Тихий Мир

Перед глазами Яна поплыли красные круги. Он больше не мог сдерживаться. Он уже чувствовал, что скажет Патрик. Похоже, тот вёл к этому с самого начала:

– Лея боялась, конечно, но мы нашли ей хорошего доктора, он всё быстро сделал, качественно. Так что, приятель, никакой не выкидыш был, Лея тебе соврала, а самый настоящий…

С этого момента Ян уже не помнил ничего.

Ничего, кроме алого марева и криков боли.

Глава 3

Экономка отца ничуть не удивилась, увидев Нину на крыльце загородного особняка с чемоданом у ног и рюкзаком за спиной.

– Так рада, что ты вернулась, дорогая, – пропела Оливия своим обычным бархатным голоском и улыбнулась столь же обычной вежливой, но отстранённой улыбкой.

Нина именно такой Оливию и помнила: идеально прямая спина, бордовая блуза с длинной чёрной юбкой, тугой пучок соломенного цвета волос. И, конечно же, вечно скрещенные на груди руки. Отец Нины ценил в людях постоянство, и Оливия в полной мере оправдывала ожидания нанимателя.

Пропустив дочь хозяина в просторный, отделанный красным деревом холл, Оливия жестом велела Нине трижды вытереть ноги о коврик, после чего заметила:

– Господин Вицки работает. Я думаю, тебе лучше подождать его в гостевой комнате.

Это предложение Нину очень удивило, хотя она и попыталась не подать виду:

– Слушай, Оливия, а можно мне сперва немного отдохнуть и поесть? Если ты не против, я позову Давида, чтобы он помог поднять чемодан в мою комнату.

– Нет-нет, я уверена, тебе лучше подождать в гостевой, – по будто выточенному из камня лицу Оливии было совершенно невозможно угадать её мысли. – Твоя комната не готова… Уборка. Но я могу принести тебе в гостевую чай или кофе. Что предпочитаешь?

«Какого чёрта она так себя ведёт?» – недоумевала Нина. Ещё в такси она представляла себе, как сразу по приезду бросит чемодан, поднимется по широкой мраморной лестнице на второй этаж и уединится в своей старой спальне. Как было бы здорово рухнуть на мягкий ортопедический матрас, – одна из многих вещей, по которым она искренне скучала, – и поспать хоть пару часов!

Но что-то тут не так. Оливия не успела организовать уборку в её спальне? Странно. Более того, Оливия же прекрасно знает, что Нина не пьёт кофе. Зачем тогда спрашивать?

– Ничего не хочу. И я посижу в коридоре, подожду, когда папа освободится, – заявила Нина скорее из чувства протеста, чем из желания ждать под дверью отцовского кабинета.

– Разумеется, – Оливия пожала плечами. – Я тебя провожу. Вещи можешь оставить здесь.

Следуя за экономкой, Нина никак не могла избавиться от глухого чувства тревоги. Они с Оливией никогда особенно друг друга не любили, но прежде ни разу та не вела себя с дочерью хозяина подобным образом. Самое обидное: формально было не к чему придраться. Не станешь же упрекать экономку в равнодушных интонациях?

Оливия вела Нину по широкой светлой галерее, в левую стену которой были вмонтированы огромные панорамные окна. Снаружи зеленел аккуратно подстриженный газон, пересечённый выложенными щебнем дорожками. Дальше, как помнила Нина, начиналась ольховая роща, и её можно было бы увидеть, если бы территория вокруг особняка не была огорожена высоченным кирпичным забором. А вот фонтан с обнажёнными сиренами посреди двора Нина не помнила: очевидно, его установили уже после её отъезда.

Нина не переставала удивляться размерам дома и участка. Отец приобрёл их пять лет назад на деньги, вырученные от продажи доли в сигорском заводе пестицидов. Нина прожила здесь почти три года, но в доме ещё оставались места, куда она ни разу не заглядывала.

На противоположной стене галереи висели репродукции картин представителей венецианской школы живописи. Их давным-давно купила Регина, вторая жена Фабиана Вицки и мама Нины, большая поклонница эпохи Возрождения. Однако взгляд Нины задержался на последней картине в верхнем ряду, её она прежде не видела. На картине был изображён песчаный мыс, клином врывающийся в бушующее море. На мысе был водружён грубо сколоченный крест в человеческий рост. У основания креста, примкнув к нему лбом, стоял на коленях мужчина в тёмном плаще. Сверху крест оплетал высохший шиповник.

– Что это? – спросила Нина тихо. – Я не помню эту картину.

– Господин Вицки получил её в подарок. Автор неизвестен, – равнодушно пояснила Оливия, практически не замедлив шаг.

Нина последовала за Оливией дальше, но ещё дважды она оборачивалась на эту картину. Что-то с ней не так, что-то неправильно. Как будто на изображении чего-то не хватало. Но вот чего?

Из галереи Оливия и Нина вышли в коридор, конец которого упирался в дверь рабочего кабинета Фабиана. Экономка усадила Нину на стул возле аквариума, после чего направилась обратно в галерею.

– Думаю, хозяин освободится где-то через четверть часа. Но, если что, ты всегда можешь зайти в библиотеку, – напоследок Оливия поворотом головы указала на дверь по правую руку, хоть Нина и без неё отлично помнила расположение библиотеки. – Возьми что-то почитать, не стесняйся. Там у нас почти вся европейская классика.

Едва Оливия удалилась, Нина встала с жёсткого стула и прижалась лбом к аквариуму. Раньше в нём плавали арованы, крупные рыбины с золотистой чешуёй, и Нине всегда казалось, что аквариум ужасно тесен для них. Но Фабиан наотрез отказывался прислушаться к просьбам дочери и выпустить бедняжек на волю. Нина смирилась и лишь тайком от Оливии подбрасывала рыбкам дополнительные пригоршни корма.

Сейчас же аквариум пустовал. И на стеклянной поверхности можно было разглядеть отражение лица самой Нины: бледное, худощавое, в обрамлении непослушных каштановых волос, с заострённым носом и тонкими губами. И жемчужно-серые, глубоко сидящие, чуть раскосые глаза.

*  *  *

Прошло, должно быть, больше получаса, но никаких признаков того, что отец закончил все дела и готов посвятить хотя бы пару минут семье, не появилось. От скуки Нина последовала совету Оливии и зашла в библиотеку.

Прямо напротив входа она увидела огромный – почти два на три метра! – портрет: на нём отец Нины, ещё не седой и умеющий улыбаться, обнимает за плечо своего старшего сына Вальтера. Портрет был сделан на основе старой фотографии, которая много лет стояла у отца в рамке на письменном столе.

У Нины было два сводных брата, но она едва их помнила. Вальтер погиб во время схода снежной лавины в Альпах, куда он ежегодно летал кататься на горных лыжах. Второй брат – Джереми – разорвал все контакты с семьёй и уехал из страны. Несколько лет назад отец наводил справки, и оказалось, что Джереми бренчит на гитаре в каком-то захудалом клубе Антверпена. А ещё – Фабиан сообщил это дочери с нескрываемым презрением, – Джереми стал активистом в штабе Социалистической партии.

Нину всегда поражала разница между отцом на фотографиях и отцом, которого она знала. Как обмолвился как-то Нине младший брат Фабиана, дядя Ян, Фабиан до смерти Вальтера был абсолютно другим человеком. Как будто в гробу Вальтера вместе с его телом похоронили и часть самого Фабиана.

Вообще портрет Вальтера висел не только в библиотеке, его изображения можно было увидеть в гостиной и в столовой, а также на втором этаже возле портрета его матери, первой жены Фабиана. При этом, насколько знала Нина, во всём доме не осталось ни одного изображения Джереми. И ни одного портрета Регины, второй жены отца и мамы Нины.

Тем временем в коридоре появилась Оливия с пузатым кофейником. Нина выглянула из библиотеки. Легонько постучав в дверь кабинета, экономка исчезла в его недрах, но уже через полминуты вышла наружу.

– Можешь зайти, – мимоходом бросила она Нине и отправилась по своим делам.

Собравшись с духом, Нина робко постучала и лишь после этого повернула дверную ручку.

Фабиан Вицки стоял возле резного кофейного столика и наливал сливки из миниатюрного фарфорового чайника в стакан американо. Он был в одном из своих обычных деловых костюмов, в бежевом галстуке и ярко начищенных ботинках: работа на дому никак не меняла его привычки в гардеробе. Нина отметила, что у отца прибавилось морщин и седых прядей, он сильнее сутулился, но в целом изменения были невелики.

Фабиан повернулся к дочери, лёгкая приветственная улыбка тронула его губы.

Увидев Фабиана, Нина мгновенно забыла и про отсутствие отцовского шофёра на чёрном Ауди у вокзала, и про неприветливость Оливии, и про утомительное ожидание. Сейчас всё это было неважно, ведь они не виделись больше двух лет, и Нина соскучилась по отцу.

Девушка подбежала к нему и обняла. Фабиан ответил на её объятия. Пусть и менее крепко, чем ей бы хотелось, но она была бесконечно рада и такому приёму.

– Ладно, я прощаю тебе эти полчаса под дверью, – сказала она наполовину вшутку, наполовину всерьёз.

– Да, хм… Нужно было закончить важный звонок. Что ж… присаживайся, рассказывай, что как.

Нина прекрасно помнила, что у отца всё очень плохо как с демонстрацией собственных эмоций и чувств, так и с пониманием чужих. Поэтому его корявое приветствие её совершенно не задело. К тому же, она вдруг вспомнила, что забыла в чемодане затейливо раскрашенную глиняную статуэтку, которую лепила вместе с Лаурой и потом бережно везла в подарок отцу. Ну ничего, ещё десять раз успеет подарить.

Нина присела на краешек кожаного дивана и окинула взглядом кабинет.

Он тоже почти не изменился. Фабиан любил старинные вещи и в своём рабочем кабинете реализовал свою страсть. Его письменный стол, шкаф с книгами, диван, люстра, ковёр – всё как будто было позаимствовано из музея девятнадцатого века. Из-за тёмного дерева и довольно тусклого освещения интерьер производил на Нину гнетущее впечатление своей высокомерной мрачностью.

Нина никогда не любила это помещение, но ей и не приходилось часто видеть отцовский кабинет. А после назначения Фабиана на должность руководителя отдела городского развития ей не приходилось часто видеть и самого отца.

Фабиан меж тем задумчиво разглядывал дочь и не произносил ни слова.

– Давай лучше пройдём в беседку в саду, поболтаем там, – предложила Нина, вскакивая с дивана. – Или… или в гостиной, на улице ветер. Давай?

– Нет, пожалуй, лучше тут. Когда мы закончим, мне нужно будет вернуться к делам.

– Как хочешь.

Фабиан по какой-то причине чувствовал себя неловко. Сначала он как будто хотел сесть рядом с Ниной на диван, но передумал, отошёл назад и опёрся о каминную полку. В конце концов он вернулся на своё рабочее место и откинулся на спинку кресла.

– Как добралась?

– Без проблем, – неловкость Фабиана отчасти передалась и Нине. Вопрос, почему ни отец, ни Давид её не встретили на вокзале, она решила пока не задавать. – В вагоне была почти одна. По дороге слушала музыку. Куча всего в чемодан не поместилось, пришлось отдать знакомым. Ну ничего, куплю всё необходимое здесь.

– И что планируешь делать дальше?

Вопрос прозвучал вполне невинно, однако Нина была совершенно не готова обсуждать дальнейшие планы прямо сейчас. Да и резкая смена темы её почему-то напрягла.

– Я пока не знаю, пап. Наверное, буду работу искать. В конце концов, два года на юридическом – это не так уж и мало.

– Это мало. Тебя никуда не возьмут, – отрезал Фабиан, буравя Нину взглядом.

– Хм… – ощущение тревоги нарастало, и Нина решила отшутиться. – Но мой папа работает в мэрии, неужели он не…

– Нет.

Фабиан допил свой кофе и теперь вертел перед глазами пустой стакан.

– Пап, давай спокойно всё обсудим, – начала Нина настолько тактично, насколько могла. Кажется, события развиваются по плохому сценарию, и отец совсем не готов прощать ей отказ от юридической карьеры. – Я ведь писала тебе. Всё объяснила.

– Писала. Верно.

– Я не справилась. Это было слишком тяжело. Все эти законы, нормы, бесконечные пункты и подпункты… Я старалась как могла. Зубрила день и ночь. Это просто не моё.

Она замолчала, испытующе глядя в лицо Фабиана. Но тот продолжал рассматривать стакан. Взгляд Нины скользнул по письменному столу и остановился на маленькой фотографии Вальтера в рамке. Портрет был повёрнут к ней задней стороной, но Нина помнила, что сделан он был вскоре после получения сводным братом диплома.

– Послушай, я ведь не Вальтер. Ты сам говорил, ему всё давалось легко, играючи. Он побеждал в международных соревнованиях по математике. Он…

– Мы не будем. Говорить. О Вальтере, – Фабиан резко ударил стаканом о матовую поверхность стола.

Повисла долгая пауза. Нина окончательно убедилась, что отец сильно не в духе, так что лучше возобновить этот разговор позже. Она встала с дивана.

– Пап, прости, я очень устала с дороги. Если ты не против, я приму душ, поем, отдохну пару часов, и потом, если захочешь, мы продолжим этот…

– Сядь.

Нина послушно села. Отец произнёс единственное слово чётко и с ледяным спокойствием – очевидно, он только что принял какое-то решение. Фабиан открыл верхний ящик стола, вытащил оттуда пухлый конверт и швырнул Нине.

– Что это? – спросила она с недоумением.

– Открой и узнаешь, – он подпёр подбородок руками в ожидании, когда дочь распечатает конверт.

Нина аккуратно оторвала один из краёв. Ей на колени посыпались фотографии.

Девушка подняла на отца изумлённые глаза. Вот оно как…

– А мои письма? – спросила она наконец упавшим голосом.

– Весь тот мусор, что ты мне присылала последний год, сгорел в этом камине.

– Папа, я…

– Да? Ну давай. Смелее. Докажи, что два года подряд ты не врала мне в каждой строчке.

Нина не знала, что сказать. Тогда Фабиан выскочил из-за стола, подошёл к дочери и вырвал кипу фотографий из её ослабевших рук.

– Ты врала! Кто тебя такому научил, а? Кто? Твоя мать? Дядя Ян? Может, я?! Кто?!

– Папа!

– Мне пришлось нанять частного детектива, чтобы он копался в твоём грязном белье! Я подозревал, что ты что-то скрываешь, но это… Тебе было сложно, ты говоришь?! Сложно – что?! На втором курсе ты удосужилась дойти до университета ровно восемь раз! Восемь! А сейчас давай посмотрим, чем ты там занималась на самом деле.

Он ткнул ей в лицо верхнюю фотографию из стопки.

– Вполне красноречивый снимок, разве нет? Зачем сидеть на лекциях, писать курсовые, проходить практику, когда можно с друзьями-бездельниками шататься по лесам и хлестать пиво у костра?

На фотографии Нина в компании подруги сидела на старой покрышке у обочины трассы, пока ещё одна девушка, в довольно откровенной майке и шортах, ловила попутку. За кустарником были свалены походные рюкзаки. Правда, в кадре их было почти невозможно разглядеть.

– Пап, это было один или два раза, честно, мы… – робко начала Нина, но отец перебил её.

– Лучший вуз страны, отец оплачивает учёбу, все расходы, ей оставалось только… – Фабиан не закончил мысль, лишь сокрушённо покачал головой. – Кстати, если ты вдруг не знала, по статистике каждую неделю очередную безмозглую девчонку вроде вас насилует какой-нибудь водитель, – добавил он. Нина уже открыла рот, чтобы попытаться объяснить, но отец не дал ей сказать и слова в свою защиту: – И я уже молчу о том, что было бы, если бы этот снимок попал в прессу! «Сенсация! Дочь заместителя мэра Сигора подрабатывает уличной проституцией!» Так-так, что у нас ещё тут?

Когда перед её носом появилась следующая фотография, Нина сразу узнала место. Андеграундный клуб, где проводили вечеринки строго для «своих». И угощались там посетители далеко не только крепким алкоголем. Среди молодёжи, отплясывающей на танцполе, можно было без труда заметить Нину.

– Агент сказал, тебе даже персональную скидку сделали, как постоянной посетительнице. И как, понравились таблеточки? Или, может, ты предпочитаешь травку? Или порошочек?

– Я никогда, ни разу… – от ужаса у Нины перехватило дыхание. Нет, ей и правда предлагали попробовать лёгкие наркотики, но она всякий раз отказывалась. Да и в клуб этот она ходила только потому, что его облюбовали её друзья!

– Да что ты говоришь! – Фабиан всплеснул руками. – Никогда? Ни разу? Ладно. Тогда что ты скажешь на это?

Он некоторое время перебирал фотокарточки, пока, наконец, не нашёл то, что искал.

– О, вот он, тот самый шедевр: дочь Фабиана Вицки в наручниках ведут в полицейскую машину! Пожалуй, повешу её на стену в рамке. Прямо рядом с Вальтером!

– Папа, прошу, хватит! – это было уже слишком, и нервы Нины не выдержали. Её подбородок мелко задрожал, глаза покраснели и наполнились слезами.

При одном взгляде на это фото в памяти Нины немедленно всплыла та кошмарная ночь, проведённая в полицейском участке. Нину и её молодого человека, красавчика-бармена, арестовали по подозрению в распространении героина. И хотя после допросов и обыска в квартире парня обоих отпустили, жуткий эпизод произвёл на девушку неизгладимое впечатление.

Вот только история на этом не закончилась. На следующий день Нина, мучимая сомнениями, заставила своего ухажёра поклясться ей, что он и правда чист. Он немедленно поклялся жизнью матери, и она ему поверила. А незадолго до отъезда Нины в Сигор, уже после того, как парень её бросил, один из общих знакомых обмолвился, что пару раз покупал у того дозу…

Видя, что дочь едва сдерживает слёзы, Фабиан не стал продолжать пытку. Он молча вернулся за стол и стал рассматривать наконечник перьевой ручки, ожидая, когда Нина сможет продолжить разговор.

– Я… я пыталась… честно… весь первый год… но я не смогла… слишком тяжело… и… и… я не хотела там учиться… я ничего этого не хотела… вспомни… ты… это ведь ты заставил меня… – всхлипывая, Нина пыталась хоть как-то оправдать себя. Впрочем, она уже догадывалась, что у неё ничего не выйдет. Строго говоря, у неё ни разу в жизни не получилось хоть в чём-то переубедить отца.

– Снова врёшь! – Фабиан опять не дослушал её. – Тебя никто не заставлял. Ты приняла решение. Сама.

– У меня не было выбора… Я… я ведь хотела быть актрисой… но я знала, ты никогда не согласишься… в апреле я подала заявление в театральный… мне отказали…

– Значит так, – Фабиан брезгливо поморщился и придвинул к себе телефон. – Мне тебе больше нечего сказать. Мы…

– Дядя Ян на четвёртом курсе перешёл с медицинского на журналистику! Я думала, у меня тоже получится…

При упоминании младшего брата Фабиан фыркнул.

– Дядя Ян? А ты умеешь выбирать себе примеры для подражания! – он презрительно пожал плечами. – Ладно, я вижу, что ты так ничего и не поняла. Очень жаль. Я рассчитывал дать тебе будущее, которого ты заслуживаешь. В конце концов, ты моя дочь. Ты Вицки. Но я ничем не могу помочь, раз ты сама этого не хочешь.

Фабиан вытащил из ящика стола несколько банкнот и протянул Нине.

– Сейчас ты заберёшь свои вещи и уедешь из моего дома. Эти деньги – последние. Больше не будет. Я не вижу смысла тратить своё время и сбережения на избалованную дуру, которая плюёт и на семью, и на собственную жизнь. Этого хватит на пару недель в мотеле и на еду. Дальше – как знаешь. Мне неинтересно.

Он поднял трубку телефона и нажал большую белую кнопку внизу.

– Оливия, я закончил. Отто ещё не звонил? Как позвонит, сразу сообщи. И принеси ещё кофе.

Нина вскочила с дивана и побежала к двери. Её душили обида и злость. Она не могла и минуты больше смотреть на подчёркнуто равнодушное лицо отца.

Да, фотографии говорили сами за себя. Но почему отец даже не дал ей возможности нормально объяснить, что она в принципе не могла иначе? Что выбранная им для неё учёба в юридическом не просто была ей тяжела, эта учёба душила её, выпивала из неё все соки, и Нина, отчаявшись, почти возненавидев саму себя, ко второму курсу нашла единственно возможное для себя спасение в ночных гулянках с друзьями, походах и эмоциональных качелях в отношениях с тем парнем?

А всё, что она успела ему сказать, Фабиан пропустил мимо ушей.

К тому же, на этих снимках далеко не всё. Где хоть одно фото с благотворительных спектаклей в школах-интернатах, в которых участвовала Нина? Почему нет фотографий Нины с Лаурой и другими детьми с онкологией? Она же больше года волонтёрила в «Руке дающего»! Отец не мог об этом не знать. Получается, он всё это сознательно проигнорировал… Всё, что не вязалось с образом ленивой, эгоистичной и откровенно глупой дочери.

– Ты забыла деньги, – холодно сообщил Фабиан ей вдогонку.

– Обойдусь без них. И можно не провожать, – выпалила она хрипло. Пойти и взять отцовскую подачку – это потерять даже те крохи самоуважения, что ещё теплились в ней.

Но, едва дверь кабинета захлопнулась, последние силы вместе с остатками гордости покинули её. Она упала на стул в коридоре и горько разрыдалась, уже не заботясь о том, что отец в кабинете наверняка всё слышит.

Глава 4

Подготовка была завершена, и охота началась.

Охотник успел досконально изучить всё необходимое: внешность своей жертвы, её биографию, её характер, её привычки, её расписание и даже её медкарту. Были перебраны десятки вариантов места и времени похищения, пока не был определён наиболее надёжный. Итоговый план действий был продуман до мелочей, а каждое движение охотника было скрупулёзно отрепетировано и выверено с точностью до доли секунды.

Охотник терпеть не мог импровизировать. И с самого начала своей «карьеры» он зафиксировал для себя предельную степень риска. Поэтому, как только ситуация начинала выходить из-под контроля, он немедленно прекращал игру и возобновлял её лишь после того, как обстоятельства снова складывались предсказуемым и благоприятным образом.

В этот раз вероятность осечки охотник оценивал как близкую к нулю, а дичью должен был стать многолетний организатор благотворительных вечеринок, непримиримый поборник нравов и, одновременно, президент самой известной в Сигоре микрокредитной компании.

Невзрачный Фиат «господина президента», арендованный на вымышленное имя, промчался под железнодорожным мостом, перестроился в правый ряд и остановился на перекрёстке позади тягача, гружённого свежеспиленным лесом. Пропустив перед собой пару легковушек, охотник перевёл свой фургон в тот же ряд, после чего отпустил руль и проверил время по наручным часам. Ноль часов тридцать восемь минут. Охотник положил на язык желтоватую таблетку, отвинтил крышку термоса и сделал пару глотков тёплого клюквенного морса. Затем, хоть в этом и не было нужды, аккуратно протёр губы и бороду вокруг них салфеткой.

Водитель Фиата не замечал преследования, в этом охотник был совершенно уверен. Такие, как «господин президент», надёжно защищены размером своего капитала и в принципе не отличаются осторожностью или предусмотрительностью. А данный субъект, несомненно, уже поглощён предвкушением пикантного времяпрепровождения в чертовски приятной компании. Возможно даже, в воображении он уже развлекается со своей рыжеволосой бестией в номере мотеля с претенциозным названием «Гнездо валькирий».

«Господин президент» обещал быть лёгкой жертвой. Пожалуй, самой лёгкой за последний год.

А вот и неоновая вывеска мотеля, закреплённая на выкрашенном в розовый столбе. Буквы первого слова судорожно мигают, буквы второго и вовсе едва различимы в темноте. Пока фургон вслед за Фиатом подъезжал к съезду на парковку, охотник успел заметить какого-то бродягу, справляющего на розовый столб малую нужду. Попав под свет фар фургона, бродяга резко обернулся, прикрыл глаза рукой, а затем бросился наутёк. Последним, что мелькнуло перед взором охотника, был его ярко-салатовый шарф.

Фиат, трясясь на засыпанных щебнем ямах, покатил на парковку перед мотелем, а охотник, ещё сильнее сбросив скорость, проехал по шоссе немного дальше и остановил фургон на узкой обочине. Заглушив мотор, он вылез на размокший от дождя песок и двинулся в сторону «Гнезда валькирий» напрямик, ломая чахлый кустарник.

Как и оба раза на прошлой неделе, когда охотник приезжал сюда вслед за «господином президентом», парковка пустовала, если не считать тихо ржавеющий трактор с выбитыми стёклами. В лучшие годы мотеля, привлечённые демократичными ценами и крайне разнообразным сервисом, сюда съезжались искатели плотских утех со всего города, но эти славные деньки остались в прошлом. Сейчас «Гнездо валькирий» едва держалось на плаву, а некогда пышный контингент жриц любви сузился до парочки дам в годах, от безысходности продающих свои услуги заскучавшим водителям фур и любителям «странного».

Охотник неторопливо опустился на железный ящик, брошенный кем-то в самом тёмном углу парковки, аккуратно снял с брючины засохшее соцветие репейника, после чего сунул руку во внутренний карман пальто. Его пальцы нащупали ампулу и шприц.

Охотник был абсолютно спокоен, даже расслаблен, он не ощущал ни нервозности, ни азарта преследования. Он уже знал, как будут разворачиваться дальнейшие события, практически по минутам. Уже дважды он наблюдал одну и ту же картину и ничто не предвещало того, что в этот раз всё сложится иначе. За свою безопасность охотнику тоже не было нужды тревожиться: его могучая двухметровая фигура, как и оставленный на обочине фургон, были надёжно укрыты от чужих глаз кромешным мраком.