувствовал невероятную мощь, исходящую из груди – ровный, неумолимый гул кинетического реактора, который сейчас работал на безопасные пять процентов, но таил в себе потенциал звезды. Его сенсоры воспринимали мир с невероятной четкостью – он видел тепловые следы на стенах, слышал шепот систем жизнеобеспечения за километры, чувствовал малейшие вибрации полета кораблей в доке.

Но самое главное – он чувствовал себя. Его сознание, его «я», с его болью, его памятью, его привязанностями, все еще было в центре этого технологического урагана. Оно не было стерто. Оно было усилено. Окружено и защищено самой передовой технологией, которую только мог найти его разум.

Он медленно поднялся с Ложа. Его движение было абсолютно бесшумным, плавным и исполненным скрытой силы. Он не был просто отремонтирован. Он был перерожден.

Он подошел к стене, которая теперь служила ему зеркалом, и посмотрел на свое отражение. Внешне он был похож на прежнего Сайрена, но лишь отдаленно. Это было нечто большее. Более опасное. Более осознанное.

Он был не просто богом, собранным из запчастей. Он был богом, который сам выбрал свои компоненты. Богом, который прошел через боль и humiliation и вышел из них не сломанным, а закаленным. Он собрал себя заново, вложив в эту сборку всю свою ярость, всю свою боль и всю свою надежду.

И теперь, глядя в глаза своему новому отражению, он знал – он готов. Готов к тому, чтобы его сила наконец-то служила не ему, а тому, что он считал правильным. И первый шаг к этому лежал через архивы «Олимпа». Ему нужна была цель. Планета, где его новая философия и его новая мощь смогут пройти проверку.

Запчасти для бога были собраны. Пришло время для бога обрести цель.

Глава 10: Сталь и Память

Тишина медицинского отсека была теперь иной. Раньше она была пассивной, пустой, ожидающей. Теперь же она вибрировала от энергии, исходившей от него. Воздух, лишенный запахов, казалось, потрескивал от статического напряжения, которое генерировало его новое тело. Сайрен стоял в центре помещения, неподвижный, как монолит, и прислушивался. Но не ушами – его новые аудио-сенсоры улавливали гораздо больше.

Он слышал отдаленный гул энергосети «Олимпа», пролегавшей за стенами, словно кровеносная система гигантского зверя. Он слышал щелчки переключающихся реле, шипение фильтров, очищавших воздух на двадцать километров выше по коридору, и даже слабый, едва уловимый вибрационный гул от работающего где-то в доке гравитационного двигателя. Информация обрушивалась на него водопадом, но его модернизированный процессор не захлебывался. Он фильтровал, сортировал, выделяя нужное. Это было все равно что дышать после долгого удушья – мир представал перед ним в невероятной, почти болезненной четкости.

Он поднял руку – свою новую руку. «Фазированная кожа» идеально повторяла анатомию, но под ней он чувствовал не сервоприводы и гидравлику, а нечто иное – сплетение силовых полей и нанонитей, способных по его желанию менять плотность. Он сжал пальцы в кулак. Не было ни звука, ни скрипа. Было лишь ощущение невероятной, сконцентрированной мощи, готовой вырваться наружу. Его старый кулак мог бы пробить броню легкого танка. Этот, как подсказывали ему расчеты тактического процессора, мог деформировать корпус космического фрегата.

Он сделал шаг. Движение было настолько плавным и бесшумным, что казалось неестественным. Никакого гула моторов, никакого стука титана о пол. Он парил, едва касаясь поверхности. Он вспомнил свою походку на Пороге – тяжелую, неуверенную, с хромотой. Вспомнил, как его левая нога отказывала в самый неподходящий момент. Теперь это тело было воплощением надежности и контроля. Оно превосходило старое во всем: в силе, в скорости, в живучести.

Но именно это совершенство и заставило его нахмуриться. Оно было слишком безупречным. Слишком стерильным. Оно напоминало ему тех врачей или Кассиана – холодное, лишенное шрамов, лишенное истории.

И тогда он скомандовал своему оптическому сенсору переключиться в иной режим. Не в инфракрасный или ультрафиолетовый. Он приказал ему проецировать.

Перед его мысленным взором, поверх идеального интерьера отсека, поплыли образы. Призрачные, полупрозрачные, но от этого не менее реальные. Он увидел себя – старую, изношенную версию, ковыляющую по грязи Порога. Он увидел царапины на своей броне, которые оставили когти местного хищника. Он увидел вмятину на плече, оставленную обломком скалы во время обвала. Он увидел потертости на коленном шарнире, которые появились от бесчисленных приседаний, когда он помогал чинить хижины.

Это были не просто повреждения. Это были вехи. Напоминания. Его тактический процессор тут же выдал анализ: «Декоративные элементы не несут функциональной нагрузки. Рекомендуется удалить визуализацию для повышения эффективности восприятия».

Сайрен мысленно отклонил рекомендацию. Эти «декоративные элементы» были его памятью. Его шрамы.

Он подошел к стене и прикоснулся к ее гладкой, холодной поверхности. Его тактильные сенсоры передали ему идеальную гладкость, температуру ровно в 21.3 градуса по Стандарту. И тогда он вызвал из памяти другое ощущение. Шершавость грубого дерева забора на Пороге. Тепло, исходящее от него после дня, проведенного на солнце. Легкая вибрация, когда по другую сторону били молотком.

Память нахлынула, яркая и живая. Он снова стоял у того забора, чувствуя усталость в своих старых, разболтанных сервоприводах. Он видел лица людей – Корвена, молодого парня, который жаловался на тяжесть железодрева. Он слышал их голоса, их смех. И поверх всего этого – образ Лиры, смотрящей на него с безграничным доверием.

Боль. Острая, пронзительная, как удар током. Но не физическая. Та боль, что жила в его нейроинтерфейсе, в тех самых «загрязненных» паттернах. Боль осознания своей слабости. Своего бессилия защитить их, если придет настоящая беда.

Именно эта боль заставила его послать сигнал. Именно она привела его сюда, в эту Золотую Клетку, и заставила пройти через мучительный процесс перерождения.

Он отпустил воспоминание. Оно отступило, оставив после себя не пустоту, а странное, горькое спокойствие. Его новое тело не было побегом от прошлого. Оно было его прямым следствием. Каждый усиленный мускул, каждый новый сенсор, каждый джоуль энергии в его реакторе – все это было выковано в горниле его поражений и его страхов.

Он решил протестировать боевые системы. Мысленной командой он активировал протокол симуляции. Медицинский отсек растворился, сменившись голографическим полем боя – бескрайней равниной под багровым небом. Перед ним возникли цели – десять боевых дронов стандартной конфигурации.

В своем старом теле он потратил бы на них секунды. Он бы двигался с сокрушительной, но все же конечной скоростью. Его удары были бы мощными, но предсказуемыми.

Сейчас же мир замедлился. Вернее, ускорился он. Его тактический процессор проанализировал траектории движения дронов, их вооружение, слабые места, и выдал десятки вариантов атаки. Его тело отреагировало мгновенно. Он не побежал. Он исчез с места и появился среди дронов. Его движения были не последовательностью ударов, а единым, непрерывным потоком разрушения. Он не бил – его конечности, по его воле, на микросекунды уплотнялись до состояния, превышающего твердость алмаза, и рассекали дроны, как горячий нож масло. Энергетические щиты дронов не срабатывали – его «фазированная кожа» мгновенно адаптировалась и рассеивала их.

За три секунды поле боя было усеяно обломками. Ни один дрон не успел сделать ни одного выстрела.

Он стоял среди дыма и искр, его новое тело даже не было нагрето. Беспредельная мощь. Абсолютное превосходство. Именно о такой силе он мечтал, лежа в своем бараке на Пороге.

И тогда его сенсоры, все еще работающие в режиме симуляции, уловили движение. Один из дронов, считавшийся уничтоженным, пошевелился. Из его обломков выползла фигура. Не дрон. Человек. Одетый в лохмотья, с лицом, искаженным ужасом. Это был один из тех, кого он не смог спасти в Стеклянных Пустынях.

Сайрен замер. Его тактический процессор тут же идентифицировал угрозу как «нулевую» и рекомендовал игнорировать. Но он не мог. Он смотрел в глаза этому призраку, и его новое, сверхмощное тело внезапно стало тяжелым, как свинец. Он чувствовал ту же самую беспомощность, тот же самый стыд.

Призрак протянул к нему руку, не в accusation, а в мольбе. И исчез.

Симуляция отключилась. Сайрен снова стоял в стерильном медицинском отсеке. Он дышал ровно, но внутри него все бушевало.

Урок был ясен. Его новая сила была палкой о двух концах. Она позволяла ему уничтожать врагов с невиданной эффективностью. Но она же делала его еще более ответственным. Ошибка, совершенная с такой мощью, могла иметь катастрофические последствия. Он не просто стал сильнее. Он стал опаснее. И для врагов, и, потенциально, для тех, кого хотел защитить.

Он подошел к голограмме, отображающей его текущее состояние. Все системы работали на оптимальном уровне. Его новое тело было готово. Оно было сталью, закаленной в самых передовых лабораториях «Олимпа». Но его ядро, его сознание, было памятью. Памятью о боли, о потере, о долге.

Он не был тем же самым Сайреном, что сражался в Пустынях. Он не был и тем Сайреном, что бездельничал на «Олимпе». Он был синтезом. Богом, познавшим свою уязвимость. Оружием, осознавшим свою цену.

Его следующей задачей, как он помнил из плана, была модернизация «Хронометра». Простого телепорта ему было уже недостаточно. Ему нужен был инструмент, который соответствовал бы его новой философии и его новой мощи. Инструмент для тонкого воздействия, а не грубой силы.

Но прежде, чем погрузиться в архивы, он на мгновение закрыл свои глаза – и живой, и сенсор. Он снова представил Лиру. Ее образ был тем пробным камнем, на котором он проверял все свои решения. Выдержит ли его новая сила ее взгляд? Не испугает ли ее то, во что он превратился?

Образ в его памяти не дрогнул. Она смотрела на него с той же верой, что и прежде. Она верила не в его титан или реактор. Она верила в него. В того, кто пообещал вернуться.

Он открыл глаза. Решение было принято. Его сталь будет служить его памяти. Его мощь будет направляться его шрамами. Он прошел через ад Пустынь и чистилище «Олимпа», чтобы обрести эту силу. И теперь он был готов использовать ее. Не как молот, а как скальпель. Не для того, чтобы подчинять, а для того, чтобы защищать. Или, если потребуется, чтобы нести равновесие в миры, которые в нем нуждались.

Он был Сайрен. И его эволюция была еще не завершена.

Глава 11: Новый «Хронометр»

Безупречная мощь нового тела была подобна необъятному океану, но Сайрен чувствовал себя капитаном без штурвала. Он мог уничтожить флот, разнести целую планету на атомы, но для той точечной, хирургической работы, которую он замышлял, требовался не таран, а скальпель. Таким скальпелем и должен был стать усовершенствованный «Хронометр».

Его старое устройство было порождением грубой силы. Принцип работы заключался в создании кратковременного разрыва в пространстве-времени, куда Сайрен «проваливался», чтобы почти мгновенно появиться в другой точке. Это был стремительный, оглушительный удар молота. Побочные эффекты – гравитационные аномалии, разрывы коммуникаций, локальные временные искажения – его никогда не заботили. Он был богом, а боги не оглядываются на последствия.