Хозяин подземелья

Кир наконец решился вдохнуть. Запах крови стал гуще, и Кир невольно оскалился.

– Сюда, КирСаныч, – указал Матвей, просачиваясь сквозь небольшую пластиковую дверь. Голова его тут же проникла обратно, будто он хотел проверить, идёт ли Кир за ним. – Тут нет никого, я замок открыл.

Кир пошёл за ним. По смазавшимся мелькающим мимо него стенам он понял, что невольно перешёл на вампирскую скорость и больше не может это контролировать. Пусть его разум ещё отчаянно боролся за контроль, но Помрачение уже захватывало тело. Ему нужно было торопиться.

Кир шёл по анфиладе комнат, заваленных каким-то техническим хламом и старым оборудованием. К счастью, в них не было ни души. Кир не смог бы сейчас заставить себя остановиться и спрятаться. Он точно знал – если перед ним появится живой человек, Кир его выпьет до капли. Впервые в жизни убьёт.

Он шёл на скопление мёртвой энергии, которое светилось для него, как факел во тьме. Не той энергии, что окружает неупокоенные души, нет. Там, впереди, были мёртвые тела. Рот Кира наполнился слюной, клыки болезненно запульсировали.

– Никого, КирСаныч! – отчитался Матвей, снова появляясь перед ним.

Кир с внутренним облегчением толкнул последнюю дверь. Она была металлической, и такой старой, что казалось, что она является ровесницей подвала.

– Замок древний, не открывали тысячу лет, даже закрасили дверь с этой стороны, – лопотал Матвей, но Кир его уже не слушал.

Перед ним было то, зачем он сюда и шёл. Холодильники. И из каждого фонило смертью. Для других вампиров здесь царил невообразимый смрад разлагающихся тел, который они начинали чувствовать гораздо раньше, чем он становился заметен людям.

Но не для Кира. Для него запах смерти был запахом пищи. Запахом выживания. Запахом родного мира. Не самым приятным, но неделимо связанным с жизнью. Странный парадокс, над которым Кир не раз задумывался.

Но не сейчас. Жить! Он хотел жить! Он чуял, где лежат самые свежие тела, и неровной походкой пошёл к ним. Он дёрнул дверцу холодильника, было не заперто. В самом деле, зачем запирать холодильник в запертой комнате запертого подвала?

Кир вытянул выкатной стол с лежащим на нём телом и откинул накрывавшую его простыню. Он не стал рассматривать того, кто лежал перед ним, сейчас это не имело значения. Важным было то, что телу было всего несколько часов, и кровь его оставалась жидкой и достаточно живой, чтобы он мог её выпить и встроить в своё тело.

Кир безо всякого пиетета вцепился в тело и вонзил клыки в самый крупный сосуд из доступных – в сонную артерию. Кровь не брызнула, как это бывает с живыми, поэтому Киру пришлось напрячься, чтобы тягучий поток хлынул в его горло, но он не жаловался.

Первый глоток был окрашен ликованием и облегчением. Кир стиснул холодное тело в объятиях, подгоняя ток жидкости. Боль в теле отступала, дышать становилось легче. Кажется, он даже урчал, всасывая в себя жизнь.

Из мертвеца можно высосать не так уж много крови, это не живое тело, где сердце в отчаянной попытке спасти жизнь гонит кровь к месту Кровавого поцелуя. Но всё же и не мало. Вполне достаточно, чтобы насытиться.

Кир присел, стаскивая верхнюю часть тела со стола, так кровь текла лучше. Он пил и пил, ощущая, как раны на его коже затягиваются, как проясняется разум, как наливаются мощью руки и ноги. Он не сможет прожить на этой пище так же долго, как на живой крови, но всё же это было спасение.

Глоток за глотком, и кровавая пелена, застилавшая зрение, отступала. Кир снова мог чувствовать что-то, кроме боли и голода. Запах прогоревшей одежды и пропитанных дымом волос, дуновение холодного воздуха из вентиляционного отверстия под потолком…

И вкус смерти в крови, что он глотал.

Девушку, а в его руках была именно девушка, пытались спасти и накачали просто литрами медикаментов, от неё разило лекарствами. Кир будто прозрел в одно мгновение. Он скрюченными пальцами вцепился в мертвеца, и пил, стоя на коленях посреди больничного морга.

Трупоед.

Правы были те сородичи, которые так их называли. Он именно таким и был. Кир в каком-то ужасе отпрянул от тела, шлёпнулся на задницу, обхватил себя руками, зажмурился и затрясся в беззвучных рыданиях без слёз.

Он ненавидел себя в эту секунду. Ненавидел люто. Он презирал своё стойкое желание жить, не дающее ему выйти на солнце или отрубить себе башку, презирал необходимость питаться таким отвратительным способом. Он проклинал своего создателя, обрекшего его на не-жизнь во тьме и одиночестве.

Внезапно он почувствовал касание к своему плечу и поднял взгляд. Рядом с ним на корточках сидел Матвей и пытался заглянуть ему в глаза.

– КирСаныч, Вы чего?

Кир замотал головой не в силах ничего сказать, в его рту стоял вкус крови, его тошнило.

– Мерзко… Как же мерзко… Я мерзок…

– КирСаныч, – тихо, но уверенно прервал его Матвей. – Люди убивают животных миллионами каждый день, чтобы есть. А Вы вообще-то никого не убили. Даже не повредили никому. Хотя могли. И никто бы Вас не нашёл и не осудил.

Кир с удивлением посмотрел на парня. Матвей плюхнулся на пол рядом с ним и обнял худые коленки. Выражение лица у него было упрямым. Он намеренно не смотрел на труп девушки, Кир знал, что вид мертвецов часто вызывает у призраков панику или неприязнь, но всё же он не отошёл. В его глазах не было отвращения.

Кир вдруг вспомнил, что не видел отвращения в лице Матвея ни разу за все пятнадцать лет, что они провели бок о бок. Ни когда Кир копался в могилах, ни когда призывал или изгонял души, ни когда пил мёртвую или живую кровь. Ни разу.

Кир хмыкнул и будто бы новыми глазами посмотрел на друга и, чего уж там, брата. Он выглядел точно так же, как выглядел за секунду до того, как сорвавшийся на круче с подпорок трактор размозжил его, выкинув за Грань за какое-то мгновение. Всё произошло так быстро, что Матвей даже не осознал собственной смерти, не прожил её. Так бывает.

В этих случаях почему-то дети чаще взрослых застревают в нашем мире, может быть потому, что их воля к жизни гораздо сильнее, чем у взрослых. Так произошло и с Матвеем. Парень остался привязан к месту, где пролилась его кровь, и целый год блуждал вокруг, распугивая живность и особо чувствительных людей.

Поначалу он даже не понимал, что вокруг него сменяются сезоны, что люди не видят его и не говорят с ним. Он фильтровал реальность, выхватывая из неё только то, что было ему привычно и понятно. Призраки это умеют.

Он просто увязывался ходить за своими друзьями и болтал без умолку, как делал это раньше, приходил в дачный домик бабушки и садился на своё обычное место за столом, не замечая собственной фотографии с чёрной лентой и чёрного платка на рыдающей бабуле. Для него жизнь просто продолжалась.

Со временем он начал замечать неладное и не на шутку перепугался. Тогда-то Кир на него и наткнулся. Беспокойные духи фонят сильнее тихих, и Кир просто пришёл на безмолвный зов, найдя среди холмистого поля мальчишку в шортах и несуразных ботинках, стоящего на снегу, который под ним не таял.

Кир объяснил пареньку, что произошло, и предложил помочь ему уйти в Безвременье, но Матвей всполошился пуще прежнего. Неизвестность окончательного ухода за Грань пугала его. К тому же он тогда был так счастлив увидеть хоть кого-то, с кем он мог говорить, что взмолился взять его с собой куда угодно.

Кир тогда уже семь лет, как был один, и это одиночество тяготило его не меньше, чем Матвея тяготило его собственное. Он предложил пареньку сделку – отправиться с ним во все его странствия, болтать время от времени, охранять жилище Кира и выполнять мелкие поручения, доступные призраку. Взамен же Кир предложил поддерживать дух столько, сколько он сам захочет пробыть в нашем мире. Ну и, конечно же, помочь Матвею оторваться от места его собственной гибели.

Кир придумал разбить связь духа с местом трагедии и перебросить её на что-то другое, но столь же памятное или значимое для самого паренька. Покумекав вместе, они не придумали ничего лучше, как эксгумировать Матвееву кость. Ну не к школьному же пеналу дух привязывать! А другого имущества у Матвея толком и не было.

Могилу парнишки Кир нашёл легко, Матвей сам рассказал, где он жил с родителями, а уж отыскать на местном кладбище резонирующие останки было нетрудно. Это сейчас Кир научился с разрешения духа призывать из-под земли мелкие частицы останков, пусть ему это и давалось невероятно тяжело, а тогда ему пришлось просто копать мёрзлую землю под покровом ночи.

Так Кир обзавёлся единственным другом и спутником. Матвей оказался не только отличным собеседником и любознательным мальчишкой, но и отличным защитником и другом. Они отлично ладили с Киром, ведь, в сущности, были почти ровесниками.

Да, Кир просуществовал на земле уже сорок пять оборотов вокруг солнца, но ему всё равно оставалось двадцать три. Дело в том, что вампиры навечно застывали в том возрасте, в котором их сердце переставало биться.

Именно поэтому среди вампиров существовал строжайший запрет на обращение детей. Вечный ребёнок, который никогда не будет способен полностью позаботиться о себе и осознать важность соблюдения законов Видящих – это большая проблема.

Вампиры просто замерзали в реальности. Они могли получать знания, опыт, умения и навыки, но их эмоциональные реакции, импульсивность, темперамент, способности к мышлению и прочие характеристики оставались неизменными.

В момент Кровавого поцелуя время для вампира застывало. Останавливался рост, старение, развитие болезней, ну и психическое развитие – тоже. Кир искренне считал последнее благом для его расы. Невообразимо было бы себе представить столетнего старца, живущего в теле подростка, или наоборот, вечного юнца, обречённого наблюдать увядание собственного тела.

Но у этого была и другая сторона. В свои сорок пять Кир так и оставался двадцатитрёхлетним парнем со всеми присущими юной душе порывами и метаниями. Вот и сейчас он, кажется, снова перегнул, окрасив мир в чёрное и белое, не замечая полутонов.

Матвей был прав. Кир не повредил никому. Мёртвому телу уже всё равно. Кир точно знал – эта девушка отошла в Безвременье, и ничто земное её более не интересует. Всё. Хватит жалеть себя. Жизнь продолжается.

Кир с силой потёр лицо руками и прохрипел Матвею:

– Спасибо…

– Да чё там, – неловко ответил Матвей.

Кир поднялся на ноги, и посмотрел на тело.

– Наталья Свиридова… – прочитал он на бирке, почему-то ему показалось важным узнать её имя.

Он бережно уложил тело девушки обратно на стол и аккуратно укрыл его простынёй. Пусть ей и наплевать, но всё же стоит относиться к ней с уважением. Ведь уважение к мёртвым – это для живых.

Подслушанный разговор

– Ну а теперь надо осмотреться по-настоящему, – пробормотал Кир.

Вместе с ясным сознанием к нему вернулась и способность анализировать ситуацию. Судя по всему, он в большом городе, где обязательно будут другие вампиры и вообще Видящие. Ни один из которых не пылает любовью к вампирам рода Утер. А значит, Киру нужно быть быстрее, ловчее, а главное – более осведомлённым, чем другим.

Кир выбрался из морга через дверь, в которую вошёл. Для того, что он собирался сделать, ему требовалось уединение, ни к чему сейчас быть замеченным случайно вошедшим работником. В небольшой тёмной комнатке у морга он сел на пол, сосредоточился и раскрыл своё зрение.

Ему хотелось осмотреться именно в больнице. Для него призраки могли быть глазами, и чем больше их, тем чётче он видел то, что видят они. Ритуал Ка йир, призыв духа, был активным проявлением силы, и его могли засечь, а в больницах неупокоенных было всегда пруд пруди. Киру не понадобится проявлять свой Дар, только лишь открыться, да и призывать никого не понадобится, нужно будет лишь попросить.

– Матвей, помоги мне, – прошептал Кир и откинул голову на стену, освобождая своё сознание.

Понемногу ощущение собственного тела начало оставлять его. Его сознание ширилось, ширилось и становилось всё более похожим на гладь пруда: его легко мог поколебать любой ветерок, но оно всегда возвращалось к спокойствию.

Кир снимал барьеры понемногу, справедливо опасаясь того, что количество духов в таком месте может быть настолько большим, что они его оглушат. Капля за каплей его защита иссыхала, а слух обретал привычную сверхчувствительность.

Постепенно тишина, разбавленная лишь гудением холодильной установки за стеной, начала расцвечиваться для него шепотками и всхлипываниями. Они отдавались странным эхом, превращаясь в нескончаемый канон.

Они становились громче, ближе, более осязаемыми.

– … как же дальше?..

– … остался там…

– … что мне делать…

– … не сказал, почему не сказал…

Они перебивали друг друга, наслаивались, перемешивались и в то же время для Кира они были вполне различимы. Каждый по отдельности. Он чувствовал их, здание было переполнено духами от подвала до самых верхних этажей. Некоторые совсем уже растворились, а другие только-только отлетели от ещё тёплых тел.

Кир постарался успокоить свой разум, чтобы вычленить какой-нибудь голос поадекватнее, чтобы обратиться за помощью. Всё-таки общаться с беснующимся духом – всё равно, что общаться с беснующимся человеком. Он просто не услышит, а выпускать силу и принуждать призрак к подчинению Кир не хотел.

И тут Кир, перебирая светлячки душ, ощутил в больнице один огонёк, настолько явно отличающийся ото всех, что невольно распахнул невидящие глаза. Да не может быть! Проклятый! Полусущий! Прямо сейчас среди бела дня в больнице находился Сородич из рода Блаэд.

Что, не один Кир решил найти пропитание здесь? Да нет, бред! Как можно охотиться посреди людной больницы, да ещё и днём? Нет, тут что-то другое. И Киру было чертовски любопытно, что. В конце концов, он сородича видел последний раз несколько дет назад, социальная изоляция порождает повышенный аппетит к контактам с себе подобными.

Кир решил присмотреться к Сородичу поближе. Он раскрыл своё сознание и прощупал парящих рядом духов, но днём они были слишком слабы. Да и чёрт с ним, ему было слишком любопытно. Кир всё равно стал растворять своё сознание в пространстве, улавливая то, что воспринимали призраки.

Он выпустил едва различимую каплю Дара, не решаясь действовать более напористо. Он порхал от сознания к сознанию, пока не наткнулся на лёгкое, удивлённо распахнутое создание какой-то бабушки, ушедшей вполне осознанно и тихо, а оттого – спокойной и приветливой.

Она не стала выталкивать его, а послушно впустила в своё едва ощутимое тело, позволяя смотреть её глазами. Матвей, когда они попробовали сделать то же самое впервые, говорил, что это ощущается довольно интимно, и больше Кир не просил гетеросексуального парня впускать его в разум. Сейчас он старался не думать о том, что ощущает старушка, в голове которой он так нагло обосновался.

И Кир увидел его. Сородич, одетый в наглухо застёгнутый костюм-тройку, шёл по больничному коридору, держа телефон у уха. Он распустил длинные каштановые волосы, чтобы прикрыть ими лицо, на глазах у него красовались густо-чёрные очки.

Довольно симпатичное лицо, худощавое тело. Полусущий не был гигантом, но и не производил впечатления малыша. Солнечный свет, который Кир увидел глазами призракаё, казался ему ослепительным, но этот сородич, казалось, не испытывал особого дискомфорта. А то, что это был сородич, было несомненно.

Коридор был запружен народом: рыдающие женщины, бегающие медсёстры и доктора, лавирующие между бродящими туда-сюда пациентами и посетителями, звенящие тележки с лекарствами, но вокруг этого мужчины образовался пузырь пустоты. Люди инстинктивно чувствовали хищника и отступали подальше. И пусть Блаэд был самым слабым и молодым из родов вампиров, они всё-таки были хищниками, одними из самых опасных в мире. Для людей, по крайней мере.

Кир попросил захваченного им духа приблизиться к сородичу, прислушался к звукам, шедшим из телефона, и на грани своих возможностей смог разобрать:

– … она говорила что-то про кровь, поэтому я обратился к тебе, – донеслось из трубки.

– Ильдар, я думаю, она имела в виду переливание, – отозвался Блаэд.

– Скорее всего, но я ничем не могу ей помочь. У неё не осталось живых родственников, в банке, насколько я знаю, подходящей нет.

– Я понял. Сделаю всё, что смогу. Перезвоню тебе, – ответил Блаэд.

– Дарья в четвёртой палате. Спасибо тебе.

– Хорошо, – ответил Блаэд и завершил вызов.

Кир незримо проследовал за сородичем и вплыл за его спиной в палату. Он не сразу понял, к кому направляется сородич, но когда увидел маленькую фигурку, прикрытую промокшими кровью и сукровицей бинтами, в сердце его что-то дрогнуло.

Дитя. Блаэд пришёл к ребёнку. У Кира ни на секунду не возникло подозрений, что сородич хочет навредить девочке, и через мгновение от в этом убедился. Мужчина подошёл к глубоко спящему ребёнку, и лицо его угрюмо напряглось, он тяжело вздохнул и скорбно склонил голову.

И Кир знал, почему. Он чувствовал, девочка почти ушла за Грань. Была в половине пяди от неё. Лишь неведомое чудо спасло её, Кир не понимал, как душа всё ещё держится в ней. Воля девочки к жизни была столь сильна, что это вызывало уважение.

Жаль. Такая красивая. Экзотичное смуглое лицо, заставившее Кира вспомнить о сказках тысячи и одной ночи или о Шахнаме, чёрные кудри, рассыпавшиеся по подушке… Девочка обещала стать ослепительной. Если выживет, а это сомнительно.

Сородич посмотрел на ребёнка секунду, а потом глаза его едва заметно полыхнули красным под его очками. В ту же секунду все обитательницы палаты мгновенно провалились в глубокий сон. Ого… Кир не знал, что Блаэд так умеют. Впрочем, управление кровью, должно быть, многое позволяет в плане контроля над человеческим телом. Стоит на минутку задержать её бег в мозгу человека, и вот он уже теряет сознание.

Полусущий окинул палату коротким взглядом, убеждаясь, что их не побеспокоят. Удовлетворённо кивнув, он обратил всё своё внимание на девочку, глаза его загорелись красным так явно, что осветили лицо, кожа его резко побледнела, черты лица заострились, делая его похожим на самого Кира. Блаэд склонился над ребёнком и напрягся всем телом.

Кир напрягся. Ему на миг показалось, что Блаэд всё-таки решил навредить ребёнку, а Киру этого почему-то отчаянно не хотелось, но сделать он ничего не мог. Но не случилось. Вместо того, чтобы впиться в шею ребёнка, Блаэд выпустил силу, что мягко заструилась к лежащей.

В этот момент с телом девочки стало происходить что-то невообразимое. Кир видел, как её смуглая кожа наливается более живым цветом, болезненная складка между бровями расслабляется, дыхание её становится реже и глубже.

Своим Даром Кир ощущал, как девочка шаг за шагом отходила всё дальше от Грани, дыхание Смерти больше не касалось её так. Невообразимо! Кир почти своими глазами видел, как Полусущий за несколько минут изменил состояние ребёнка в лучшую сторону. Неужели ничто человеческое не чуждо сородичам?

Блаэд покрылся бисеринками пота, удивительно было видеть такую реакцию на коже вампира, сам Кир не потел. Наконец, он тяжело вздохнул и отпустил магию. Девочка не проснулась, Полусущий посмотрел на неё долгим взглядом, покачал головой и выругался сквозь зубы.

Сородич, не оглядываясь, вышел из больничной палаты и пошёл к лестнице, на ходу вытаскивая телефон из кармана. Кир поспешил за ним.

– Ильдар, я сделал всё, что мог.

– Как она? Говори честно, сородич, – спросили из трубки.

– Ей лучше, но в сознание она не пришла. Она сильно пострадала, Ильдар, – мягко ответил Блаэд чуть тише.

На том конце повисло тяжёлое молчание. Блаэд не торопил, и неизвестный Ильдар заговорил снова:

– Как думаешь, она выберется? – дрогнувшим голосом спросил невидимый Ильдар.

– Я не специалист по ожогам, ты же знаешь. Но ей худо, – совсем тихо ответил Полусущий.

– Ты присмотришь за ней? – после паузы спросил Ильдар.

– Да, – твёрдо ответил Блаэд. – Обещаю. Я приду через день или два. Раньше в моём присутствии нет смысла.

– Спасибо тебе, – прозвучало из трубки.

– Пожалуйста. Я всё понимаю.

– Увидимся в клубе, – ответил Ильдар.

На этом трубка онемела. Очень интересно! Клуб? Клуб, куда могут приходить Видящие? Взглянуть бы хоть одним глазком! А впрочем, к чему тешить себя несбыточными мечтами? Где бы ни был этот клуб, Киру точно лучше держаться от него подальше. Если, конечно, этот Ильдар не имел в виду обычный человеческий клуб, куда сородичи вполне могли заходить ради охоты.

Блаэд замолчал, и больше от него не было никакого толку. Тем не менее, Кир проводил его до самого выхода из больницы, а потом вернулся, чтобы облететь всё здание. На третьем этаже больницы обнаружилась ведьма. Кир явно узнал Видящую по тусклому свечению и фантомному запаху трав. Но она молчала, не обращая на призрака никакого внимания.

Кир вернулся в собственное тело. Отцепиться от старушки было просто, а вот контраст залитого светом здания больницы и чёрного-пречёрного подвала вызвал у Кира лёгкую оторопь. Он не сразу смог проморгаться и привыкнуть к неяркому свету от призрака.

– Ну чё? – рядом с ним на корточках сидел Матвей.

– Ничё толкового, – в тон ему ответил Кир. – Пострадавших много, но это ожидаемо. Ещё в больнице только что был один из Проклятых.

– Да ну! – вытаращился Матвей.

Да, Блаэд были редкостью. Как и Утер. Увидеть одного из них было большой удачей Или неудачей, это с какой стороны посмотреть.

– Я пока ни черта не понял, – честно сказал Кир.

– Но лучше зашкериться? – понимающе протянул Матвей.

– Именно, – кивнул Кир.

Прятаться было второй натурой Утер, и Матвей уже привык к этому. Что бы ни случилось, они хранили своё пребывание где бы то ни было в секрете. А для этого им следовало выбрать убежище подальше от людных мест.

– Ну чё? Пшли? – с готовностью встал Матвей.

Но Кир задумчиво покачал головой, невидяще глядя в стену.

– Ты слетай, кошку проверь. Я тут…

– Что? – нахмурился Матвей.

– Да дело есть, – уклончиво ответил Кир.

– Какое? – с любопытством допытывался призрак.

– Стемнеет – покажу, – отрезал Кир. – Слетай к кошке, покорми, я тут осмотрюсь. Уж больно интересные подвалы, честное слово. И денег на корм возьми в рюкзаке! Нечего воровать без необходимости.

Матвей посмотрел на Кира с подозрением, но ничего не сказал. Он послушно растворился во мраке, оставив Кира одного. Кир, посидев минутку, поднялся на ноги и бесшумно пошёл вглубь коридора, уходящего от морга.

Кир не зря хотел обследовать больничный подвал. Утер не выносили света, а потому часто обустраивали свои убежища по землёй, где никакой злоумышленник или просто не слишком удачливый человек, наткнувшийся на укрытие вампира, не мог намеренно или случайно открыть окно или дверь.

К тому же, для Кира в близости к больнице был и свой интерес. Нет, он не думал о том, чтобы время от времени наведываться в морг за пищей. То, что он сделал сегодня, было крайней мерой, к которой он прибег, чтобы выжить. Он проделывал такое только пару раз в своей не-жизни, и то только в экстремальных ситуациях.

Тьма, одарившая сородичей своими Дарами, была и щедра, и жестока. Вампиры не могли не применять свой Дар на практике. Вампир, лишённый возможности реализовывать свои умения, начинал маяться и тяготиться. А возможность и полнота использования Дара, наоборот, приносила удовольствие и умиротворение.

К примеру, Утер, заброшенный на необитаемый остров пусть даже с прекрасным убежищем и неограниченным запасом крови, рискует тронуться умом от одиночества. А близость мест, куда часто заглядывает Смерть, в свою очередь приносила им возможности не только чисто утилитарные, но и помогала, как это ни парадоксально, меньше отличаться от остальных Видящих. Удовлетворённая потребность в применении дара меньше влияла на поведение и внешность.

Устроиться под больницей – это было бы просто прекрасно. Одним ударом убить двух зайцев. Ему не особенно был нужен комфорт, всё равно он не сможет здесь задержаться надолго. Большой город – не место для Утер. Ему достаточно было безопасности, а для этого ему нужно было залезть поглубже.

Кир внимательно прислушивался к тому, что происходит вокруг него. И его слух, и нюх говорили о том, что в эту часть подвалов не входили несколько десятилетий, это было ему только на руку.

Он наконец выудил из кармана крохотный фонарик. Ему будет достаточно крошечного источника света, чтобы видеть. Конечно, светлячок будет виден в кромешной тьме, но теперь он не боялся демаскировки – в этом подвале он точно был один.

За час Кир осмотрел все комнаты, одна из них была пустой, и Кир решил обосноваться именно там. Он заблокировал дверь, ведущую в морг, вернулся в пустую комнату и устроил себе что-то вроде лежанки на полу. Ему нужно было поспать хоть немного.