Приключения бога. Книга вторая. Мир двух лун

Приключения бога. Книга вторая

Мир двух лун

Алексей Кирсанов

© Алексей Кирсанов, 2025

ISBN 978-5-0068-2343-3 (т. 2)

ISBN 978-5-0068-2270-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРИКЛЮЧЕНИЯ БОГА

КНИГА ВТОРАЯ

МИР ДВУХ ЛУН

Глава 1: Призрак в Зеркале

Тьма за стенами была не просто отсутствием света. Она была живой, плотной, дышащей ледяной сыростью Порога. Сайрен стоял у грубо сколоченного окна, вглядываясь в эту тьму, но взгляд его был обращен вовнутрь. В ту, другую тьму, что копилась в нем самом, в щелях между титановыми пластинами и устаревшими миофибрами.

Его тело было развалюхой – единственный точный термин. Ходячий памятник собственному падению, собранный из того, что уцелело после Стеклянных Пустынь, и того, что удалось выпросить, выменять или украсть здесь, на краю обитаемого космоса. Левый плевро-дельтовый модуль издавал настойчивое, похожее на стрекот цикады жужжание, сводящее с ума. Сенсоры правой голени периодически глохли, сообщая походке едва уловимую хромоту – призрак ампутации, который он ощущал, но не видел. А главное – его ядро, тот самый квантовый реактор, что когда-то горел в его груди с яркостью малой звезды, теперь работал на пятнадцать, от силы двадцать процентов от номинала. Он был похож на дряхлого, больного зверя, запертого в клетке из полированной стали и керамики.

Он отвернулся от окна, и взгляд его упал на единственный в помещении предмет роскоши – большое, треснувшее в углу зеркало из полированного сплава. В нем отражался не бог. Не легендарный Страдж Олимпа. В нем отражался призрак. Высокий, более двух метров, каркас все еще выдавал былое могущество – широкие плечи, длинные конечности, созданные для смертоносной балетной механики боя. Но обшивка была покрыта царапинами, вмятинами, пятнами коррозии от местной кислотной влаги. В пазах застыла грязь, которую уже невозможно было вычистить. А самое главное – лицо. Вернее, то, что от него осталось. Нижняя челюсть и скулы были искусной имитацией плоти, когда-то безупречной, а теперь покрытой сетью тончайших трещин, словно старый фарфор. Левую половину лица занимал голый титановый череп, в глазнице которого тускло светился оптический сенсор, его красноватый огонек мерцал в такт сбоям в системе.

Призрак в зеркале. Именно так он себя и ощущал.

Снаружи донесся шум – не тревожный, а привычный, жизненный: голоса, скрип колес повозки, мычание грузного местного скота. Община просыпалась. Сайрен развернулся и вышел из своего убогого жилища, больше похожего на склад или забытую всеми часовню, посвященную ему же.

Воздух Порога ударил в обонятельные сенсоры – коктейль из влажной земли, дыма жженого торфа, испарений от ближайших болот и несомненного, неистребимого запаха людей. Живых, потеющих, трудящихся. Когда-то этот запах вызывал у него лишь раздражение – признак неэффективности, биологической слабости. Теперь он был фоном, звуком его существования. И в каком-то извращенном смысле – напоминанием.

Его появление не вызвало ажиотажа. Дети, игравшие в грязи возле длинного, низкого барак-дома, на мгновение замерли, посмотрели на него широко раскрытыми глазами и, получив кивок, вернулись к своим делам. Взрослые, занимавшиеся починкой забора из острых черных стволов местной древесины, лишь коротко поклонились. Не подобострастно, а с привычным, выстраданным уважением. Он был их Стражем. Их призраком-защитником.

«Защитником», – мысленно повторил он, и в его процессорный контур ворвалась вспышка статики, отголосок старой боли.

Он подошел к группе у забора. Мужчина по имени Корвен, бывший солдат какой-то забытой империи, а ныне старейшина общины, вытер пот со лба.

– Сайрен. Доброе утро. Думаем, как эту стойку укрепить. Подгнила основательно.

Голос Корвена был хриплым, но спокойным.

Сайрен наклонился, его оптический сенсор сфокусировался на указанном месте. Система анализа выдала три возможных решения за долю секунды. Самый эффективный – замена с использованием композитного сплава из его запасов. Но запасы эти были скудны и предназначались для экстренного ремонта его собственных систем. Второй вариант – сложная инженерная конструкция, распределяющая нагрузку. Но на ее возведение ушло бы два дня.

– Нужно выкопать яму глубже, – сказал Сайрен, его голос, синтезированный вокализатором, звучал ровно, без эмоций, но без былой металлической скрежетности. – Уложить на дно крупные камни для дренажа и использовать для новой стойки ствол железодрева. Оно не гниет.

– Железодрева? – переспросил один из молодых парней. – Но оно в получасе ходьбы, на холме, и пилится его адски тяжело.

Сайрен посмотрел на него своим единственным живым, казавшимся таковым, глазом.

– Я принесу. Три ствола хватит?

Парень сглотнул и кивнул.

Это была его помощь. Не божественное вмешательство. Не испепеление врагов с небес. Таскание бревен. Ремонт заборов. Иногда – лечение болезней с помощью своего медсканера, чьи возможности были лишь тенью былых. Он превратился в высокотехнологичного раба. И в каком-то смысле это было искуплением.

Он развернулся и зашагал по направлению к холму. Его массивные ступни глубоко вязли в влажной земле. Каждый шаг отдавался глухим гулом в левом тазобедренном шарнире. Он чувствовал тяжесть собственного тела, его неповоротливость. Когда-то он мог бы преодолеть это расстояние за несколько секунд, не касаясь земли. Сейчас ему требовалось время.

Дорога шла через поле, где несколько женщин собирали какой-то клубнеплод. Они трудились, согнувшись в три погибели, их руки в грязи по локоть. Он видел их усталость, видел напряжение в спинах. И снова это чувство – острое, гнетущее – накрыло его. Чувство невозможности.

Он мог таскать для них бревна. Он мог чинить их заборы. Он мог даже отогнать стаю голодных хищников из окрестных лесов. Но что, если придет нечто большее? Нечто извне?

Память, не записанная в нейрочипы, а выжженная в самой основе его сознания, пронеслась перед внутренним взором. Стеклянные Пустыни. Не искривленные пространства, как можно подумать, а бескрайнее плато из настоящего стекла, расплавленного и застывшего в причудливых формах. И свет. Ослепительный, испепеляющий свет орудий, против которых его легендарная мощь оказалась хрупкой, как те самые бревна, что он сейчас пошел добывать. Он сражался. Он защищал тех, кого считал своими подопечными. И проиграл. Чудом уцелел, сбежал, унесся прочь на обломках своего корабля, пока не рухнул здесь, на Пороге.

Он смотрел на этих женщин, на их беззащитные спины, и видел других. Тех, кого не смог защитить. Чей пепел смешался со стеклом пустыни.

Его система выдала предупреждение – скачок давления в гидравлике правой руки. Следствие стрессовой реакции. Он скомандовал отбой, заставил системы успокоиться. Но внутреннее напряжение никуда не делось.

Что, если сюда придут Они? Те, кто обратил в стекло целый мир. Те, чья тень заставила его бежать. С его нынешним телом, с его пятью процентами мощи, он был бы не более чем легкой закуской. Мишенью. А эти люди, эта община… они стали бы статистикой. Еще одним кровавым пятном в его длинной, слишком длинной биографии.

Он дошел до рощи железодрева. Деревья были такими, как их описывали – темными, почти черными, с невероятно плотной и прочной древесиной. Он выбрал три ствола потоньше, схватил их своей титановой дланью. Сервоприводы взвыли от нагрузки, но выдержали. Отломив стволы у корня с сухим, громким хрустом, он взвалил их на плечо. Груз был внушительным, но для его каркаса – ничто.

Обратный путь был молчаливым. Он шел, и его процессор был зациклен на одном и том же вопросе, как поврежденная запись. Защитить. Как защитить? Варианты перебирались, анализировались и отбрасывались. Построить оборонительные сооружения? С его текущими ресурсами и примитивными технологиями общины это была бы не более чем бутафория, игрушечный замок из песка против океанского прибоя. Обучить их обращению с передовым оружием? Бесполезно. Их органический мозг, их медленные рефлексы не позволили бы им противостоять тому, с чем он столкнулся. Бежать? Куда? На Пороге не было кораблей, способных на межзвездные перелеты. Только его собственная разбитая капсула, похороненная в сарае за поселением, – немой свидетель его поражения.

Он вернулся к забору и молча сбросил бревна к ногам людей.

– Спасибо, Сайрен, – кивнул Корвен. – Это сильно поможет.

Сайрен ничего не ответил. Он смотрел, как они начинают работать, как их руки, сильные и умелые, берутся за дело. Они были полны жизни. Веры в завтрашний день. Веры в него.

А он был полон тихого, холодного ужаса. Ужаса не за себя. Он уже почти смирился с собственной деградацией. Это был ужас прозрения. Он понял, что его присутствие здесь – не защита. Это – отсрочка. Мираж безопасности. Он – сломанный меч, воткнутый в землю у входа в деревню, чтобы отпугивать зверей. Но против настоящего врага, против бури, он бесполезен. Более того, его присутствие, его уникальная энергетическая сигнатура, могла быть тем самым маяком, который и привлечет бурю.

Он помог им установить первую стойку, вдавив ее в землю одним точным движением, демонстрируя крупицу своей былой силы. Люди смотрели на него с восхищением. Они видели силу. Они не видели трещин. Они не видели призрака в зеркале.

А он видел. И в глазах этого призрака читалась одна простая, невыносимая истина: он не может их защитить. Он не смог защитить тех и не сможет защитить этих. Пока он остается здесь, в этом полуживом состоянии, он является самой большой угрозой их существованию.

Он повернулся и пошел обратно к своему бараку, к своему треснувшему зеркалу. Ему нужно было подумать. Ему нужно было найти решение. Или окончательно смириться с тем, что единственное, что он может сделать, – это тихо исчезнуть, унеся с собой свою опасную сущность подальше от этих хрупких, ничего не подозревающих жизней.

Глава 2: Прощальный взгляд

Тишина, опустившаяся на поселение с заходом солнца, была иной, нежели дневная. Днем она была наполнена отдаленными голосами, скрипом колес, стрекотом местных насекомых. Ночью же Порог затихал по-настоящему, словно задерживая дыхание перед лицом бездонного, усыпанного незнакомыми звездами неба. Воздух становился холоднее, тяжелее, и в нем явственней ощущался запах влажной почвы и дыма очагов.

Сайрен стоял на своем привычном месте у края поселения, там, где тропа терялась в черной гуще леса. Он не нуждался в сне, и эти ночные бдения стали для него ритуалом, почти медитацией. Сканирование периметра, анализ электромагнитного фона, проверка целостности своих деградирующих систем. Рутина, призванная отвлечь от главного – от навязчивой, как зубная боль, мысли о беспомощности.

Сегодня отвлечься не получалось. Образы женщин, согнувшихся над полем, и призраков из Стеклянных Пустынь смешались в его процессоре в единый, мучительный цикл. Он чувствовал себя не Стражем, а миной замедленного действия, закопанной посреди ничего не подозревающих людей. Его логические контуры, отточенные веками стратегического анализа, выдавали безрадостный вердикт: его присутствие повышает риски для общины. Вероятность катастрофы с его участием была на порядки выше, чем без него.

Шорох шагов позади был намеренно громким, чтобы не застать его врасплох. Он знал эту походку – легкую, упругую, с едва уловимой хромотой, напоминанием о старом ранении. Он не обернулся.

Лира остановилась рядом, завернутая в грубый шерстяной плащ. Ее дыхание вырывалось облачком пара в холодном воздухе.

– Не спится? – Ее голос был низким, немного хриплым, как бывает у тех, кто много работает на улице.

– Мне не требуется сон, – ответил Сайрен, не отводя взгляда от темноты. – Это известно.

– Требуется или нет, а иногда выглядишь так, будто тебе позарез нужно выспаться лет этак на десять.

В ее тоне не было насмешки. Была… усталая нежность. Та, что рождается между людьми, долгое время делившими тяготы. Лира не была его возлюбленной. Она была чем-то большим и в то же время – чем-то совершенно иным. Она была его анкером в этой реальности. Той, кто нашел его в обломках капсулы, полумертвого, истекающего энергетической субстанцией вместо крови. Та, кто, не испугавшись его вида, стала ухаживать за ним, как за раненым зверем. Она научила его языку Порога, показала, как живут эти люди, и помогла ему вплестись в грубую ткань их быта.

Сайрен наконец повернул к ней голову. Его живой глаз встретился с ее взглядом. Глаза Лиры были цвета темного янтаря, и в них, как и всегда, читалась невероятная, почти сверхъестественная для обычного человека проницательность. Она видела не титанового гиганта, не бога из легенд. Она видела его. Ту сущность, что пряталась за броней и синтезированным голосом.

– Ты смотришь в лес, будто ждешь, что из него сейчас выйдет целая армия, – тихо сказала она.

– Возможно, так и есть, – честно ответил он.

– И что? Ты ее остановишь. Ты же наш Страж.

В ее словах не было и тени сомнения. Слепая, абсолютная вера. Она резала его острее любого клинка.

– Я не смогу их остановить, Лира, – голос его звучал приглушенно, словно в системе подавления шумов произошел сбой. – Не тех, кто может прийти.

Он помолчал, его сенсоры фиксировали учащенное сердцебиение женщины. Она понимала.

– Ты говоришь о тех… о тех, из Пустынь? – Она редко произносила это название вслух, зная, какая боль за ним скрывается.

Сайрен кивнул, короткий, резкий жест.

– Моя сигнатура уникальна. Они могут искать. Рано или поздно их сканеры засечут аномалию здесь, на Пороге. И когда они придут… – Он посмотрел на огни хижин позади них. – …это место станет еще одним памятником моему поражению. А они – еще одной строкой в списке жертв.

Лира не стала возражать. Она не была глупа и не питала иллюзий. Она видела, в каком состоянии он сюда прибыл. Видела, как он месяцами собирал себя по кускам, и понимала, что та мощь, которую он демонстрировал сейчас, – всего лишь бледная тень того, кем он был.

– Так что же? – спросила она, и в ее голосе впервые прозвучала дрожь. – Ты предлагаешь просто ждать? Или… уйти?

Последние слова повисли в воздухе между ними, холодные и тяжелые, как камни.

Сайрен отвернулся, его оптический сенсор зафиксировал движение ночной птицы в ветвях. Мелочь жизни, которая продолжалась, не ведая о грозящих ей космических угрозах.

– Мои системы деградируют, – сказал он, избегая прямого ответа. – Реактор нестабилен. Каждый день я трачу больше энергии на поддержание базовых функций, чем на что-либо иное. Я… иссякаю.

Он впервые говорил об этом так прямо. Раньше он отделывался общими фразами о «необходимом ремонте». Лира понимающе кивнула.

– И что случится, когда ты… иссякнешь окончательно?

– Я стану бесполезным грузом. А затем – мертвым грузом. Но до этого моя агония, всплеск энергии при отказе систем, может сработать как последний, самый яркий маяк.

Лира медленно выдохнула. Она подошла ближе и прислонилась спиной к холодной титановой пластине его бедра. Это был жест доверия, привычный и в то же время каждый раз новый.

– Значит, уход – не желание, а необходимость.

– Это расчет, – поправил он, и в его голосе вновь зазвучали стальные нотки киборга-стратега. – Вероятность сохранения общины при моем отсутствии выше, чем при моем присутствии в текущем состоянии. Значительно выше.

Он замолчал, давая ей осознать это. Давно он не произносил вслух таких холодных, безжалостных формул. Они были частью его прошлого, того, от чего он бежал.

– Ты идешь на смерть? – Ее вопрос прозвучал прямо, без обиняков.

Сайрен задумался.

– Нет. Я иду за силой. Или за покоем. Это… взаимосвязанные понятия. Без силы не будет покоя. А без покоя сила не имеет смысла.

– Где же ты найдешь эту свою силу? – В голосе Лиры слышалось отчаяние. – Ты же говорил, что твой дом, твой «Олимп», далеко. Ты не сможешь добраться туда на том, что осталось от твоей капсулы.

– Нет, – согласился он. – Но я могу послать сигнал. Маяк. Протянуть руку и надеяться, что кто-то ее схватит.

– А если схватят не те? Если на твой зов придут те самые… охотники?

– Риск есть. Но он локализован. Он будет направлен на меня. Здесь же рискую все.

Они стояли в тишине, слушая, как ветер шелестит верхушками деревьев. Где-то вдали завыл зверь – долгий, тоскливый звук, в котором была вся суть этого дикого, безжалостного мира.

– Я понимаю, – наконец прошептала Лира.

Она отодвинулась от него, чтобы посмотреть ему в лицо. В темноте его живой глаз и светящийся сенсор казались двумя звездами – одна угасающей, другая – холодной и бездушной. – Ты должен уйти. Не для себя. Для них. – Она кивнула в сторону спящих хижин.

В ее глазах стояли слезы, но она не плакала. Лира не из тех. Она приняла его решение так же, как когда-то приняла его самого – со всей его болью, его странностью и его грузом.

– Ты вернешься? – спросила она, и в этом простом вопросе заключалась вся ее надежда, вся ее вера, все, что она могла ему дать.

Сайрен смотрел на нее. На эту женщину, которая стала для него большим, чем просто спасшей его жизнью. Она вернула ему часть его человечности, той самой, что врачи на Олимпе назвали бы «загрязнением». Она показала ему цену отдельной жизни, цену сообщества, цену тихого вечера у костра. Всего того, что он когда-то презирал как слабость.

Он не был существом, привыкшим давать обещания. Обещания были цепями, а он был свободным оператором, богом, не связанным обязательствами. Но сейчас, глядя в ее глаза, он понимал, что эта свобода была иллюзией. Он был связан. Связан долгом. Связан благодарностью. Связан… чем-то еще, для чего у него не находилось обозначения в его таксономии чувств.

– Да, – прозвучало тихо, но с такой несокрушимой уверенностью, что, казалось, сама ночь замерла в ожидании. – Я вернусь. Не таким, как сейчас. Сильным. Таким, который сможет по-настоящему защитить это место. Защитить тебя.

Он протянул руку, огромную, состоящую из титановых пластин и скрытых сервоприводов. Его пальцы, способные дробить камень, с невероятной, почти невозможной осторожностью коснулись ее щеки, отводя прядь темных волос.

Лира прикрыла глаза, прижавшись щекой к холодному металлу. Это был жест прощания и одновременно – залога.

– Я буду ждать, – просто сказала она.

Больше они не говорили. Они простояли так еще долго, двое существ из разных вселенных, связанные хрупкой нитью обещания, брошенного в лицо бесконечной, безразличной тьме. Сайрен смотрел на звезды, и впервые за долгое время в его процессоре родился не план отступления, не расчет рисков, а четкая, ясная цель. Он должен был выжить. Он должен был стать сильнее. Он должен был вернуться. Не ради искупления прошлых ошибок, не ради исправления мироздания. А ради одного-единственного человека, который смотрел на него не как на бога или монстра, а как на того, кто обещал вернуться.

Когда на востоке стало сереть, Лира тихо развернулась и ушла, не оглядываясь. Сайрен остался один. Но одиночество его было уже иным. В нем появилась цель. И цена возможного поражения стала не просто статистикой. Она обрела имя. И лицо.

Глава 3: Последний Всплеск

Решение, однажды принятое, превратилось в холодный, неумолимый алгоритм действий. С того момента, как слова обещания покинули его синтезатор речи, Сайрен перестал быть Стражем, погруженным в рутину выживания. Он стал проектом. Единой, всепоглощающей целью – дотянуться до дома, до «Олимпа», или умереть в попытке, не подвергая опасности тех, кого назвал своим домом.

Он провел остаток ночи и весь последующий день в своем бараке, который больше походил на логово или склеп. Пыльный воздух, слабо освещенный мерцающей лампой, заряжавшейся от его же реактора, был наполнен едва слышным гудением и щелчками. Он отключил все нежизненно важные системы. Визуальные сенсоры работали в энергосберегающем режиме, окрашивая мир в тусклые оттенки серого. Слуховые фильтры отсекли все, кроме критических звуков – шагов у его двери, тревожных криков. Он стал тенью, призраком, готовящимся к своему последнему, отчаянному шагу.

Перед ним, на грубо сколоченном столе из железодрева, лежали остатки его прошлого величия. Компоненты, выпаянные из обломков капсулы, куски оплавленной проводки, несколько кристаллов памяти с треснувшими гранями, тускло поблескивавшие в слабом свете. Это был жалкий арсенал для того, кто когда-то командовал армадами. Сокровищница нищего.

Его пальцы, точные и уверенные, несмотря на обшарпанность, перемещались среди этого хлама. Он не смотрел на детали; его внутренние схемы проецировали поверхностный анализ, подсвечивая необходимые компоненты, рисуя виртуальные схемы соединений. Это была работа ювелира, доверенная рукам титанового голема.

Основой должен был стать квантовый эхолокатор – маленькое, похожее на сплюснутый купол устройство, уцелевшее чудом. Его собственный, встроенный передатчик был мертв, спален во время падения. Но принцип оставался тем же. Ему нужен был излучатель. Мощный, способный пробить гильотину гиперпространства и долететь до секторов, контролируемых «Олимпом».

Источником энергии должен был послужить его собственный реактор. Последний, яростный всплеск, который либо выжжет его окончательно, либо – и это была ничтожно малая вероятность – будет перехвачен.

Он нашел подходящий кристаллический осциллятор в запасах общины – его когда-то использовали для чего-то вроде примитивного радио. Для местных это был магический артефакт, для Сайрена – жалкий кусок кварца, который нужно было перегравировать нанометровыми импульсами его собственных инструментов.

Работа шла мучительно медленно. Каждый разряд, каждое включение паяльного микролуча отзывалось проседанием напряжения в его основных системах. Предупреждения накладывались друг на друга, образуя на его внутреннем дисплее навязчивую мозаику из красного и желтого. Он игнорировал их, отключая системы оповещения одну за другой. Боль стала фоном, постоянным, нытящим гулом, сливающимся с жужжанием его поврежденного плевро-дельтового модуля.

В его памяти всплывали образы «Олимпа». Не просто космической станции, а цитадели. Места, где такие, как он, бессмертные киборги, коротали вечность в роскоши и скуке. Он вспоминал бесконечные залы с фресками, изображавшими их подвиги, искусственные сады с растениями с тысячи миров, банкеты, длящиеся стандартные месяцы. Он вспоминал их лица – холодные, совершенные, маски, за которыми скрывалась бездна пресыщения. Они бы посмеялись над ним сейчас. Над ним, царапающим примитивный маяк в грязи задворок галактики. Над его «человечностью», его привязанностями.

Мысль о Лире, о ее прощальном взгляде, стала тем якорем, который удерживал его от соблазна все бросить. Он не мог позволить себе роскошь пресыщения. Он должен был выжить. Ради нее.

На вторые сутки работы он вышел из барака лишь однажды – чтобы взять пищу и воду у молчаливого Корвена. Старый солдат ничего не спрашивал, но его взгляд говорил все понимая. Он видел решимость на лице Сайрена, ту самую, что бывает у людей, идущих на верную смерть. Он просто кивнул и отдал все, что у него было.

Вернувшись внутрь, Сайрен почувствовал, как его левая нога на мгновение отказала. Сервопривод бедра издал скрежещущий звук и заглох. Он рухнул на одно колено, его масса с грохотом отозвалась в стенах барака. Пришлось потратить драгоценные минуты, чтобы вручную перезапустить систему, чувствуя, как последние крохи энергии уходят на этот ремонт. Это был знак. Время истекало.

К вечеру третьего дня устройство было готово. Оно не выглядело впечатляюще – бесформенная масса из спаянных проводов, кристаллов и кусков металла, помещенная в корпус, сколоченный из досок. Но его сенсоры, едва функционирующие, показывали, что принцип работы верен. Оставалось лишь наполнить его силой.

Он подключил устройство к своему грудному порту, к тому самому, что когда-то питал его легендарное оружие. Теперь он должен был питать мольбу о помощи.

Наступила ночь. Та самая, которую он выбрал для отправки. Тихая, безлунная. Идеальный фон для отчаянного жеста.

Сайрен вышел на открытое пространство за поселением, туда, где когда-то лежала его капсула. Он волок свою неработающую ногу, оставляя за собой глубокую борозду в земле. Его дыхательная система работала с перебоями, выдавая шипящие звуки. Он был похож на смертельно раненого механического зверя, пришедшего умирать на свое старое логово.

Он установил устройство на землю, приняв устойчивую позу. Его системы трещали под нагрузкой. Отключилось периферийное зрение. Слух сузился до монофонического потока. Все, что у него осталось, он направил в ядро, в тот самый угасающий реактор.

И начался обратный отсчет.