Государственный Алхимик

А. Райро

Государственный Алхимик

Глава 1

"Ничто не происходит без достаточного основания".

Закон логики

***

– Расслабьтесь, парни! Сегодня точно ничего не случится!

Мне, конечно, никто не поверил.

Я надел защитные очки и окинул взглядом группу студентов-алхимиков, собравшихся в лаборатории.

– Ага, в прошлый раз ты тоже так говорил. – Один из парней шагнул назад, подальше от меня и стола с реагентами.

За ним отошли остальные студенты.

Я перевёл взгляд на профессора Быковского – маленького щуплого старичка лет восьмидесяти.

– Ну вы-то мне верите, Иван Борисыч?

– Верю я только в одно, Ломоносов, – вздохнул профессор, – что сегодня вы наконец пересдадите экзамен и оставите алхимию в покое. Ради всего живого во Вселенной.

Кто-то из студентов тихо рассмеялся, но остальным было не до смеха.

Быковский скептически поджал губы – да так, что те почти исчезли за пышными седыми усами.

Ростом он едва доставал макушкой мне до груди и рисковал пострадать больше остальных. Лишь профессорский статус не позволил ему отойти подальше вместе со всеми.

– Итак, господа! – начал я, беря в руки огнеупорный горшок для плавления элементов. – Сейчас я приготовлю алхимическую смолу «Костяной Лак» из области Классической Трансмутации. Для этого необходимо нагреть в тигле три части смолы терновника до выделения синего дымка.

Через минуту нагрева в алхимической печи из горшка со смолой действительно пошёл синий дымок.

Ага, хороший знак.

Взяв щипцы, я достал горшок из печи и водрузил на специальный держатель на столе.

– Затем добавляем одну часть порошка китовой кости. Фосфаты кальция связываются со смолой. Ждём реакции с выделением газа.

Реакция не заставила себя ждать.

Смесь в горшке активно забурлила, держатель задрожал, в нос ударил запах тухлятины.

Студенты сделали ещё шаг назад.

Профессор Быковский не двинулся с места. Он всё ещё верил, что я никого не покалечу и сдам экзамен, после чего оставлю алхимию в покое.

– Затем добавляем три капли жидкого железа, – продолжил я. – А после процесса амальгамации происходит горячее окисление, смола должна почернеть.

В горшке зашипело и коротко вспыхнуло чёрным.

Студенты отшатнулись в стороны.

Профессор Быковский удержал себя на месте, зато лицо у него стало какое-то обречённое.

Я прокашлялся.

– Ну и последний штрих. Добавляем в смесь каплю крови драконовидного быка. Так создаётся волокнистый коллагеновый лак. Покрытое этим лаком оружие не тупится, а броня выдерживает мощнейшие удары. Из побочных эффектов – запах жжёной кости и небольшое свечение в темноте.

Я поднёс к горшку вскрытую ампулу со свежей бычьей кровью.

Студенты уже столпились у выхода из лаборатории, а вот профессор Быковский остался стоять рядом со мной.

– Умоляю, Ломоносов, только не сожгите кабинет, как в прошлый раз… и как ещё четыре раза до этого, – прошептал он. – Если б не уважение к вашему легендарному предку, великому Михаилу Васильевичу, то я б давно вас отчислил и отправил бы на процедуру Избавления от магии.

– Всё будет хорошо, господин профессор, – заверил я. – Никто не пострадает. О, кстати! Совсем забыл добавить ртуть.

– Ртуть?.. Какую рту-уть? – вытаращился на меня профессор, будто сразу ужавшись вдвое.

– Вот эту, – улыбнулся я и достал из кармана ещё одну ампулу.

Затем вскрыл её, быстро отломив пальцами наконечник.

– Ртуть здесь лишняя… – начал было Быковский, но капля из ампулы уже упала в горшок.

Смола вспенилась, тигль затрясся вместе с держателем, а потом – и вместе со столом… с полом… с кабинетом…

– ЛОЖИ-И-ИСЬ! – выкрикнул профессор и ухнул вниз, на пол.

Студенты ломанулись в дверь, устроив давку.

Через несколько секунд кабинет перестал дрожать, смесь в горшке успокоилась и начала превращаться в прозрачный костяной лак.

– Ну вот, Иван Борисыч, – улыбнулся я, – а вы боялись. Ртуть никогда не бывает лишней. Получился лак наивысшей пробы, сами посмотрите…

Не успел я договорить, как горшок со смесью затрещал.

Профессор вскочил, толкнул меня на пол и тут же упал рядом со мной, прикрыв голову руками.

Раздался короткий, но смачный хлопок.

Ну а потом последовал долгоиграющий взрыв.

Около минуты пришлось лежать и слушать, как осколки горшка летают по лаборатории, разнося всё вдребезги: колбы, мензурки, трубки.

Всё это время сверху на нас летели щепки, штукатурка, осколки и пыль. Пару раз проскакивали молнии, накатывали волны жара, вони и дыма.

Когда всё наконец закончилось и наступила тишина, профессор закашлялся, сел на полу и схватился за лоб, оглядывая разрушенную лабораторию.

– Клянусь таблицей Менделеева, – выдавил он, – сегодня же вы вылетите из академии. И мне плевать, что вы из рода Ломоносовых. Я не желаю больше видеть вашу персону в этом учебном заведении. Вместе с вашей ртутью!

«Ну наконец-то», – подумал я с облегчением и не сдержал довольной улыбки.

На самом деле ради отчисления весь этот цирк и затевался.

Мне пришлось изрядно напрячь мозги, чтобы придумать, как довести смесь в горшке до нужного взрыва. Ну и профессора – заодно.

– С чего такая улыбка, студент? – сощурился тот.

– Да так, – пожал я плечом, – за вас радуюсь. И за всё живое во Вселенной.

– Да вы издеваетесь?! – зашипел Быковский, вскакивая с пола, как молодчик. – Плавиться вам в Атаноре, негодник!!!

Его седые усы будто поседели ещё больше.

Он всплеснул руками и выпалил всё, что обо мне думает:

– Вы – худший алхимик за всю историю алхимии! Вы родились с самым убогим даром из возможных! Ваша магия никогда не принесёт пользы обществу и нашей доблестной армии!.. И вообще… вам известно, что я состою в Государственной Комиссии по процедуре Избавления от магии? Так вот имейте в виду, что вы уже на очереди! Я Председатель Комиссии и подтверждаю, что вы ни на что не годны! ВЫ ОТЧИСЛЕНЫ! И скоро вы подвергнетесь процедуре Избавления! Пути назад нет! Сегодня же поставлю в известность вашего отца! Надеюсь, вы осознали, какой кошмар вас ждёт?! Осозна-а-али?!

Лицо несчастного профессора перекосило от гнева.

– Осознал, Иван Борисыч, ещё в детстве осознал, но спасибо, что напомнили, – ответил я, поднимаясь с пола и отряхивая пыль со штанин.

– Вот и помните об этом всегда!!! – рявкнул профессор.

В ответ я опять пожал плечом.

Быковский мог быковать сколько угодно. Лично для меня экзамен прошёл на отлично, потому что алхимия – последнее, чем я хотел заниматься.

Хотя вряд ли в этом мире нашёлся бы хоть один человек, мечтающий о процедуре Избавления. Ну где вы видели мага, который хочет, чтобы его лишили магии, и даже специально провоцирует для этого события?

Хм-м…

А я есть.

Приятно познакомиться.

***

– Илья, отец тебя убьёт! Или ещё хуже – отправит на процедуру Избавления, а потом в монастырь! Разве ты хочешь в монастырь?

Это первое, что спросил у меня старший брат Оскар, когда я уселся в салон нашего семейного маго-парового экипажа. Громоздкий, как вагон поезда, и неприлично дорогой, он покатил по главному проспекту Архангельска.

Слова брата меня нисколько не напугали.

Во-первых, при слове «монастырь» я испытывал приятное чувство уюта.

А, во-вторых, весть о моём отчислении уже достигла родственников. Значит, всё прошло отлично. Чем быстрее узнают, тем раньше меня отправят на процедуру Избавления.

Именно этого я и добивался вот уже полгода – с того момента, как отец засунул меня в самую престижную академию страны, где обучали мирных магов.

Он же не знал, что я далёк от мирной магии, как ртуть от железа, и что моя цель – это ратная магия и Корпус Героев. Пусть даже в роли анонимного солдата, потому что другой роли мне там не светит.

– Но если задуматься, то хорошо, что тебя отчислили, – добавил Оскар. – В академии наконец-то поняли, что такой, как ты, не может быть настоящим алхимиком. Это же издевательство над нормальными магами и всей Ранговой Системой Просветления по шкале академика Маевского!

Я не среагировал на его желчь, хотя в подобные моменты ехидный и тонкий голос брата невыносимо резал слух.

Он часто говорил фразу «Такой, как ты», потому что боялся сказать мне прямо в глаза: «Выродок», «Недоалхимик» или «Ртутный бездарь».

Ничего умнее этот кретин всё равно придумать бы не смог.

Он всегда был туповат, сколько его помню. Между нами было два года разницы, но умнее меня он точно никогда не выглядел, зато любил уколоть побольнее.

А ведь Оскар даже понятия не имел, кто я на самом деле.

Никто не знал о моём настоящем происхождении и о том, как я попал в новый для себя мир.

Это случилось восемь лет назад, когда я был ещё мелким пацаном. Мне было всего десять, и в своём родном мире я тоже был магом, только совсем другим. Настолько другим, что лучше бы удавился, чем притронулся к алхимии! Эта поганая магия и её адепты всегда были моими врагами.

– Чего молчишь, Илья? – ехидный голос Оскара опять резанул слух. – Мне порой кажется, что ты специально добиваешься того, чтобы тебя лишили магии. Возможно, вместо мозгов у тебя ртутный коктейль.

Он усмехнулся.

Я покосился на его холёную физиономию, на его зализанные гелем светлые волосы и золотой гербовый значок на груди. Невыносимо захотелось сломать Оскару нос, как пару лет назад уже случалось, но я лишь смерил брата безразличным взглядом и отвернулся в окно.

Этот урод мог язвить сколько влезет – у меня была своя цель, а глупая драка могла всё испортить.

Я и так слишком долго ждал.

И слишком много вытерпел.

Тогда, восемь лет назад, я очнулся в теле своего одногодка – другого десятилетнего мальчика, тоже мага. Этого ребёнка звали Илья Ломоносов и в тот момент он умирал от лихорадки на кровати в госпитале, в окружении своей княжеской семьи.

Тогда казалось, что все его родственники только и ждали, когда он наконец подохнет и унесёт с собой в могилу бремя родового позора.

Но нет.

Благодаря мне тело Ильи выжило, а в нём поселилось моё сознание и часть моих магических сил.

И вот прошло восемь лет с того дня, а мне до сих пор кажется, что вся семья только и ждёт, когда Илья Ломоносов куда-нибудь денется.

Особенно этого хотел Оскар.

Он, как и все вокруг, отлично знал, что его младший брат владеет только самым паршивым из всех искусств алхимика, чем позорит свой легендарный род.

На процедуре Пробуждения магии у Ильи Ломоносова проявилась не сила золота, как у остальных в семье Ломоносовых, а сила… ртути.

Ртути, мать её!

Это было сродни издевательству, ведь ртуть не помогала создавать чистые вещества и высшие сплавы, а уж тем более алхимических гомункулов.

Это был приговор.

И ведь я попал не абы в кого, а в потомка единственного в истории страны Государственного Алхимика – Михаила Ломоносова, мага из первой касты «Золото и Солнце».

Да, он больше века как умер, но это не мешало потомкам пользоваться его именем и заслугами.

Мне же было плевать, что я ртутный алхимик, а не золотой.

Я люто ненавидел алхимию и с момента попадания тайно занимался восстановлением собственной магии, упорно и кропотливо. Правда, без особых результатов.

И чем больше я старался, тем чаще приходил к выводу, что мне мешает магия Ильи Ломоносова – та самая алхимия. Она блокировала мою личную силу, и я уже догадывался почему.

В своем прошлом мире я учился только одному – уничтожать алхимиков и их магию, а сейчас сам стал алхимиком. По иронии судьбы во мне слились две противоположные силы: алхимия и то, что её убивает.

В итоге я решил, что одна из магий должна пойти под нож – то есть под процедуру Избавления. Естественно, что это была ненавистная мне алхимия. Правда, процедуру Избавления можно было пройти только после наступления совершеннолетия.

А терпения и упорства мне было не занимать.

Эта цель заставляла меня вставать по утрам, улыбаться родственникам, которые меня ненавидят, продолжать тайно восстанавливать хотя бы крохи собственной магии, как-то жить, общаться, заводить друзей, принимать дворянские правила и в итоге даже ходить в академию.

Вот и сейчас, сидя с братом в семейном экипаже, я помнил о своей цели, поэтому пропустил его желчь мимо ушей и заметил с театральным трагизмом:

– Монастырь – это, конечно, жестокое наказание. Не знаю, как переживу. Наверное, попрошу пару симпатичных монашек составить мне компанию.

Оскар скрипнул зубами и собрался опять съязвить, но, напоровшись на мой тяжёлый взгляд, передумал.

Лишь через десять минут нервного молчания он всё же осмелился глянуть на меня и тихо сообщил:

– Отец в гневе. Срочно хочет тебя видеть. Говорит, что наконец принял решение насчёт тебя. Не знаю, что он решил, но мне почему-то кажется, что через пару часов магии у тебя уже не будет.

Он многозначительно улыбнулся и не стал ничего добавлять.

Как и я.

Добавить тут было нечего.

***

Домой мы вернулись через час.

В большом зале, где обычно проводили торжества и балы, принимали высоких гостей и созывали семейные советы, сегодня тоже было многолюдно.

Когда слуги проводили меня и Оскара в зал, то мы увидели не меньше трёх десятков родственников.

Это значило, что отец не просто принял важное решение – он собирался рассказать об этом всей семье.

Окружённый советниками, охраной и родными, князь Борис Ломоносов восседал в кресле, ожидая, когда мы подойдём ближе.

В дорогом костюме-тройке от модельного дома Зельц, в зелёной мантии с подбоем из редчайшего меха жёлтого соболя он выглядел королём мира. И, по сути, им являлся. Династий касты золотых алхимиков в стране было наперечет, и жили они роскошно.

Отец хмуро поглядел то на меня, то на Оскара, расстреливая нас блеклыми голубыми глазами.

На высокой спинке его кресла, как всегда, мерцал герб рода – золотая башня с алхимическими весами на шпиле. Символ победы алхимии над вселенским хаосом, равновесие между магией и наукой, миром и войной, жизнью и смертью, справедливостью и бесчестием, добром и злом.

Назывался этот герб – Башня Мер и Весов.

На этом гербе семья Ломоносовых клялась, на него уповала и на него же валила вину, если вдруг чего случилось.

– Ну что же, молодые мои наследники! – начал отец и стал ещё более хмурым. – Я наконец принял решение! Это значит, что пришло время обозначить ваши дальнейшие судьбы!

Прозвучало это пафосно и по ритуалу.

Всё, как надо.

В зале и без того было тихо, но сейчас воцарилась гробовая тишина. Только Оскар был слишком расслаблен, а из этого я сделал вывод, что свою судьбу он уже знает – папа сообщил ему заранее.

Я же внутренне напрягся, ожидая только одного – процедуры Избавления.

Отец, по обыкновению, начал с любимого сына, надежды рода и всего алхимического сообщества Архангельской губернии.

Он улыбнулся Оскару тепло и многообещающе.

– Что ж, сначала свою судьбу узнает мой старший сын, княжич Оскар Борисович Ломоносов, алхимик первой касты «Золото и Солнце», ранга Познающий Ученик, согласно Ранговой Системе Просветления по Шкале академика Маевского. Итак, внимай мою волю, наследник! А она такова, что ты породнишься с Домом Солонец – почтенной семьёй легендарных травников всего Русского Севера, давними нашими друзьями и верными союзниками.

Я покосился на Оскара.

Вот, значит, как.

Женить его собираются.

Да ещё и на травнице из рода Солонец. Вариантов там было немало: у семьи Солонец имелись две девушки на выданье и ещё три – возрастом помладше, на перспективу. И это не считая ещё одной, уже без подобных перспектив. Некоторые из них уже достигли ранга Прозревших Мастеров, так что Оскару придётся несладко.

– Через неделю, мой дорогой Оскар, готовься свататься по всем канонам, – добавил отец. – Не будем отходить от традиций магов-травников. Семья Солонец чтит их беспрекословно. Отдадим дань уважения самой древней магии в мире.

Он так и не назвал кандидатку Оскару в жёны.

Родственники зашептались.

Кто-то заулыбался, кто-то удивленно вскинул брови, а кто-то закивал, оценив успех Дома Ломоносовых – породниться с семьёй Солонец мечтают чуть ли не все знатные Дома Империи, но не каждому легендарные архангельские травники отвечают согласием.

Отец перевёл взгляд на меня.

В зале тут же повисла тишина. Напряжённая и взрывоопасная.

Прямо скажем, родственники меня с детства не особо любили. Это как любить чёрную кляксу на безупречно белом костюме.

– А теперь мой младший сын, княжич Илья Борисович Ломоносов, алхимик ранга Пробуждённый Неофит, согласно Ранговой Системе Просветления по Шкале Маевского. Итак, внимай мою волю, наследник…

– Простите, Борис Андреич, по протоколу вы забыли назвать его касту, – виноватым шёпотом напомнил отцу его помощник Виктор Камынин.

– Спасибо, Витя, – кивнул отец, затем прокашлялся и произнёс: – Алхимик пятой касты!..

Он сделал печальную паузу, чтобы все ещё раз прониклись семейным горем, и только потом добавил:

– Ртуть и Меркурий!

Все, конечно, прониклись.

«Ртуть и Меркурий» звучало не просто паршиво. Хуже было только слово «мертвец».

Опять послышались перешептывания родни, тяжкие вздохи и нервное хмыканье.

– Это непростое решение, господа, но необходимое, – добавил отец. – Я отправляю младшего сына… – Он опять замолчал.

Повисла очередная пауза.

Уже не печальная, а какая-то неловкая и в то же время зловещая.

«Ну говори уже! – мысленно поморщился я. – Отправь меня на процедуру Избавления! А потом – сразу в монастырь. А почему нет? Я вполне могу там устроиться, как мне надо. Зато подальше от алхимии и поближе к собственной магии. Там мне вообще никто мешать не будет. Если вдуматься, то монастырь – лучшее место для развития силы!».

М-да.

Никогда бы не подумал, что в этом мире я тоже захочу в монастырь.

Отец поднял руку и громко объявил:

– Я отправляю младшего сына на процедуру Избавления!

Весы на гербе вздрогнули и качнулись в одну сторону – в сторону справедливости. Для каждого – своей.

Я мысленно выдохнул. Наконец-то! Ещё чуть-чуть – и алхимия перестанет блокировать мои силы.

– Внесите сюда резонаторную капсулу для процедуры Избавления! – велел слугам отец. – Не будем откладывать! У меня уже есть полное заключение от Комиссии по Избавлению!

Он показал всем чёрный бланк с гербом Государственной Комиссии и крупной красной печатью, на которой отчётливо значилось:

ПРОЦЕДУРА ИЗБАВЛЕНИЯ – ОДОБРЕНО.

ПОДЛЕЖИТ ИСПОЛНЕНИЮ СОГЛАСНО ПРОТОКОЛУ.

Отец оглядел всех и добавил:

– Это не моя прихоть! Это решение Комиссии! Степень наказания равна степени вины, а суровость процедуры оправдана всеобщим благом для общества! И, как глава рода, я одобряю это наказание для моего сына! Пусть он простит меня, но так говорит мне воля Башни Мер и Весов!

Родственники зашептались, в ужасе глядя на Бориса.

Даже для такого позорного наследника, как я, это было слишком жестокое наказание. Говорят, в резонаторной капсуле некоторые маги умирали от болевого шока, а другие сходили с ума.

К тому же, процедуру проводили под наблюдением комиссии и всегда в государственных учреждениях – это был строгий закон.

Но не в этот раз.

Только что Борис продемонстрировал своё влияние и умение обходить законы.

Когда в зал вкатили громоздкую махину, очень похожую на несуразный стальной гроб с проводами, трубками, щипцами, крюками, магическими печатями и креплениями для обездвиживания жертвы, одна из дам упала в обморок.

– Боже мой! Борис, останови это безумие! – выкрикнул кто-то из родственников.

Но отец будто не заметил всеобщего ужаса.

Он поднялся с кресла и посмотрел на меня так, что холодок пробежал по спине.

– Ты готов, сынок?

Я глянул в сторону резонаторной капсулы, а потом молча направился к ней. И если б в этот момент я сказал, что мне не страшно, то соврал бы.

Было жутко настолько, что вспотели ладони, а в ногах появилась слабость.

Но я продолжал идти к капсуле.

Воображение уже нарисовало, как меня привязывают ремнями, как крышка стального гроба захлопывается, как вокруг вспыхивают магические печати, заканчивается воздух, как трубки с раствором проникают под кожу, а провода вонзаются в мышцы, как всё тело парализует и выгибается, как барабанит сердце, натягиваются жилы, хрустят суставы, и как из моего плеча живьём вырывают…

– Сынок! – услышал я позади голос отца. – Остановись!..

Глава 2

Крышка капсулы неожиданно захлопнулась.

Захлопнулась прямо перед моим носом!

А ведь до неё оставалась всего пара метров. Два шага до цели, к которой я шёл столько лет!

– Открой капсулу, пока живой, – процедил я, сверля глазами слугу, который закрыл крышку.

– Сынок! – ещё громче позвал отец. – Ты сошёл с ума?! За кого ты меня принимаешь? Я всего лишь решил напугать тебя. Понадеялся, что мой нерадивый сын возьмётся за ум. Но ты не испугался, паршивец! Ну и что мне с тобой делать?

Из толпы родственников послышался выдох облегчения.

Я обернулся и посмотрел на отца.

– Вы же сами сказали, что степень наказания равна степени вины, а суровость процедуры оправдана всеобщим благом для общества. Так в чём дело?

Борис снова уселся в кресло.

– Нет, Илья. У меня для тебя совершенно другое наказание. Чуть менее суровое, но тоже на благо общества.

– Другое наказание? – Я едва подавил в себе гнев. – Почему другое?

Отец вскинул брови.

– У меня ощущение, что ты на меня злишься. А если бы я приказал тебя четвертовать прямо здесь, а потом передумал, то ты бы тоже злился?

Не ожидая ответа, он отдал бланк с решением Комиссии секретарю, после чего махнул рукой и велел слугам:

– Уберите капсулу! Живо! Верните её владельцу! Надеюсь, эта вещь нам никогда больше не пригодится!

Я не стал смотреть на то, как уносят машину для Избавления, а моя цель снова от меня отдаляется.

Отец поправил воротник мантии и опять заговорил, обратившись уже к ошеломлённым и побледневшим родственникам. А ужаснуться было чему. Так поиздеваться над собственным ребёнком – на такое был способен только поистине жестокий отец.

Хотя издевательства ещё не закончились.

Похоже, они только начинались, потому что отец снова поднял руку и объявил:

– Итак, господа! Моя воля насчёт младшего сына более милостива и благодушна! Я ссылаю его в Дальний Дом! Это в Гнилом Рубеже, если вы все об этом забыли!

После этого родственники будто онемели.

Оскар тут же покосился на меня, изучая мою реакцию. А реакция у нормального человека могла быть только одна: «Да вы с ума сошли! Уж лучше процедура Избавления!».

Папочка решил спровадить меня не просто подальше от княжеского дома перед важной свадьбой.

Нет, он решил меня убить. Официально сослать туда, где не выживают такие, как я. Недели через две-три ртутный алхимик встретит там лишь счастливую и прекрасную смерть.

Гнилой Рубеж.

Ещё бы.

Эти проклятые земли считались территориями со своими особыми законами, больше похожими на беззаконие. Гнилой Рубеж находился на юго-восточных границах, рядом с одной из Зон Морока с колдунами и землями магического народа Шаньлин. Там же стояли Хинские Рудники – заброшенные шахты, зараженные ядом.

Плюсом ещё и Хребет Шэн, где скрываются летающие кочевники.

Так что у меня, как у ртутного алхимика с первым рангом Пробуждённого Неофита, не было ни единого шанса создать даже годный магический щит, чтобы укрыться от ядовитых паров или атак таких сильных магов-разбойников, как летающие кочевники.

Это был приговор.

Но никто, конечно, не стал перечить главе Дома.

Лишь две моих двоюродных сестры-близняшки – Дарья и Нонна – покачали головами с пышными гривами рыжих кудрей и так печально на меня посмотрели, будто попрощались со мной у гроба.

Ну а потом голос подал дядька Евграф, отцовский младший брат:

– Ты отправляешь мальчика в Дальний Дом, Борис? Но туда уже сто сорок лет никого не отправляли. Как умер великий Михаил Васильевич, так и стоит усадьба. Староста только присматривает. Давно продали бы, да не можем. Мальчик там не выживет. Особенно с пятой кастой алхимика.

Он бросил на меня странный взгляд. Без симпатии, но и без ненависти.

Хотя за всё время знакомства с ним я не припомню, чтобы дядька Евграф хоть немного проявлял обо мне заботу.

Значит, тут было что-то другое.

«Дальний Дом» – так называлась одна из десяти усадеб Великого Михаила, легендарного предка, который и возвеличил род золотых алхимиков северо-западных земель – семьи Ломоносовых.