Одно НЕБО на двоих

Елена Макарова

Одно НЕБО на двоих

Роман в двух частях

(основан на реальной истории)

Слово от автора

Эта книга родилась из любви. И я посвящаю её тем, чья любовь ведёт меня по жизни.

Прежде всего, я благодарю Господа, что никогда не отпускал мою руку и вёл меня, даже когда путь казался тёмным.

Я посвящаю свой первый роман своим родителям. Моему папе, Станиславу Степановичу Макарову, пилоту, героически погибшему в своём последнем полёте.

И моей мамочке, Любови Александровне Макаровой, оставшейся в двадцать шесть лет вдовой с двумя крошечными дочками на руках. Она пронесла свою любовь через всю жизнь, и я верю, что их разлука длиною в пятьдесят два года наконец окончилась светлой встречей в лучшем мире.

Рядом с ними в моём сердце – мой муж, мой Виктор. Двадцать девять лет назад он ушёл в мир иной, но так и не ушёл из моего сердца. Я люблю его, жду нашей встречи и верю, что мы будем вместе всегда.

Отдельная благодарность Небу за бесценный дар – мою дочь Иришу. Она очень светлый человек, мой самый верный друг, мудрый советчик и моя «скорая помощь». Она подарила мне двух прекрасных внуков, Ярослава и Владимира – наше с Виктором продолжение в вечности. Они далеко от меня: живут в Сибири. За них я готова отдать жизнь и люблю всем сердцем.

И ещё одно спасибо Небу – за мою младшую сестру, Ниночку, которая давным-давно живёт в горах Италии. Как подобрать слова, чтобы описать, что она значит для меня? Она – бесконечно мудрая, хоть и младшая. Её слово исцеляет любую мою тоску, а её вера в меня и в мой писательский дар всегда творила чудеса. Пожалуй, я даже могу назвать её моей Музой – настолько мощно она меня вдохновляет. И отдельная моя благодарность – за её щедрый подарок в самом финале моей работы над романом. Та идея, что она мне подарила, была поистине эпичной и поставила последнюю, совершенную точку в этой истории.

Эта книга – о любви, которая сильнее времени, расстояний и даже смерти.

Я знаю, о чём говорю…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«СИБИРЬ. ИСПЫТАНИЕ ХОЛОДОМ»

Пролог

Окленд, Новая Зеландия. Май 2003 года.

Ветер гнал по небу белые, словно выстиранные в чистейшем океане, облака. Здесь всегда пахло океаном и свободой. Питер Дюваль потягивал утренний кофе, сидя в своей безупречно чистой, почти стерильной гостиной, и смотрел на этот совершенный, выверенный пейзаж. Но он не видел его. Его взгляд был устремлён внутрь себя – туда, где бушевала стужа и метель, пахло хвоей и машинным маслом, а с неба сыпалась колкая сибирская крупа.

Прошёл ровно год с самого начала этой истории. Год, который нужно было стереть из памяти. Восемь месяцев терапии, где ему вежливо и профессионально объясняли, как отпустить то, что не должно было случиться. Он обязан был забыть хотя бы тот месяц. Всего лишь месяц в России. Месяц, который пах дизельным дымом, ледяным ветром с Енисея, дешёвым парфюмом из подъезда и… надеждой.

Он работал, общался с друзьями, снова ходил на регби, он даже научился снова спать по ночам. Его психоаналитик советовал ему «двигаться дальше». Он и двигался. По накатанной, как и всё в его жизни.

Но он не мог избавиться от странного чувства, что оставил там, в той далёкой, непонятной, суровой стране, частицу самого себя. Какую-то очень важную часть.

Питер прошёл в гостиную, его взгляд упал на полку. Среди строгих книжных корешков и фотографий с матерью уже привычно стояла нелепая здесь, в этом царстве минимализма, русская кукла в багряном сарафане и кокошнике, с глазами, полными загадочной грусти. Рядом лежал компакт-диск со слегка выцветшей надписью кириллицей, которую он уже выучил наизусть: «Любэ».

Он взял куклу в руки. Фарфор был идеально гладким, холодным. Он провёл пальцем по нарисованным румянам и чёрным, как смоль, волосам. Это была его маленькая Россия. Страна-призрак. Страна-воспоминание. Страна, которая осталась для него одним-единственным словом: «ой…»

Оно вырывалось у него иногда само по себе, когда он видел что-то по-настоящему красивое или пугающее. Его коллеги спрашивали, что это значит. Он отмахивался, говоря, что это русское заклинание на удачу.

Но он знал правду. Это был звук его сердца, разбившегося о гораздо более крепкую, чем ему казалось, русскую душу.

Он не знал, смогут ли шрамы когда-нибудь зажить.

Он даже не знал, хочет ли он этого!..

Он просто сидел в своём идеальном доме в самом прекрасном месте на земле, держа в руках большую куклу с фарфоровым лицом, и тихо сходил с ума от тоски по тому тёплому дому, которого у него никогда не было…

Письмо пришло как гром среди ясного неба. Тема состояла из непонятных, пляшущих символов, но имя отправителя заставило его сердце упасть, замерцать и забиться с бешеной силой. Он узнал этот адрес. Он выучил его наизусть, а потом пытался стереть из памяти.

Пальцы дрогнули. Он кликнул.

Текст был коротким, как удар хлыста. И таким же оглушающим.

Чашка с кофе опрокинулась, оставляя на идеально чистом деревянном полу тёмно-коричневое клейкое пятно. Но Питер не видел этого. Он видел только её лицо. Хрупкое, с пухлыми губами и огромными тёмно-карими, вишнёвыми глазами, в которые он просто проваливался каждый раз, как только закрывал свои. Он снова услышал её смущённое, переливающееся, как ручеёк, «ой!».

Он понял, что его предсказуемый, безопасный мир только что перевернулся с ног на голову. Снова…

ГЛАВА 1

Красноярск, Россия. Май 2002 года.

«Сеть»

Сибирская весна в тот самый год 2002 была обманщицей. Мартовский исход, обещавший капель, засыпал город колким зернистым снегом, апрель хлестал по щекам мокрым ветром, а только-только начавшийся май лишь робко и на короткие минуты прикасался к земле бледным, безжизненным солнцем. Казалось, сама природа застряла в состоянии тягучего, безнадёжного ожидания.

Наташка ощущала это ожидание каждой клеточкой. Оно висело в воздухе её чистенькой малогабаритной съёмной однушки, и ей казалось, что отчего-то немного пахло пылью и вчерашним супом, хотя она его вовсе не варила. А ещё ожидание звучало чем-то похожим на навязчивое тиканье часов, отсчитывающих не время, а упущенные возможности.

Ей было двадцать шесть, и её жизнь, казалось, застряла в лифте между этажами: уже не юность, но ещё не настоящая взрослость. Работа в крошечной конторе по продаже сантехники, где её титул «офис-менеджера» означал «девочка на побегушках», вечера перед телевизором, редкие свидания с парнями, чьи лица сливались в одно скучное пятно.

А ещё были родители. Их тихие, заботливые вздохи по телефону, и мамины робкие вопросы: «Ну что, доча, никого на горизонте?» Они уже не надеялись на внуков, они надеялись просто на хоть какого-нибудь хорошего человека рядом с ней. Их надежда давила на неё тяжелее надоевшей зимней шапки.

– Всё! – выдохнула Наташка однажды вечером, растягиваясь на потёртом диване рядом с подружкой. – Я сдаюсь. Если прЫнц не едет к нам, как в сказке, значит, мы поедем к нему. Или хотя бы найдём его. В сети.

Лена отложила книгу. Учитывая, что в то далёкое уже время международная переписка с целью познакомиться считалась в глубинке России чем-то весьма необычным, то идея эта показалась ей сумасшедшей, но безумно привлекательной.

– В смысле «найдём»? – уточнила она. – И кто это «мы»? У меня же мой Сережка есть, я его менять не хочу, во всяком случае, пока, – засмеялась она.

– В смысле, я заведу анкету на сайте знакомств. Международном. А ты мне поможешь, – её глаза, те самые, «вишнёвые и с грустинкой», вспыхнули решимостью. – Ну, сама посуди: компьютер у тебя есть? Есть! А у меня пока фигушки. Только коплю на него. Я в английском – почти ноль, а ты у нас на английском шпрехаешь. Переводить будешь. Так что, давай, спасай подругу, а то засохну во цвете лет, – Наташка с улыбкой развела руками.

Это была авантюра. Но в тот промозглый вечер, когда за окном сгущалась темнота цвета мокрого асфальта, любая авантюра почему-то казалась спасением. Они тут же включили Ленкин компьютер. Его голубоватый свет озарил их лица, сделав похожими на лица заговорщиц.

Подбор фотографий был священнодействием. Девчонки перерыли все Наташкины альбомы – и цифровые, и бумажные, которые она предусмотрительно принесла с собой. Улыбка на фоне Енисея. Задумчивый взгляд в кафе. Кокетливый, с прищуром, в новом платье. Они выбирали те, где сквозь привычную Наташу проступала та самая, «ненашенская» закавыка, которая заставляла оборачиваться ей вслед.

– Надо написать, что ты любишь долгие прогулки под луной и чтение у камина, – предложила Ленка, сгребая в кучу фантики от конфет.

– А я люблю? – искренне удивилась Наташка. – Я больше сериалы люблю. А, да! И ещё спать до обеда в выходные.

– Все так пишут! – засмеялась подружка. – Ты же не будешь писать, что мастерски чинишь сантехнику и можешь одним взглядом определить, сколько градусов в бутылке с водкой без этикетки. Это неполиткорректно. Да, именно неполиткорректно: мне нравится это слово, и звучит серьёзно. В общем, так, слушайся подругу, потому что я умнее, – и они расхохотались.

Анкета рождалась в смехе и спорах. «Ищу симпатичного и самостоятельного мужчину ростом от 175 см, стройного, в возрасте от 29 до 40 лет, который знает, как сделать свою женщину счастливую».

– «Знает, как сделать счастливой»? – хмыкнула Ленка. – А что, есть инструкция?

– Должна быть! – с наивной верой в сказку ответила Наташка и нажала кнопку «Опубликовать».

Они не ожидали такого шторма! Не прошло и пары часов, как их электронная почта начала задыхаться от количества писем. Пятьдесят два. Пятьдесят два мужчины из разных уголков планеты, от Айовы до ЮАР, видели в этой хрупкой брюнетке из Сибири свою будущую жену.

Подруг охватила «золотая лихорадка», и они чувствовали себя золотоискателями, просеивающими тонны породы в поисках крупиц золота. Сидя на полу, поджав босые ноги, девчонки зачитывали вслух перлы:

«Привет, я Боб, у меня есть ранчо и два пикапа. Люблю природу и бухло»;

«Ищешь настоящего мужчину? Я – он. Присылай свои голые фото, проверю»;

«Дорогая Наташа, твои глаза говорят мне, что ты ищешь сильное плечо. Моё плечо очень сильное».

Они хохотали до слёз. Это было и смешно, и вместе с тем немножко унизительно. Но среди этого потока попадались и нормальные кандидаты. Стыдливые, неловкие, искренние. Инженер из Германии. Учитель из Канады. Врач из Италии.

И он. Питер Дюваль. Новая Зеландия. Его письмо было не самым ярким, но самым внимательным. Он не писал о своих достоинствах, он спрашивал о ней. Что она любит читать? Какая музыка заставляет её танцевать? Какой она видит свою жизнь через десять лет?

– Ты глянь, какая машина! – Наташка ткнула тонким пальчиком в экран, где Питер улыбался, сидя за рулём спортивного автомобиля цвета морской волны. – А дом! Аж два этажа! И смотри, какая травка зелёная… Прям как на картинке.

Лена же смотрела не на машину и не на дом. Она смотрела на его лицо. Некрасивое. Длинное, с веснушками, с рыжеватыми вьющимися волосами, которые вихрились вопреки всем законам стиля. Но в его глазах была такая открытая, наивная доброта, что становилось тепло.

– Напишем ему? – спросила Наташка, и в её голосе прозвучала надежда, которую Лена не слышала давно.

– Напишем, – кивнула она. – Только давай не про машину. Спроси, умеет ли он готовить. Это важнее.

Они отправили выбранным ими потенциальным женихам пятнадцать ответов. Но только от одного, из далёкой, почти мифической Новой Зеландии, девочки ждали ответа с замиранием сердца.

И он пришёл. Быстро. Тёплый. Искренний. А через пару недель пришло ещё одно письмо, на сей раз конфиденциальное, на имя Лены.

Питер, с деловой прямотой, унаследованной от его отца-инженера, просил её помочь: он начал хлопоты по оформлению для Наташи гостевой визы в Новую Зеландию и нуждался в копиях её паспорта и прочих точных данных.

«Оформить визу – дело очень непростое и длительное. Именно поэтому я хочу начать этот процесс заранее. Только прошу тебя, пусть это будет сюрпризом для Наташи – на тот случай, если наши чувства окажутся взаимными, и она захочет приехать», – писал он.

Лена, до глубины души поразившись его дальновидности и серьёзности, тут же, под разными предлогами, чтобы преждевременно не выдавать информацию о сюрпризе Наташе, собрала и выслала Питеру все необходимые документы, чувствуя себя соучастницей в большом и немного безумном заговоре.

Так началось их лето. Короткое сибирское лето, целиком уместившееся в строки на экране компьютера. Лето, которое пахло не пылью и нагретым асфальтом, а электронными письмами и мечтой о другой жизни.

Питер писал много, интересно, с юмором. Он рассказывал о своей стране, о работе, о любви к регби. Его письма пахли океаном и свободой.

Всё лето Ленка работала с упоением художника, создающего шедевр. Каждое письмо от Наташи Питеру она выверяла, как алмаз, стараясь передать и хрупкую красоту подруги, и загадочность её русской, веками не познанной души. К каждому посланию они прикладывали тщательно отобранные фотографии: то крупный план её зовущих к поцелую губ, то глубокий, полный невысказанной тайной грусти взгляд. И Питер загорелся, как сухая трава в жаркий полдень…

Его письма приходили чуть ли не каждый день. Он скидывал фотографии: вот он на палубе яхты друзей, вот забавные овечки на бесконечном зелёном холме, вот он жарит на барбекю стейк – огромный, сочный. И этот мир с экрана казался таким же ярким, насыщенным и нереальным, как глянцевый журнал.

Но в Сибири лето короткое, вот оно почти и закончилось. Август уже засобирался. Воздух в Красноярске стал резким, прозрачным и больше не пах тополиным пухом. Он пах приближающейся зимой и надвигающимся ожиданием скорых холодов. А ночи уже точно давали знать, что зима – не за горами. На всю их переписку и несколько телефонных разговоров с помощью Лены у них и ушло это скоротечное сибирское лето.

И вот однажды, в самом конце августа, пришло письмо, от которого у Наташи похолодели пальцы.

«Моя дорогая девочка!» – прочитала вслух Лена. – «Я не могу больше ждать. Я хочу увидеть тебя. Я уже купил билет. Прилечу второго сентября. Всего через неделю».

В комнате повисла гробовая тишина.

Он приезжает?! В Красноярск?!

И Наташку как подменили. Энтузиазм, смех, лёгкое кокетство – всё куда-то испарилось. Её накрыла волна панического, животного страха.

– Я не могу, – сказала она Лене как-то утром, сидя в своей хрущёвке и заваривая чай. Руки у неё дрожали, и она пролила кипяток на стол. – Понимаешь? Не могу. Это ошибка.

– Что именно? – прищурилась та с улыбкой. – Тот факт, что он купил билеты, потратил кучу денег, или тот, что он вообще существует?

– Не смейся! – Наташка бросила на подругу взгляд, полный искреннего страдания. – Он… Он старый.

Лена фыркнула. Питеру было тридцать девять. Наташке – двадцать шесть. Тринадцать лет разницы. Для деревни – скандал. Для большого города – почти норма.

– Он не старый, он зрелый. У него есть работа. Дом. Машина. В отличие от нашего Витька с третьего этажа, который «зрелый» в том смысле, что у него пивной живот зрелый, и всё.

– Но он… Иностранец! – Это прозвучало так, будто он прибыл с Марса. – Я ничего не понимаю, когда он говорит быстро! Я буду выглядеть идиоткой!

– Он не будет говорить быстро, – продолжала улыбаться Ленка. – Он будет смотреть на тебя как завороженный и шептать комплименты. А ты просто говори «Thank you» (Спасибо) и кокетливо улыбайся. Этого достаточно.

Но Наташка устроила себе настоящую экзекуцию, перелопачивая всю их переписку и выискивая подвох. Она пересмотрела все его фотографии, цепко выискивая изъяны.

– Смотри, у него уши торчком! – объявила она, словно обнаружила улику в деле серийного убийцы.

– Уши?! – Ленка не выдержала и рассмеялась. – Нать, он жених, а не племенной бык на выставке! Кому какое дело до его ушей?

– А вдруг он окажется маньяком? Или скрывает, что у него шесть детей и он многоженец? Или… Или он просто приедет, глянет на меня, развернётся и уедет? Да я со стыда сгорю!

В её голосе слышались самые настоящие слёзы. Лена поняла, что дело пахнет керосином… Это был не каприз, а настоящая паника человека, который вдруг осознал, что играл со спичками, а теперь вокруг него полыхает настоящий пожар. Она тут же перестала шутить. Они сидели на кухне, и она говорила с Наташкой, как с испуганным ребёнком.

– Слушай меня. Худшее, что может случиться – он приедет, вы пообщаетесь неделю, поймёте, что не сошлись характерами, и он уедет. Ты получишь бесценный опыт общения с носителем языка и историю на всю жизнь о том, как к тебе из Новой Зеландии прилетал жених. Это же круто!

Наташка молчала, обречённо смотря в свой чай.

– А лучшее, что может случиться… – Лена позволила паузе затянуться. – Лучшее ты и сама знаешь. Океан. Белые паруса. Чистый воздух. Человек, который с первого письма хочет сделать тебя счастливой. Ты готова отказаться от этого из-за страха? Из-за его ушей?

– Неделю? – прошептала Наташа, и её лицо побелело. – Лен, я не могу. Я не готова. Посмотри на него – ему почти сорок!

Лена посмотрела на подругу с укором.

– Наташа, это твой шанс. Твой билет в другую жизнь. Ты сама этого хотела. И мы… мы не можем… мы просто не имеем права его сейчас бросить.

Но Наташка уже не слушала. Её охватила паника. Одно дело – флиртовать на расстоянии, и совсем другое – встречать незнакомого мужчину из другой вселенной здесь, в своём Красноярске.

Вечером накануне прилёта они с Наташкой репетировали встречу по телефону. Лена диктовала ей английские фразы русскими буквами: «Хэллоу, ай эм Наташа! Вэлкам ту Красноярск!» / «Хау вас йор флайт?» / «Ай хоп ю вил энджой йор стэй!»

С утра Наташин телефон затрезвонил особенно настойчиво, и Ленка, не терпя возражений, очень быстро и категорично, как отрезала, сообщила ей:

– Всё, отступать некуда! Я договорилась со своим батей о машине в аэропорт. Отвезёт и привезёт. Заедем за тобой вовремя. И не ной! Жди! И вообще, соберись, тряпка! – и тут же бросила трубку.

ГЛАВА 2

Красноярск, Россия. Аэропорт «Емельяново».

2 сентября 2002 года.

«Встреча на краю света»

День прилёта выдался на редкость холодным и ветреным. Наташа, закутанная в короткое клетчатое пальтишко, нервно теребила в руках одинокую розу. Рядом, грея мотор потрёпанного «Мицубиши», стоял отец Лены, Игорь Петрович, и скептически хмурился.

– Ну и зачем тебе этот австралиец, Наташ? Наших мужиков, что ли, мало? Совсем девки рехнулись, – ворчал он, выпуская клуб дыма в ледяной воздух.

– Он не австралиец, пап, он из Новой Зеландии, – парировала его Лена, поправляя на Наташе шарф.

– Да с Луны он, доча! С Луны! Гляди, чтоб не подвёл. Ладно, поглядим на вашего магараджу.

Лена видела, что Наташа вот-вот расплачется или побежит прочь. Она сжала её ледяную руку.

– Всё будет хорошо. Просто улыбнись. И помни: «Welcome to Krasnoyarsk. I’m so glad to see you» («Добро пожаловать в Красноярск. Я так рада видеть тебя»). Повтори.

Наташка повторила фразы с таким выражением лица, как будто готовилась к казни.

– Главное – не молчи, – наставляла её Ленка. – Говори что угодно. «Yes», «No», «Nice weather» («Да», «Нет», «Прекрасная погода»). Если совсем замрёшь, просто скажи: «Ой!». Это международное слово.

– Ой, мамочки, – безнадёжно прошептала Наташка.

Дорога в аэропорт показалась вечностью. Наташка молчала, сжав в пальцах увядающий цветок и глядя в заляпанное грязью окно. Ленкин отец периодически ворчал что-то про бабские «дурацкие затеи». Ленка вяло пыталась шутить, но смех застревал в горле. Все были напряжены, как струна.

Аэропорт встретил их суетой и гомоном. Они влились в толпу встречающих, и Наташка внезапно схватила подругу за руку. Ладонь у неё была ледяной и влажной.

– Я не могу, – просипела она. – Я сейчас упаду в обморок. Или меня вырвет.

– Соберись! – прошипела та в ответ, чувствуя, как и её начинает трясти. – Ты королева. Он летел к тебе через полмира. Помни это.

И вот пассажиры пошли потоком. Искали свои чемоданы и родные лица. И тогда девчонки увидели его…

Он был выше, чем на фотографиях. Худощавый, в простой ветровке и с большим рюкзаком за плечами. Он не суетился, а стоял, вглядываясь в толпу, и его некрасивое доброе лицо было сосредоточено и немного потеряно. Искал её. И нашёл. Его взгляд упал на Наташку, зацепился, и всё его лицо вдруг озарилось такой тёплой, такой сияющей улыбкой, что у Лены ёкнуло сердце. Он пробился сквозь толпу, не сводя с Наташи глаз.

Та замерла. Она не дышала. Лена чувствовала, как её пальцы впиваются ей в руку.

Он подошёл. И сделал то, чего они никак не ожидали. Он не остановился на почтительной дистанции. Он шагнул вперёд и обнял её. Обнял крепко, по-мужски, по-своему.

– Здравствуй, моя девочка! – сказал он красивым баритоном. – Какая же ты красивая! Ты ещё лучше, чем на фотографиях!

И Наташка… Бедная, перепуганная Наташка… Вся их зубрёжка, все «хэллоу» и «вэлком» напрочь вылетели у неё из головы. Единственное, что её организм смог выдать в ответ на этот порыв, на этот поток тепла и незнакомых английских слов, было маленькое, испуганное и давно знакомое Лене восклицание.

– Ой!..

Питер замер на секунду, а потом рассмеялся. Здорово, заразительно.

– Ой! – повторил он с восторгом. – Что это, ой?

Ленка, наконец, смогла высвободить свою руку и, сделав шаг вперёд и спасая ситуацию, затараторила по-русски:

– Питер, я – та самая Лена, я – её лучшая подруга. Ой! У меня аж сердце ёкнуло, когда ты показался! Мы тут все переволновались, просто ужас! – Она коротко приложила ладошку к груди. – В общем, всё отлично, Наташа очень счастлива. Тьфу, ты! – Она чертыхнулась, поняв, что тараторит по-русски, и тут же перешла на английский:

– It’s like your «WOW», Peter. She says she is very surprised and happy to see you. (Это как ваше слово «Вау», Питер. Она сказала, что это очень неожиданно и что она очень счастлива видеть тебя).

– Ой! – снова сказал он, смотря на Наташкино зардевшееся лицо. – Вау! Понял. Очень красивое слово. Ой!

Он всё ещё смеялся, его глаза сияли. Он не был обижен или смущён. Он был очарован. Он нашёл свою «Ой». И в этот момент Лена поняла: самое страшное уже позади. Он принял её подругу именно такой: испуганной, неловкой, настоящей.

По дороге в город их то и дело обгоняли огромные КАМАЗы с гравием (Красноярск активно строился), обдавая машину едкой гарью. Игорь Петрович чертыхнулся и поднял стекло.

– А почему… так много дыма? – с искренним недоумением спросил Питер, морщась. – Это же очень опасно для здоровья.

Лена перевела, не понимая, что ему на это ответить.

– Это у вас там опасно, – отмахнулся Игорь Петрович, а Лена перевела: – It’s normal here. We are used to it. (Это нормально здесь. Мы привыкли).

Внезапно мотор «Мицубиши» кашлянул пару раз и заглох посреди дороги.

– Ети-ит твою налево! – проворчал Игорь Петрович, выходя, чтобы открыть капот.

– Что случилось? Нужна моя помощь? – спросил Питер, выглядывая в окно.

Лена перевела фразу отцу, но тот только махнул в ответ рукой:

– Сиди уж на месте, лунатик. Сам справлюсь. Не впервой.

– Ничего страшного, – успокоила она Питера, переведя батю так: – Просто плохой бензин. Иногда с водой. Сейчас «прокашляемся» и поедем.

Питер смотрел на клубы пара из-под капота с вежливым, но абсолютно непонимающим выражением лица. Явление «бензина с водой» явно выходило за рамки его новозеландского опыта.

Машина, и правда, вскоре завелась, и они наконец добрались до центра города. Лена заранее позаботилась о том, чтобы поселить Питера в лучшей городской гостинице – небольшой, частной, но с отличной репутацией.

Фасад был аккуратным, стекла – блестящими.

– Wow, – на этот раз произнёс Питер, оценивая вид. – Nice place (Красивое здание).