неСчастливая дочь

Мысленно отвлекаю себя на разные мелочи, мы доходим до местного аналога ординаторской, где меня ждёт русский врач. Женщина – врач. Богатырёв всё предусмотрел. Вряд ли даже самый лучший мужчина – гинеколог, добавит моей сестре сейчас спокойствия.

– Добрый день. – Здоровается со мной строгая дама в годах, её седые волосы немного выбиваются из-под медицинской шапки, простое лицо с заметными следами усталости и прожитых лет. Красивая той красотой, которую сохраняют женщины, не стесняющиеся своего возраста. Рукопожатие у неё оказывается крепким, а взгляд острым.

– Добрый. Расскажите, пожалуйста, о состоянии моей сестры. – Стараюсь быть максимально сдержанным. Хотя от мандража всего потряхивает.

– Всё лучше, чем могло бы быть, но порадовать вас особо нечем. – Её голос строг и сух. – Беременность 26 недель. Девочка. Развивается согласно сроку, но очень маленькая, что немудрено, мамочка явно плохо питалась. Организм матери крайне истощён. Все внутренние ресурсы уходят на сохранения плода. Каких-то серьёзных травм у Раисы Трофимовны на данный момент нет. Сама она ничего не рассказывает. От осмотра не отказалась, очень переживает за беременность. Собственно, у неё все вопросы только об этом, на своё состояние не обращает внимания. При этом из того, что я заметила, скорее всего, были сломаны пальцы на правой руке. Либо выбиты. Рентген сейчас делать нельзя, но…

– Это не сейчас. – Мой голос странно хрипит. Прокашливаюсь. – Она в семнадцать дверью прищемила правую руку.

– А почему так странно срослись? – женщина окидывает меня пронзительным взглядом своих чёрных глаз.

– Отец не дал лечить. Там… долгая история. – С силой сжимаю кулаки. Как не верил в эту историю, так и не верю. Теперь же всё играет новыми красками. – Я тогда уже не жил дома и узнал слишком поздно, а ломать второй раз сестра не решилась.

Зачем-то всё же поясняю врачу. После этих слов взгляд женщины слегка теплеет, и она продолжает более сочувственно.

– Я знаю, что вы хотите перевести сестру на Родину, но пару дней точно нельзя. Она должна набраться сил. В её состоянии перелёты вообще нежелательны, но здесь риски оправданы.

– О чём вы? – хмурюсь.

– Беременность – это особенное состояние женщины, и наравне с физическим здоровьем, большую роль играет ментальная и эмоциональная составляющая. Прокапать глюкозу, магнезию, да всё что угодно мы можем, но повышенную тревожность это однозначно не снимет. Раиса Трофимовна отказывается общаться с психологом, о своём плене рассказывает скупо. Но ведь дома и стены помогают? Я настоятельно рекомендую проводить вам с ней как можно больше времени. Вы единственный из близких, кого она готова видеть и о ком спрашивает. Ни о другой родне. Ни о каких подругах речи не шло.

Слова врача задевают что-то такое внутри. Мандраж прекращается. Да, я по-прежнему переживаю за сестру, но ведь я единственная опора в этом мире. Кто отец ребёнка неизвестно, по срокам точно не похитители. Она исчезла 20 недель и три дня назад, беременность 26. Наш собственный папа принесёт ей только нервы. Старший брат и слова против отца не скажет. Дед… дед тоже совсем плох по здоровью. Дом покидает только ради лечения. Да и не были они близки, отец всегда запрещал им видеться.

Киваю врачу и абсолютно спокойно иду к сестре. Я её точка опоры в этом мире. Замираю на секунду перед дверью, коротко стучу и, услышав родной голос, открываю дверь.

Раиса лежит на боку, почти полностью укрытая одеялом. Но оно не скрывает, насколько она исхудала. Всю свою сознательную жизнь Рая боролась с лишним весом. Мы с братом пошли в астеничную мать, а Раиса, наоборот, в склонного к полноте отца. Сестрёнка никогда не была по-настоящему полной, скорее просто пышечкой с копной русых волос.

Сейчас от сестры осталась едва ли половина, отчётливо выделяется лишь небольшой животик. Если бы не знал, что она беременна, даже не поверил бы. Волосы, потерявшие свой блеск, сильно отросли и были заплетены в тонкую косу. По ощущениям их стало раза в три меньше.

Поразило меня не это. Поразили меня глаза Раи. Всегда тёплые, искристые, готовые засмеяться в любой момент они будто выцвели. Потеряли весь свой огонь. Глаза Раи говорят, что она сдалась.

– Егорушка! – радостно воскликнула сестра, заметив меня.

– Рая! – в тон ей отвечаю, и опускаясь на колени рядом с больничной койкой, аккуратно обнимаю сестрёнку, стараясь не задеть капельницу в её руке. Быстро моргаю, сбрасывая пелену с глаз. Не могу поверить, что сестра рядом! Хрупкая, непривычно тонкая, но живая. Зарываюсь носом в её волосы, улавливая свежий больничный запах, совсем не свойственный ей. С детства помню, что сестричка всегда пахла ирисками: сладкими молочными ирисками, которые намертво вязнут между зубов. С горечью понимаю, что сейчас от этого запаха не осталось и следа.

– Как же ты меня напугала! – немного отстраняюсь и заглядываю в глаза сестре. Её лицо улыбается, а в глазах всё тот же холод. Глаза пусты. Это… страшно. Я так не боялся, даже когда мне впервые угрожали крайне серьёзные люди перед судом, приставив ствол к моему виску. А сейчас холодный пот бежит по спине.

– Ты не представляешь, как страшно было мне! – холодная усмешка мелькает на её лице. Где её щёчки? Где веснушки? Все эти вопросы просто разрывают моё сердце. Глажу её волосы, когда-то я её маленькую так успокаивал после кошмаров.

– Расскажешь? – не знаю, о чём говорить, мне достаточно, что она рядом. Аккуратно пересаживаюсь к ней на кровать, не выпуская её руку. Не уверен, что сейчас лучшее время обсуждать её плен, но попробовать можно.

– Всё лучше, чем ты придумал. – Голос её тих, но спокоен. – Меня даже не изнасиловали.

Неверяще смотрю на неё. Пять месяцев в плену у арабов и без насилия?

– Не смотри так, – она понимает моё удивление. – Дней двадцать меня только везли в Африку. Бо́льшую часть времени я находилась без сознания, но тайное переправление меня заняло у них много сил, там было не до развлечений. К тому же… Мне кажется, только кажется, что похищали и доставляли одни, а по Африке со мной ездили уже другие. Менее… профессиональные. Лиц первых я не видела ни разу, хотя они не всегда были в масках, но грим, очки, худи, кепки. Местные лиц не скрывали.

– Потом пару месяцев где-то меня держали в каких-то лачугах и тщательно охраняли. Мы переезжали каждые три-четыре дня. Я так понимаю, они пытались о чём-то договориться с отцом. Условием была моя сохранность. Когда же стало понятно, что папочка готов мной пожертвовать, стало откровенно заметно моё положение, и никто из похитителей не захотел брать грех на душу. – Горько улыбается, делает небольшую паузу и коротко бросает. – И здесь я не про насилие надо мной.

Здесь в её словах звучит такая боль и горечь, что я понимаю, она никогда не расскажет правду. Сделать больно женщине можно сотнями способов, и некоторые из них вполне безвредны для ребёнка. Если не брать в расчёт ментальное здоровье матери, как точно выразилась врач.

– Что произошло, когда стало ясно, что отец не будет уступать? – сквозь зубы спрашиваю я.

– Меня продали. На аукционе рабынь. Домашних рабынь. Как секс-рабыня я не котировалась. Внешне не формат, да ещё и беременная. А вот в качестве поломойки вполне. Я работала в богатом и хорошо охраняемом доме на самой низкой должности. Убирала за животными, мыла полы, убирала улицу. Потом на дом напали какие-то террористы, мне удалось спрятаться и сбежать, но через неделю меня нашли владельцы аукциона и опять продали. В этот раз это был старый извращенец. Он ничего уже не мог. Но регулярно просил рабынь мыть его. Это так мерзко. – В голосе сестры проскакивают живые эмоции, и я крайне надеюсь, что просто надо время и всё вернётся. Время и хорошая терапия.

– Извращенец на днях помер, и в дом должен был приехать его наследник. Он заезжал пару раз. Такой страшный. Весь чёрный. Злой. Вся прислуга, что свободные, что рабы с ужасом ждали его приезда. К великому счастью, меня выкрали раньше. Боюсь я, то вот его не остановила бы ни моя беременность, ни пуля в лоб.

Мысленно сделал себе пометку, чтобы Ренат проверил все слова и нашёл всех. И работорговцев, и этого чёрного араба, если они, конечно, ещё живы. Похитителей мы нашли и устранили ещё несколько месяцев назад. К сожалению, это были просто профессиональные посредники. Очень профессиональные. Доставляли посылки из пункта «А» в пункт «Б». Хорошие ребята были, жаль клиентов плохо выбирали. Больше не будут.

– Ну всё-всё, – обнимаю крепче сестру. – Всё, хорошая моя, пару дней здесь и поедем домой. Я найду лучшую клинику, родишь чудесную девочку. Всё будет хорошо.

– Егор, – сестра отстраняется и обхватывает своими миниатюрными, огрубевшими от тяжёлого труда ручками моё лицо. – Егорушка, обещай мне, что удочеришь дочь. Поклянись, что не отдашь её нашему отцу!

Речь сестры порывиста, в глазах неподдельный ужас.

– Родная моя! Ты сама будешь заботиться о дочери, а отец к вам даже не подойдёт.

Спешу успокоить сестру, но делаю только хуже, в её глазах появляются слёз. Весь рассказ Раиса не рыдала, а здесь…

– Нет! Пообещай! – требует она срывающимся голосом.

– Хорошо-хорошо, обещаю, что буду заботиться о племяннице, как о собственной дочери, и отца нашего к ней не подпущу! – произношу твёрдо и сам начинаю в это верить. Ни к сестре, ни к племяннице больше никто не посмеет приблизиться.

После этих слов Рая громко выдыхает и ревёт, уткнувшись мне в плечо. Не знаю, сколько мы так сидим. У меня уже немеет плечо, потому что Рая перенесла весь свой пусть и маленький, но ощутимый вес мне на руку. Я молчу. Абсолютно всё равно на эту боль. Она даже приятна. Сестра здесь. Она здесь. Наконец, наревелась и оторвалась от меня, чтобы попить воды.

– Тебе помочь умыться? – спрашиваю, глядя на её лицо, покрытое красными пятнами от слёз.

– Позови медсестру, пожалуйста. – Откровенно стесняясь, просит сестра. – Надо капельницу убрать и с туалетом поможет.

Послушно выполняю просьбу и тактично остаюсь в коридоре, жду, пока выйдет медсестра. Проверяю телефон, там несколько звонков и сообщений по работе. Вдруг звонит дед.

– Да, дедушка.

– Как она? – мы не тратим с ним время на глупые приветствия, сразу к сути.

– Цела, беременна от кого-то до похищения, – не хочу тревожить деда и потому не рассказываю свои опасения.

– Но сломлена, да? – горько спрашивает дед. От судьи с двадцатилетним стажем сложно скрыть что-то.

– Да. Я не знаю, что делать, дед. – Единственный человек, перед кем я не боюсь показаться беспомощным – это дедушка. Вячеслав Матвеевич поверил в меня тогда, когда семья отвернулась. Спас, когда не хотелось жить. Он видел меня и на пике славы, и сломленным.

– Как что? – грустно вздыхает дедушка. – Приводите её в чувство, везите в страну и прячьте.

– В смысле прятать? – весь собираюсь. Какая ещё опасность грозит моей сестре? Я же вычистил всех, до кого мог дотянуться. Показательно. Сейчас все хорошенько подумают, связываться с моей семьёй. А тех, кого ещё не смог найти, Ренат достанет в ближайшее время. Там в цепочке остались-то только владельцы последние да работорговцы, эти твари умеют ловко прятаться.

– У Трофима поехала крыша. Мои люди докладывают одну информацию за другой. Он хочет всё-таки продать Раю какому-то дворянишке. Готов воевать с тобой. Пытается подкупить твою охрану и медперсонал. Собирается убить… мою правнучку и выкрасть Раю.

На секунду теряю связь с реальностью. Я, конечно, работая над делами о домашнем насилии разного, повидал, но никогда не думал, что это коснётся лично моей сестры.

– Дед? – всё, что смог выдавить в ответ.

– Я не шучу, Егор. Ты не представляешь, как мне тошно быть отцом этой мрази. Я бы с него душу вытряс, но… после этих новостей опять приступ был, – втягиваю воздух сквозь зубы. Проблем с сердцем всё больше у деда. – Поэтому вся надежда на тебя, не подведи!

– Понял. Спасибо, дедушка. Я не подведу.

Кладу трубку и на какое-то время выпадаю из реальности, лишь краем сознания отмечая происходящее вокруг. Наш отец всегда был своеобразным человеком. Жёсткий, местами даже жестокий бизнесмен дома он менялся. Становился внимательным мужем, требовательным, но справедливым отцом. Маленькая Раиса была его принцессой, которую любили и обожали. Что пошло не так? В какой момент у отца откровенно поехала крыша? Когда его собственные дети, а теперь и внуки, стали просто разменной монетой? После смерти мамы? После первого крупного провала? Не знаю. В моей голове не стыкуются образы моего отца из детства, и ублюдка из разговора в день, когда мы узнали о похищении сестры.

Смотрю, как, коротко кивнув мне, в палату сестры заходит врач. Терпеливо продолжаю ждать в коридоре. Надо бы порешать рабочие моменты, но сил на это нет. Подходит Ренат и просто встаёт рядом. Мои мысли по-прежнему крутятся вокруг семьи. В голове калейдоскоп из воспоминаний. Вспышками фразы отца:

– Не пойдёшь в бизнес, можешь валить из семьи! На глаза мне не показывайся, карты заблокирую.

– С бабы в роду, должен быть толк!

– Она просто косорукая, сама эту дверь не заметила!

– У меня только один сын, ты мне никто!

Мешанину из прошлого прерывает хлопок двери, в коридор выходит врач, сразу направляется ко мне.

– В целом всё неплохо, при текущих исходных. Это была последняя капельница на сегодня, больше препаратов давать не будем, посмотрим на результат.

– Понял, – киваю, хотя понимаю мало что в беременности и гинекологии. – Прогнозы?

– Пока оптимистичные. После вашего приезда она даже улыбалась мне.

Вновь киваю, а сам усмехаюсь. Это лишь тень от её было улыбки.

– Вы слишком много сразу хотите, – заметив моё выражение лица, качает головой врач. Хочу с ней поспорить и не могу, вспоминаю Инну. К счастью, Ренат не даёт мне полностью погрузиться в те воспоминания.

– Елена Сергеевна, вы уже разместились в арендованном жильё? – влезает он в наш диалог. Хмыкаю, очень деликатная смена темы, да.

– Ренат Арсенович, я с вашего позволения, останусь в клиники. Переночую пару дней здесь. – врач смотрит на моего безопасника абсолютно спокойным и ровным взглядом. Притом что профессиональный взгляд Рената Богатырёва не каждый мужик выдержит. Что-то между ними такое есть.

– Что так? – спрашиваем с Ренатом одновременно.

– Перестраховываюсь. – Коротко отвечает нам женщина, и я благодарен ей за это. Да, Богатырёв пригнал сюда целую орду врачей, но именно женщина ведёт лечение Раи, и вызывает у меня интуитивное доверие. А своей интуиции за годы в адвокатуре я привык доверять. – Егор Трофимович, вы можете ещё побыть с Райей, но недолго. Её скоро сморит от препаратов.

Благодарю влача и оставив их с Ренатом разбираться с хозяйственными вопросами, захожу к сестре. Меня встречает слабая, вымученная улыбка. Но я рад и ей. Улыбка – это не пустота.

– Ну как ты здесь? – присаживаюсь на кресло, рядом с кроватью.

– Как в раю! Никто не орёт, не будит и не понукает. Рая в раю! – каламбурит, но мне не смешно.

– Рай, а можно личный вопрос? – не знаю я, как зайти к этой теме.

– А ты долго продержался! – хихикает сестра, а я хмурю брови. – Ну ты же про отца моего ребёнка?

– Ну да. – Этот вопрос терзает меня с момента, как узнал о беременности сестры.

На самом деле мне без разницы от кого он, там кровь сестры, а значит, родная кровь для меня. Не буду скрывать даже от себя, как выдохнул, когда осознал, что ребёнок не от ублюдков, похитивших Раю. Но в остальном глобально разницы нет. Вот любопытство есть. За эти месяцы я до дыр просмотрел отчёты охраны и все возможные записи с камер, где была сестра. Ну не было у неё никого в публичном поле. Не было.

А второй момент, который меня тревожит. Если всё-таки Рая, как-то умудрилась скрывать свои отношения, то где счастливы отец сейчас? У него похитили девушку, а он нигде не объявился. Я проверял. Кроме нас и отца сестру никто не искал.

– Я не буду рассказывать, Егор. – После долгой паузы отвечает на так и не заданные вопросы Рая. Голос у неё такой безжизненный, что невольно тянусь и сжимаю её руку, а она коротко мне улыбается. – Это хороший человек, но… он не знает о моей беременности. Незадолго до моего похищения мы крупно поругались и расстались. Ничего критичного, просто… притирка характеров. Он не нашего круга. Простой парень, которого никогда не примет отец. Ему опасно быть рядом со мной. Отец уже не раз устранял поклонников, которые пытались строить со мной отношения, но не подходили «для случки по родословной».

– В смысле «устранял поклонников»? Для какой «случки»? – волосы на моей голове становятся дыбом.

– Ну про «случку» это папенькина цитата. Всех моих ухажёров «из простых» убирали разными способами. Кому просто платили деньги, кого избивали, особо настойчивых сажали в тюрьму. – Спокойный тон сестры, рассказывающей о бесчинствах отца, пугает больше, чем сами его поступки. Она смирилась. – Если же у потенциального жениха были дворянские корни, мне настоятельно рекомендовали, ускорить процесс «залёта».

С трудом разжимаю челюсти, чтобы заговорить. Кажется, скрип моих зубов слышит вся клиника.

– Почему нам с дедом не рассказала? – всё, на что меня хватает.

– Один раз попыталась. В разговоре с дедом намекнула на это. Хотела на выходные съездить к нему и всё рассказать. Вечером мне сломали пальцы на руках и запретили нормально лечить, заперев в комнате.

Мир моргает перед моими глазами. Когда-то я задавался вопросом, что за монстры – родители Инны, и сравнивал с адекватными своими. Но… оказывается, я просто не знал всего. В голове начинают крутиться тысячи схем, что я сейчас могу сделать с отцом. Не просто, что хочу. А что реально МОГУ и СДЕЛАЮ. Наверное, что-то такое мелькает на моём лице, потому что сестра с надеждой заглядывает мне в лицо и выдаёт:

– Ты же его уничтожишь? – столько надежды и веры в раином голосе, что мысленно я уже выбираю самые болезненные способы.

– В труху. – выдаю хрипло. Главное – не начать пороть горячку. Месть – это холодное блюдо. Посоветуюсь с дедом. Взвешу все варианты. Выберу тот, где отец будет валяться в ногах у Раи и не получит прощения.

– Я верю тебе, Егор. – Сестра с силой сжимает мою руку, а потом выдаёт приказ. – Защити мою дочь!

– Клянусь!

И себе клянусь, что больше ни выпущу из своего взора никого из близких. Пусть буду параноиком, но глаз не спущу.

Сидим какое-то время в тишине, и я замечаю, что Рая засыпает. Гипнотизирую её спящее лицо. Раньше, когда засыпала, она выглядела девочкой, едва ли студенткой. Сейчас на её лице отчётливые усталости и боли. Она выглядит старше своих лет. Все испытания, что Рая так стойко переносила, надломили её. Искромсали душу и выплюнули.

Ставлю задачу перед своим помощником найти мне деликатных психотерапевтов. Лучше несколько. Сначала сам с ними пообщаюсь, потом кого-нибудь допущу к сестре. Надо уговорить её на терапию.

Аккуратно отпустив руку сестры и поправив её одеяло, выхожу в коридор. Отхожу чуть в сторону и накидываю задачи в чатах. Помощнику, Ренату, детективам, аудитору. Сегодняшняя встреча с сестрой всколыхнула такие раны во мне. Ярость клокочет и требует выхода. На секунду отрываюсь от телефона и с подозрением слежу за медсестрой, что идёт в палату к сестре с подносом. На таком обычно ампулы для уколов носят.

– Стоять! – рявкаю, а сам набираю Рената. Девица вздрагивает всем телом и бросается бежать по коридору. – Взять её!

Охрана, что дежурит, рядом срывается с места и в пару шагов достигает девушку. Та роняет поднос на землю, плачет, и её глаза в панике мечутся между мной и охраной. Правильно. Бойся. Не повезло тебе, попасться мне под руку именно сейчас.

Глава 10

«Фраза «ты последний человек, которому я хотел бы сделать больно» наталкивает на две мысли: 1. У человека есть такой список. 2. Я в этом списке.»

Журнал «Наша психология»

Музыка: «Shadow of the Day» (Linkin Park)

«Eleanor Rigby Remastered 2009» (The Beatles)

Егор

Открываю глаза, и какое-то время просто пялюсь в белый потолок гостиничного номера. Вчерашний день выпил слишком много моих сил. Девка-медсестра, конечно, ничего не знала. Развела сопли сразу же, как охрана схватила. Выложила всё, что знала за две минуты. Купили её, для надёжности пригрозив престарелой матери. Звонили и писали с левых номеров, мессенджеры тоже подчищены. Видно, что заказ профи. Препарат забрали в лабораторию на проверку. Но это детали, вряд ли в ампуле спрятались безобидные витаминки. Взбучку от меня отхватил в итоге Ренат. Он лично занимается безопасностью сестры.

Конечно, я понимал, что это привет от отца. Не хотел верить, но знал. Ребята сейчас всё перепроверяют, но… Геолокации, поведение куратора, даже угрозы – всё это несёт почерк отцовской службы безопасности.

Уж его-то я точно узнаю́. Ведь до 18 лет наравне с Арсом учился управлять семейной компанией. Старший брат куда талантливее меня в административном управлении, а вот то, что касается безопасности – это ко мне. Цифровая информация, личные данные, обработка и расчёты вероятности событий всегда давались мне легко. У отца были большие планы на меня. Однако в 18 я взбрыкнул…

· • – ٠ ✤ ٠ – • ·

17 лет назад. Особняк Рыльевых в Подмосковье.

Брат поймал меня по пути в кабинет папы, схватил за предплечье и решил, похоже, повоспитывать.

– Ну чего ты упёрся? Трудно потерпеть? – от его заявления я аж воздухом подавился.

– Упёрся? Арс, ты обалдел? Мне 5 лет в военке учиться, и ещё столько же по полям потом скакать? Ради папиных амбиций? А если меня грохнут где-нибудь в процессе? – я аж шипел от возмущения.

– Какое грохнут?! Ты идёшь на военного юриста! – похоже, он даже верит в то, что говорит.

– Арс, никто! Никто не возьмёт на работу соплю без боевого опыта, хоть я на Марсе получу эту специализацию. В самом лучшем случае, это будут какие-то тихие миссии. Папе нужны реальные связи, меня бросят в пекло! – зло шиплю, потому что колотит от эмоций. Умный такой. Сам сидел в ВЭШке на тёплом месте и жопу грел, налаживая папашкины связи. Даже в армию не пошёл. Меня же отправляют в самую жопу мира. – Я не трус, брат. В армию в любом случае пойду, но после вышки. Хороший юридический ВУЗ на гражданке. И связи себе найду, поверь. Мне есть куда потратить это время, а не пять лет мотаться по марш-броскам, давясь пылью и блевотиной.

Вырвав руку, пошёл дальше к кабинету. Если брат хотел помочь, то у него плохо получилось. Завёл меня как ручную бензопилу просто. Я не против военных и службы Родине, искренне уважаю ребят, многими восхищаюсь. Но это не моё! Здесь, на гражданке, с меня гораздо больше толка. Военных спецов я и так найду, если настолько надо. Не выйдет из меня Рэмбо с мозгами Тони Старка. И если мозги Железного человека во мне ещё можно поискать, то вот мускулы однозначно моё. Единственный вариант – это снайпер, но… ну не хочу я! Могу не хотеть же? Я не проститутка, чтобы меня под генералов подкладывать ради связей.

У двери всё же притормаживаю, дожидаюсь брата и делаю пару глубоких вдохов. Надо договариваться. Наорать всегда смогу, однако папе на это будет плевать. Его аналитический разум позволяет жить эмоциями только девочкам, он открыто об этом говорит. Мужики должны бодаться аргументами.

Стучу…

– Заходите! – слышу строгий голос папы. Он тоже заведён, ведь кто-то в семье посмел оспаривать его решение. Я и раньше позволял себе доказывать альтернативную точку зрения, но всегда был готов поступиться из уважения и доверия к родителю.

Захожу в просторное пафосное помещение. Меня всегда воротило от этого псевдоимперского стиля: золото, завитки, гардины, кожа и красное дерево с вензелями. Герб семьи, который папа заказал в Геральдической палате. Пошлая картина за его спиной. На её фоне его мощная фигура, кажется ещё массивнее. Он не толстый, просто не очень высокий и плотно сбитый, но весь антураж делает его более габаритным. В целом отец ещё молод. Ему всего 44, но сидя в своём кабинете, который будто сошел с рекламного буклета Эрмитажа, он выглядит на все 50 с плюсом. Его широкое лицо нахмурено, а сведённые на переносице брови говорят о высшей степени бешенства.

– Явился? – голос Трофима Вячеславовича Рыльева, владельца крупнейших заводов по производству средств взрослой и детской гигиены, гремит на весь кабинет.

– Я пришёл спокойно поговорить, а не выяснять отношения. – Мне кажется, что мой голос предательски дрожит, хотя очень хочется звучать спокойно и уверенно. Брат, как обычно, становится чуть в стороне и изображает из себя мебель. Он никогда не участвует в спорах. Всегда и во всём поддерживает папу. Ни разу он не занял мою сторону, глупо было рассчитывать на это сегодня. Мысленно хмыкаю, а я и не рассчитывал, так пофантазировал вчера.