Код Акаши

Я выуживаю толстый томик и листаю в поисках нужного места.

«Но что за страх позорный, Сверхчеловек, тобою овладел?» – читаю я про себя, будто продолжая свой прерванный диалог с несуществующей тенью.

Книга летит на пол, а я визжу нечеловеческим голосом, к счастью, удержавшись от непечатных выражений, которые чужаки вряд ли сочли нужным загрузить в головы дикарям. Серебряный гад возникает рядом со мной слишком внезапно.

Права была Лин, сказав, что передвигаются они совершенно бесшумно. Даже в их странных скафандрах, напоминающих рыцарские доспехи. Скорее всего, они выполнены из какого-то высокотехнологичного легкого материала и только выглядят как металл.

Я подбираю книгу под чутким наблюдением обращенного ко мне шлема. Я чувствую взгляд чужака и через стекло.

– Я могу это взять? – спрашиваю я, украдкой оглядываясь. В помещении есть и другие мои товарищи по несчастью, но они рассредоточились у мониторов маленькими группами.

Нужно отдать должное нашим поработителям – дикари стали выглядеть поприличнее. Отмытые, причесанные и приодетые, они похожи на землян. Мне стоило бы быть среди них, а не привлекать к себе ненужное внимание, толкаясь у стеллажа с книгами.

Ну, я никогда не отличалась особым умом. А вот любопытство смело можно было назвать моим главным пороком.

– Да, – подумав, изрекает чужак, все еще зловеще нависая надо мной. – Почему именно это?

Я и в иных обстоятельствах не смогла бы ему ответить. Потому я просто стою с, надо думать, очень глупым и нелепым видом, пока шестеренки медленно проворачиваются в моей голове. В результате некоторых быстрых размышлений я решаю использовать подвернувшуюся возможность. Раз этот тип разговорчивее остальных.

Я завожу руку назад и демонстративно касаюсь своего загривка.

– Ваш чип… – неуверенно произношу я. – Я могу вас понимать, но хотела бы узнать, кто вы.

Создание, укутанное в серебро, резко наклоняется, пугая меня до усрачки. Я едва не падаю вслед за книгой на глазах кучи дикарей и присматривающих за ними чужаков.

– Мы не демоны, – тихо говорит роботизированный голос, – так что плохой выбор учебного пособия.

– Вы инопланетяне? – вырывается у меня. Я испуганно прижимаю пальцы к губам, хотя мне куда больше хочется дать самой себе пощечину. Мне нужна пересадка не костного мозга, а мозга вообще. Нормально функционирующего мозга. Кажется, я только что себя рассекретила.

Мой собеседник отодвигается, предоставляя мне больше личного пространства и кислорода. А в последнем я нуждаюсь особенно остро. У меня сбивается дыхание и начинает темнеть в глазах. В этот момент я надеюсь, что лейкемия никуда не делась и прикончит меня побыстрее. Или я просто упаду в обморок, чтобы сбежать от этого разговора.

– Вам следует начать с медиа-материалов, как и остальным, – как ни в чем не бывало сообщает чужак. – Художественная литература – следующий этап.

– О… – роняю я. Этап? Для чего? Зачем? Что это еще за добровольно-принудительная просветительная программа для аборигенов? У них в прекрасном будущем слишком много колледжей, и возникла нехватка преподавателей гуманитарных наук?

Как минимум, нас не собираются съесть. Но это не точно.

«Чтоб я постиг все действия, все тайны, Всю мира внутреннюю связь», – отвечаю я ему еще одной цитатой из книги, которую все еще сжимаю в онемевших от волнения пальцах.

А вдруг эти пришельцы – или кто они там – умеют читать мысли? Или, еще чего доброго, чип, вделанный в мой восьмой позвонок, транслирует весь бред из моей головы им напрямую, как гребаное шизофазивное радио?

Передо мной все еще черное стекло шлема, но мне почему-то кажется, что да.

Тот, кто за ним, меня слышит.

akashi

_

chapter

[2] = “

Филип Марлоу”;

Мне часто снятся чужие сны. Должно быть, падают какие-то щиты, и общее информационное поле просачивается в мой разум, словно вода в брешь старой черепичной крыши. Сейчас я вижу именно ее – красную черепичную кровлю. Старинные дома с эркерами и лепниной. Мостовые, блестящие от дождя. Тяжелый от влаги воздух, приглушающий звон трамвая и ржание лошадей в упряжке. Сквозь туман проступают шпили готических сооружений и печные трубы. Кажется, это где-то на Земле. Я не узнаю этот город. Наверное, я никогда там не был. Или просто не помню его, ведь прошло уже слишком много времени. Страшно называть про себя эту цифру.

Я вижу этот город, задремав в кэбе после долгого перелета. Меня будит легкий электрический импульс, что Акаши заботливо посылает по позвоночнику, чтобы сбросить с меня путы сна. Приоткрыв глаза, я смотрю за тонированное стекло кабины, и вот он – похожий образ уже наяву. Здания из черного камня. Низкое небо, насаженное на башни и флюгеры. Толпа, месящая грязь мостовой.

Филигранно исполненная подделка. Макет в стеклянном шаре со снегом, только без снега.

Температура на этой планете никогда не падает ниже нуля.

Акаши, – зову я, барахтаясь на грани яви и сновидения, – что это было? Воспоминание?

Я думаю, что ваши воспоминания о каком-то городе на Земле наслоились на восприятие Некрополиса, – откликается она. – Кстати, добро пожаловать. Вам следует отложить толкование сновидений на потом и сконцентрироваться на других вещах.

Алгоритм Акаши не ошибается в своих прогнозах, однако никогда не дает точной формулировки. Она считает, что знать будущее в мельчайших деталях пагубно для ума. Она лишь предостерегает. И очень вовремя.

Я замечаю, что водитель отклонился от маршрута, скорее всего, рассчитывая свернуть в темный переулок и проверить меня на прочность. Никаких обид, это чертов Некрополис. Тут свои порядки. Но я не заказывал кровавый Диснейленд, а прибыл сюда ради важного дела.

– Плохая идея, приятель, – говорю я и, отодвинув в сторону край плаща, демонстрирую ему кобуру с бластером. – Меня это не интересует.

– Надо же, – фыркает он. – Ладно-ладно, босс.

Надеюсь, я не нанес ему оскорбления, – думаю я, но быстро решаю, что мне плевать. Меня не касаются проблемы очередного фанатика из культа смерти, повсеместно распространенного в Некрополисе. Он будет нарываться и дальше, пока наконец не найдет свою гибель. Все они находят. А после «перезапуска» проходят этот круг снова и снова. И не важно, кто ты, – жертва или охотник, если повторяешь один и тот же замкнутый цикл.

Кэб мягко приземляется на площадку зловещей махины госпиталя. Наверное, если бы не бесконечно идущий дождь, все выглядело бы не так безрадостно, но Некрополис специально отстроили именно здесь. Туманно, влажно, темно. Идеальное место для города, выполненного в темных тонах вечного декаданса.

В приемной я сталкиваюсь с Офелией, которая, судя по всему, меня и поджидала. Конечно. Акаши.

Интересно, как звучала подсказка, полученная моей старой знакомой?

Временами общение со всезнающим искусственным интеллектом напоминает гадание на картах таро. Какой архетип он подобрал для меня? Спрашивать у самой Офелии как-то неловко.

Слишком… много всего между нами. И еще кое-что, что мигом стряхивает с меня ностальгию и бросает в кипящую ярость.

– Ты с ума сошла! – возмущаюсь я.

– Меня к нему не пускают, – одновременно со мной говорит Офелия. Ее глаза – ясные, как хрусталь – блестят от слез.

Раньше они были зелеными, а не голубыми. Я быстро сканирую и другие изменения в ней, произошедшие с нашей последней встречи, и закипаю все больше. Она перекроила себя до неузнаваемости. Она… уже не она. Офелия, которую я знал, должно быть, сейчас погружена в стазис за тысячи световых лет отсюда. Ее прекрасное холодное тело с кожей, словно светившейся своей белизной на черничного цвета постельном белье.

Грустный повод, по которому состоялась наша встреча, вовсе не мешает мне вспоминать эту картину. Ведь это я их познакомил. Но тогда она была куда умнее.

Я разочарован.

На нас таращатся буквально все, пока я оттаскиваю Офелию в сторонку. Ее прицеп семенит за нами – и эти взгляды раздражают меня куда больше, чем всех присутствующих вместе взятых. Две пары небесно-голубых глаз на ангельских детских физиономиях.

– Какого черта ты творишь? – рявкаю я, кое-как сдержавшись, чтобы не надавать Офелии по щекам. – Зачем ты притащила это сюда?

Гнев расцветает на ее лице пунцовыми пятнами.

– Ах, вот как ты теперь заговорил, – шипит она. – Не смей так…

– Дядя Фил, – пищит девчонка, цепляющаяся за ее руку. Меня не трогают ее милый вид и заискивающий взгляд.

– Заткнись, – требую я. – Я тебе не дядя. И не лезь, когда…

– Взрослые разговаривают, – заканчивает за меня Офелия. Она приседает на корточки перед девчонкой, оглаживает ее худенькие плечики и ласково воркует: – Мари, малышка, подожди, нам нужно поговорить.

Девчонка отлипает от Офелии, берет такого же белокурого мальчика за руку и отходит на безопасное расстояние. Мне становится чуточку легче, когда они не мозолят глаза, но я все еще вижу их боковым зрением.

Контролировать периметр – привычка, наработанная годами, чтобы не схлопотать удар в спину или похерить цель. Кем бы ни были эти дети, здесь им угрожает смертельная опасность. Офелия – полная дура, раз притащила их сюда.

– Филип, послушай… – вздыхает она. – Я подумала, что это сможет его убедить. Если он увидит их… А если нет, они все равно должны проститься с отцом.

Святые угодники!

Я замахиваюсь для пощечины, но в последний момент прячу руку в карман плаща.

Остынь, – говорю я себе. Это Офелия, а не какая-то наркоманка из трущоб, пусть у нее и закатились шарики за ролики. Трудно не слететь с катушек, когда живешь такую долгую жизнь. Во времена, когда мы были любовниками, она терпеть не могла кукол, и вот, всего каких-то три века спустя, нянчится с ними с удовольствием. Она и сама стала куклой. Но я не обитатель Некрополиса, чтобы предвзято относиться к подобным вещам. Я не осуждаю. Опустим нашу старую интрижку. Офелия – нынешняя избранница моего друга. Я беспокоюсь о ней, даже когда она творит какую-то херню.

Особенно, когда она творит какую-то херню.

– Сэм не их отец, – устало напоминаю я, – а созерцание двух болванок вряд ли поможет ему выкарабкаться. Зато тут найдется три тысячи желающих поглазеть, что у них внутри. Ты действительно хочешь, чтобы их пустили в расход?

– Я перезапишу их, – беззаботно пожимает плечами Офелия, и я наконец-то узнаю ее прежнюю. Такой она была до того, как преисполнилась слащавым бредом Гелиотрона.

Минуту назад она готова была растерзать меня за неуважительное обращение с ее питомцами, а сейчас признает, что с легкостью пожертвует ими. Они не более чем аксессуар. Потому я скептически воспринимаю игры Офелии в заботливую мамашу.

– Но я не смогу перезаписать Сэма, – потупив взгляд, горько говорит она. – Этот упрямый осел… Он при смерти. По-настоящему. Он не проснется в капсуле, как мы.

Говори за себя, – злюсь я, но не озвучиваю этого вслух. Лучше я буду подвергаться ежедневному риску, – еще бы, с такой-то работой! – чем засуну настоящего себя на хранение и стану разгуливать в тушке болванчика.

– Не сольется с Акаши… – продолжает Офелия. – Кто-то должен уговорить его на отцифровку, пока не поздно. Эта болезнь… я слышала, что она уничтожает не только тело, но и разум. Счет идет на часы. Изменения могут быть необратимыми. Ты же здесь за этим, да? Для этого сорвался?

– Да, за этим, – признаю я.

Офелия кивает своим мыслям. Она смотрит на город за окном, размытый потоками дождевой воды, бьющейся в стекла. Трепещущий холодный свет делает ее загорелую кожу бледной, как прежде. Все-таки такой она нравилась мне больше.

Непривычно видеть ее живой?

Почти живой.

– Это все из-за тебя, – вдруг изрекает она, нахмурившись. – Это ты вдохновил его своим примером. Даже на Гелиотроне он отказывался жить, как все мы. И к чему это привело? Наш мир… наша семья… он…

Она драматически вздыхает.

Ах, значит, теперь она винит во всем меня.

– Он сам это выбрал, – обрываю я, – так что завязывай.

Офелия делает то, на что я не осмелился, – бьет меня по лицу узкой ладонью с тонкой полоской обручального кольца. Чип подавляет болевые рефлексы, и я испытываю скорее раздражение. Я предельно близок к тому, чтобы просто вырубить ее, зашвырнуть в кэб и отправить в Гелиотрон принудительно. А куклы пусть разбираются сами. Скорее всего, через пару часов от них останутся рожки да ножки. Никто не станет церемониться с тарелкой, в которой подан его суп.

Если до того на нас косо поглядывали, то теперь в открытую пялится весь приемный покой.

– Если он умрет, я тоже убью себя, – заявляет Офелия. – По-настоящему.

– Ладно-ладно, – сдаюсь я, прежде чем она снова начнет плакать или выкинет еще какой-нибудь финт. – Я уговорю его на отцифровку. Но ты должна убраться отсюда.

– Но как же дети? Пусть они хоть… – начинает Офелия, но мой недовольный взгляд вынуждает ее замолчать. Она кивает, признав, что этот аргумент не имеет веса в споре со мной. Приемы, к которым она, должно быть, частенько прибегает на Гелиотроне, здесь не работают. Это суровое место, а не их миленький кукольный мирок.

Я дожидаюсь, пока Офелия погрузит в кэб свой живой «багаж», и, отсалютовав ей на прощание, иду справляться о визите к Сэму.

Врач непреклонен – «визит», если это можно так назвать, возможен, а вот разговор – нет. Даже будь я копией самого себя, подобное не разрешено. Инфекция опасна и пока плохо изучена. В стеклянный бокс, где содержится Сэм, вхожи только обслуживающие болванки. Для любого создания, наделенного разумом, риск слишком высок, ведь мы все связаны с Акаши.

Так что у меня не выходит исполнить обещание, данное Офелии.

Все, чем мне остается довольствоваться, – это постоять у плотного стекла, наблюдая, во что превратился ее супруг. Я радуюсь, что выдворил ее вон. Офелии нельзя это видеть – зрелище точно не для слабонервных.

Я едва узнаю Сэма в дряхлом старце, прикованном к койке и окутанном множеством проводов. Некогда сильное, могучее тело сморщилось, волосы выпали, кости и мышцы плотно обтянуты пожелтевшей кожей. Вся она испещрена синюшными пятнами, язвами, струпьями и свежими ссадинами. От появления новых Сэма берегут ремни, удерживающие его конечности, и, конечно, сильная доза седативных препаратов. Ему не дают приходить в сознание, ведь, охваченный безумием, он стремится поранить себя. Мне уже приходилось сталкиваться с больными, страдающими этим недугом, но я и не задумывался, что однажды это постигнет кого-то, кто мне важен. Я наблюдал чужие страдания с холодным, отстраненным интересом, задаваясь лишь одним вопросом: не случится ли это со мной?

Но где же он заразился? Насколько мне известно, на Гелиотроне еще не зафиксировано случаев заражения. Выходит, здесь, в Некрополисе? Но какого дьявола он тут забыл? Почему бросил свою игрушечную семью?

Он давно вышел в отставку.

Какой прогноз? – обращаюсь я к Акаши, задумчиво поглаживая кожу над чипом, вшитым в загривок. – Впрочем, ты ведь не ответишь, да?

Верно, – соглашается она. – Я боюсь, что ответ на этот вопрос вас расстроит. Если вам будет угодно, я могу просчитать вероятность… или подобрать подходящую метафору?

Нет, не нужно, – откликаюсь я. – Лучше скажи, есть ли способ обойти «Астральный вектор» и сделать копию сознания без разрешения носителя. Если от сознания еще что-то осталось.

Вам известно, что нельзя, – отвечает она, и, если бы у нее был голос, сейчас он звучал бы с сожалением. – Правила едины для всех.

– Забавно, – бормочу я себе под нос, будто Сэм может меня слышать и поддержать беседу. – Мы так много размышляем о смерти, не имея представления, что это, но, столкнувшись с ней, оказываемся совершенно беспомощны. Да, старик?

Я улавливаю вибрацию от шагов, прежде чем в поле зрения появится медработник, и затыкаюсь. Едва ли он горит желанием ввязаться в пространный философский диспут. Специфика работы в госпитале делает персонал по-своему циничным. В городе, где смерть, – что-то вроде аттракциона, у них хватало работы и до возникновения инфекции, сделавшей небытие реальным, как никогда. В последнее время случаи участились.

Хорошо, что на Гелиотроне Офелия в безопасности. Сэм не хотел бы, чтобы она разделила его участь. Мы живем слишком долго, чтобы верить в вечную любовь. Его супруга погорюет, но найдет себе кого-то еще.

– Попрощались? – хмуро интересуется медработник. Я подмечаю, что он тоже предпочитает носить оболочку, вероятно, в целях безопасности, но без всяких изысков, не то, что моя старая знакомая.

– Да, – говорю я и ухожу, чтобы еще какое-то время постоять под дождем.

В этих декорациях я чувствую себя нуарным детективом. Не хватает только шляпы «Стетсон» и сигареты. Впрочем, город, обозреваемый с посадочной площадки на крыше госпиталя, скорее похож на Дрезден или Кельн, уж точно не на Чикаго. Я – нуарный детектив, перепутавший сеттинг и приблудившийся в готический роман, но от попытки иронизировать над собой не делается менее паршиво на душе.

Я размышляю, что сказать Офелии и нужно ли вообще с ней еще раз говорить, когда рядом вдруг приземляется кар. Дождь барабанит по черной нанокерамике.

Дорогая игрушка, ни материал, ни дизайн не характерны для Некрополиса. Я отметаю предположение о том, что меня отыскал кто-то из местных, кому я когда-то давно умудрился перейти дорогу, чтобы поквитаться.

Значит, работа, – заключаю я и мелочно радуюсь возможности отвлечься от горького послевкусия от последней встречи с умирающим другом.

Что скажешь, Акаши? Я угадал или меня сегодня прикончат? – думаю я и, стоит дверце с шипением отъехать в сторону, забираюсь внутрь.

***

В салоне сухо и тепло, но с моего плаща тут же натекает внушительная лужа. Пассажиров кара это, кажется, нисколько не беспокоит.

Как всегда, я прежде всего оцениваю обстановку: водитель, скорее всего, болванка, возможно, вооружен. Двое телохранителей – настоящие, судя по выправке, имеют хорошую военную подготовку, но не спешат обнажить пушки, которые у них, предположительно, спрятаны под современными пиджаками старомодного кроя. Последняя в каре – особа столь юная, что Офелия запросто могла удочерить ее вместо болванки, белокурая и миловидная. Но мне сразу становится кристально ясно, что эта пигалица здесь главная, остальные – ее свита или обслуга. Она держится как потомственная аристократка, обряжена в реликтовый шелк и отыгрывает радушную хозяйку.

Такс…

– Чем обязан? – спрашиваю я вместо приветствия, на всякий случай поглаживая рукоятку бластера под плащом.

– Расслабьтесь, мистер Марлоу, – почти ласково говорит блондинка.

В ее речи отчетливо слышится тень какого-то умершего европейского языка. Я бы предположил, что она, – представитель консервативной элиты Некрополиса, если бы не ее внешность. Я слышал о таких, как она, белобрысых и синеглазых особях. Кто-то поэтично звал их «небесными странниками», кто-то менее уважительно – просто «молью». Ее попутчики, судя по масти, относятся к тому же племени.

Но они живут обособленно и, как правило, не снисходят до мелкой возни остальных образчиков нашего вида. Признаться, я имею смутное представление, где они обитают и чем занимаются.

Как-то не пришлось завести с ними знакомство.

– Я расслаблен, – заверяю я. – Просто хотелось бы сразу внести ясность. Если вы думаете, что я наемник, вас ввели в заблуждение. Я занимаюсь преступлениями, связанными с синтетическими препаратами и…

– Мы прекрасно осведомлены о роде вашей деятельности, – перебивает меня она.

Все время, что я нахожусь в каре, она не сводит с меня синих глаз, даже не моргая. Мне невольно делается неуютно под тяжестью ее взгляда.

– Ладно, – сдаюсь я. – Так что вам нужно?

– Дело непосредственно касается синтетических препаратов, – продолжает она, – и вашего бывшего напарника Сэма Спейда. Мне жаль, что его постигла такая печальная участь.

Тщательно проанализировав, с каким выражением были сказаны эти слова, я признаю, что она и правда испытывает нечто, близкое к состраданию. Но это уже не имеет значения. Упоминание Сэма заставляет меня встрепенуться.

– Простите, – спохватывается хозяйка кара. – Вы, быть может, голодны? Мне стыдно за свои манеры, что я сразу…

– Нет, – быстро пресекаю я. – Продолжайте.

– Для начала мне хотелось бы получить ваше согласие, – говорит она и кивает своим спутникам. Телохранитель, сидящий подле нее, достает планшет и стилус для подписи, но я мотаю головой.

– Я не буду соглашаться, пока не узнаю, на что конкретно подписываюсь, – возражаю я и развожу руками. – Уж извините, мисс. Вы даже не представились. Вам-то известно, кто я, верно?

Хозяйка кара спокойно выдерживает дуэль взглядов и одаривает меня неожиданно теплой улыбкой. Другой на моем месте давно бы растаял. Она хороша собой, но не как сексуальный объект, а как старинное полотно в музее, на которое приятно смотреть и испытывать чисто эстетическое удовольствие. Она держится без высокомерия, хоть явно относится к высшему свету. Как правило, такие вещи подкупают. Но я только что лицезрел умирающего в страшных муках Сэма, и этот жуткий образ застилает все перед моими глазами. Явись мне хоть сам Дракула с поручением государственной важности.

По правде, я считаю, что его не существует. Его уже лет пятьсот как никто не видел. Скорее всего, он давно истлел в прах и слился с Акаши. Быть может, мои сны про старые европейские города – призрак его личности, затесавшийся в код, и они снятся всем, кто носит в своем теле чип для моментальной связи со всезнающим искусственным интеллектом.

– Справедливо, – соглашается незнакомка. – Хорошо. Мое имя Луиза Ришар. Я возглавляю конвент гуманитарного разума, и сейчас мы занимаемся разработкой вакцины против ВБС.

– ВБС? – почему-то из всего сказанного я цепляюсь именно за эту загадочную аббревиатуру. «Конвент гуманитарного разума» мой мозг фильтрует в папку «мусор», поскольку в нашем обществе каждые лет пятьдесят-сто возникает новая организация с витиеватым названием, занятая черт знает чем, но, по их мнению, очень важным. Если бы я силился запомнить, давно бы поехал крышей, как Офелия и блаженные хиппи, живущие на Гелиотроне.

– Вирус быстрой смерти, – объясняет Луиза Ришар. – Болезнь, от которой умирает ваш бывший напарник. Мы так ее называем.

– Уже интереснее, – признаю я. – И как успехи?

– А это, друг мой, ознакомительная версия, – усмехается она. – Дальнейшая информация доступна по подписке.

– Ладно-ладно, – сдаюсь я и сам тянусь за планшетом. – Черт с вами. Продано.

Я бегло просматриваю контракт, и мои брови ползут вверх. Большинство пунктов вносятся в любое соглашение, например, обязательство хранить подробности дела в строжайшей тайне, но кое-что заставляет меня поднапрячься. Однако я решаю, что не стану качать права, когда на кону, возможно, шанс спасти Сэма от настоящей гибели, а разберусь с этим после. Все-таки документ составлен от имени той самой организации, а не самой барышни в каре, и все выглядит вполне официально.

– Я знаю, что некоторые условия противоречат вашим убеждениям, – говорит Луиза, от внимания которой не укрывается внутренняя борьба, написанная у меня на лице, – но позже я объясню, зачем это нужно. Все по порядку.

– Хорошо, – соглашаюсь я и нетерпеливо спрашиваю: – Вы действительно сможете ему помочь?

– На данный момент у нас есть только пробный образец вакцины, – со вздохом делится Луиза, – но он даст отсрочку, пока мы проведем нужные лабораторные тесты. Все почти готово.

– Сейчас вы скажете, что вам нужен подопытный кролик? – хмыкаю я. – К этому вы ведете?

– Нет, мистер Марлоу, – говорит она. – На эту должность подошел бы и любой другой, без ваших профессиональных качеств. Вам нужно закончить работу, начатую мистером Спейдом.

– Так он работал на вас…

Вот почему он покинул тихую гавань своего семейного счастья!

Решил тряхнуть стариной.

Прельстился заманчивым предложением!

Но у меня нет и малейшей догадки, что ему могла посулить эта велеречивая особа. У него, казалось бы, было все. Живи себе и радуйся, пока не надоест. Быть может, Сэм заскучал? Зная его подвижную натуру, сложно представить его, веками напролет играющим в куклы с Офелией.

Он сбежал от нее?

– Верно, – кивает Ришар и резко меняет тему. – Вы когда-нибудь пробовали ТС?

– Нет, – резко говорю я. – Я не стал бы заниматься тем, чем занимаюсь, если бы мне хотелось это попробовать.

А Сэм пробовал и, более того, встал на путь борьбы с этим злом, отыскав в себе силы вынырнуть из химического омута. Он страстно желал выжечь эту заразу, чтобы больше никто не прошел через те круги ада, что и он в свое время. Зато «темное прошлое» обеспечило его по-настоящему бесценными познаниями.