Мое темное желание

Он задержал нож почти у меня между ног. Машинально облизал губы.

– Ты ведь могла бы стать одной из них.

Все мое тело ожило, под кожей всюду чувствовался участившийся пульс. Я хотела большего. Но вместе с тем вообще не желала с ним связываться. Разум подсказывал, что такой, как он, окажется паршивым в постели. Он обладал всеми чертами, не свойственными умелому любовнику. Слишком эгоистичный. Слишком красивый. Слишком самовлюбленный. Но я бы все равно согласилась. Я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Ему не составляло труда встретиться со мной взглядом. Он не психопат. Нет. А кто-то совершенно иной. Единственный в своем роде монстр.

– Сделка с дьяволом?

Зак смотрел на меня свысока, весь будто замерзшая тундра.

– Единственное, что теряешь в такой сделке, – свою душу, а она мало чего стоит.

В горле встал ком, не позволяя мне произнести ни слова. Я прокашлялась, впиваясь ногтями в ладонь.

– Откуда ты знаешь?

Он пожал плечами, так и не убрав нож от моего тела, в котором кружило тепло.

– У большинства ее вообще нет.

– Может, у меня тоже нет души.

Ты сейчас в самом деле говоришь с Закари Саном о душах? Что с тобой не так?

Ответ, само собой, – многое. Полно всего, если честно. Но каждая минута, которую мы проводили за разговором, спасала меня от удара ножом.

Да, именно поэтому, Фэй. Продолжай себя в этом убеждать.

Зак стал выводить легкие круги тупой стороной ножа, отчего по всему телу разлилось возбуждение.

– Есть.

– Откуда тебе знать?

– От тебя так и разит ею. – Под гладкой золотистой кожей заходили желваки. – А я собиратель душ.

Ты пьян? С виду непохоже, но говорил точно как пьяный.

Я хотела спросить, но сумела вымолвить лишь:

– Ты собираешь души?

– Это самая недооцененная валюта в мире. Все ее хотят, но души очень трудно достать. Поэтому люди приобретают предметы искусства. Искусство позволяет почувствовать себя живым.

– Только если уже живешь.

– Даже если ты на волосок от смерти, – возразил он, выводя непонятный узор на моей коже. И только я подумала, что Зак остался совершенно невозмутим, как он опустил взгляд. Лезвие коснулось крошечного участка обнаженной кожи над поясом. – Как только я заполучаю чью-то душу, ее обладатель становится пешкой в моих руках.

На фоне неадекватности этого мужчины Майкл Майерс[25] походил на телепузика. Можно написать целую диссертацию о том, как хорошо ему удавалось скрывать это за божественной внешностью и безупречными манерами. Я гадала, подслушивали ли нас Вера с девочками. С этого ракурса мы видели только пустой дверной проем, но они на такое вполне способны. Сочные сплетни они любили не меньше, чем наблюдать, как меня наказывают.

Я постучала себя по губам.

– Знаешь, что я думаю?

– Нет. Можешь оставить при себе свое непрошенное мнение. Похоже, у тебя и так ничего нет.

Я пропустила его колкость мимо ушей.

– Ты что-то скрываешь. Ты не похож на человека, который носит с собой оружие, – сказав это, я поняла, что на самом деле вовсе не напугана. Зачарована, зла, готова к бою? Само собой. Но напугана? Как бы безумно это ни звучало, я не чувствовала себя в опасности, даже когда его нож был нацелен прямо на меня.

Зак покачал головой.

– Ты понятия не имеешь, какой я человек.

Он окинул мое тело темным блестящим взглядом. Я воспользовалась возможностью, чтобы перехватить нож. Хотела взяться за рукоятку, но нечаянно задела его пальцы своими. Зак резко втянул воздух сквозь зубы и отпрянул, будто мое прикосновение оставило на нем отпечаток. Выражение его лица стало свирепым. Он отшатнулся, его взгляд остекленел от эмоции, которую я никогда не видела. Ни у него. Ни у кого-либо еще. Он с громким стуком налетел спиной на раковину. Я так удивилась его бессознательной реакции, что тоже отошла в противоположную сторону.

– Не прикасайся ко мне. – Его слова прозвучали как никогда резко. На сей раз он не шептал, не цедил, не говорил хриплым голосом. Эти простые слова были напрочь лишены контроля.

Вопреки здравому смыслу, я выпрямилась и расправила плечи. Меня будоражила мысль о том, что я каким-то образом повернула ситуацию в свою пользу. В чем бы ни заключалась твоя слабость, я ее найду. А потом буду давить, пока ты не истечешь кровью.

Я вцепилась в край столешницы, стараясь унять жажду крови. Сердце билось так сильно, что я боялась, как бы оно не пробило грудную клетку и не вырвалось из тела. Такой больничный счет мне не по карману.

Зак сжал нож дрожащими пальцами. Я мысленно воспроизвела последние несколько секунд. Он велел мне не прикасаться к нему, а не к его ножу. Это могло ничего не значить, но чутье подсказывало иначе.

Я призвала всю свою уверенность, не сомневаясь, что оказалась на правильном пути.

– И что? Теперь убьешь меня?

Мышцы живота горели. Я чувствовала себя заряженной. Словно провод под напряжением. Меня переполняли злость, раздражение и жизнь. Я хотела наброситься на него и задушить. Завершить ту партию в го. Показать ему, из чего я сделана. Я не могла припомнить, когда в последний раз кто-то, кроме папы, вызывал у меня какие-то чувства. Друзья, парни, знакомые – все они появлялись в моей жизни и исчезали из нее.

Зак стиснул челюсть, двигая ею из стороны в сторону. Все так же на всякий случай направлял нож на меня. Внезапно он будто задумался. Нужно отвлечь его.

– Ты хотел предложить мне сделку, – напомнила я. – Я слушаю.

Нехотя.

Он ухмыльнулся.

– Думаешь, ты заслужила сделку?

Красивый парень, уродливая душа.

– Думаю, потому что ты все еще здесь и гадал, кто я такая, так что, очевидно, нашел во мне то, что искал. Не позволяй своей гордости встать на пути к цели. Уверена, кругом и так полно людей, способных потешить твое непомерное эго. Мне ни к чему становиться одной из них. – По выражению его лица стало ясно, что я, на его взгляд, слишком много говорю, слишком упорно сопротивляюсь и в целом прихожусь сплошным источником беспокойства.

Он даже не дрогнул.

– Ты прислуга.

Резюмировал всю мою жизнь через мои рабочие обязанности. Мило.

– Я домработница, – поправила я и выпрямила спину без тени стыда. – А если хочешь перейти к самой сути вопроса, то я владею «Горничной в Мэриленде» со своей се… – Я чуть было не сказала «семьей», но они не заслуживали так называться. Отнюдь. – Главным образом со своей мачехой.

Зак подошел ближе, взяв себя в руки после странного эпизода между нами.

– Твоя мачеха никчемная.

Я снова почувствовала его запах. Неповторимый свежий аромат, который навевал мысли о скандинавских лесах и безжалостных зимах. Может, я и умная, но о моем теле того же не скажешь. Даже будь Зак Сан дьяволом, я бы охотно позволила ему утащить меня во мрак. Я была Персефоной, готовой последовать за ним в преисподнюю.

– Неправда. От нее много пользы. Если однажды не сможешь заснуть, попроси ее рассказать о своих тяготах с гардеробом.

– Чего я не понимаю… – Он крепче сжал нож, поднеся тупой край к моей ключице, и очень медленно провел им по горлу. У меня перехватило дыхание. – …так это почему единственный в этой семье человек с функционирующими мозгами оказался у всех на побегушках, Осьминожка.

А. Вопрос на все времена. На миг я задумалась, не солгать ли ему. Когда говоришь правду, становишься наиболее уязвимым. Но я решила этого не делать. Закари Сан подловит меня на лжи еще до того, как успею договорить. Не имело смысла что-то от него скрывать, пусть даже я знала, что сам он полон секретов.

Отчетливо осознавая, что нас могут подслушивать, я понизила голос и убрала нож от своего подбородка.

– Мне нужно решить пару проблем, прежде чем смогу с ними распрощаться. Юридические вопросы. – Я нахмурилась. – Как бы там ни было, разве ты пришел не для того, чтобы орать на меня из-за подвески? – Да. Мне так отчаянно хотелось сменить тему, что я согласна, чтобы на меня накричали.

– Крик – проявление взбалмошности, и от него нет толку. Ты заслуживаешь наказание, а не легкий выговор. – Зак приподнял мой подбородок кончиком ножа, заставляя посмотреть ему в глаза. – А это возвращает меня к нашей сделке.

Я судорожно сглотнула, испытывая то ли ярость, то ли любопытство. Мне правда следует бояться этого человека. Я не понимала, почему не могла пробудить в себе это чувство. Может, потому что он казался слишком уж сдержанным, чтобы убить кого-то без раздумий. А может, дело в чем-то еще. Манера, с которой он держал нож, очень напоминала, как мой пожилой сосед держался за трость. Или как соседский ребенок придерживал свое одеяльце. Будто часто им пользовался. Непринужденно. Держал как аксессуар, призванный помочь в ежедневных задачах.

Я поджала губы.

– Ай, и что ты сделаешь? Заставишь меня выйти замуж, как тот твой дружок-психопат?

Всем известно, что Ромео Коста силой притащил свою красавицу-жену, южанку, к алтарю, пока та сопротивлялась, как могла. А то, что теперь они стали самой почитаемой и любимой парой в округе, не имело никакого значения. История их становления как пары навсегда запечатлелась в моей памяти. Как он запер ее в золотой клетке. Как она трясла прутья, придавая им форму его сердца, и взяла его измором, шаг за шагом меняя его внешний облик, пока он не стал полностью, неоспоримо принадлежать ей.

«Легенда о темном Ромео и упрямой Джульетте, – шептали сплетники. – Переписанная классика, в которой все обрели свой счастливый финал».

Но я не Даллас Коста. Если бы в результате какой-то трагичной случайности Зак Сан вынудил меня выйти за него замуж, я бы не стала играть в долгую. Наверное, просто заколола бы его шпагой, пока он спал.

Зак запрокинул голову, глядя на меня так, будто я вызвала у него галлюцинации.

– Не обижайтесь, мисс Баллантайн, но я скорее женюсь на диком койоте, чем на вас. С койотом хотя бы будет гораздо приятнее проводить время. К тому же если буду кормить его, то, возможно, сумею приручить.

Я улыбнулась, да так, чтобы непременно сверкнуть клыками.

– Осторожнее. Я могу задать тебе жару в го.

– Полегче, Осьминожка. Я помню, как ты убежала посреди игры, потому что загнала саму себя в ловушку.

Я вполне могла закончить игру. Каждую ночь со званого вечера я мысленно воспроизводила нашу партию. Таков побочный эффект прекрасной памяти и нездоровой одержимости победой. Я помнила, где лежал каждый камень. Предвидела все ходы, которые Зак мог сделать. И, самое главное, как использую их против него. Я прищурилась и посмотрела на часы, висящие на стене у него за спиной.

– Тогда чего ты хочешь?

У меня еще много работы. Остатки лазаньи на полу сами себя не уберут, а такими темпами семейство Ахмади имело полное право урезать мне зарплату за опоздание.

Зак не спешил с ответом, стоя передо мной во всем своем беззастенчивом, неоправданно привлекательном великолепии. Жесткий, холодный и неумолимый. Безупречная скульптура, брошенная перед полировкой.

– Тебя.

Глава 10

= Фэрроу =

Я налетела спиной на стену. Очень не вовремя осознала, что он шаг за шагом заставлял меня отступать. Загнал меня в угол. Вторгся в мое личное пространство, даже не прикоснувшись. Вот в чем дело. Зак и впрямь никогда не нарушал моих личных границ. Во всяком случае, своим телом.

Он повернул мою голову в сторону гостиной тупой стороной лезвия. Мне открылся прямой обзор на моих сводных монстров. Меня поражало, с какой четкостью действовал Закари Сан. Он начал направлять меня в нужное русло еще десять минут назад, прекрасно зная о своей цели, пока я болтала о душах.

Вера, Реджи и Тэбби собрались в тесный круг и препирались, как бешеные курицы. Значит, они не подслушивали. Были слишком увлечены тем, что перекладывали друг на друга вину за случившееся.

– …посмотрел на меня, будто собирался пригласить на свидание. – Тэбби взмахнула руками. Ее юбка от Dior задралась, щедро обнажая бедра. – Что мне было делать?

– …могла поклясться, он улыбнулся мне, когда я сказала, что обувь моя. – Реджи шмыгнула носом в платок и высморкалась с таким шумом, какой скорее ожидаешь услышать от страдающего слона. – И кстати, разве это не моя юбка? С чего ты взяла, что она тебе пойдет, Тэбс?

– Посмотри на них, – велел Зак, всем своим естеством источая холодность. – Эти клоуны взяли тебя в заложники. Ты живешь в перевернутом мире, в котором собака держит человека на поводке.

– Решил в наказание заставить меня почувствовать себя дерьмово? – Я убрала нож от своего лица взмахом ладони. – Ты своего добился. Теперь можешь уйти?

– Только после того, как найму тебя своей прислугой, Служанка.

Шок продлился всего секунду. Затем возникло желание задушить его голыми руками. Но он не заслуживал моих эмоций. Поэтому вместо них я преподнесла ему неповиновение. Прижалась затылком к стене и растянула губы в бесстрастной улыбке.

– Уходи. Пока не убила. Мне даже оружие не понадобится. Уж поверь.

– Ты будешь работать на меня – подо мной, – исполнять мои прихоти, – продолжил он, ничуть не смущенный и не впечатленный моим отказом. – Будешь обслуживать, слушаться и угождать мне. Выплачивать долг за то, что безуспешно пыталась меня обокрасть…

– Слушай сюда, ваше придурошное высочество. Я у тебя ничего не украла. Нет доказательства – нет и преступления. Ты можешь подкрепить свои обвинения только крошечным сколом на стеклянном колпаке. Я не мои сводные сестры. Ты не заставишь меня быть у тебя на побегушках.

– Я не упоминал о сколе на стеклянном колпаке.

Ой-ой. Я никогда не совершала таких глупых ошибок. Никогда не распалялась до того, что теряла голову. Закари Сан сумел подвести черту под годами жесткого самоконтроля. Выученного спокойствия, которого ожидают от фехтовальщицы мирового уровня. То есть бывшей фехтовальщицы мирового уровня.

На шее предательски забился пульс, выдавая мое сожаление.

– Упомянул пять секунд назад. – Я стала лгать по-крупному и подняла руку, чтобы не дать ему ответить, ведь не желала угодить в яму, которую сама же вырыла. – И пока ты ничего не сказал, запомни: нет доказательств, нет и преступления. Я просто заблудилась в твоей библиотеке. Скол на стекле уже был.

– Камеры видеонаблюдения рассказывают совсем другую историю. – Он достал телефон свободной рукой и помахал им. Передо мной мелькнул четкий снимок моего лица.

Черт.

Черт, черт, черт.

Я проверяла, нет ли камер на потолке, но даже не подумала посмотреть, не было ли скрытых. Ладно. Были. Но мной овладело отчаяние.

Я расправила плечи с притворной уверенностью.

– У камер видеонаблюдения нет рта. Однако он есть у моего адвоката, и, уверена, она сумеет проявить изобретательность, объясняя случившееся. Властный мужчина. Загнанная в угол женщина в ночной сорочке. – Я склонила голову набок. – Сам подумай.

На самом деле упомянутому адвокату не пришлось бы ничего выдумывать. Закари Сан поймал меня в своем кабинете в одном белье и заставил остаться. Скверная мелочь, указывающая на незаконное ограничение свободы. Тяжкое преступление, за которое грозит до тридцати лет тюремного заключения. Я проверила это сразу же поутру.

Зак вскинул бровь.

– Ты не можешь позволить себе даже обувь, которая не сваливается с ног, и ожидаешь, что меня обеспокоит твое судебное представительство? Насколько мне известно, гугл не сможет представлять тебя в суде. – Он поедал меня взглядом. – Ну и кто теперь позволяет своей гордости встать на пути к цели, Осьминожка?

Но все же я отказывалась отступать. Открыла рот, готовая дать ему дерзкий ответ. Зак остановил меня, прижав нож к моим губам. Надавил ровно с такой силой, чтобы их разомкнуть. Не знаю, что он увидел, но у него расширились зрачки. Это продлилось всего долю секунды, после чего они снова сузились.

Зак покачал головой, прогоняя это наваждение.

– Сделка не предложение. Это твой единственный шанс на спасение.

– Хочешь, чтобы я вытирала пыль с твоих полок и облизывала тебе пальцы на ногах, лишь бы напомнить, что ты лучше меня? Нет уж. Я не стану воплощать больные фантазии, которые обитают в твоей ненормальной голове.

– Могу заверить, что твои прикосновения – последнее, о чем я фантазирую.

– Ладно. – Я отодвинулась от его ножа и закатала рукава, внезапно почувствовав, что мне стало необычайно жарко. – Я признаюсь.

– Сомневаюсь, что ты сможешь распознать честность, даже если она треснет тебя по голове табличкой, на которой написано это слово.

Меня нисколько не смутила его насмешка.

– Допустим, я хотела тебя обокрасть. И что? – Я пожала плечами. – Мне же это не удалось. Доказательств тоже нет. Комната осталась нетронутой. В худшем случае меня осудят условно и отправят на исправительные работы за незаконное проникновение на чужую территорию. Приступай.

С этими словами я развернулась, готовая сорваться с места, но он схватил меня за запястье. Вот тебе и не фантазируешь о прикосновениях ко мне, придурок. Я ухмыльнулась. Повернулась, желая его этим попрекнуть. Но к тому времени, как я развернулась, Зак уже отпустил мою руку и отошел назад. Его безупречные черты исказило смятение, смешанное с отвращением. Он посмотрел на руку, которой до меня дотронулся, потом на мое лицо, потом снова на свою раскрытую ладонь. Казалось, выжидал, не вспыхнет ли она пламенем.

Ой-ой. До чего же я ему неприятна, раз он чуть не вскричал? Меня пронзило еще одно незнакомое чувство. Обида.

Я скрестила руки, впиваясь короткими ногтями в локти, насколько позволяла их длина.

– Если я тебе так противна, не прикасайся ко мне.

Зак расправил плечи и расслабил челюсти, приобретя все то же пугающе бесстрастное выражение.

– Ты будешь на меня работать. – Слова прозвучали медленно, пока он, нить за нитью, сплетал свое самообладание.

– Не буду. – Я покачала головой, озираясь. – Что ты вообще от меня хочешь? Ты думаешь, что я пыталась тебя обворовать. Напрашиваешься на повторение ситуации или что?

– Тебя нужно поставить на место.

– Мое место – подальше от тебя.

– Твое место – служить всюду и любому, кто может тебя себе позволить. Я могу.

– Я не объект, которым ты можешь обладать.

– Ты субъект, которым я буду обладать, – возразил он, безразлично на меня глядя. – Пока не почувствую, что ты мне надоела. Не волнуйся, это должно случиться очень быстро. Я предлагаю тебе очень скоротечную и выгодную сделку. Нужно быть дурой, чтобы ею не воспользоваться.

Наконец – черт возьми, наконец-то! – в голове зазвенели тысячи тревожных звоночков, которые должны были сработать еще час назад. Почему он хотел нанять именно меня? Да, я бросила ему вызов в го. Но то же самое мог бы сделать какой-нибудь гений с девятым даном в Кубке Инга[26]. Почему я?

Да какая разница? Ты обещала отцу, что вернешь подвеску. Можешь лгать всем, но только не ему.

– Ладно. – Я смахнула ошметок помидора с рубашки, целясь Заку в ботинки. Поделом ему. – Если вернешь мне подвеску, я заключу с тобой контракт на три месяца.

– Подвеска даже не обсуждается. Ты никогда ее не получишь. – Зак глянул на часы и покачал головой. – Контракт будет на шесть месяцев, а я – твоим единственным клиентом. График работы: с половины девятого утра до половины седьмого вечера. Пять раз в неделю. Выходные оплачиваются по тройной ставке.

Ему нужна горничная или сожительница? В какой вселенной я соглашусь работать такое возмутительное количество часов?

Я подавила желание закатить глаза.

– Мне нужно управлять компанией. Я обслуживаю по три-четыре особняка в день.

– Будешь обслуживать один – мой.

– Мы потеряем клиентов. Нет уж, спасибо.

– Почему потеряете? Ты не единственная уборщица в компании.

Мой пустой взгляд говорил сам за себя.

Скука на его лице сменилась отвращением.

– Ты работаешь в одиночку и при этом делишь прибыль со своей мачехой? Ты что, тряпка? Смысл твоей жизни – чтобы о тебя вытирали ноги?

На самом деле она получала шестьдесят процентов, но мне было слишком стыдно ему об этом сказать.

Я вздернула подбородок.

– Смешно слышать это от тебя.

– Я предлагаю тебе разумный обмен. А она принуждает к труду.

– Факт остается фактом: я не могу работать только на тебя.

– Можешь и станешь, как только твоя мачеха наймет больше работниц, что она и сделает, когда я с ней разберусь.

Зачем ты это делаешь? Зачем помогаешь мне?

Очевидно, что им руководили скрытые мотивы, но я не понимала, что такого могла предложить, чего не мог дать кто-то другой. Кроме игры в го у нас не было ничего общего.

– Я делаю это не по доброте душевной. – Зак прочел мои мысли, достал из кармана телефон и проверил почту.

– Тогда почему?

– Потому что ты заслужила, чтобы тебе преподали урок.

– И какой же? – Я пожалела, что задала этот вопрос, как только он сорвался с моих губ.

– В этом мире есть хозяева, а есть слуги. Я хозяин, ты слуга. Веди себя соответственно, и я тебя отпущу.

Я не купилась. Никто не стал бы так утруждаться, лишь бы доказать что-то тому, на кого ему плевать. В то же время я знала, что не стоит даже думать, будто он хочет добиться моего расположения. Закари Сан источал асексуальность. Я видела его несколько раз, следила за каждым его движением и вблизи, и издалека. Он ни разу ни на кого не посмотрел оценивающим взглядом. Никогда не задерживал взор на раскрасневшихся щеках и пышной груди. Мужчины его тоже не интересовали. Он относился к людям как к камням в го. Кстати об этом…

– Ты хочешь закончить игру. – На смену сердитому взгляду пришла ухмылка. – Потому и хочешь, чтобы я была рядом.

– Подловила, – сарказм так и сочился с его губ. – Твой ум не знает границ.

Я прошмыгнула мимо Зака, неспешно подошла к столу и открыла верхний шкафчик.

– Ты думаешь, что выиграешь.

Он наблюдал, как я достала кружку, до краев наполнила ее водой из-под крана и выпила до дна.

– По-моему, слово, которое ты ищешь, – «спасибо».

– Я еще не согласилась на сделку.

Зак приподнял густую бровь.

– Даже воды мне не предложишь?

Я неспешно окинула его взглядом, позволив себе оценить все его достоинства.

– Кажется, с твоими ногами и руками все нормально. Уверена, ты сам справишься.

– Я не наливал сам себе воду… – Он нахмурился, пытаясь вспомнить. – Думаю, никогда.

Я поставила кружку в раковину, вытерла рот тыльной стороной ладони и цокнула.

– Нет ничего бесполезнее красивых праздных рук.

Зак напряг челюсти, и я поняла, что задела его за живое. Такое случалось редко, поэтому я восприняла это как победу.

– Итак, – протянул он, сжимая свободную руку в кулак, наверное, чтобы сдержаться и не придушить меня. Следующие шесть месяцев станут для тебя настоящим адом, приятель. – Мы договорились?

Я не спеша сполоснула чашку. Нужно убрать в доме Ахмади, но почему-то я верила, что Зак исполнит обещание и избавит меня от лишних обязанностей. Розовая кожа измученных трудом рук виднелась под ровной струей воды. Воды, которая мне не по карману. Под светом, за который еще нужно заплатить. Всего шесть месяцев, и, быть может, мои проблемы исчезнут. Смогу ли я? Смогу ли отдать свою душу монстру в Armani?

Меня дразнили незапятнанные руки Зака, который стоял всего в полуметре. Гладкие, с длинными пальцами. Без мозолей, кроме одной – под правым средним пальцем. «От игры в го», – догадалась я. Мы как лунные ночи и дни под солнцем в зените. Арктический холод и экваториальная жара. Потомственное богатство и безденежье.

Я оторвала четвертую часть от листа бумажного полотенца в держателе, вытерла руки, насколько позволял крохотный клочок бумаги и, сложив его пополам, повесила на кран сушиться. Единственная причина, почему мы не перешли на многоразовые полотенца, находилась сейчас в гостиной и спорила со своей сестрой о том, кто станет более подходящей невестой для дьявола, который стоял передо мной. Мы не могли допустить, чтобы Тэбби в очередной раз засорила раковину.

Мимолетный взгляд на Зака подсказал, что ему неведома такая бедность, когда приходится повторно использовать бумажные полотенца.

Что ж, если хочешь, чтобы я присутствовала в твоей жизни, то лучше привыкай к моей привычке считать каждый пенни.

Я направилась к нему, с каждым шагом обретая все больше решимости. Но как только подошла вплотную к его личному пространству, он отступил. Похоже, инстинктивно. Будто сама мысль о том, что я запятнаю его безупречность своей грязью, вызывала у него рвотные позывы. Ему в самом деле претила мысль о том, чтобы мы касались друг друга. Мне уже становилось обидно.

– Ты просишь о серьезных переработках и нестандартных уступках. – Я скрестила руки на груди. – Вернись за стол переговоров, и тогда, быть может, мы заключим сделку.