неСчастливая дочь

– Нам не о чем говорить! – обрубает папа. – Ты либо соглашаешься на мои условия, либо проваливаешь из моего дома.

Дыхание на секунду перехватывает. Не могу сказать, что не просчитал такую вероятность. Умом понимал, что шансы высоки, но чёртово сердце твердило не верить. Это же мой папа. Тот самый, с которым ещё два года назад играли в страйкбол. Год назад он учил меня сидеть за рулём. Полгода назад терпеливо объяснял принципы работы фирмы. Месяц назад угорал вместе со мной над старой комедией. А сейчас хладнокровно выставляет из дома.

– Я готов работать на благо компании, но в военное не пойду. – Собравшись, произношу громко и твёрдо, а у самого сердце стучит где-то в горле.

– Если ты не идёшь в военку, то фирме нет от тебя толку! Ты бесполезен для семьи и компании. Значит, тебе нечего делать в моём доме. Ты лишишься всех денег и связей. Либо ты идёшь на мои условия, либо ты никто! – кажется, тон у папы стал ещё жёстче. И в этот момент мы чётко слышим тихий звук двери, что открылась за нашими спинами. Папа, набравший побольше воздуха, чтобы продолжить орать на меня, сдувается как большой воздушный шар. Не сговариваясь, оборачиваемся с братом. Сонная Рая в своей ядрёно розовой пижаме с принцессами, трёт глаза и идёт к папе.

– Папочка, мне страшный сон приснился! – жалуется она по пути.

– Ну что ты, принцесса моя. Всё это лишь сны. – Ласково и нежно произносит наш отец. Невольно улыбаюсь, глядя на эту милую картину. Большой и суровый папа и милая нежная плюшечка – сестра. Наверное, сейчас я вижу её последний раз. Ни я, ни папа не отступимся, а значит, мне придётся уйти. Слушаю нежное воркование отца и чертовски хочется разныться. Мне плевать на брата и отца, на семейные деньги и связи. Справлюсь и прорвусь. Вот только малютку-сестрёнку совсем не хочется оставлять. Радует лишь, что здесь она в безопасности. Она любимица. Её пухлые щёчки обожают все, начиная от горничных и заканчивая папой.

– Беги, Раюшка, мы закончим, и я приду, – отец целует дочь в макушку и спускает с рук. Раиса неспешно бредёт к двери, даря всем свою нежную лучистую улыбку. Не выдерживаю, присаживаюсь на колени и ловлю её в объятия.

– Плюшка, я люблю тебя, и ты всегда можешь на меня рассчитывать, – шепчу на ухо, тиская малявку.

– И я тебя, Егорушка! – меня нежно целуют в щёчку и убегают.

Всё, минутная передышка закончена.

– Твоё окончательное решение, сын? – голос отца спокоен и твёрд. Он принял решение, и я тоже.

– Я не пойду в военный ВУЗ.

– Уведите его отсюда! – машет он рукой, и ребята из охраны берут меня под руки. – Ты больше не мой сын, и мои деньги тебя не касаются!

– Обуться-то хоть дашь? – спрашиваю с горькой иронией, проглатывая глупый ком обиды, что скопился где-то в горле.

– Скажи спасибо, что ни голым выставляю! Вон!

Всё. Разговор окончен. Ребята аккуратно берут меня под руки, изо всех сил изображая, как волокут меня. Но я не сопротивляюсь. Они это прекрасно знают и играют чудесный спектакль для отца. Глупо со стороны родителя рассчитывать на содействие охраны в отношение меня, я с этими парнями вырос. Мне они доверяют куда больше. Да и такой вариант развития события был самым вероятным, мужики предупреждены были.

Бросаю короткий взгляд на брата. Никаких эмоций на его лице. Грустно улыбаюсь. Идеальный наследник.

– Прощайте, семья! – с грустной бравадой бросают от входа и навсегда покидаю особняк Рыльевых.

В километре от особняка меня ждёт моя машина с документами и сумкой на первое время. Машину, как и все вещи в ней я купил на свои. Полгода назад отец объявил решение о моём дальнейшем обучении, с того дня я пахал как проклятый, берясь за любые подработки. Все деньги тратил на необходимый минимум для переезда в Питер, оставшиеся откладывал. Сегодня мало по-настоящему толковых специалистов по кибербезопасности. Заказов хватало, так что деньги у меня есть. Семьи нет, а деньги есть.

Прощаюсь с охраной, на КП у въезда на территорию особняка. Мужики искренне расстроены, хотят мне отдать свою сменную обувь, но я отмахиваюсь. Отец узнает, им же прилетит. Мне идти здесь недалеко, а тапки у меня приличные. Не даю себе скатиться в абсолютно не мужскую истерику. Кручу планы на будущее, но как бы мне ни хотелось крепиться всё равно больно. Ни каждый день семью теряешь.

Дохожу до машины, и первым делом переобуваюсь. Распахиваю водительскую дверь и с удивлением слышу противный писк мобильника. Это новый номер, я купил его вчера и ещё никому не давал. Кручу мобильник, который смолкнув от одного звонка, начинает звонить вновь.

– Алло? – всё же решаюсь ответить

– Привет, внук! – слышу бодрый голос деда.

– Привет…

– Бери свою самостоятельную задницу и рули в сторону моей квартиры. Если мой сын-придурок, готов отказаться от родной крови, то я нет. Жду тебя.

Роняю голову на руль, чувствую, как предательски стекает слеза по щеке. Я не один. У меня есть семья.

· • – ٠ ✤ ٠ – • ·

Из неуместных сейчас воспоминаний меня вырывает звук входящего сообщения. Не обижаюсь я на отца, и тогда не обижался. Это моё решение. Единственное, о чём жалел всегда, и теперь ещё больше жалею – редкие встречи с сестрёнкой. Послевкусие от воспоминаний всё равно гадкое, пытаюсь отвлечься и проверяю входящие.

Инна: Я жива ♥️

Улыбаюсь как дурак, глядя на эти два слова с сердечком, и отвечаю.

Егор: Я рад ♥️

Вот уже девять лет вся наша переписка состоит из подобных фраз. Единственное исключение – это форс-мажоры. Как на прошлых выходных, когда на Инушу попытались напасть. Сообщения раз в два дня были единственным условием, когда я уходил. Без этих маленьких посланий я бы сдох: либо от тоски по любимой женщине, либо от тревоги за неё. Даже отчёты от охраны по три разу на дню не дают мне полного ощущения покоя.

Не зря, между прочим. Лет семь назад Инна очень тяжело переживала очередную терапию. Так, тяжело, что почти впала в анабиоз. Охрана пишет всё хорошо, угроз нет. А она три дня толком не ела. Просто забыла что надо. Конечно, в последние два года даже близко такого не было, но правило мы не убирали. Так спокойнее. Обоим.

С горьким послевкусием собираю себя с кровати и еду к сестре. По пути открываю планшет, решая рабочие задачи.

– Егор Трофимович, – дозванивается мой помощник, Алексей. – Вам звонила Маргарита Антоновна, говорит, ей начали поступать угрозы от мужа.

– Я позвоню ей сегодня после обеда, предупреди. Охрана у неё какая? – к сожалению, это не первый муж, который угрожает бывшей жене. Этот конкретный гадёныш у меня давно поперёк горла, а теперь тем более.

– «Гильгамеш». – Рапортует помощник.

– Отлично. Напомни им о повышенной опасности для клиента, пусть бдят. На связи.

Зависаю на секунду, просматриваю на почте отчёт от охраны Инны. Со срочным мне сразу позвонят, а текучка так. Для себя. Привычка.

Машина уже паркуется на стоянке у клиники, когда мне пробивается ещё один звонок. Номер не определяется, но никто левый на конкретно этот номер позвонить мне не может.

– Слушаю. – Отвечаю на вызов.

– Егор Трофимович, вас Арцибашев беспокоит.

Ух, ничего себе. Начальник службы безопасности отца. Нехорошее предчувствие свело судорогой внутренности. Ничего хорошего такой звонок не предвещает.

– Интригующе. – Не скрываю удивления, на что собеседник хмыкает.

– Звоню предупредить вас. Я уволился от вашего отца в связи с принципиальными расхождениями в методах решения вопросов. Кто будет вместо меня не знаю, но… – собеседник делает многозначительную паузу. – Если оперативно получу такую информацию, свяжусь с вами.

– Спасибо за звонок, – абсолютно искренне благодарю. Собеседник вновь хмыкает и отключается.

Я же откидываюсь на подголовник сиденья. Прокручиваю в голове новые вводные. Арцибашев очень удачный бандюган, который после 90- умело отмылся. Методы он знал разные и пользоваться ими не гнушался. Да у него руки по локоть в крови! Что же такое отчебучил отец, раз Арцибашев ушёл? И кто же придёт на его место? Кто-нибудь из «молодёжи», что не гнушается новыми методами?

Надо напрягать спецов. Пусть роют. Врага надо знать в лицо. Арцибашев хоть и был знатным скотом, но определённый кодекс чести у него был, звонок мне часть этого кодекса. Со знакомым соперником всегда проще. Что ждать теперь?

Выхожу из машины. На входе в клинику меня очень вовремя ждёт хмурый Богатырёв. Ну да, вчера он огрёб от меня знатно. Несмотря на всю мою ему благодарность, сейчас не время расслабляться. А с новыми вводными боюсь, что ближайшие месяцы о спокойном сне можно забыть.

– Доброе утро, Егор Трофимович. – Буднично здоровается мой начбез.

– Недоброе утро, Ренат. Недоброе. – Хмурюсь я.

– Что опять? – в его глазах даже любопытство не мелькает. Он ещё месяц назад сознался мне, что его чуйка просто орёт, как только мы найдём Раису, из глобальных трындецов не вылезем. Как всегда, оказался прав.

– Арцибашев звонил. Он ушёл от отца.

В ответ получаю добротную такую матерную тираду. Согласен с каждым словом. Но имеем, что имеем, будем разгребать.

– Взял в работу, – выпустив пар, Ренат включается в действие и тянется за мобильным. – Прежде чем идти к сестре, зайдите к врачу. Она там же на первом этаже.

Киваю и оставляю Богатырёва разбираться с новыми вводными. Здесь никакие указания не нужны. Мы с ним прекрасно друг друга поняли.

– Здравствуйте, – заглядываю в кабинет к Елене Сергеевне.

– Здравствуйте, – она встаёт из-за стола и указывает на пару кресел в углу ординаторской. Пересаживается туда сама. Устраиваюсь напротив, когда доктор продолжает. – Порадовать мне вас нечем.

– Вы сейчас о чём? – хмурю брови, а сердце ёкает. Что-то с Раисой?

– Вы с Ренатом Арсеновичем общались? – уточняет врач, щуря глаза.

– Не детально.

– Понятно. – Кивает своим мыслям женщина. – Пришли анализы, ампулы. Подробности, если захотите, прочитаете. Если коротко, то этот препарат должен был навредить плоду. Вот только в нынешнем состоянии вашей сестры я даю процентов восемьдесят, что она тоже не выжила бы. Не знаю, что у вас там за разборки, но… в общем таких инцидентов быть не должно. Я лично отобрала всего двух медсестёр, которые посменно будут делать все процедуры с Раисой Трофимовной. Все врачебные манипуляции, включая УЗИ, беру на себя. Нам нужны проверенная команда врачей. Катастрофически просто. Со мной только анестезиолог. Остальным я лично доверять не могу. Эту информацию вашему начбезу я уже озвучила. Меня, медсестёр и анестезиолога он проверял уже.

– Я понял, – на секунду зажмуриваю глаза. Представляю все круги безопасности. Нам надо перебираться на Родину. Там будет проще всё организовать. – Что-то ещё? Это ведь не все новости?

– К сожалению, да. Возможно, я спешу… но и затягивать не могу. – Врач устало трёт переносицу, собираясь с силами. – Ваша сестра никогда не страдала расстройствами пищевого поведения?

– Чем? – непонимающе хмурюсь.

– Постоянная тревога о весе? – начинает монотонно перечислять симптомы, а я теряюсь. – Чередование периодов сверх строгого голодания и зажоров? Неконтролируемого переедания? Преднамеренный вызов рвоты? Употребление слабительных или мочегонных средств? Навязчивые мысли о еде? Было что-то из этого?

– Мы не жили с сестрой с 9 лет, общаться начали в её 15. – Мысленно собираю крохи из нашего общения. – Она всегда была пышечкой. Не полной, но крупной достаточно. По этому поводу комплексовала, особенно в переходном возрасте. Сидела на диетах. Но чтоб вот прям навязчивые мысли или слабительные препараты? Не припомню такого. В документах точно нигде не отмечалось. А к чему вопрос?

– У неё дефицит определённых витаминов, ну и другие маркеры по крови сильно проседают. Мне просто нужно построить адекватную картину происходящего. Эти изменения у неё из-за неправильного питания во время беременности, или и до были проблемы. Чисто интуитивно ситуация сейчас выглядит так, будто она заставляет себя жить ради ребёнка. Чисто психологически. Организм усваивает только то, что на пользу плода, всё, что сверх как будто исчезает. Может быть, ситуация исправиться. Не знаю. Но… В общем, нам однозначно надо уезжать отсюда в хорошую отечественную клинику. Здесь нет ни оборудования, ни специалистов. Я бы… – врач запинается и смотрит на меня с мольбой, – я бы, если честно, аккуратно проконсультировалась у нескольких профессоров. У меня большой опыт ведения сложных беременностей, даже после всяких кризисных ситуаций, но такую картину ещё не встречала.

Мне нравится, что Елена Сергеевна не врёт. Не льёт мне в уши о том, что всё хорошо и надо просто ждать. Для профессионала признать, что чего-то не знает, сложно. Именно это меня подкупает сейчас. При этом сами слова врача пугают меня. Слишком сильно они перекликаются с моими вчерашними мыслями. Рая как будто уже похоронила себя.

– Вопрос с перелётом решим в ближайшие дни. Больницу найдём. Напишите мне список, что вам надо. По поводу профессоров обсудите с Ренатом Арсеновичем, как это сделать максимально безопасно, но обязательно обратитесь. Вообще, делайте всё, чтобы спасти сестру и племянницу. – Врач даже лицом светлеет. Очевидно, сильно переживает. Это тоже меня подкупает.

Прощаюсь с врачом и в задумчивости иду к сестре. Пока иду, созваниваюсь с Марком Бицовым. Это одноклассник Инны. Врач из него вышел посредственный, зато заведующий прекрасный. Под его началом сейчас отличный перинатальный центр, как раз в нашем городе. Есть люди, которым дано заниматься организацией какого-то дела. Вот Бицов из таких. За пять лет он из заштатного перинатального центра сделал инновационную площадку. К нам ездят рожать из-за столицы, потому что платно цены другие, а сервис на уровне. Не знаю, чего ему это стоило, но результат впечатляет.

Вопрос в ресурсах. Я не врач, но понимаю, что случай Раисы отнюдь не рядовой. По уму надо бы ехать в Москву. Там больше возможностей, но не только у нас. В нашем случае специалистов можно привезти, оборудование закупить, а вот безопасность на пустом месте не создать.

Марк Бицов с радостью соглашается на все условия, как только я обещаю закупить технику и расходники в инновационное отделение для новорождённых. Раньше они обязаны были переводить детей через месяц в детскую больницу. С моими пожертвованиями у них будет небольшое, но отличное своё отделение, которое позволит наблюдать малышей до полугода. В выигрыше все. Марк – закрывает свою мечту для центра, мы получаем отличное место для ведения беременности и родов Раи.

Стоя под дверьми палаты, раскидываю задачи. Что-то прилетает Алексею, что-то Ренату, что-то другим спецам. Понимаю, что попросту оттягиваю момент встречи с сестрой. Мне надо задать ей вопрос, но вот что она ответит? Страшно так, как

Собираюсь с духом и захожу.

– Привет, Плюшка. – Внимательно изучаю сестру. Не вижу никаких изменений после вчерашнего, разве что сейчас на ней новая рубашка и халат.

– Привет, Егорушка! Какая же я теперь Плюшка, я целая Плюшище! – пытается шутить, а глаза всё такие же бесцветные.

– Сейчас ты скорее Дрищище, а не Плюшище. Кроме живота, у тебя нет и грамма лишних. – Наверное, надо аккуратнее, но не хочу врать ей.

– Хоть какая-то польза. Наконец, похудела! – сестра не сдаётся в попытках изобразить веселье.

– Рай, не увиливай. – Становлюсь максимально серьёзным, пытаюсь сдержать боль в голосе, но она всё равно там есть. – У меня такое чувство, что ты ускользаешь из этой жизни. Если бы не ребёнок, то тебя бы не стало.

– Ты прав. – Грустно вздыхает сестра. – Моя малышечка – это единственное, что держит меня тут. Если бы не беременность, я бы сдалась ещё пару месяцев назад.

– Рай! – несдержанно повышаю голос, но тут же осаживаю себя. – Сестрёнка, так нельзя! Ничего не бойся. Я тебя буду защищать всю жизнь! Только живи, родная.

– Не могу, Егор. Ты не понимаешь, – она комкает в руках одеяло и судорожно дышит. – У отца… у него навязчивая идея о моём браке. Знаешь, когда он отказался от меня? – мотаю отрицательно головой. – Когда очередной жених устал ждать моего спасения. Он так и заявил моим похитителям. Жених отказался от неё, больше не нужна. Можете хоть прирезать и… – судорожно дышит, а я понимаю, что она недоговорила и сжимаю кулаки. Во же мразь!

– Веришь, нет, даже похитители были в шоке. А искать папа стал, когда нашёлся совсем отбитый извращенец, с родословной. Знаешь, кто мне это рассказал? – опять мотаю головой, изо всех сил, сдерживая эмоции, что разносят мои внутренности в труху. – Работорговцы! На последнем аукционе был мой «жених». Он ничего не сказал отцу. Пришёл посмотреть товар. И уступил арабам, сказав, что они умеют воспитывать идеальных жён. Ему самому лень возиться с приручением, а арабы быстро научат быть послушной! – сестра замолкает ненадолго. Судорожно дышит и глотает слёзы, что беззвучно текут по её лицу.

– Не знаю, насколько это правда, но причин не доверять этим скотам в этом вопросе у меня нет. Я не хочу жить в страхе. Да и не жизнь это давно. Если бы не отец моей малышки, я бы ещё в Европе сдохла. – Бросает зло, но такое чувство, что с сожалением. – Трофим Вячеславович стал хуже маньяка. Маньяка, что душит меня. Не хочу войны между вами. Не могу больше всё это проживать. Я слабая. Сдалась. Всё равно мне не выиграть эту войну. Живу, только чтобы малышка сил набралась. У неё неблагородная кровь. Она не заинтересует отца. Если ты её удочеришь, моя душа будет спокойна. Я не могу и не хочу больше так мучиться.

Глава 11

«Удивительно, как по-разному звучит фраза «голубчик, да вы начали следить за собой», сказанная косметологом и психиатром».

Журнал «Наша психология»

Музыка: «Zombie» (iOSTRA)

Инна.Около трёх недель до звонка

Записываясь к молодому психиатру, я ожидала навороченный офис в бизнес-центре города. По факту же приём идёт в милом таунхаусе в пригороде. Как я поняла, одна половина дома жилая, а вторая переделана под кабинет для приёма пациентов. Жаль, погода испортилась, гонять сюда на пчёлке было бы одно удовольствие. Сама живу хоть и на «лакшери» улице, но почти центр города, не погоняешь. Здесь же вполне себе частный сектор, до которого минут десять езды по объездной. Как раз хватит голову проветрить. С другой стороны, как пойдут эти сеансы? Сегодня я на машине, но уже думаю, может, зря? Буду ли в состояние сесть за руль?

С любопытством оглядываюсь вокруг. Это помещение абсолютно не подходит милой девушке, что сидит в кресле напротив. Софья Михална оказалась нежной брюнеткой. Такой воздушной-воздушной. Выглядит лет на двадцать-двадцать пять, но никак не на тридцать с хвостиком. Короткая простая стрижка, сияющая кожа, нежная улыбка. Ни тебе гусиных лапок, ни носогубной складки. Возраст выдают только чересчур мудрые глаза, и то в них ещё вглядеться надо. Такой особе подойдёт воздушный кабинет с огромными окнами и стильными стенами какого-нибудь пудрового оттенка. Классический стиль с элементами традиционного американского дома слабо вяжется у меня с внешностью психиатра Васильевой.

Хотя панорамные окна в этом кабинете были, только из них виднелся не весь город как на ладони, а припорошённый снегом ухоженный сад: расчищенные дорожки, хвойники, светильники. Наверняка летом здесь просто сказка. Буйство зелени прямо на рабочем месте. Само помещение на контрасте с холодной улицей кажется очень тёплым. Всё из-за дерева. Здесь и деревянная обшивка стен, и мебель из массива. Один роскошный дубовый стол чего стоит! Уверена, что вместе с креслами, на которых мы сидим, он составляет отличный антикварный комплект. Всё это дерево, старинные книги, кожа на креслах, больше подойдут возрастном мужчине, чем милой девушке.

– Инна Вениаминовна! – из размышлений меня вырывает настойчивый голос врача. Похоже, она звала меня не первый раз.

– Прошу прощения, Софья Михайловна, залюбовалась интерьером. – Искренне улыбаюсь. Меня всегда успокаивает природа, а уж такая, как здесь тем более. Вид из окна – уже неплохая терапия.

– Благодарю, – скупо отвечает собеседница. – Инна Вениаминовна, какой стиль общения предпочитаете, чтобы вам было комфортно?

– Давайте по имени, но на «вы». Отчеств мне и на работе хватит. – Говорю легко. Помню, как нервничала перед первым приёмом почти десять лет назад. Мне казалось диким прийти к психиатру. Я ведь не больная! Лишь во время сеансов поняла, что ещё как больна. Просто не все болезни можно «потрогать руками».

– Поняла, вас. – Софья делает пометку у себя в ежедневнике. – Инна, с каким запросом вы пришли?

– А Татьяна Всеволодовна вам материалы не передавала? Хотя там в целом ничего нет. Могу дать вам карту ознакомиться, она у меня с собой. – Показываю рукой в сторону приёмной, где оставила вещи.

– Нет-нет, – поспешно машет головой врач, – я не смотрю бумаги до приёма. Мне важно составить своё непредвзятое мнение. Правда, была удивлена, что вашей карты нет ни в одной базе.

– Преимущество больших денег, – хмыкаю. – Можно лечиться годами у психиатра, и об этом никто не узнает.

– Инна, вы же прекрасно понимаете, что я психотерапевт, а не психиатр? – хмурит свои модельные брови Софья Михайловна.

– Конечно, понимаю. – Киваю и перебираю пальцами в воздухе, подбирая слова. – Но это знаете…такой извращённый мазохизм. Подчёркивать, что родители довели меня до психиатра, а я вроде как ещё вменяема.

– Вы так выражаете свою обиду? – брови хмурятся всё больше. Софья Михална пытается понять, где здесь у меня собака зарыта. Зря старается. Искать не надо. Везде.

– В том числе. – Во многом, кстати, именно обиду, но ещё больше боли и разочарования.

– А ещё? Как ещё вы выражаете эту обиду?

– Я работаю в нищебродской школе, коротко стригусь, крашусь, делаю пирсинг, ношу чокеры, общаюсь с «простолюдинами», не выхожу в свет. Если коротко, то делаю всё то, что не одобрили бы родители. – Горько хмыкаю.

– Значит, ваш запрос – это конфликт с родителями. – Приходит к очевидному выводу врач.

– Ну можно сказать и так. – Не сдерживаю ядовитую усмешку.

– Инна! – голос Софьи по-прежнему тих, но в нём уже появились металлические нотки, она демонстративно откладывает ежедневник. – Вы сами включены в систему, и прекрасно знаете, что с таким «ядовитым» настроем толку от сеанса никакого не будет. Вы же сами пришли в терапию? Откуда столько сопротивления.

– Это не сопротивление. Это отчаяние. – Вновь хмыкаю, но становлюсь серьёзной. – Софья, я даже не могу сказать, какой вы по счёту специалист за эти 10 лет, с которым работаю. Не могу сказать, что прогресс отсутствует. Нет-нет, если сравнивать, то мы добились огромных успехов. Но вот уже года два-три мы почти не двигаемся с места, а проблема не уходит.

– Ну вы же пришли ко мне. Значит, на что-то ещё надеетесь. – Врач разводит руками, как бы обозначая, что вот она. Открыта к диалогу.

О да! Я именно надеюсь. Отчаянно. Безнадёжно. До слёз по ночам. Киваю. Борюсь с внутренними демонами.

– Итак, ваш запрос? – повторяет вопрос психотерапевт.

– Мне жизненно необходимо преодолеть фобию прикосновений мужчин. – Я прям вижу, как Софья выпадает из реальности, пытаясь связать обиду на родителей, с запросом. У неё, конечно, лицо профессионала, но и я не на базаре пирожки продаю, некоторые детали вижу даже в таком раздрае. Просто на автомате.

– Вы подвергались сексуальному насилию? – напрямую спрашивает врач, устав строить теории в своей голове.

– Нет. Меня родители заперли дома. – Выдаю полуправду, собираюсь с духом, чтобы рассказать всё как есть.

– Можно немного подробностей? Это был подростковый конфликт? У вас был трудный переходный возраст? – не сдерживаю лёгкую ухмылку. Мой внешний вид говорит именно об этом, но нет.

– Нет. Всё совсем не так. Я была крайне послушным подростком и никаких проблем не доставляла. Единственный мой бунт, это поступление на психолога, но его я отстояла без проблем. Меня заперли, когда мне было почти 23. – Беру стакан с водой, и под удивлённым взглядом Софьи отпиваю половину. Нахожу взглядом на книжной полке старинный глобус, и, концентрируясь на нём, начинаю свой рассказ.

– Моя семья – это древний дворянский род. К тому же в 90-е отец сумел вернуть золотодобывающую промышленность под свой контроль. Семья Асташевых десять лет назад была одной из богатейших в стране, да и в мировой топ входила. Отца даже прозвали «Золотой король». К сожалению, у родителей не получился наследник, сын, лишь две дочери. Следовательно, брак дочерей – это не история про чувства, это бизнес. Брачный бизнес, что так распространён в богатых семьях.

– Жених моей старшей сестры был тщательно отобран, их брак должен был принести в семью долгожданного наследника. К счастью, у них возникли чувства. – Улыбаюсь, вспоминая Алису и Елисея, ещё не встречала более гармоничной пары. – К несчастью, они погибли. К вопросу моего брака отец подошёл ещё более щепетильно. Моего жениха выбирали с лупой. Какое-то время после гибели сестры мои контакты с противоположным полом тщательно отслеживались. А потом я влюбилась…