
Полная версия
Катрина: Падение Проклятых
– А где именно Карагеоргий победил янычар? – поинтересовался московский детектив.
– Решающая битва состоялась под Иванковацем.
– И началась там же? – уточнила Лиза.
– Верно. Началась тоже под Иванковацем.
– Где находится этот Иванковац?
– Это возле Чуприи. 155 километров по шоссе в сторону города Ниш.
– Далеко от Белграда, – подметила Лиза.
Алекс тоже так считал. Он задумался. Они знали теперь, где Черный Георг победил детей отнятой веры. Вроде бы складывалось всё, да не всё. Не вполне осознанная теория, похожая на предчувствие, заставила Риска продолжать вызнавать о географии тех событий:
– А где проходило сербское народное собрание, приведшее к битве под Иванковацем?
– В Остружнице.
– Это где?
– Сейчас это район Белграда в предместьях города. Фактически отдельный городок. Вы легко найдете на картах.
Одно из двух, подумал Риск. Либо Остружница. Либо Иванковац. Вот, где он найдет этих Валлкичей. Вот, где живет автор таинственного письма.
– Спасибо, ваши знания нам очень помогли! – с признательностью поблагодарил Алекс. – Скажите, а какую роль в восстании Карагеоргия против янычар сыграли Валлкичи?
Лицо доктора Лазоваца вытянулось в изумлении.
– Валлкичи? – переспросил он и озадаченно хмыкнул. – Никакого.
– Но ведь это было всенародное первое восстание сербов, а Валлкичи, насколько я понимаю, представляют древний сербский род, – настаивал Алекс.
– Откуда вы знаете про Валлкичей? – удивился Милорош Лазовац.
– Знакомый балканист-любитель подсказал.
Доктор Лазовац снял очки и протер линзы платком. Вид его сделался отстраненно задумчивым. Невидящим взором он уперся в танец теней от деревьев на припыленных дорожной пылью окнах. Риск обратил внимание, какими суетливыми стали пальцы сербского эксперта, как некрепко держаться очки в его напряженных кистях. Доктор Лазовац озадаченно вздохнул.
– Мне придется вас разочаровать. Валлкичи никак не упоминаются в связи с теми событиями.
– Странно, – прищурилась Лиза.
– Так вы полагаете, что герб с вашего письма принадлежит Валлкичам? – уточнил Милорош, проверяя чистоту очков на просвет.
– Да. Мы думали, вы заинтересовались нашим делом из-за них и могли бы дать больше информации.
– О, прошу простить, если создалось такое впечатление. Оно неверно. Извините. Я видел герб на изображениях, которые мне присылали русские коллеги, с которыми вы общались. Но если вы уже знаете, что герб принадлежит Валлкичам, добавить мне больше нечего. Валлкичи далеко не самые заметные исторические деятели. Они не оставили после себя ощутимого наследия.
– Вы так говорите, будто их династия прервалась.
– Скорее всего, так и есть.
Риск заметил, что из голоса доктора Лазоваца ушла прежняя легкость. Рассказывая о Валлкичах, он тщательно подбирал слова.
– А откуда вы знаете о Валлкичах, если они не такие уж заметные исторические фигуры? – поинтересовался Алекс.
– Поднял пару документов в архивах после того, как мне прислали герб, – простодушно улыбнулся Милорош Лазовац. – Вы так спрашиваете, будто не доверяете мне. Пойдёмте! Я вам кое-что покажу.
Доктор Лазовац водрузил очки на нос, накинул портфель через плечо и пригласительным жестом позвал за собой.
Он провел Алекса и Лизу из здания Исторического института Белграда через дорогу, пригласил в соседнее здание городского архива, где на входе показал вахтеру пластиковую карточку, с разрешением на допуск к работе с архивными материалами и провел на второй этаж, где встретился судя по всему со знакомой работницей архива. Худощавой высокой женщиной с черными волосами, собранными в тугой хвост. Выглядела она так, будто работает в сфере услуг, где необходимо хорошо выглядеть и постоянно контактировать с людьми. Хотя в архивах это было не так. Она выглядела умеренно нарядно, умеренно строго, с макияжем и маникюром. Слишком эффектно для работы в архиве. При этом лет ей было не меньше сорока. Этот облик Алекс уже не раз отмечал на улицах Белграда и что-то смутно начинал понимать об отношении сербок к своему внешнему виду.
Они с Милорошем радостно поздоровались и затараторили на сербском определенно на отвлеченные темы. Обмениваясь любезностями, вопросами и подробно делясь новостями. Минут через пять доктор Лазовац вспомнил и представил ей Алекса Риска и Лизу Волкову, им представил ее, архивистку Лильяну Марич. А потом сообщил ей, что ненадолго заглянет вместе со своими русскими знакомыми в архив.
– Можете ли нам да показати неке од ствари које су ме недавно занимале? – спросил Милорош.
– Наравно! Идемо! – с улыбкой кивнула архивистка.
Она провела карточкой по магнитному замку и завела в зал архива, где сразу почувствовался другой микроклимат, созданный специальной системой поддержания оптимальных условий для хранения ветхой бумаги.
Вчетвером они направились по узкому ряду между стеллажей. Архивистка и доктор Лазовац продолжали перекидываться легковесными разговорами. Попутно доктор Лазовац оборачивался и сообщал инструкции для работы с архивом. Все они сводились к простому «ничего не трогать руками без перчаток». А белые латексные перчатки были только у самой работницы архива.
Свернув направо и оказавшись в еще более тесном ряду, Лильяна Марич указала на бокс с документами, который в прошлый раз интересовал доктора Лазоваца.
– Да ли сте поново заинтересовани за Валлкиђи? – уточнила она.
– Баш тако, – подтвердил доктор Лазовац.
Открыв металлический ящик стеллажа, и найдя необходимую папку, архивистка вытащила старый альбом и положила перед ними на выдвинутый ящик.
– Напомните, что мы здесь делаем? – уточнила Лиза.
– Хочу показать вам последнее сохранившееся упоминание о Валлкичах.
– Вот как? Интересно, – протянула Лиза, многозначительно глянув на Алекса.
Милорош Лазовац достал из внутреннего кармана пиджака белые перчатки, надел их приступил к документам. Риск внимательно наблюдал за его действиями. Доктор Лазовац листал древние черно-белые фотографии, столь плачевного состояния, что было ясно: им определенно больше ста лет.
На фотографиях были то события из жизни города, то портреты людей, отделенных от дня сегодняшнего почти десятком поколений.
– Вот! – доктор Лазовац раскрыл альбом на странице с датировкой «1898» и отошел, показывая архивные фото Алексу и Лизе. – Это Валлкичи.
– Без дирања, молим, – (не трогая, пожалуйста), напомнила архивистка.
С древнего фотопортрета в старомодном костюме на Алекса Риска смотрел властный молодой и статный мужчина с бакенбардами. С густыми черными бровями и очень светлыми глазами. На нём был парадный фрак, под которым блестела почетная орденская лента. Гордая посадка головы и совершенно жесткий взгляд создавали впечатление человека сурового. Даже спустя ста с лишним лет смотреть на него было неприятно, несмотря на то, что он обладал очевидным благородством и даже красотой черт.
Сделанная архивными работниками подпись под фото почти стерлась. Разобрать можно было только фамилию «Валлкиђ» и то, что имя начинается на «З».
Рядом с его фотографией был другой портрет. Девушки примерно того же возраста. Может, лет на пять младше. Брюнетки с густыми локонами, обрамлявшими утонченной красоты лицо, в котором проглядывало нечто экзотическое, породистое и гордое. Волосы были подколоты в изысканный пучок, в котором блестела тонкой ювелирной работы диадема-венок с драгоценными камнями. Сложного кроя платье с высоким воротом покрывало изящные плечи и закрывало тонкую шею. И взгляд ее был чарующе пронзителен. Даже мятежен. Будто скрытые заботы одолевали ее. Она производила совсем иное впечатление, чем мужчина на соседнем портрете. Хотя оба неуловимо были похожи между собой. Подпись гласила:
«Катарина Валлкиђ»
– Како је лепа, зар не? – (как она красива, не правда ли?), с умилением улыбнулась Лильяна Марич.
Алекс и Лиза вопросительно посмотрели на доктора Лазоваца, ожидая перевода.
– Восхищается внешностью, – объяснил он.
– Да, запоминающаяся внешность, – согласился Риск. – У обоих. Кем они друг другу приходились?
– Сейчас!
Милорош Лазовац достал другую папку с документами и вынул оттуда другой альбом, в котором хранились распечатанные сканы документов за тот же период. Полистав немного, он нашел короткий документ, в котором говорилось о том, что при участии меценатов было построено и открыто здание музея. Далее приводился список почетных гостей из числа меценатов, присутствовавших на открытии. Среди которых значились Заран Валлкич с дочерью Катариной.
– Они совсем не похожи на отца и дочь, – нахмурилась Лиза.
– В те времена фотография скрывала возраст и морщинки. На точности и детальности изображения сказывались многие факторы, – объяснил доктор Лазовац и подытожил: – Это последнее упоминание, которое удалось найти о Валлкичах. Фото тогда делали редко. Выпуски газет особо не хранили. А в известных документах XX века Валлкичи не упоминались. Случилась Первая мировая война, затем Вторая, смена власти, затем балканские войны 90-х. В общем, многое утеряно.
– Информации не много, но всё весьма познавательно, – признал Риск и поблагодарил по-сербски: – Пуно хвала!
Попрощавшись с архивисткой Лильяной Марич, доктор Лазовац проводил Алекса и Лизу до улицы, где они тоже простились, договорившись, что будут на связи, если возникнут новые факты.
Время приближалось к двум часам дня. Яркое балканское солнце бросало короткие тени, подчеркивая ажурные фасады старинных зданий. На улицах стоял зной, асфальт ярко блестел, торговцы-частники выкатили холодильники с прохладительными напитками под солнечными зонтами. Алекс и Лиза прогулялись по городу в поисках симпатичного ресторана и зашли в первое понравившееся местечко, название которого толком не смогли произнести, потому что оно целиком состояло из согласных букв «Скрб»12. Такое в Сербии встречалось частенько. Площади назывались «трг», сады «врт», кресты «крст», и это не было сокращением, таков сам сербский язык.
Они устроились возле окна в уютном интерьере, обильно украшенном ампельными петуниями в подвесных кашпо. Заказали уштипцы с айваром и чевапчичи с каймаком под добрую порцию картофеля фри, который в Сербии называли «помфритом» и никак иначе. Уштипцами назывались воздушные котлеты из говядины вперемешку с сыром, рубленным беконом и ветчиной. Айвар представлял из себя икру из печеной паприки. Колбаски на гриле из рубленого мяса по виду похожие на кебаб, но совершенно другие по вкусу, носили название чевапчичи. В последнее время они встречались даже за пределами Сербии. А каймаком оказался белый кисломолочный соус, напоминавший подсоленный сыр маскарпоне. Все блюда подали в стильной посуде Бойя Фарфор от белградского дизайнера. Букет гастрономических впечатлений дополнило местное спиртное. Алкогольными напитками ни Алекс, ни Лиза не увлекались, но уж больно любопытно стало попробовать легкое малиновое вино, и они заказали по бокальчику.
За обедом они то обменивались восторженными впечатлениями о сербской кухне, то обсуждали расследование. Алекс выложил на стол загадочное письмо из притона упырей и несколько раз перечитал. Он так часто его перечитывал, что строки ясно всплывали перед ним, стоило ему закрыть глаза.
– Завтра едем в этот Иванковац? – спросила Лиза. – Туда, где Карагеоргий победил янычар.
– А потом в Остружницу. Есть смысл заехать туда на обратном пути.
– Жутковатое название. Похоже на острог. Но согласна, надо проверить все варианты. Сначала в Иванковац, ведь там произошла битва. К тому же, он расположен аж за полторы сотни километров от Белграда. Не хочется оставлять такой вояж на десерт.
Лиза отпила вина и с любопытством рассмотрела его насыщенный алый цвет.
– Погоди-ка… я понял! – ликующе воскликнул Алекс и передал письмо Лизе. – Смотри, автор использует оборот «восстал победить». Это может означать не бой. Не Иванковац. А место, где началось…
– Сербское восстание! – в один голос с Алексом, подхватила Лиза. – Точно!
– Как профи мы должны проверить все варианты, но определенно стоит наведаться в эту Остружницу, – решил Алекс.
А Лиза подняла бокал и победно произнесла:
– Таинственное письмо официально разгадано!
Они чокнулись бокалами и допили малиновое вино. В деле определенно наметился прорыв. Вот-вот они найдут того, кто призывает потомка Константина Крестоносца.
После заката, добравшись до своей квартирки на улице Димитрия Туцовича, Милорош Лазовац плотно закрыл двери на все замки. Взглянул на часы. Выглянул в окно, наблюдая, как гаснет огненная арка уходящего дня. И позвонил по номеру, записанному в памяти телефона просто как восклицательный знак.
Прошло долгих семь гудков прежде, чем на звонок ответили.
Вместо привычного приветствия, на том конце провода застыло лишь молчание. Угрожающая тишина. Ничуть не смутившая Милороша.
Он тут же заговорил:
– Здраво Катрина! Данас руси су ми дошли. Млади човек и млада жена. Приватни детективи. Питали су за твоју породицу. Шта се дешава? – (что означало: Здравствуй, Катрина. Сегодня ко мне приходили русские. Парень и девушка. Частные детективы. Спрашивали о твоей семье. Что происходит?).
Глава 4. Валлкичи
Глубокий бас сотряс красный мрак.
Алые лазерные лучи замигали, закружились, разрезая темноту ночного клуба. Девичий голос Grimes13 несся размазанной гипнотической мантрой. Толпа темными тенями качалась, будто в трансе, в слаженном живом единстве праздности. А потом сверлящие электронные ритмы пронзили тягучее эхо музыки в быстром ритме. И черно-красный мрак застрочил белыми вспышками. Публика пустилась в энергичный пляс, прыгая всем залом.
В этом всеобщем забвении через толпу спешно пробивался испуганный иностранец. Короткостриженый. В мешковатой одежде цветов, подходящих для полевых военных операций. Он бежал, оглядываясь, с силой расталкивая людей. А сил ему было не занимать. Из-за чего вслед за ним в толпе росла прогалина, видная со второго яруса клуба.
Бледный широколицый брюнет Негомир, наблюдавший за залом с технического балкончика, сообщил в переговорное устройство:
– Обра́зный движется от сцены в сторону служебного выхода. Второго пока не наблюдаю.
Иностранца преследовал слаженный отряд, возглавляемый стройной брюнеткой со снежно-белой кожей и идеальным геометрически ровным каре. В строгом черном тренче, вооруженная Т-образным пистолетом-пулеметом Heckler & Koch MP7 в одной руке и странным хромированным пистолетом в другой, она шла совсем не торопясь. Даже не сомневаясь, что цель от неё не уйдет. У них всё было схвачено.
На расстоянии от неё двигались двое крупных мужчин в похожих черных плащах с вышитым балканским орнаментом. Элиен и Петрош были вооружены компактными российскими автоматами АМ-17, разработанными концерном Калашников.
Таких как они, обученных воинов, называли стражами Триумвирата.
Иностранец налетел на дверь в служебное помещение и обнаружил, что она закрыта. Он попытался вышибить её плечом. Металлическая, дверь поддалась его напору уже со второго удара. Но промедление было критическим. Брюнетка вскинула литой хромированный пистолет и сделала выстрел. Капсульная стеклянная пуля с жидкостью попала точно в шею иностранца, когда он ввалился в коридор служебного помещения. Выстрел его не убил и даже, казалось, не ранил. Он выдернул пулю и обнаружил, что жидкости в ней больше нет. Стеклянная капсула опустела, а её содержимое уже струилось по его венам. Испугавшись еще больше, он побежал со всех ног.
Преследующая его брюнетка перецепила пистолет за карабин на поясе и сообщила в переговорное устройство:
– Тормозящая сыворотка введена. Начинаем захват. Продолжайте выискивать второго. Он где-то рядом.
Завершив отдавать приказы, она сорвалась с места и помчалась за иностранцем по служебному коридору. Тот оторвался вперед. Столкнулся с кем-то из работников клуба, отшвырнул его на стену и вышиб собой дверь в переулок. Брюнетка легко перепрыгнула упавшего работника клуба и выбежала в переулок. Оттолкнувшись от стены ногами в высоких лаковых сапогах, она прыгнула на иностранца, сбила его с ног и повалила на землю.
Тот попытался вырваться, скинуть ее. Но она уже заламывала ему руки, продевая в железные кандалы. Двойной щелчок, и дело было сделано.
Вместо того, чтобы сдаться и пасть духом, иностранец засмеялся.
– Что смешного? – ударив его лицом об асфальт, спросила брюнетка. В ровной прорези её рта сверкнули острые клыки.
Иностранец с торжеством поинтересовался:
– А ты разве не чуешь второго?
Девушка вскинула голову в тот момент, когда её сшиб второй иностранец в похожей одежде. В руках его блестел нож с лезвием, покрытым белым металлом. По напряжению мышц, по тому, как он обхватил рукоятку, было понятно, вот-вот он вонзит острие ей в грудь.
Он прижал брюнетку к земле и самодовольно прорычал ей в лицо:
– И ты еще называешься наёмницей Триумвирата?
Теперь рассмеялась брюнетка.
– Я не наёмница. Я всего лишь её подданная.
Из передатчика в её ухе раздалось:
«Митра, мы идем!»
В следующее мгновение переулок перекрыли Элиен, Петрош и Негомир. Раздался выстрел. Пуля с капсулой угодила в шею второго иностранца. Он попытался напасть на стражей. Но Митра быстро вскочила и подстрелила ему ногу. Он упал, не завершив рывок в сторону Элиена.
– Наемница не провозилась бы с вами целых полчаса, – усмехнулась Митра, забирая нож иностранца. – После встречи с наёмницей вас бы тащили в мусорных мешках.
Стражи не позволили иностранцам сбежать из переулка. Их забили прикладами. Разбили лица ногами. Накинули на голову мешки. На второго тоже надели кандалы. Обоих пленников запихнули в подъехавший черный фургон.
Митра прошла через перекресток к своей машине, черному «Ягуару JX6» 1983 года, и поехала вслед за фургоном. Их конвой двигался по Белградским улицам не быстро. Ехали они к самым окраинам города, где тянулись шоссе, высились холмы и перелески.
Через полчаса машины свернули на бездорожье. Проехали несколько минут по кочкам и остановились на земляной площадке перед обветшалым двухэтажным домом второй половины XIX века. В тихом месте за Белградом среди черных ночных холмов, неиспользуемой ветки железной дороги и бетонных заборов заброшенных промышленных предприятий, разбросанных в радиусе пары километров.
Двух пойманных иностранцев вытолкали из фургона. Подбили им ноги и поставили на колени. Их руки оставили связанными, и мешки с голов не сняли. Петрош и Негомир остановились рядом, держа их затылки на прицеле компактных автоматов АМ-17.
Митра вышла из «Ягуара», поглядывая на пленников с опаской, придерживая свой пистолет-пулемет MP7 наготове. И направилась к ветхому дому, производившему довольно жуткое впечатление. На фоне облупившихся стен выделялись окна, закрытые современными металлическими экранами из матовой черной краски. На черепичной крыше установлены камеры, датчики движения и тепла. Вход в дом перекрывала бронированная дверь с электронным замком.
Приложив руку с имплантированным в кисть чипом-ключом к экрану электронного замка, Митра вошла в дом. Внутри раздавались стоны и рычания. Вскрики, повизгивания и звон цепей.
Среди квадратных бетонных колонн, державших потолок, в полумраке стояли мониторы систем наблюдения, мигали индикаторы компьютерных серверов, медицинские процедурные столы для инструментов, два стола для операций, а единственным источником освещения служил подвешенный под потолком хирургический светильник с шестью иллюминаторами прожекторов. В покрытом бурыми пятнами полу вокруг столов были оборудованы стоки для крови.
Посреди столь необычного убранства в экстазе кричала и извивалась стройная женская фигура, затянутая в блестящий черный латекс с ног до головы. На лице светлели прорези для глаз и рта. Такие же прорези имелись в других местах костюма. Она висела, закованная в цепи и судорожно хваталась за обнаженного мужчину, который одной рукой душил ее, а другой крепко обхватывал за бедра, наваливаясь на неё всем своим крепким телом с животным неистовством. Он заканчивал их дикую и необузданную близость. Его губы почему-то были в крови, и кровь стекала по шее на мускулистую грудь.
Появление Митры во время их секса ничуть не смутило этого рослого широкоплечего серба с черными волосами до плеч и густыми бакенбардами. Его партнерша и вовсе не помнила себя от наслаждения, она была истощена, пьяна и одурманена. А Митру ничуть не смущал момент, в который она вошла. Она невозмутимо выждала, когда они закончат. Когда её хозяин снимет с цепей свою партнершу, заключит в объятья и погрузит свое лицо в её шею. А потом отправит «переодеваться» для продолжения, оставив разорванный окровавленный след на её шее. Пошатываясь, придерживаясь за бетонные колонны, девушка в латексе оставила их с Митрой одних. А серб стал одеваться. И одежды его были дороги и необычны. В облегающем элегантном фасоне угадывались черты нарядов давно минувших эпох, напоминавших о временах монархий.
На стройном прессе застегнулись пуговицы классических черных брюк. Клацнул ремень. На широкий торс скользнула шелковая черная рубашка с необычными манжетами почти до локтя. Он застегнул всего четыре нижних пуговицы. А сверху элегантно сел строгий жаккардовый камзол, расшитый агатом. На плече камзола вышивка сплеталась в герб: роза и меч складывались в косом перекрести на фоне латинской V.
В довершение своего наряда, он заправил украшенный золотом пистолет за пояс и повернулся к Митре.
– Говори, – наконец, позволил он.
– Лорд-маршал Вэллкат, – с почтением медленно поклонилась Митра, будто испытывая истинное наслаждение от служения этому господину. – Ваша воля исполнена. Мы поймали их. Они во дворе.
Зан Вэллкат молча обратил свои желтые глаза в обрамлении черных лимбальных колец к мониторам камер наблюдения. И также молча кивнул. Едва заметно.
Они с Митрой вышли во двор под россыпью звезд чернильно-черного небосклона, какой бывает лишь в южных странах. На мужественном подбородке Зана по-прежнему краснела кровь. Он внимательно рассмотрел пленников, отметил для себя их простую одежду на крупных телах и сорвал с голов обоих мешки.
– Им введена тормозящая сыворотка, – услужливо сообщила Митра из-за плеча Зана.
Сербский лорд-маршал едва заметно кивнул, неотрывно рассматривая двоих иностранцев. Брезгливо. С отвращением. Но в лицо он их не знал. А они рассматривали его. Со страхом.
Ибо узнавали его.
Зан достал пистолет и мгновенно застрелил одного из пленников двойным быстрым выстрелом. В сердце и в голову. Тот даже не успел вздрогнуть от пули, разорвавшей его миокард, как вторая пуля высадила из его затылка розоватый всплеск разворошенного мозга. Застреленный иностранец покосился назад, всё еще стоя на коленях уже мертвый, и свалился на землю.
– Нужен только один, – через плечо бросил Зан Митре.
Второй иностранец с бешенством оскалился. Убийство друга не вселило в него ужас. Смерти он определенно видел и не раз. Но вот персона Зана Вэллката вселяла в него животный трепет.
Лорд-маршал Вэллкат заговорил, качнув пистолетом в руке:
– Знаешь, почему люди стремятся к вечной жизни?
Иностранец сцепил зубы, попытался вырваться из оков, но не мог. Кандалы на руках ему были не по силам.
– Плевал я на такую чушь. Ближе к делу! – огрызнулся пленник.
– Потому что человеку не дано понять степень мучений, которую перед живой плотью открывает бессмертие, – продолжил Зан, даже не дослушав, будто тот ничего не говорил. – Это безграничная пропасть. Всепоглощающая. Стирающая твою личность. В мучении бессмертие становится страшнейшим из всех проклятий. Ты ведь понимаешь это.
Пленник попытался воззвать к здравому смыслу своего похитителя:
– Не совершай ошибки. Мы связаны вековыми договорённостями! Ты не можешь творить с обра́зными всё, что вздумается.
Зан Вэллкат и это будто бы не услышал.
– А знаешь, как меня прозвали османы? – наклонил он свое снежно-белое лицо к пленнику.
– Да. Ты Мучитель Паннонский. Не удивил. Я знаю, кто из лордоков заведует Балканами. Лучше скажи, где мы? И почему твои стражи меня притащили сюда?
Зан вдавил горячий ствол пистолета ему в лоб и выпрямился, глядя сверху вниз.
– Ты в специальном месте. Этот дом принадлежал албанской мафии. Здесь под потранажем европейского политического истеблишмента из тел похищенных сербов вырезали органы и отправляли под видом дипломатических грузов в бывшие колониальные империи и страны «цивилизованного» мира. Британию, Францию, Германию, США. Чтобы пересадить органы в тела состоятельных паразитов рода человеческого. Золотому миллиарду, как они себя называют. Торговля органами это серьезный бизнес, который нельзя вести без ведома лордоков. Когда я узнал, что здесь происходит, я был вне себя от бешенства. Как такое могли не согласовать со мной? Чтобы творить столь дерзкие вещи прямо на моей земле, нужно спросить у меня разрешения. Нужно платить мне дань. И потому я познакомил бывших владельцев этого места с правилами этикета. Аннулировал их деятельность, превратил их тела в золу и забрал это место себе. Но ты со своими сородичами тоже творишь дерзкие вещи на моей земле. И поэтому ты здесь. Сюда я привожу шлюх, которых не собираюсь оставлять в живых, и псин из твоего вида. Я не потащу такую вонючую псину, как ты, в темницы моей фамильной обители. Но и здесь, поверь, ты сполна вкусишь боль.