Напротив

Алина Лаври

Напротив

Ты всегда напротив меня, я слежу за тобой, ты следишь за мной. Ты пришёл меня убить, а в ответ я попрошу твоей преданности. Никаких эмоций, никаких слабостей, каждый шаг как на ладони, но кто же контролирует ситуацию?

Глава 1

«Принято считать, что человек, который хочет быть по–настоящему сильным, не должен иметь слабостей, но мне кажется, именно слабости могут заставить человека стать сильнее. Я же позволила себе слабость, только потому что она сильнее, чем я. Посмотрим, чем это». – Аврора.

Аврора. (Настоящее. 2029 год)

После всего пережитого жизнь наконец-то вновь начала обретать смысл, появилась цель и даже обстоятельства великодушно подкинули решение. Сейчас моя жизнь стоит ничтожно мало. После всего сделанного я бы даже сказала, что смерть стала бы весьма незначительным наказанием. Не иначе как волею судьбы я ещё хожу по этим треснутым, заваленным хламом и мусором дорогам Нью-Йорка.

– Пессимистично смотришь на все. – Скажете вы?

– Очень оптимистично, – Отвечу я.

Мне нужна эта жизнь, пусть я ничего не могу изменить в прошлом, но именно в мои руки подвернулся шанс немного исправить положение для всех, и я считаю себя обязанной положить голову хотя бы ради попытки. И то, что сейчас я могу идти вперед, несмотря на то, что почти весь мир уже не в состоянии этого делать, воспринимаю не иначе как подарок вселенной, благословение, шепчущее на ухо: «Ну попробуй расплатиться с совестью, все в твоих руках».

Три года назад моя жизнь закончилась вместе с жизнями семи миллиардов. Возможно, и лишь возможно, тогда мне повезло больше остальных. После того как мир рухнул, а вместе с ним и привычный уклад вещей, для меня начался новый этап. Нет, это не жизнь, это выживание с надеждой когда-нибудь все исправить, а пока у меня есть план и семь незаменимых помощниц в его исполнении, с которыми в данный момент мы идем по разрушенному, опустевшему мегаполису к попытке все исправить. С чего бы начать…

Мои родители познакомились в университете. Классическая популярная пара: стройная умница-красавица с густыми золотистыми кудрями и заряженный брюнет в хорошей форме из богатой семьи. Там же они сдружились с будущими родителями Мари: самая обычная пара, кое-как держащаяся на плаву благодаря льготным местам со стипендией по программе университета, направленной на поддержку мигрантов. Поводом для необычной дружбы послужили незаурядный ум и желание любой ценой добиться успеха у отца Мари, в то время как ее мать запросто попала под влияние моей.

После выпуска финансовое состояние семьи моего отца и продвинутые навыки в сфере вычислительной техники отца Мари позволили открыть им свое прибыльное дело по снабжению офисов электронно-вычислительными и периферийными устройствами, а желание моей матери иметь сопровождение при совершении любого телодвижения основательно вовлекло мать Мари, и их общая жизнедеятельность переросла в нездоровую зависимость: совместный шопинг, посещение процедур, увлечения и даже планирование беременности с максимально приближенной ПДР (предполагаемой датой родов), с их же подачи – квартиры наших семей были куплены в одном здании, четко друг под другом.

В итоге мы с Мари родились с разницей всего в несколько часов, но в разные дни: ближе к полуночи я, а немного позже она. Вместе мы ходили на подготовительные, позже пошли в один класс и под покровительством одной няни на двоих, сразу после школы отправлялись на дополнительные занятия. Шесть дней в неделю: школа, балет, школа, рисование, школа, балет, школа, рисование, школа, балет и ещё обязательно воскресная школа. И пока главы обеих семей сутками пропадали на предприятии, где главным финансовым распорядителем работала и моя мать, а мать Мари заведовала кадровым департаментом, мы были предоставлены сами себе, в то же время бесконечно находясь при деле. Такой образ жизни может показаться сумасшедшим, но во всем этом бесконечном круговороте учебы мы были друг у друга, и это знатно спасало ситуацию. Так продолжалось до того дня, который в первый раз разделил жизнь на «до» и «после».

По закону всех роковых событий, отображённых в кино, всю ночь и день дождь лил не переставая, а к вечеру ливневые стоки перестали справляться с нахлынувшим потоком воды и мусора, затопив дороги и остановив движение в огромном мегаполисе. Вечернее занятие по рисованию отменили, и няне пришлось везти нас домой. Родители в это время всегда были на работе, и мы уговорили няню дождаться их возвращения у Мари. Их квартира находилась под нашей. Пока няня готовила еду, мы наконец-то могли почувствовать себя детьми. Впереди был целый вечер без занятий и строгой дисциплины, а значит, настало время обычного детского озорства. Неделю назад отец Мари привез домой новый крутой планшет, и она не переставала хвастаться, сколько в нём интересного. Я предложила сыграть в нашу любимую игру, но сегодня Мари интересовали лишь одно: на планшете можно это, на планшете можно то. Она говорила о нём весь вечер с таким восхищённым придыханием, что стало тошно. Я тоже могу такой получить, если захочу, но сейчас мне нечего было противопоставить этому чудесному устройству, кроме ощущения, что он лучший друг, чем я. Надо действовать.

Детскому уму не понадобилось много времени, чтобы собрать по квартире всё необходимое для плана по привлечению внимания. Эти хитрые и простые трюки показывали в 87–й передаче "Волшебные приключения Бибо", которые я любила смотреть перед сном и представлять, как с помощью нехитрых знаний смогу показаться настоящей волшебницей. Конечно, некоторые эксперименты имели предупреждение "пробовать исключительно со взрослыми", но родителям некогда было повторять трюки из детской телепередачи, а они часто были самыми эффектными и зрелищными. Так как мне уже почти 10, то можно попробовать и самой, правильно? Быстро пробежавшись по хорошо знакомой квартире, я легко собрала всё нужное для "магии": миска с водой, зажигалка с балкона и вытащила из рюкзака антисептик для рук, который когда-то выпросила у матери, объяснив важность его покупки в необходимости есть на протяжении дня в разных условиях. Само собой, по назначению я его никогда не планировала использовать.

– Эй, Мари, а твой планшет способен на настоящее чудо? Спорим, что я смогу поджечь воду? – Сказала я, раскладывая свой волшебный инвентарь напротив. – Ты готова увидеть шоу?

– Ава, даже дети знают, что вода не горит, у тебя не получится!

Ну разве есть что-то приятнее, чем сотворить волшебство после этих самоуверенных слов? Ну, никто может и не может, а я умею! Смотри сама! – и уже через пару секунд вода в миске, в которую я предварительно вылила полбаночки антисептика, занялась голубыми языками пламени.

– Ого, Ава! Ты просто фокусница! Как у тебя получилось?

– Секрет волшебницы! Я и не такое могу. – победоносно ответила я. Мари смотрела, как зачарованная, отложив свой дурацкий планшет, а значит, настало моё время блистать.

Ещё пару фокусов, и в глазах Мари я стала самой настоящей волшебницей, а у самой настоящей волшебницы всегда есть ассистентка, и заканчивают своё представление они поистине грандиозно! Попросив свою помощницу помочь набрать остатки антисептика мне в ладони и поджечь его, я приступила к выполнению своего последнего фокуса – танцу с огнём в руках. Осторожно разведя ладони в стороны, чтобы не задеть свои волосы и не пролить горящую жидкость на белый ковёр, я начала медленно повторять последние разученные на танцах движения. Какая же гордая собой я была, и всё–таки предупреждение "пробовать исключительно со взрослыми" распространяется только на детей.

– Аврора, Мари! Идите в столовую, – Няня быстро приближалась к нашей комнате, и нужно было срочно что-то сделать.

Нам два раза объяснять не надо. Понимая, чем обеим грозят такие развлечения, я стала судорожно искать, обо что потушить огонь, а Мари бросилась прятать под кровать весь волшебный инвентарь. Два шага до входа. Один. Не придумав ничего лучше, я быстро спрятала догорающие руки за спину, и мы, как два солдатика по стойке "смирно!", выстроились лицом к двери.

– Что вы так обе смотрите на меня и притихли вдруг? Чем занимались? – я проглотила язык, сейчас эта дурочка признается и попадет обеим. Но Мари удивила, быстро сориентировавшись, выпалила: – Мы играли, а что на ужин? Я голодная как крокодил!

– Ничего нового! Курица и салат, вы же знаете, что юным балеринам много на ужин нельзя, давайте–ка…Ава! У тебя волосы горят!

– Ничего подобного! – я бы почувствовала, правда? Но огромные глаза Мари, только что отскочившей от меня, говорили об обратном…Уже через секунду на меня набросили покрывало с кровати. Мне ничего не видно, но если горит, то первое, что кажется правильным – надо бежать, нестись со всех ног в безопасное место, но я ничего не вижу, дурацкое покрывало удерживает меня на месте. Чего добивается няня, чтобы я сгорела в нем одна? Сотни мыслей проносились в голове, но спустя минуту, показавшуюся мне вечностью, одеяло стянули, а от красивых длинных, цвета темного шоколада, волнистых волос остались непонятные рваные огрызки разной длины. Я в растерянности осмотрелась, Мари бросилась ко мне.

– Я так за тебя испугалась! – она ревела, а перепуганная няня тем временем пыталась сбить огонь с белого ворсистого коврика, уходившего под кровать, но ничего не получалось, и по днищу стало стремительно расходиться черное пятно. Комнату затягивало серой пеленой, а ещё через пару минут мы трое неслись по лестнице вниз, во двор. Стоя внизу, няня позвонила в 911 и уже пыталась дозвониться родителям. Мари, тихо всхлипывая рядом, лепетала невпопад: – Я думала, мы все…я…а ты…родители убьют нас! – а я стояла под ливнем и смотрела на 9 этаж, где только что лопнуло окно, и языки пламени встречались с ледяным дождем, а что самое ужасное, этажом выше, почему-то, горел свет…

– Алло! Я вывела девочек во двор, дома пожар, скорая и пожарные уже в пути…Как дома? В смысле, заклинило, а резервный аккумулятор?…– Няня в ужасе смотрела туда же, куда и я. Через пару секунд весь дом отключился от питания, на улицу стали выбегать люди, а няня, передав нас соседке, побежала в дом. Мари совсем не понимала, что происходит, а я просто не могла озвучить ей свою догадку. Я сама искала тысячу причин, почему все не может быть так, как оно есть, и мысленно находилась в том моменте, когда няня зашла в комнату, а я спрятала руки за спину. Казалось, я вот–вот придумаю правильный вариант решения, и все станет на свои места, ничего не случится, мы пойдем есть надоевшую курицу и салат, но огонь продолжал появляться во все новых окнах, перекидываясь вверх и в стороны…

Помню, как приехала скорая, как соседка привела нас к машине с мигалками и людьми в черной форме. Врачи, увидев мои пожжённые волосы, стали бесцеремонно осматривать меня, задавая множество вопросов, а я лишь надеялась, что не наступит тот день, когда мне придется заговорить о том, что случилось, что никто не узнает, что все это сделала я, что весь этот ужас происходит только потому, что я приревновала к планшету. Единственное, на что я ещё могла надеяться – что бригада пожарных, только что забежавших в дом, скоро выведет моих родителей на улицу. И вот, спустя совершенно непонятное мне количество прошедшего времени, среди выходивших и вынесенных из здания людей промелькнуло знакомое лицо. Пожарный силой под руку вел женщину подальше от входа. Я вырвалась из рук врача и побежала навстречу.

– Я их слышала…нет, они же ещё там, 117 квартира, вы не понимаете, им надо помочь…там электронный замок…четыре человека…они…они кричат…– Это была наша няня! Она говорила про мою квартиру и про четырех человек, но там не могло быть столько, мы живем втроем: мама, папа и я. Если четыре…я обернулась на Мари. Она сидела неподалеку, на ступеньке машины скорой помощи, нервно болтала ногами и рассеянно смотрела прямо на меня…она никогда меня не простит, и я себе не прощу.

Глава 2

«Фраза "бояться ревности, как огня" иногда принимает слишком буквальное значение, но раз я приняла решение не бояться, давайте–ка сменим формулировку на "Избегать ревности, как огня" и будем повторять как мантру перед принятием решений». – Аврора.

Мари. (Прошлое. 2011 год)

Мы с Авой выросли в Кадетском корпусе логистического и командного центра военной базы "Темида". Обычно детей, оставшихся без родителей, отправляли либо к родственникам, либо в детские дома, где единственной жизненной целью было выгрызание зубами у жизненных обстоятельств своего закутка, часто посредством выполнения нелегальной или грязной работы. В Нью–Йорке таковой было предостаточно. Мы о нелегальной работе знали не понаслышке, правда, с обратной стороны. Конечно, военные не занимаются вопросами наркотиков и уличного беспредела, но пока ты кадет корпуса, будь добр поучаствовать во всех видах обеспечения общественного порядка, волонтерской и общественной деятельности, и даже в благотворительности. Обычный человек, выросший в изобилии вещей, товаров, продуктов и при отсутствии острой нужды, спросил бы: “А чем несчастный кадет может помочь? У него самого всего два комплекта одежды, одна кровать, одна тумбочка и ни единого цента”. У кадетского корпуса на этот счет были свои мерки человеческих потребностей: тебе предоставили крышу, лечение и образование? – Счастливчик! Есть мозги? – Считай, ты богат, а если в комплекте идут две руки и две ноги? – Роскошь! Мало того, что у тебя есть всё необходимое, обладая таким богатством, ты уже просто обязан делиться с другими.

Такая простая и вроде бы истинно верная политика, ещё бы не лицемерная. В принципе, военная структура существует по принципу: "В любой ситуации есть свои и есть чужие". Эти "чужие" – весьма расплывчатое понятие, способное меняться в зависимости от обстоятельств, в крайнем случае, "чужими" могут стать даже "свои". Главный навык каждого служащего – в любых обстоятельствах сразу безошибочно определить "чужих" и незамедлительно начать предпринимать действия во благо "своих", желательно не опираясь на морально–этические нормы. При наличии внешней угрозы военные – первый рубеж реагирования, и если первый рубеж замешкается с решением и допустит ошибку, значит внешняя угроза имеет все шансы стать внутренней, такого допускать нельзя. Также политика Корпуса твердила, что своим помогать нужно всегда, только вот "свои" при разных обстоятельствах тоже были константой непостоянной. Например, все "свои" в корпус поступить не могли. Кроме того, от желания "своих" это, в принципе, не зависело. Корпус отбирал будущих кадетов только по им известным критериям. Тесно сотрудничая с детскими домами, комиссия корпуса раз в год наведывалась туда, чтобы забрать себе будущих подопечных, выбранных посредством психологического тестирования, медицинского обследования и строго в возрасте от 3 до 5 лет – когда характер ребенка, хронические и возможные будущие патологии уже определены, но ещё остается время на корректирование поведения и прививание дисциплины. Служащие по контракту – это хорошо, но свои преданные щенки, с детства обученные беспрекословно выполнять приказы, не отвлекаясь на свою личную жизнь и близких людей, – идеально. Корпус был их родным домом, а отряд – единственной известной им семьей. Как же там оказались мы? Ведь нам с Авой было уже по 9 лет.

Примерно неделю после пожара мы провели в общественном центре по работе с пострадавшими в следствии катастроф, чрезвычайных происшествий и несчастных случаев. В первый день центр был до отказа забит людьми, в основном, жилье которых пострадало от вечернего потопа, ещё были люди, которые не смогли попасть домой из-за отмены работы общественного транспорта, из-за затопления большого количества дорог. В общем, все разговоры вокруг сводились к обсуждению работы коммунальных служб и оценке материального ущерба имуществу, люди ждали разрешения ситуации, чтобы бы начать действовать. Что конкретно ждали мы вдвоем, я в полной мере не понимала. Лично я всю ночь прождала родителей и конкретной взбучки за спаленную квартиру, а ещё меня мучили вопросы, связанные с новым жильем. Я переживала, не придется ли моей семье уехать обратно в Мексику. Кроме рассказов родителей о том, какого им там было, я очень плохо учила испанский, а самое главное – вероятность больше не увидеть Аву при таком раскладе была огромной. Немного легче становилось от большого количества людей вокруг, связанных общей бедой. Многие спрашивали нас, почему мы здесь одни, и отвлекали разговорами, но позже объявили отбой, напомнив о необходимости соблюдать тишину, которую нет-нет, да омрачали чьи-нибудь всхлипы, а я погрузилась в свои мысли, иногда поглядывая на Аву, что сидела весь вечер у изголовья кровати и, вероятно, как и я, не могла уснуть, ведь сегодня у нее тоже сгорел дом. Утром люди стали расходиться из центра, и мне стало ещё более одиноко. Родители так и не пришли за нами, я объяснила себе это затопленными дорогами и поиском новой квартиры, чтобы было куда нас забрать, а после раздачи завтрака к нам подошел очень высокий и слишком серьезный для своего возраста парень-волонтер в красивой темно-синей форме с широким кожаным ремнем коричневого цвета, чтобы сообщить, что к ужину приедет сотрудник попечительской социальной службы, и нам нужно его подождать, напомнив, что выходить за территорию центра нам нельзя.

– Скорее всего, за нами раньше приедут родители! – делать нам нечего больше, ждать этого вашего попечителя, кем бы он ни был. От этого парня было не по себе. Даже Ава после его слов забилась глубже в угол кровати и отвернулась.

– Вряд ли…то есть, в любом случае придется дождаться попечителя. – Сказав все, что хотел и даже больше, волонтер выпрямился как солдат, развернулся на пятках и невозмутимо ушел.

Ава так и не заговорила, а ещё не притронулась к своему завтраку. Мне было очень жаль ее. К обеду в центре, кроме нас и мельтешащих сотрудников, почти никого не осталось, а ещё вернулся этот грозный сухарь в своей, уже не такой уж и красивой, темно-синей форме. Молча поставил обед на мою тумбочку и задержался у тумбочки Авы с совершенно нетронутым завтраком, а ведь мы так и не поужинали вчера…

– Ты почему не съела? – кошмар, если бы таким тоном спросили меня, я бы и голодная нашла чем удавиться. – Эй, тебя спрашиваю. Твоя подруга глухая?

– Нет…слышит, – я вжалась в спинку кровати.

– Ещё раз, ты почему не ешь?

– Не хочу. – Ава заговорила впервые со вчерашнего вечера.

– Не будешь есть, ничего не будет получаться.

– А мне и не надо.

– Это ты сейчас так думаешь, только вот ты завтра не помрешь, а столкнешься с новыми проблемами и голодная ничего не сможешь сделать. Обе как ручки от швабры тощие. У тебя подруга есть, за себя не беспокоишься, за нее впрягись, полезнее будешь.

Я, до этого момента жавшая подушку в изголовье кровати спиной, от громкого командного тона этого верзилы, осмелилась постоять за подругу.

– Не трогайте ее! Неужели не видите, что она не может за себя постоять в таком состоянии, зачем кричите? Вы даже не знаете, что ей пришлось вчера пережить. – Несколько секунд две пары глаз смотрели на меня в полнейшем непонимании, а потом Ава взяла свою порцию обеда в руки. Волонтер впервые улыбнулся, оглядев нас, а после развернулся и ушел.

– Какой индюк важный, думала ещё попросит спасибо ему сказать, а сам только обижал стоял. – Я надеялась, что теперь Ава заговорит и со мной, но этого не произошло, зато она уже ела, а значит скоро придет в себя.

К вечеру родители за нами не пришли, зато пришла очень красивая женщина, так похожая на маму. С ней и сотрудником центра, представленным нам штатным психологом, мы прошли в небольшую комнату. Слева от входа стоял шкаф и окно за ним, а по центру два кресла, журнальный столик и мягкий, горчичного цвета диван напротив, который нам и предложили для дальнейшего разговора. А вот разговор, состоявшийся в этой комнате, я бы предпочла никогда больше не вспоминать. Именно на этом мягком диване, как позже стало известно, только мне одной предстояло узнать, что не будет ни поездки в Мексику, ни уроков испанского, ни новой квартиры, ни родителей. Не будет балета, нянь, и вообще от прежней жизни неизменно будет появляться только дешевая курица на ужин. Там нам объяснили, что вопрос будущего Авы через неделю приедет решать бабушка по папиной линии, а меня, ввиду отсутствия известных родственников, отправят в школу-интернат, но не сейчас, а позже, так как после затопления некоторые пострадали и временно непригодны для жилья, а уцелевшие забиты расселенными детьми, и мне придется провести ещё какое-то время в социальном центре. Теперь уже есть не хотелось мне.

Дни сменялись ночами, а те, в свою очередь, днями. В социальный центр люди то приходили, то уходили, а мы оставались на месте. Во второй день Аву забрала девушка–волонтер в такой же темно-синей форме с широким кожаным коричневым ремнем и вернула через полчаса с отстриженными пожженными волосами. Некогда длинные, уложенные один к одному крупные локоны превратились в хаотичное нечто, похожее на каре, но, кажется, Аву это не волновало. А ещё в центр подселили детдомовцев, которым не хватило места при расселении. Штатный психолог, с которым мы с Авой по очереди теперь были вынуждены общаться каждый вечер, как-то упомянул, что не зря сюда переселили именно этих ребят: сложно найти общий язык с подростком 14-16 лет, а когда их ещё и много…Воспитатели уцелевших центров просто не хотят заморачиваться с подходом к новым неуправляемым ребятам и посоветовал присмотреться к их повадкам, так как в дальнейшем мне предстоит часто пересекаться с подобными, и лучше бы к этому подготовиться. В основном они были просто шумными, шатались по территории центра, курили где можно и нельзя, изредка интересовались нами, в основном издалека, глядя на нас с жалостью и, как мне показалось, с пониманием. У большинства из них когда-то был похожий день в жизни, после которого все кардинально изменилось. Они смотрели на свое прошлое, и, как мне казалось, я в ответ смотрела на свое будущее.

Через день в центре дежурил тот самый синий верзила-волонтер, и хотя по возрасту он был похож на старших из детдомовцев, последние, несмотря на численное превосходство, явно побаивались первого. Похоже, они были одногодками, но между ними колоссальная пропасть. Он – дисциплинированный, с ровной осанкой и явно хорошей физической формой, против кучки ребят, которыми не захотели заниматься даже воспитатели. Доступно ли мне такое будущее? К этому вопросу я пришла после, на мой взгляд, очень долгих четырех дней пролитых слез и полного опустошения. И теперь я, кажется, готова поделиться переживаниями с Авой, несмотря на то, что мы почти не разговаривали. Хотя каждый встречный взгляд напоминал, что у нас была другая жизнь и именно мы стали камнем ее преткновения, через несколько дней, после приезда ее бабушки, у нас не останется и этого. Ава была не просто подругой, она была верной спутницей по жизни, знала все, что знаю я, а я понимаю все, о чем думает она, и как бы ни было сейчас трудно заговорить, но разойтись по жизни в разные стороны с частью себя молча – невозможно.

Очередной раз выходя из кабинета психолога и поняв, что как никогда готова к этому разговору, я направилась на поиски Авы. Она сидела на заднем дворе, болтая ногами, свисавшими со скамейки, и смотрела в одну точку на земле.

– Я к тебе, двигайся.

– Почему? – Ава говорила даже не поднимая головы.

– Почему что?

– Почему хочешь ко мне подходить? Ты же знаешь, что я сделала, что все из-за меня.

– Почему из-за тебя? Мы обе там были.

– Но это была моя идея.

– Ну да, а я была не против.

– Бред. Я это сделала. По глупости сделала.

– Вряд ли ты этого пыталась добиться. Я не хочу об этом говорить, все равно ничего не изменится. Я не могу перестать думать, что будет дальше?

И мы говорили. Говорили час или два, делились переживаниями и мыслями, копившимися все эти дни. Наши пути ещё никогда не расходились. Пусть мы всегда были сами по себе, но одни – никогда. Раньше спали каждый в своей квартире, но весь день проводили вместе, сейчас спим рядом, но каждая сама по себе, а потом и вовсе никого не будет.

Глава 3

«Если друзья – это отражение нас самих, то разве можно спорить с самим собой? Разве можно обижаться на самого себя? Если вы считаете себя другом, то как можно остаться в стороне, не разделив беды и печали, как свои». – Мари.

Мари. (Прошлое. 2011 год)

После нашего разговора прошло ещё несколько дней тишины. По крайней мере, эта тишина между нами стала спокойной. Высказав все, что лежало на душе, и поняв направление мыслей друг друга, каждая пустилась в размышления, касающиеся ее вероятного будущего. И хотя от нас ничего не зависело, перестать думать об этом было невозможно. Когда точно должна была приехать бабушка Авы, мы не знали, сотрудники центра с этим тоже не смогли помочь. Предельно ясно было одно – времени у нас осталось немного. Мы попали в ту противную ловушку ожидания, когда с одной стороны ждешь разрешения ситуации и какой-никакой стабильности жизни, с другой – волосы дыбом становились от такой стабильности и хотелось сделать хоть что-то, лишь бы этого не произошло как можно дольше. Но что я могла?