Притчи о любви и смерти

Ольга засмеялась.

«Врешь. Ты был самым сообразительным в классе».

«В гуманитарных науках – да. В истории, литературе. А физика… Оль, я до сих пор не понимаю, как работает лифт. Верю на слово, что он ездит вверх-вниз».

Разговор тек легко и непринужденно, как ручей. Они вспоминали учителей, смешные случаи, первую любовь. Ольга рассказывала, что работает менеджером в логистической компании, много путешествует. Марат говорил о своем бизнесе, о сложностях.

«А помнишь Наташку Рыкову?» – спросила Ольга.

«Рыкову? Ту, что с нами с первого по седьмой класс училась? Рыжую, с косичками?»

«Да-да, она самая. Она вышла замуж за итальянца и уехала в Милан. Пишет в инстаграме про сыр и вино».

«Ну надо же, – Марат задумался. – А я ее представляю вечно с содранными коленками».

«Это ты ее с кем-то перепутал, – улыбнулась Ольга. – Наташка была очень аккуратной. Это ты вечно был в царапинах и синяках. Вечный заводила. Помнишь тот раз, когда ты в седьмом классе полез драться с тремя девятиклассниками».

На другом конце провода наступила тихая пауза, а затем Марат рассмеялся.

«Боже правой, я об этом почти забыл. Эти «горе-джентльмены» решили, что имеют право комментировать твою новую куртку. Да еще такими словами».

«А ты подошел и сказал, что так с девчонками не разговаривают, – голос Ольги стал тише, почти шепотом. – Они тебя, конечно, не послушали».

«И я, как дурак, полез в драку. Без шансов, конечно. Мне тогда так накидали, что я неделю ходил с фингалами, а дома пришлось врать, что с велосипеда упал».

«Но они после этого ко мне никогда не приставали, – добавила Ольга. – И не только они. В тот день… в тот день ты был для меня настоящим героем».

«Героем с разбитой губой и в рваной рубашке, – усмехнулся Марат. – Стыдно вспомнить, как я ревел от бессилия потом, за гаражами».

«Ты не ревел. Ты просто был очень зол. И говорил, что надо было взять палку».

Он снова засмеялся.

«Надо было. Но зато какой урок я получил. Сила – не в мышцах, а в умении договариваться. Или, в крайнем случае, в правильном выборе партнеров для драки. Жаль, до этого пришлось доходить своим глупым семиклассным мозгом».

«Зато я запомнила это навсегда», – просто сказала Ольга.

«А помнишь Помнишь Сергея Ветрова?» – поинтересовался Марат.

«Того зазнайку, что у нас старостой был?»

«Его самого. Мы с ним после института в одном бизнесе начинали. Я тогда вложил в общее дело все свои сбережения, плюс отец помог. А Ветров… Ветров в итоге провернул такую аферу, что я остался не то, что у разбитого корыта – у корыта, которого и в помине не было. Чуть не подвел отца под монастырь».

«Что же ты сделал?» – тихо спросила она.

«Что сделал? – Марат вздохнул. – Ничего. Выпустил его на все четыре стороны. Отец советовал подать в суд, прижать, но… знаешь, я посмотрел на него, на этого Ветрова. Он был жалок. Труслив и жалок. Я понял, что месть ничего мне не даст. Только время отнимет. Я просто вычеркнул его из жизни. И пошел работать так, как будто ничего не случилось. С нуля. Это был хороший урок. Доверяй, но проверяй. И еще – никогда не бери в партнеры друзей. Друзья должны оставаться друзьями».

«Ты всегда был слишком хорошим, Мар», – прошептала она.

«Неправда. Я просто ленивый. Злиться, мстить – это слишком энергозатратно. Проще простить и двигаться дальше».

Повисла небольшая пауза.

«А ты как, Оль? – спросил Марат, переходя на более серьезный тон. – Семья, муж, дети?»

«Нет, – быстро ответила она. – Ни мужа, ни детей. Были… отношения. Не сложилось. Работа съедает все».

«Жаль. Ты бы могла стать прекрасной матерью. Помнишь, в начальных классах, ты всегда возилась с отстающими, помогала им? У тебя был дар. Терпение».

«Дар… – она горько усмехнулась. – Куда-то делся, видимо».

«Не верю. Дары никуда не деваются. Они просто ждут своего часа. Вот увидишь».

Помолчав, он вдруг спросил:

«А помнишь, в десятом классе, на уроке истории, мы спорили о профессиях? И ты заявила, что хочешь… нет, даже требовала, чтобы девочек тоже брали в армию. Говорила, что хочешь быть сильной, научиться по-настоящему постоять за себя. Все тогда глаза вытаращили, даже учительница».

Ольга улыбнулась в трубку, и в ее улыбке была какая-то далекая, сокровенная грусть.

«Помню. Мне тогда казалось, что это единственный способ стать неуязвимой. Что форма и оружие дают какую-то защиту».

«Ну и что? – мягко поинтересовался Марат. – Рада теперь, что твоя детская мечта не сбылась? Что не стала ты «военной, Ольгой», с автоматом наперевес? Сложно представить тебя на плацу».

Ольга не ответила сразу. Она смотрела в окно на медленно плывущие в сизой дымке облака.

«Да, – наконец выдохнула она. – Сложно представить. Жизнь повернулась иначе».

«И слава Богу, – искренне сказал Марат. – Мир и так слишком жесток. Лучше уж ты, с твоим терпением, где-нибудь в логистике, налаживаешь мирные процессы. Это куда полезнее».

«Возможно, ты прав, – ее голос прозвучал отрешенно. – Возможно…»

«Какой ты, оказывается, романтик, Марат. Никогда бы не подумала», – сменила она тему, заставляя себя вернуться в русло светской беседы.

«Во мне много чего есть, чего никто не знает, – загадочно сказал он. – Вот, например, я стихи пишу».

«Что?» – Ольга не поверила своим ушам.

«Да. Глупые, наивные. Никому не показываю. Алине, жене, пару раз читал, она смеялась».

Ольга рассмеялась, и этот смех на секунду стал настоящим.

«Они должны быть смешными. Ты же в школе на литературе только Бродского мог цитировать, потому что там мата много».

«Вот именно! А в нормальной поэзии – одна «любовь-морковь». Сложно это».

Они снова замолчали, каждый в своих мыслях.

«А ты счастлив, Мар?» – спросила Ольга вдруг.

Он не ответил сразу.

«Счастлив? – переспросил он. – Не знаю. Я… удовлетворен. У меня есть дело, которое я люблю. Есть Алина. Она замечательная. Есть планы. Вот этот контракт – он откроет нам дорогу в Европу. Это важно. Это не просто деньги, Оль. Это… смысл. Немного пафосно, да?»

«Нет, – тихо сказала Ольга. – Не пафосно».

«А помнишь, как мы с тобой мечтали уехать из города? Просто сесть на поезд и уехать куда глаза глядят?»

«Помню. У меня были с собой бутерброды с колбасой, а у тебя – карта СССР. Мы сидели на вокзале целый час, решая, куда же поедем. В Крым или на Байкал».

«В итоге никуда не поехали».

«Потому что ты сказала, что мама будет волноваться. А я не мог тебя оставить одну».

«Да, – прошептала она. – Ты не мог».

Пауза затянулась. Ольга слышала в трубке лишь ровный гул двигателя и тихую джазовую музыку. Она закрыла глаза, представляя себе картину: он в мягком салоне, откинувшись на спинку сиденья, жена, Алина, возможно, смотрит в окно. На этот мир, который так не справедлив, именно в эту минуту.

«Марат, – сказала она, и ее голос вдруг дрогнул, предательски сдав на последнем слоге. – Мне очень жаль».

«Что? – он не понял. – Оль, что случилось? Ты в порядке?» В его голосе послышалась мгновенная, искренняя тревога.

Она заставила себя сделать ровный вдох. Ее пальцы сжали телефон так, что кости побелели.

«Мне очень жаль, если я тебя когда-нибудь обижала. В школе. Или потом. Я никогда не хотела. Никогда».

«Ольга, что ты такое говоришь? – он засмеялся, но смех прозвучал натянуто, с нотой растерянности. – Ты? Меня обидеть? Да ты была единственным человеком, который ко мне всегда относился… по-человечески. Без подобострастия, когда у отца дела пошли в гору, и без зависти. Всегда прямо. Я тебе за это благодарен. До сих пор. Ты как глоток чистого воздуха из другого времени».

«И мне жаль, что все так происходит сейчас, – добавила она так тихо, что слова почти потонули в шипении связи. – Очень жаль».

«Что? Оль, не слышно, помехи. Ты плачешь?» – его голос стал мягче, заботливее. Этот тон был последней каплей.

Ольга с силой сжала веки, заставляя внутреннюю дрожь утихнуть. Когда она заговорила снова, ее голос был сухим и ровным, как пустыня перед бурей.

«Нет. Все в порядке. Езжай. Передавай привет Алине».

«Конечно, она как раз только села в машину, – Она услышала, как он отстраняет телефон ото рта, и его голос становится приглушенным, обращенным к жене. – Алин, с ума просто сойти можно. Это Ольга. Ольга Семенова, моя одноклассница, помнишь, я рассказывал про ту самую, что на крышу со мной лазила?.. Да, та самая. Невероятно, да?»

Его голос, полный тепла и легкого недоумения, вернулся в трубку, ближе и четче.

«Ольга, Алина шлет те…»

Он не договорил.

В трубке послышался резкий, короткий хлопок. Не громкий, приглушенный, скорее похожий на звук лопнувшего воздушного шарика или на то, как машина наезжает на небольшую, но твердую кочку.

Прямо в это мгновение Марат сделал легкий, едва слышный вдох, будто собирался продолжить фразу. Вдох так и остался незавершенным.

Вместо слов послышался странный, короткий звук – нечто среднее между щелчком и мягким стуком. Будто тяжелый, влажный предмет с силой ударился о кожаную обивку подголовника.

И всё.

Ни крика, ни хрипа. Ни звука.

Тишина в салоне стала иной – густой, абсолютной, звенящей. Ее нарушил лишь сдавленный, недоуменный вздох Алины, сменившийся через секунду леденящим душу, пронзительным визгом, в котором не было ни капли понимания, только чистый, животный ужас.

«Марат?! Марат! Нет! НЕТ!» – ее крик нарастал, переходя в истерику.

Голос водителя, дрожащий и сорванный: «Марат Ильдарович? Господи! Марат Ильдарович! Что это?! Что случилось?!»

Ольга медленно, очень медленно опустила руку с приклада. Она не двигалась, застыв у окна. Ее лицо было маской, высеченной из белого мрамора. Ни единой слезинки, ни одной морщинки. Только абсолютная, леденящая пустота.

Она снова поднесла телефон к уху. И слушала. Слушала этот нарастающий хаос отчаяния и ужаса, единственным свидетелем которого была она. Слушала, как рушится мир в салоне той машины.

Потом, без малейшей дрожи в руке, она тихо, почти нежно, положила трубку. Раздался короткий гудок, обрывающий связь. Связь со всем, что только что произошло. Связь с ним.

Ольга вышла из номера, взяв с собой неброский металлический кейс. Она спустилась по лестнице, вышла через черный ход в узкий, грязный переулок. Во дворе ее ждала машина, старенький седан. Она села на пассажирское сидение.

Ольга, женщина с пустыми глазами и чемоданом, в котором лежали осколки ее прошлого и инструмент ее настоящего. Бывшая одноклассница. Бывший друг. Снайпер.