Голос Души

Потому что за моей спиной оказался сам принц ночи – в смысле, Адам Вайтемор.

На грани

Не поняв ничего, как Незнайка.

Темнота и нет света, хоть сердце отдай, как Данко…

Даже точки опоры нет, и ты так одинока,

Как Луна в солнечном городе.

У судьбы своя империя,

Поверь, она подарит тебе золотой ключик на день рождения.

Заведи им моторчик на своем поезде

И с горестью разбейся о стену на полной скорости…

Бесчисленное количество историй, рассказанных вам окружающими, обширная библиотека литературы, шедевры кинематографа – все эти великие творения созданы человечеством с одной общей целью: способствовать обучению через анализирование чужих ошибок и извлечения из них науки. Но сколько бы ни шло лет, времен, эпох, а люди все еще данной науке сопротивляются, предпочитая старые добрые грабли, в смысле – учиться на собственных ошибках. Это неискоренимая догма, существующая наравне с атеистами, живущими по принципу «Чего не видел, в то не верю».

За относительно короткое время сюжет проблемы вселенского масштаба, заключавшийся в несоответствии людей высших и низших слоев общества, стал популярным и даже можно сказать заезженным. Современные авторы пишут множество книг, которые с упоением читаются широкой целевой аудиторией, издатели за их счет обеспечивают свое безбедное будущее, а люди в конечном итоге выходят в свет с четкой уверенностью, что великая любовь, способная разрушать горы и возносить до небес, где-то все же существует.

Этим и показывают себя грабли: желая такой же «искренней и чистой», романтичные особы бросаются на поиски своих прекрасных принцев в надежде на счастливый конец, а потом плачутся о том, что до счастливого конца нужно еще многое пережить, а желаемый приз вдруг оказывается наглым, самоуверенным, да еще и разбрасывает по дому носки.

Я не люблю банальности. Нет, книги читаю и фильмы смотрю, при чем со значительным интересом – чего только стоил мой ночной рейд по целому сезону романтической мелодрамы, которую, кажется, можно досмотреть до финала лишь к глубокой старости. Но выводы я сделала свои, и выглядят они примерно так: если не хочешь проблем, парней с излишком манер, наглости и пафоса стоит обходить третьими дорогами.

Исходя из поставленных мною же выводов в данной теории, оставался большой вопрос в решении возникшей задачи.

Как обойти данного представителя описанной мною личности?

Нет, парень не был огромным широким шкафом. Выше меня едва ли на голову, худой, хоть и не тощий, темные волосы нарочито небрежно застыли при попытке зачесать их назад, взгляд синих (и удивительно ярких, черт возьми!) глаз изучает без какого-либо проявления злобы или агрессии. Но, наверное, на меня так подействовало влияние Меган и ушат ледяной воды, потому что я вдруг ощутила себя загнанной в ловушку.

Меган говорила, что с этим парнем не связывается никто. Упоминала, что он опасен, словно черт на куличах, да простят меня верующие. Настоящий ужас на крыльях ночи и все в том же духе. Кстати, отсыпается по утрам.

Я на секундочку захотела в отель «Трансильвания»

Вайтемор стоял передо мной, видимо, ожидая от меня какой-то реакции. Чего он хотел? Страха? Ужаса? Паники? Увы, я не могла дать ему ни того, ни другого, хотя капелька третьего все же имела место быть. Увы, я Элисон Джерман, и я пережила такой Ад, что ему и не снился.

Возмущение легко переходит в агрессию. Я выпрямляюсь, откидываю мокрые волосы за спину, будто я здесь хозяйка положения, и дарю принцу ночи злобный взгляд.

– Что? – спрашиваю прежде, чем он мог бы что-либо сказать. – Хочешь унизить? Будешь шипеть и убеждать меня держаться подальше от тебя и твоей компании, а иначе меня ждет бесплатный аттракцион по пакостям уровня младшей школы? Тогда можешь катиться к черту вместе со своими дружками!

Он вдруг хмурится, словно ему сказали какую-то глупость, и это невольно вынуждает меня впечатлиться: какая искусная актерская игра! Конечно, он ведь пришел насладиться моим унижением, почему-то, кстати, не прилюдным.

– Тебя головой ударили? – отзывается парень, и это вообще не то, что я ожидала услышать после его выходки.

– Нет, раз я еще не ставлю себя выше остальных! – язвительно выплевываю в ответ. – И эта глупая сцена из дешевой драмы не поможет вам уйти от ответственности за все те вещи, что вы вытворяете.

Кажется, парень оказался настолько удивлен моей бравадой, что не попытался остановить меня даже когда я ощутимо задела его плечом, выходя из зала – к слову, сама это плечо неслабо ударила. Костлявый и каменный! Эта мысль придала сил, и я отправилась в туалет – приводить себя в порядок.

Сушилка для рук при долгом использовании может творить невероятные вещи. К примеру, с относительной просушкой моей блузы она справилась, и жить стало гораздо проще. Для волос, увы, нужен был фен, но его в моем распоряжении не было, а отправляться на его поиски в раздевалку в спортзале я не желала – воспоминания были свежи. Так что собрала их в высокий хвост, сделала его немного растрепанным – это скроет очевидность произошедшего.

И я как-то совсем не удивилась, когда по закону жанра в туалет прошагала девушка со злобным взглядом из группы по иностранному.

Кира – так, кажется, назвала ее Меган, – прошагала походкой истинной королевы и встала слева от меня, принявшись споласкивать руки. Во время этого процесса она не проявила ко мне никакого интереса, в то время как я открыто рассматривала ее. Привлекательная, не поспоришь: правильно подобранная одежда, свежий макияж, маникюр, явный уход за кожей – словно картинка с бьюти-журнала или популярной рекламы.

– Нравлюсь? – вдруг спросила она и повернулась ко мне.

Хмыкнув, отозвалась лаконично:

– А должна?

Кира пожала плечами и тряхнула руками, сбрасывая с них излишки воды, с которыми сушилка обычно не справляется.

– Я всем нравлюсь.

– Все предпочитают не становиться твоими врагами.

– Тоже верно.

Дождавшись, пока она высушит руки, и гул горячего воздуха стихнет, я сказала ей:

– Но я тебе нет. – девушка повернулась и теперь с интересом посмотрела на меня. – Там, в классе, ты смотрела на меня так, как будто я надела платье, которым ты собиралась шокировать всех на вечеринке.

– Тобой интересуется Адам. – просто заявила она, заставив меня против воли усмехнуться: в этой школе все пути сходятся на принце ночи. – Почему?

Хороший, кстати, вопрос, ответа на который у меня не было. Что нужно нарциссу? Месть, издевательства, интерес? Кто он вообще такой и что происходит в его голове, раз по воле его фамилии я влезла во все это?

Но ответить таким образом я не могла. Кира в любом случае будет искать ответ на этот вопрос, и что она там себе придумает, никто не ведает. Посему нужно было дать ей такой ответ, который она сможет принять.

– Гейб Митц и Нил Вейгран. – проговорила я, тщательно подбирая слова. – Знаешь их?

– Вас вызывали к Моран. Вместе. – отвечает она, и я искренне впечатляюсь. Потрясающая проинформированность! Искренне сочувствую ее парню…

Но ее парень – это уже не мое дело.

– У них на меня зуб. – сообщаю, и девушка вдруг презрительно фыркает.

– Безмозглые обезьяны! Никогда не понимала, что Адам нашел в них, раз держит подле себя. – признается, а затем дарит мне ухмылку. – Так, значит, ты отбила их маленькую шалость…

Не удержавшись, я улыбнулась в ответ – пожинать плоды своих побед мне нравилось несмотря на маленький проигрыш в спортзале.

Когда Кира покидает туалет, в моей голове с треском рвется еще один шаблон, потому что она не кажется теперь настроенной против меня. Так что покидаю туалет с очень странным чувством и иду на поиски подруги с моей едой, хотя перемена уже заканчивается и я имею серьезные шансы опоздать либо на обед, либо на занятие.

В коридорах все еще шумно – ребята слушают музыку, обсуждают сплетни и где-то даже ругаются. Тем не менее они все поочередно обращают внимание на меня, едва я прохожу мимо, словно я – местная знаменитость, но вместо привычного ощущения самодовольства их внимание затрудняет мои движения, и дышать становится неожиданно тяжело. Я держусь непринужденно лишь из принципа, по привычке, хотя мир вокруг расплывается, разграничивается, меняет очертания, и урывочными секундами я вижу картины событий двухгодовалой давности, когда я вернулась в школу после длительного больничного.

«Так или иначе, все помнят аварию за городом. Все помнят, что я сделала» – сказала я Эрику несколько дней назад. Потому что все помнили. Хотели бы, но не забыли пережитый всеми ужас.

И я помнила. Четко, посекундно.

Дорога, бесконечная, стремительная. Рев мотора. Грохот музыки. Смех пассажиров. Шутки и выкрики. Запах алкоголя, сигарет и любимого парфюма. Решительные поцелуи, лукавые ухмылки, подколки «Сладкая парочка!». Педаль газа, стрелка спидометра, скачущая на глазах. Грозное «Э-э, ребят, полегче!», сменяющееся его уверенным «Давай, родная, вперед!». Полет, ощущение невесомости, азарт, адреналин, желание ощутить больше, крепче, сильнее. Контроль, гасимый любопытством, интересом – что там, за гранью?.. Разбегающиеся мысли, размышления, воспоминания, попытка понять: в какую секунду исчезает контроль, где замирает тот миг, в котором сходятся реальности?

И я его нашла.

И это чуть не стоило жизни всем остальным.

Период моей реабилитации был трудным. Его – еще труднее. Я знаю, что у него сейчас все хорошо, он учится в хорошем университете и, скорее всего, вспоминает о произошедшем с легкой ностальгической улыбкой. Возможно, вспоминает меня, и вместо прежнего желания вернуть меня он теперь радуется, что начал новую жизнь, потому что я ее начать так и не смогла, навсегда погрязнув в собственных страхах, чувстве вины и бесконечном безумии.

Возвращение в школу оказалось финальной чертой у лимита моей психики. На меня смотрели все, и в их взглядах мне чудилось осуждение, обвинения и мгновенная казнь. Я задыхалась среди внимания, среди множества других людей, что видели во мне причину случившейся аварии, и где-то внутри я кричала, потому что этой причиной я и являлась на самом деле. Потому что мой разум подвел мое тело, мои руки управляли автомобилем, ухнувшим в никуда…

Мать запретила мне водить, но юношеский максимализм вынудил схватить ключи от чужой машины и рвануть в неизвестность. Я считала, что смогу перебороть свои кошмары, но уже за рулем осознала, что проиграла, даже не начав этот бой. Я уже не могла отпустить газ. Я хотела вернуться, пережить, испытать снова. Я хотела наконец узнать, что это такое…

Если бы не Флоренс, та поездка могла закончиться моим финалом.

Больше я за руль не садилась.

Сейчас я вновь стояла перед целым миром, настроенным против меня враждебно. Я вновь была против него одна: потрепанная, уничтоженная, я шла, заставляя себя дышать, вынуждая себя держать лицо, потому что никому из них не было дела до моих страданий. Это были всего лишь взгляды, но мне казалось, что каждую секунду на меня обрушивается удар по силе не сравнимый с водой. Словно нечто большее ломало ребра, стремясь добраться до сердца, попасть в него, ранить, уничтожить.

То, как я возвращалась в уборную, стерлось из памяти. Лишь когда я оказалась за дверью, прислонившись к ней спиной, и смогла ощутить себя в безопасности, нервы сдали, ноги подкосились, и я рухнула на пол. Каждый вдох был болезненным, издевательским огнем прокатывался по легким, оседая раздражающей болью в грудной клетке. Даже слезы, катившиеся из глаз, казались тяжелыми и обжигающимися.

Зов Пустоты. Более лояльное французское определение, объединяющее под собой несколько определений из психологии. В основном – склонность к саморазрушающему поведению. Многие ощущают его на самом деле: непроизвольное желание открыть дверь автомобиля, который едет на значительной скорости; пройтись по краю крыши… Бывает, ты живешь с ним всю свою жизнь, ощущаешь его как нечто естественное, даже не задумываешься, что это неправильно, что это может быть отражением какой-то проблемой. Просто не хочешь эту проблему создавать. Рассчитываешь на идеальный план: закрыть на все глаза, вычленить из памяти, не замечать. Но в некоторых редких случаях, накопившись в застенках разума, оно выходит вперед, захватывая мысли. Эмоции, замкнутые на обстоятельствах, повседневном негативе, открывает путь силе, которую прежде ты сдерживал, и эта сила оказывается сравнима со взрывом атомной бомбы – такой мощности, что на секунды, минуты вселенная стирается, оставляя лишь белый шум… И тебе уже не кажется твое желание странным, абсурдным – ты ощущаешь его естественной частью себя и вдруг поддаешься ему.

Сдаешься.

Проигрываешь.

Трясущимися не слушающимися руками я вытащила из заднего кармана мобильный, наугад разблокировала его, из-за непрекращающихся слез видя лишь размытую картинку. Набрала номер и прислонила телефон к уху, сдерживая всхлипы и вслушиваясь в монотонные гудки, пока через чертову бездну времени они не заменились таким родным:

– Элисон?

– Фло… – выдохнула, одним словом выдав свое состояние.

Я до сих пор не могла понять, почему она остается со мной после всего, что видела. Наверное, такова любовь: ты принимаешь человека вне зависимости от того, насколько он плох. И не важно, какая она: любовь к ребенку, к родителю, к родственнику, любимому, другу. Флоренс Мейн была частью моей семьи, даже не являясь таковой по крови. Она была тем, кто вынес меня в мои худшие дни, и кто любил меня, зная, какие демоны бесновались в моей голове.

Флоренс Мейн была той, кто рискнул собственной жизнью, чтобы спасти мою.

В день, когда я, сорвавшись с катушек, села за руль чужого автомобиля, она встала перед ним, чтобы остановить меня. Зная, за какой гранью я могу находиться, зная, что в прошлый раз разум подвел меня, она рискнула.

И я остановилась. Давила на педаль тормоза, пока капот не замер в паре шагов от блондинки, и какое-то время не могла отпустить – пока она же не вытащила меня из машины и не принялась орать. Пока не привела в себя, не вытащила сознание из того угла, в который оно спряталось в спасительном неведении. Я словно очнулась от безумного кошмара – и в тот момент, стоя перед человеком, рискнувшим всем ради меня, вспомнив тех, кто боролся за меня, я поклялась, что больше никогда не позволю себе поддаться. Буду держаться за любой шанс, за любой момент, буду оставаться здесь и сейчас и больше не подведу тех, кто безвозмездно любит меня, как бы сложно это ни было.

И я боролась. Каждый день. Соглашалась на психологов, все эти беседы, тренинги, перемены. Все, лишь бы больше не заглядывать в бездну, лишь бы больше в ней не тонуть. Я действительно хотела спастись.

Только все, что пока получалось – лишь заглушить ощущения.

– Что случилось? – отвлек от воспоминаний встревоженный голос подруги.

И, глубоко вдохнув, я призналась на выдохе, вместе с которым вырвался новый всхлип:

– У меня не получается!

Я закусила губу, переживая секундный эмоциональный взрыв, после чего заговорила вновь:

– Не могу, Фло, не получается. Все катится к чертям! Эта школа, город, люди… Словно издевательство!

– Элисон… – попыталась что-то сказать она, но я почему-то продолжала:

– Почему я согласилась уехать?! Они все равно узнают, какое я чудовище! Узнают, что я сделала! Я…

– Элисон, хватит! – неожиданно рявкнул телефон, заставив меня, наконец, заткнуться. – Никто не обвинит тебя больше, чем ты сама! Ты же себя поедом ешь с момента аварии!

– Я сделала… – напомнила, прикрыв глаза.

– И что теперь? – раздраженно возразила подруга. – Умереть? С ума сходить постоянно? Да, ты слетела! А с кем не бывает? – я словно ощутила, как она разводит руками. – Но помнишь, что было потом? Ты встала и пошла дальше. И идешь каждый день.

– Я не могу…

– Можешь. Можешь, Элли! Смотри, – я услышала усталый вздох, – ты теперь в новом месте. Ты учишься в новой школе. Общаешься с другими людьми. Ты правда можешь начать все заново, стать другим человеком. Так, пожалуйста, сделай это. Перестань быть сильной девочкой, которую однажды сломали обстоятельства. Стань сильной девочкой, которая устоит перед любой непогодой.

Я судорожно вздохнула, глотая слезы.

– А теперь просто дыши, Джерман. Глубоко дыши.

– Это ужасно, да? – невольно усмехнулась, чувствуя, как нервы понемногу успокаиваются.

– На самом деле нет. – ощутила ответную улыбку. – Вспомни, сколько моих истерик ты успокаивала? А ведь я с ума не схожу.

– Почему это происходит?

– Потому что тебе страшно. – Флоренс кашлянула, но я отчетливо услышала шум, раздавшийся на фоне. – Милая, мне нужно идти прямо сейчас, иначе если я появлюсь только после звонка, учитель спросит с меня. Ты можешь пообещать мне, что с тобой все будет хорошо сейчас?

Я, все это время занимавшаяся дыхательной гимнастикой, попыталась здраво оценить свое состояние.

– Да. – заключила в конце концов.

– Хорошо. Тогда я отключаюсь.

– Пока.

– И, Элли? Может, тебе стоит возобновить сеансы у психолога?

Я вздохнула.

– Я подумаю об этом.

– Целую. – сказала подруга перед тем, как отключиться.

Какое-то время я продолжала сидеть, задумчиво сжимая телефон в руках. Меня никто не тревожил – видимо, занятие все еще шло, а я его, кажется, уже прогуляла. Не сказать, что меня печалил сей факт, просто не хотелось портить свою репутацию в первую же неделю учебы. Никто не удивился бы этому в моей школе, но здесь был совершенно иной мир со своими порядками, и некоторые из них мне не нравились совершенно.

Например, те, в которых парни позволяют себе измываться над теми, кто слабее.

В контексте этой ситуации можно было даже поспорить, кто из нас еще чудовище.

Я все же поднялась. Отступила от двери, подошла к раковине, умылась, смывая остатки испорченного макияжа. Сходила за косметичкой, оставленной в шкафчике, и с помощью небольшого набора косметики, хранившейся в ней, привела себя в более-менее сносный вид. Я должна была прийти в порядок. Я хотела, черт возьми, прийти в порядок. Я хотела вернуться в класс так, будто ничего не произошло. Я не хотела, чтобы меня жалели или, что еще хуже, чтобы кто-то подумал, что выходка с водой меня задела. В конце концов, там, в классе, сидела Меган, у которой не было Флоренс, и которой все это время приходилось держаться в одиночку. Но теперь у нее есть я. А у меня есть серьезные намерения пресечь все эти выпады в нашу сторону, в перспективе – в сторону кого бы то ни было.

Остаток дня я ощущала себя опустошенной. Случившийся эмоциональный срыв здорово выбил почву из под ног, а у меня не было сил заново подняться. Меган, очевидно, заметила мое состояние, но задала лишь пару вопросов, на которые получила скудные ответы и решила оставить меня в покое.

Я покинула школу, не запомнив ничего из знаний, старательно вкладываемых в мою голову преподавателями. Крутила в голове воспоминания и все пыталась успокоить нервы. Болото, из которого я с таким трудом выбралась, вновь затягивало меня, и это не было приятным чувством.

Все это приводило меня к одному вопросу: правильно ли я поступаю?

Все знали Элисон Джерман как решительную, уверенную и непреклонную девушку. Спроси любого на моей улице, и тот без сомнения расскажет про мои поступки. Защитила щенка от уличных раздолбаев, отличилась на местной вечеринке безумством, к счастью, теперь стертом с просторов социальных сетей (спасибо Эрику, конечно) – всего этого было не отнять. Я всегда шла до конца за тем, что считала правильным (а иногда и просто безумным).

Однажды это правило меня подвело. Дойдя до конца, я чуть не потеряла себя.

Теперь я делала то же самое, стояла на своем, зная лишь, что я права. В итоге впервые за долгое время я вновь пережила кризис. Стоила ли того моя справедливость? Я была уверена, что справилась с прошлым, но в один момент вся моя уверенность рухнула. Я входила в эту школу победительницей, королевой, а покинула ее жалкой и разбитой. Думаю, заметь меня злобное трио, они с радостью приняли бы победу на свой счет.

Стоит ли ради принципов рушить свою жизнь снова?

На этот вопрос у меня не было ответа.

Меган оказалась озадачена моим состоянием. Она хотела проводить меня до дома, видимо, переживая за меня, но я отказалась, аргументируя это желанием поразмыслить в одиночестве. В итоге я заменила прогулку до дома трехчасовой прогулкой на общественном транспорте, просто катаясь по городу. Моим спутником стали старые аудиозаписи, в сортировке по времени сохранившиеся в самых низах списка из-за их давности. Удивительно, что они все еще были, но благодаря забытым песням ненадолго я смогла вернуться в то время, где все было беззаботно. Где я была целой, где у меня были мечты и планы, где у меня были силы. Это как посмотреть старый фильм: такой знакомый до мелочей и в то же время чужой, уже не твой. От чего-то хотелось реветь, от чего-то – смеяться на весь автобус, привлекая к себе внимание.

Такое тяжелое чувство – ощущать себя гостем в собственной жизни…

Не сказать, что за это время что-то вправилось в моей голове, но относительно взять себя в руки я все же смогла. Поняла для себя одну простую вещь: что бы не произошло и чем бы мне это не угрожало, отступить от выбранного пути я уже не смогу. Не позволю, чтобы люди, способные жестоко обращаться с теми, кто слабее их, причиняли вред мне или кому-то еще. Было ли это геройством? С какой стороны не посмотри, так не скажешь. Не пройти мимо – это не геройство, это человечность. А остальное… Кто в здравом уме позволит другому вредить себе, если способен этому противостоять? С этой мыслью я и вернулась домой, к слову, чудом успев к ужину.

Нет, у нас не было принципов касательно совместного времяпрепровождения, но из уважения друг к другу и искреннего желания проводить время вместе мы придерживались идеи завтракать и ужинать вместе. Так что вернулась я вовремя и удостоилась теплых приветствий.

– Где пропадала? – поинтересовалась единственная и бесконечно любимая, пока я усаживалась.

Она уже давно занимала свое место и прежде постукивала по столу в ожидании, пока вернется куда-то отошедший Эрик и присоединюсь я.

– Заводила новые знакомства… – немного раздумав, ответила максимально честно.

– Как школа? – последовал закономерный вопрос.

– Не шатается. – улыбнулась в ответ.

– Что, ты еще не справилась с этой задачей? – подколол вернувшийся отчим.

– Нет, но спасибо за веру в меня! – отозвалась лаконично, не забыв премило оскалиться.

Мужчина оценил и зашелся искренним смехом. Мама поддержала его, а за ней не удержалась и я.

– Уже решила, какие предметы выберешь для подготовки к экзаменам? – тем временем спросил он. – Литература?

– Хм-м… – прикусила губу. – Возможно.

– Математика?

– Ты серьёзно?

– Биология?

– Что? Нет! – не выдержав, возмутилась.

Не сдержав смешок, мама решила вмешаться уверенным:

– Время еще есть, решишь. Только не затягивай, ладно?

– Хорошо. – пожала плечами. – В любом случае в космос не улечу, а там посмотрим.

Родители переглянулись, вынудив меня автоматически напрячься, после чего мама весьма осторожно спросила:

– А что насчет музыки? Планируешь продолжить заниматься?

Я опустила взгляд, принявшись разбирать еду вилкой.

Когда пару дней назад Меган задала мне этот вопрос, я отмахнулась от него, как от незначительной детали: все-таки я много раз слышала его от знакомых, прекрасно знавших о моей страсть «повыть в микрофон». Но сейчас, когда мама спросила об этом, мысль задела, казалось, в самое сердце.

Собираюсь ли я продолжать заниматься? Раньше пение было для меня смыслом жизни. Я слушала музыку постоянно, в любые свободные минуты. Я могла петь на улице среди незнакомых людей, в школьных коридорах, да где угодно. Я стояла на сцене, разбавляя общественные мероприятия. Я делилась с людьми своими мыслями, своей энергией через слова и музыку. Я вела душевных искренний разговор и всегда находила оппонентов.

Но это было где-то там, в той далекой жизни, где осталась прежняя я.

– Я не думала об этом. – все же заставила себя ответить.

В остальном ужин прошел спокойно. Осознав, что я не хочу разговаривать об этом, родители перевели тему, и до конца вечера мы обсуждали особенности маминой работы и впечатления отчима от непосредственного начальства. Я в свою очередь рассказала им о том, как ребята из нашей школы решили пожаловаться на побившую их девушку (упустив тот факт, что девушкой была я) и на сим посчитала, что начало этого рассказа для них успешно положено. Когда-нибудь им все же предстоит узнать о моем противостоянии с местными плохишами, и я очень хочу, чтобы в этот момент они смогли понять меня.

Все пережитое однако навалилось на меня ночью. Сон не шел: стоило мне закрыть глаза, как в голове мгновенно возникали либо картины из прошлого, или недавние события, послужившие толчком к резонансу в моей душе. Я честно задумалась о совете Флоренс отправиться к психологу, но при мысли о том, чтобы рассказать незнакомому человеку свою историю, все внутри вскидывалось и начинало бунтовать против этой идеи. Да, долгая работа с мистером Арчером давала свои плоды, но начинать этот путь заново станет для меня настоящей пыткой. Да, я знала, что родители все еще выбирают специалиста и в скором времени предложат мне пойти к нему, но до этого времени нужно было еще как-то дожить.