Несущий свет

Валерия Минц

Несущий свет

Раб не мечтает о свободе, раб мечтает о своих рабах.

Глава 1

Леккос сжал губы, стараясь не дрогнуть рукой. Чернильное перо скользнуло по пергаменту, оставляя закорючку вместо ровной линии. «Опять…» – он со вздохом уставился на кляксу. Тело юноши сковывало изнеможение. В Скриптории не было окон и всегда царил полумрак, чтобы солнечные лучи не попадали на драгоценные талмуды, оттого Леккос никогда не знал точно, сколько времени они провели в башне.

Единственными источниками света были лампы, наполненные небольшими золотистыми камнями, что впитывали в себя солнечный свет, а затем излучали его. Огню, разумеется, не было места в царстве древних книг, существующих порой в единственном экземпляре. Обычно света этих минералов хватало на полдня. Сейчас они едва начали тускнеть, а Леккосу казалось, что прошла уже целая вечность…

– Сосредоточься, – голос Тарвина прозвучал мягко, со звенящей знакомой усталостью.

Учитель сидел напротив, его худые пальцы перебирали ветхие страницы и свитки. На запястьях сервита поблескивали три медных браслета. Леккос знал значение каждого: «Свобода чтения», «Право учить», «Обязанность молчать». В отблесках приглушенного света чернела одна и та же гравировка на каждом браслете: «Servio, ergo sum1».

– Если легат увидит, что ты снова дрожишь, он прикажет вырвать ноготь за каждую кляксу, – Тарвин поднял глаза. Его лицо, изрезанное морщинами, напоминало старую карту. – Ты же помнишь историю с Калло?

Леккос помнил. Один из рабов-писарей, допустивший ошибку в отчете о налогах, лишился пальцев не так давно. Нерос назвал это уроком, чтобы после тот внимательнее относился к документам. Учитывая, что Леккосу хозяин уготовил более важную роль, требований к нему было больше. И не оправдывать ожиданий господина Деция было чревато последствиями.

Со вздохом пригладив копну коротких каштановых кудрей, парень провел рукой по лицу, прогоняя навалившуюся сонливость.

– Я не Калло, – проворчал он, снова погружая перо в чернила. – И никогда не буду на его месте.

Тарвин усмехнулся. Леккос внимательно вчитался в строку, которую только что испортил: «Магические народы своими лживыми и тщедушными обещаниями жаждали заполучить могущества большего, чем у них уже было. И только свет Империи уберег ее от тьмы порабощения».

Чернила еще не высохли, и буквы блестели, как свежая кровь, и парень смахнул их, пока поверхность не успела впитать слова, оставив этот несмываемый след, подобный шраму. Он потянулся к оригинальному свитку – потрепанному, с выцветшими витиеватыми рунами – и сравнил. В оригинале было написано: «Из милости и милосердия старший народ аль`пани, коих вела за собой Аурена, Несущая свет миру сему, предложил союз людским правителям, и только те, что заняли срединные земли, отказались, пойдя по иному пути».

Леккос задумался. Может, ему стоило подобрать какие-то другие слова? Такие, что передадут правду, но завуалированно? Аквилантис позволяет трактовать целые фразы совершенно по-разному в зависимости от контекста, в котором употребляется. За шесть лет обучения юноша хорошо овладел этим инструментом. Язык, созданный, чтобы передавать всю полноту красоты окружающего мира, для поэзии, легенд и баллад… и чтобы нести правильные истины потомкам.

– Ты снова это делаешь, – констатировал сервит, вставший позади и внимательно наблюдавший, как подопечный, взявшись за перо, выводит новые строки.

– Что именно? – спросил Леккос, не отрывая глаз от текста.

– Сомневаешься, – Тарвин ткнул пальцем в недописанную строку.

Теперь там значилось: «Мудрость правителей Империи помогла им избежать опасного союза с народом аль’пани из-за возникших разногласий и недоверия…»

– Здесь не должно быть упоминания союза. Это покажет наших врагов как равных. Подчеркни, что аль’пани… точнее эльфы, хотели обманом заполучить власть над нашими землями. Найди более подходящее по смыслу слово.

Леккос стиснул зубы. Это была самая тяжелая часть скриптора – выбирать, что станет правдой, а что – ложью.

– Я не могу не сомневаться, – признался юноша, с раздражением отбрасывая перо в сторону, – с тех пор, как господин Деций отправил меня сюда, в Скрипторий.

– Все, что делает хозяин Деций, – Тарвин всегда подчеркнуто не называл Нероса господином, – имеет свой смысл, мальчик. Он никогда не делает того, что не натолкнет нас на верные мысли. А только так можно стать гражданином Империи. Твое обучение и помощь в столь нелегком деле, как перевод и переписывание всех этих свитков, тоже часть урока, который хочет тебе преподать хозяин.

– Зачем тогда учить нас читать старые тексты, – Леккос уже не раз задавался этим вопросом за последние шесть лет, – если все равно переписывать? Чтобы потом терзаться от вопросов, на которые никто не даст ответы?

– Чтобы помнить, – поправил Тарвин. – Правда – как яд. В малых дозах она делает сильнее, в больших – убивает. На нас, скрипторах, лежит больше бремя – донести до потомков историю. И то, что мы вложим в эти тексты, сформирует мышление целых поколений. Не забывай об этом, когда в очередной раз захочешь заняться самодеятельностью.

– Я не хочу быть скриптором, не хочу этой ответственности…

Тарвин замер, потом медленно сел, будто в его костях скрипнула каждая прожитая година. Леккос знал, что, несмотря на старческий вид, мужчина был куда моложе, но доставшийся ему дар вытягивал из сервита все жизненные соки, подобно сорняку.

– Нет. Но ты хочешь жить, – негромко произнес наставник. – И это важнее. Когда-то я думал точно так же, сопротивлялся, несмотря на наказания… Но не наказания заставили меня измениться, просто со временем я осознал: правда не меняет мир. Меняют слова. А слова, – он обвел рукой полки со свежими книгами и свитками, – всегда чьи-то.

Юноша сжал кулаки под столом. Где-то в груди змеей извивалось неповиновение. Раньше он просто радовался, что смог попасть на обучение к самому Неросу Децию, главе одной из семей среднеземских патрициев, который разглядел в оборванце темный дар.

Тогда мальчишка, не знавший ничего, кроме горя и лишений, с радостью отдал все, что у него было – свободу и даже собственное имя, получив взамен годы боли, страданий и терзаний, что не давали порой уснуть по ночам. И чем больше Леккос узнавал о мире из обширной библиотеки Нероса Деция, тем больше вопросов возникало. А с вопросами взращивались и сомнения…

И все его попытки изменить хоть что-то с каждым годом разбивались о стену непроницаемой уверенности в том, что не бывает слов, которые нельзя переписать.

– Разве не бывает таких слов, которые… нельзя трактовать иначе? – поинтересовался юноша, с тоской поглядывая на словарь. – Тогда у нас не останется выбора, кроме как писать правду.

Тарвин подавил вздох и аккуратно смахнул чернила, заменяя строку более приемлемой формулировкой.

– И если ты думаешь, что так же не поступают… эти, – он кивнул на старинные книги, исписанные мелкими иероглифами и рунами, – то ты заблуждаешься. Правда всегда в устах победителей. А ты можешь выбрать: писать или быть переписанным. Третьего нет.

Леккос хотел продолжить один из многочисленных споров с наставником, но Тарвин предостерегающе поднял палец.

– Молчи, – резко и тихо наказал сервит, и спустя мгновение Леккос тоже услышал: в коридоре раздавались тяжелые шаги.

– Легат?.. – Леккос вскочил, сердце загнанным зверем билось в грудной клетке.

– Нет, – Тарвин замер. – Слишком тяжелые для Нероса. Это стража.

Леккос выдохнул, но в горле застрял ком. Раз за ними выслали, это могло значить только одно…

Дверь распахнулась. На пороге стоял надзиратель Гатус, щурясь в попытке разглядеть скрипторов в полумраке. Грузный широкоплечий набелит, выходец из восточных земель, испепелял своими темными глазами не хуже, чем пироманты. Сложно было сказать, отчего он так сильно ненавидит мир – из-за врожденной жестокости, позволяющей ему без колебаний и моральных угрызений выполнять любой приказ хозяина, или того, что когда-то, будучи брошенным на арену, так и не смог обрести желанный покой.

Взгляд Леккоса невольно скользнул на его запястья, где красовались два массивных широких железных браслета, напоминающих кандалы.

– Легат Деций вернулся, да славится его имя, – произнес он гнусаво, так и не избавившись от акцента за десятилетия службы. – Уже пересек Масерию и скоро будет в поместье. Вас двоих ждут.

Вскоре дверь захлопнулась. Гатус, как обычно, был немногословен… Со вздохом Леккос принялся прибирать на столе. Первое, чему его научил сервит: порядок на рабочем месте – залог порядка в голове.

– Запомни, – сказал Тарвин тихо, когда его подопечный разносил свитки по своим местам, отмеченным на стеллажах комбинацией цифр и букв. – Нерос любит, когда рабы кажутся умными… но не когда они умнее его. За десять месяцев его отсутствия ты многого достиг. Главное – не спорь. Я не хочу снова отращивать тебе ногти.

Парень кивнул, пряча дрожь в голосе:

– Я покажу ему, чему научился.

– Нет, – Тарвин вложил ему в руку свиток, в котором были подробно записаны все достижения Леккоса за последний год. – Ты покажешь ему, чему он тебя научил.

Снаружи небо уже окрасилось золотом, а солнце стремилось спрятаться за высокой белой стеной Масерии, возвышающейся над Имперской Столицей. Даже спустя столько лет она поражала воображение Леккоса, оставаясь чем-то непостижимым и невозможным. И как только имперцы смогли возвести ее, да еще без магии?

Само поместье располагалось на одном из холмов, которые когда-то семьи патрициев, основавших город-государство Среднеземье, поделили между собой. С тех пор минуло уже более шестисот лет, и каждое имение успело разрастиcь, плесенью покрывая устье реки Альбарай.

На каменных стенах, обвитых плющом, помимо черных с алыми воронами гербов семьи Дециев висели красно-золотые знамена с символом Империи – солнцем. Прежде Леккосу казался завораживающе прекрасным этот символ с распростертыми десятью острыми лучами, но теперь парень знал, что когда-то эта руна означала у эльфов «равновесие». Теперь же стараниями среднеземцев это было воплощением стремлений Империи – «власть света над тьмой».

– Не считай сорок, а то добра недосчитаешься, – раздался над ухом насмешливый голос одного из племянников Нероса, мальчика двенадцати лет, но Леккос все равно ощутил себя пристыженным.

Они стояли в тени галереи, на террасе, позади членов семьи Деций. Это была великая честь, ведь рабам не было позволено находиться вместе с хозяевами на приемах, но для него и других рабов, особо приближенных к персоне легата, было сделано исключение.

Только для Леккоса это было сродни испытанию, а не честью. Пальцы непроизвольно сжимали край накидки, когда парень ловил надменные и презрительные взгляды Дециев, ибо знал, что его присутствие терпят только из-за, как они называли это, капризов Нероса. Однако никто не смел перечить главе семьи и его эксцентричным решениям.

Стоящий рядом Тарвин не обращал внимания на хозяев, устремив взгляд к воротам, высматривая приближающихся солдат. Старый скриптор в очередной раз поправил медные браслеты. Леккос невольно глянул на свои руки. Браслетов, как у прочих рабов, на них не было, но и свободным он себя не ощущал.

– Едут, – прошептал кто-то из слуг рядом. Двор замер, а вскоре все задрожало от приближающегося гула копыт.

Первыми въехали всадники в черных как смоль доспехах. Лица их были скрыты глухими шлемами, а на попонах и плащах красовались символы элитного отряда Черных Солнц. От символа Империи оно не отличалось ничем, кроме цвета, но что-то было пугающее и зловещее, отчего каждый раз Леккоса бросало в дрожь.

Легат ехал в центре отряда, выделяясь среди остальных не только искусно выполненными доспехами, но и шлемом с алым плюмажем. За ними тянулась повозка с клетками, укрытыми полотном. Леккос чуть вытянулся и даже привстал на носки, пытаясь разглядеть поверх голов.

– Готовься, – Тарвин толкнул его в бок, хмурясь от такого ребячества. Благо никто из вышестоящих уже не обращал на рабов никакого внимания.

Когда отряд остановился у широкой парадной лестницы из белого мрамора, спешившийся Нерос прошагал сквозь образовавшийся черный коридор. Каждый из его отряда отдавал честь, когда легат проходил мимо, никто не нарушил идеального построения.

Остановился мужчина прямо у ступенек, где наверху стояли супруга с сыновьями и дочерями, терпеливо, по всем церемониальным правилам, ожидая окончания чествования возвращения главы семьи. Однако, как только Нерос снял свой шлем, все присутствующие ахнули. Острое лицо с резкими чертами, и без того разукрашенное следами многочисленных битв, было перебинтовано. Даже до дальних рядов, до Леккоса донесся тошнотворный запах гниения и сукровицы, пропитавшей повязку.

– Пустяки, – отмахнулся имперец, когда жена с ужасом бросилась к нему и, игнорируя правила приличия, повисла у мужа на шее. – Это подарок с последнего сражения. Если за три недели со мной ничего не случилось, то и этим вечером ничего не изменится.

Он с легким раздражением оторвал от себя жену, совершенно не внимая ее чаяниям и слезам в голосе. Все остальные жители поместья с неменьшим шоком наблюдали, как Нерос без тени смущения подходил и здоровался с каждым, как подобало, словно влажные от крови бинты не доставляли ему дискомфорта. Однако же старательно делали вид, будто не замечают незаживающей раны на лице. «Интересно, кто же его так…» – размышлял молодой скриптор, как тут его вернул в реальность зычный голос легата:

– Леккос, – тот стоял рядом, внимательно смотря прямо на юношу цепкими золотисто-карими глазами.

Вдоль позвоночника прошла ледяная волна, а по телу выступил холодный пот.

– Господин Деций, – начал парень, опуская взгляд в пол, ибо ему не дозволено было смотреть на хозяина без разрешения. – Да осветит солнце ваши победы и дарует Тиль долгие годы жизни…

Он хмыкнул, пропуская слова приветствия мимо ушей.

– Подыми глаза, мой ученик, – властно произнес он, и парень повиновался, ощущая острую смесь страха и неловкости, когда на него устремились взгляды всех присутствующих. – Кажется, ты вырос за время моего отсутствия.

Леккос не рос уже года три, однако похвалу легата принял с должной благодарностью. Он шагнул вперед, чувствуя, как взгляды рабов жгут спину. Нерос обнял его, как сына, железная рукавица больно впилась в плечо, заставив вырваться короткое тихое шипение. Благо никто, кроме Тарвина, этого не услышал.

– Расскажи, чему научился, пока я громил остроухих выродков.

Леккос развернул свиток, который сжимал в руке все это время, и начал зачитывать:

– Освоил «Хронику Пяти Битв», трактат по риторике Марцелла, основы арифметики, перевел десяток…

– Скучно, – Нерос выхватил свиток и швырнул его в небольшой фонтанчик. Вода с готовностью поглотила пергамент, оставив вместо слов лишь чернильное пятно на поверхности. – Ты что, попугай? Повторяешь чужие слова?

Тарвин попытался вмешаться:

– Хозяин, он…

– Молчи, – Нерос даже не взглянул на него. – Я говорю со своим учеником, а не с тобой, сервит.

Леккос чувствовал, как нарастает паника, однако знал, что на самом деле хочет услышать легат.

– Я научился нескольким заклинаниям темной магии, – сказал парень чуть уверенней, – а также изучил древние языки старших и младших народов. А еще прочитал их трактаты о магии и религии.

Из толпы послышался недовольный шепоток. Леккос стиснул зубы, подавляя желание сорваться с места и оказаться как можно дальше отсюда… Легат словно специально начал расспрашивать его на людях, хотя знал, насколько не поощряется имперскими гражданами изучение варварской культуры. Впрочем, любая, отличная от среднеземской, культура считалась варварской… даже если речь шла о соседних людских странах.

Но губы Нероса изогнулись в довольной улыбке.

– С нетерпением буду ждать, когда ты продемонстрируешь свои успехи.

Слова прозвучали скорее как предупреждение, хотя тот явно был в хорошем настроении. Однако, когда один из старших офицеров отвлек легата, Леккос понял, что все это время не дышал, и только когда имперец отошел, смог вздохнуть с облегчением.

– Ну, могло быть хуже, – негромко приободрил Тарвин, похлопав подопечного по плечу. – Ты вполне неплохо справился с таким давлением.

– Теперь мне придется терпеть это постоянно? – скривился Леккос, все еще ощущая исходящую от окружающих ненависть.

– Такова цена отсутствия у тебя оков на руках. И, поверь, она не настолько высока, какой могла бы быть.

Но парень готов был поспорить. Что лучше? Быть в цепях, но хотя бы одним из таких же рабов, как он, или свободным, но среди тех, кто никогда не признает тебя равным себе? Сложный выбор, на который даже у сервита никогда не было четкого ответа.

Глава 2

Когда торжественная часть закончилась, патриции и офицеры отправились на праздничный пир, и как только двор опустел, на лица присутствующих словно легла тяжелая тень.

– Чего раззявились?! – прикрикнул один из надзирателей. Раздался свист плети, за которым последовал короткий вскрик боли. – Пошли прочь – или дел не осталось?!..

Гатус уже был тут как тут, готовый сопроводить Леккоса в его камеру… вернее, в покои. Сейчас парень был несказанно рад возможности скрыться от окружающих.

– Вечером тебя позовут, будь готов, – произнес негромко Тарвин, когда они шагали по коридорам поместья. Их намеренно вели длинным путем, чтобы рабы не попадались на глаза господ во время пиршества.

– А вы? – с тревогой поинтересовался Леккос.

– Хозяин ждет меня… Не беспокойся, все будет в порядке, – добавил сервит, заметив, как округлились глаза подопечного. – Ему всего лишь нужен мой дар, раз другие целители не справились.

Леккос не был так уверен. Быть может, он ответил легату недостаточно почтительно? Или нарушил какой-то этикет? А ведь за то время, что он на попечении Тарвина, тому доставалось за все его осечки и ошибки…

Когда юношу оставили наедине с самим собой в небольшой пустой комнатке, ощущение, что он словно зверь в клетке, лишь усилилось. Дверь никогда не запирали, поскольку стража знала, что послушный раб никогда не уйдет без дозволения. Да и куда?.. Дальше стен Масерии, непрестанно охраняемой имперскими легионами, все равно не сбежит, а обратная дорога беглецам заказана. Только в петлю или, что хуже, на столбы, где солнцепек, жажда и стервятники сделают всю работу.

В томительном ожидании время всегда тянулось дольше, особенно без дела, но как бы Леккос ни пытался занять себя, мысли расползались, как ужи. Он жаждал встречи с тем, кого называл учителем, но и боялся одновременно. Боялся не оправдать возложенных ожиданий.

А потому, сидя на кровати, парень лишь наблюдал, как медленно и неотвратимо догорает день. Пальцы невольно потирали шрамы на костяшках – следы его былой слабости, которые никто не видел. И даже магия созидания Тарвина не могла стереть их полностью.

«Предатель», – перешептывались рабы, когда он проходил мимо. «Безродная тварь», – бросали ему в спину патриции. Для всех он был избранником богини удачи Фатаны, совершенно незаслуженно получившим свое место. И каждый из них, будь то раб или аристократ, жаждал оказаться на его месте, но лишь потому, что они не знали, что скрывается за ширмой «отеческой» любви Нероса Деция. Цена его расположения – наказание за каждый промах и шрамы, которые становятся напоминанием о собственной неидеальности. Вот только следы, что остались после отрубания пальцев, ударов бамбуковой палкой и содранной кожи, никто никогда не увидит.

– Слабак, – прошипел он себе, но тут же сглотнул ком в горле.

Вот кем он был на самом деле. Не везунчиком – слабаком, который только и может, что терпеть. Чтобы жить…

«Жить. Просто жить», – билось в висках. Он помнил, как мать прятала его в яме с трупами, когда легионеры вырезали их деревню. Помнил, как разрывал промерзшую землю, чтобы добыть кореньев. Как выворачивало наизнанку, когда он пытался утолить голод незнакомыми грибами и поздними ягодами. Как готов был принять смерть, когда его окружили конные всадники в черных доспехах…

«Ты должен выжить. Ты должен…» Вот только ради чего? Ради матери, чье лицо давно растворилось в тумане памяти, оставив лишь смутное воспоминание о нежности материнских рук? Ее голоса, эхом отдающегося в голове в минуты отчаяния? Прошло почти двенадцать лет, но было ли выживание истинной причиной, почему он каждый раз покорно выполнял все, что от него требовали? Наверное, когда-то так и было, но не теперь, когда он знал, что жизнь сама по себе не стоит ничего, если не подкреплена властью и силой. Сила у него была, пусть слабая и хрупкая. А вот власть…

Взгляд Леккоса скользнул по столику, где аккуратными стопками были разложены книги для перевода текстов. Он всегда занимался самостоятельно, вне Скриптория, однако те труды, над которыми он работал, не видела ни одна живая душа. Его собственные труды. Его история… Разве не этого добивался от него Нерос? Может, господин и правда хотел, чтобы именно Леккос нашел те самые слова, которые могут изменить все?.. Стоило ли рассказать ему об этом порыве или такая самодеятельность лишь разозлит легата?

Шаги в коридоре заставили его вздрогнуть. Парень встрепенулся, быстро выпрямился, стараясь не смотреть на вход, чтобы не вызвать подозрений.

– Идем, хозяин ждет, – Гатус без предупреждений распахнул дверь и теперь силуэтом чернел в проеме.

Не произнеся ни слова и не подымая глаз на надзирателя, Леккос покорно последовал за ним по поместью. В здании уже царило сонное спокойствие. Откуда-то доносились звуки музыки – кто-то продолжал празднество. Слуги уносили с пира золоченые блюда с остатками трапезы под зорким присмотром, чтобы даже объедки достались не рабам, а дворовым псам.

Однако, к удивлению Леккоса, Гатус вел его не наверх, где был кабинет Деция, а вниз, к катакомбам. Обширная сеть служила и погребом, и местом для заточения пленных, которых отряд легата привозил после походов. Но чаще всего тут просто наказывали провинившихся слуг и рабов… Юноша невольно сглотнул.

– Что, ссышься, писака? – оскалился Гатус, словно учуявший обуревавший парня страх. – И правильно делаешь. Отсюда ре-е-дко возвращаются невредимыми…

Он так сладострастно протягивал слова, смакуя их вкус, словно говорил о ночи с любимой женщиной, а не о пытках, которые он и прочие стражи порой устраивали в подземельях. Но Леккос не стал ничего отвечать. Незачем кормить медведя, чтобы тот откусил руку по локоть… Или в поговорке говорилось про тролля?

От этой мысли на лице парня невольно проступила ухмылка.

– Чего лыбишься? – спросил Гатус с раздражением, не понимая причины веселья раба.

– Да тебе-то куда понять, – хмыкнул Леккос, вмиг поразившись своей смелости.

Раньше он не смел так себя вести, но знал, что Гатус сейчас ничего ему не сделает. Тот тоже это понимал, оттого и мог лишь бросать гневные взгляды да корчить гримасы.

– Пшел. Туда, – прорычал набелит, когда они остановились в конце коридора у массивной кованой двери. Набелит потянул засов и, приложив немалые усилия, отворил дверь, пропуская Леккоса в помещение.

На удивление, тут было достаточно просторно и даже без окон светло. Шкафы по периметру в основном полнились трофейным оружием, на стойках красовались разномастные доспехи снятых с тел поверженных врагов, судя по повреждениям. В углу дымилась жаровня, наполняя воздух ароматом полыни и крови, дым от которой тянулся куда-то под своды помещения.

На стене висела огромная карта континента Хартвельд с помеченными завоеванными или потерянными в ходе бесконечных военных столкновений территориями. По сравнению с ближайшими государствами Среднеземье занимало маленький клочок на берегу залива, но легионы старательно раздвигали пространство, выгрызая себе земли под натиском соседей. Больше всего стычек происходило обычно на востоке, где Набелитский халифат яростно сражался за срединные земли, продолжая расширяться, и с южанами-веасийцами, которые пытались закрыть имперцам выход к морским просторам в яростных сражениях на море и суше, то и дело совершая набеги на уже занятые поселения.

Видимо, именно поэтому сейчас часть легионов устремила свой взор на север, к бескрайним лесам Остании – небольшого раздробленного государства, в котором каждый из правителей гордо именовал себя королем. В отличие от набелитских кочевников и герцогств Веаса, которые действовали сплоченно, каждый останский правитель отбивался от недоброжелателей своими силами, не обращаясь за помощью к союзникам. Оттого Остания с ее землями, полными озер, рек, лесов и плодородных холмов, была лакомым куском для многих, в том числе для среднеземцев. Однако столкнулись легионеры не только с дремучими лесами, в которые до этого не ступала нога человека, и отрядами конных рыцарей, но и с теми, кто жил в этих землях задолго до пришествия людей…