Райские Цепи

Лисавета Челищева

Райские Цепи

Глава I

Индийский океан дышал жаром, выдыхая на крошечный островок воздух, густой, как патока. "Лазурный Балос" – жемчужина, затерянная в бирюзовых водах, где белоснежный песок сливался с джунглями, пахнущими гармоней экзотических цветов и гниющих манго. Здесь всегда было +35°C, и даже тень не спасала – она лишь делала жару более коварной, обволакивающей, как шёлковый саван.

Я стояла на краю старого деревянного пирса, босиком, чувствуя, как шершавые доски впиваются в подошвы. Мой прозрачный хитон из тончайшего сингапурского шелка – тот самый, что Нико привез мне три года назад после "дела в Малайзии" – развевался на ветру, обнажая белые шрамы на бедрах. Он был почти невесомым, но сегодня висел на мне, как свинцовый плащ, с каждым вздохом врезаясь в обожженную солнцем кожу.

14:00

Прилив начал медленно забирать мой алый шарф – тот самый, цвета запекшейся крови. Вода ласкала край ткани, потом потянула за собой.

Я наблюдала, как шелк растворяется в бирюзовой пучине, но не пошевелилась.

"Он опоздает. На час. Как в прошлый раз, когда заставил меня ждать у храма Будды. Как в позапрошлый, когда я просидела всю ночь на берегу. Но он приедет. Он всегда приезжает. Даже если только затем, чтобы снова уйти."

15:17

Солнце прожигало кожу до волдырей. На плечах уже выступили розовые пятна – завтра они почернеют. Где-то за спиной слышался смех местных рыбаков, плеск волн о борт яхты, крики чаек. Но все это тонуло в гуле крови в висках.

16:30

Мои губы потрескались до крови. В глазах плавали черные пятна, и я сомкнула веки, чтобы не упасть. Лейла – моя верная служанка, единственная, кто осталась со мной после всего, – осторожно поднесла к моим губам стакан с личи-гранатовым соком.

– Госпожа… – ее голос дрогнул.

Я машинально оттолкнула стакан. Ледяные капли брызнули на горячие доски пирса и тут же испарились.

"Если выпью сейчас – он появится именно в этот момент. Увидит, как дрожат мои руки. Поймет, что я слабая. А я не слабая. Я выдержу и это."

17:48

Тень от маяка легла на воду длинной стрелой. Где-то вдали заиграла мандолина – наверное, рыбаки возвращались с уловом. Я вдруг вспомнила, как Нико учил меня завязывать морские узлы на этом самом пирсе.

"Туже, Садэ, – смеялся он, обхватывая мои пальцы своими. – Мертвый узел должен быть таким, чтобы даже смерть не развязала."

18:55

Песок между досками обжигал ступни, но боль уже не ощущалась – ноги онемели, будто кто-то перерезал невидимые нити, связывающие их с мозгом. Колени подкосились, и я рухнула на раскаленные доски.

Лейла вскрикнула, бросилась ко мне, но я жестом остановила ее.

"Если умру здесь… он найдет мое тело. Увидит, как ветер играет моими волосами, как прилив целует кончики пальцев. И это станет его самым страшным наказанием – знать, что последнее, что я чувствовала, было не его прикосновение, а безразличие моря."

19:44

Тьма.

Но сквозь нее – далекий рев катера. Глухой, как сердцебиение умирающего.

"Он приехал."

И тогда я засмеялась. Потому что знала – теперь он будет ждать.

…

Я открыла глаза в белоснежной палате местной клиники – месте, куда свозили рыбаков, изуродованных акулами, или женщин, переборщивших с опиумом.

Зеркало напротив отражало моё лицо: загар до бронзы, потрескавшиеся губы, пустые глаза. И… новый алмаз на тонкой золотой цепи.

Камень был холодным. Как его улыбка.

"Он здесь."

Лейла молча помогла мне сесть, её пальцы сжали мою руку.

– Господин приказал отвезти вас домой и подготовить к ужину.

Голос её был ровным, но я знала – она боится. Боится его. Я не знала почему, ведь Нико никогда даже не контактировал с обслугой на острове.

– Хорошо. Готовь.

Моя вилла – трёхэтажный монолит из тикового дерева и чёрного стекла, спрятанный в пальмовой роще. Ветер играл прозрачными шторами, открывая вид на манговый сад, где когда-то… Нет. Не сейчас.

Лестница на третий этаж. Каждая ступенька – как шаг к алтарю. Спальня. Гигантская кровать без постельного белья – только шкура белого леопарда, подарок от одного из его "партнёров" из Африки. На тумбочке – кожаный кнут с серебряной рукоятью. Наша третья годовщина.

Я подняла глаза к зеркальному потолку.

"Он помнит всё. Каждый след. Каждый шрам. Каждый мой крик."

Лейла принесла платье – новое, чёрное, с открытой спиной.

– Господин ждёт.

Я кивнула.

"Мой любимый день месяца наконец-то настал. Пора выжать из него всё."

Я спустилась на кухню, где Лейла уже наливала кофе – густой, черный, с кардамоном, как я любила. Аромат вился в воздухе, смешиваясь с запахом жасмина из сада.

– Спасибо, – я взяла чашку, чувствуя, как тепло проникает в ладони.

Служанка молча подошла сзади, взяла гребень и начала расчесывать мои волосы, капля за каплей втирая в них масло арганы.

– Лейла, ты сегодня особенно напряжена, – заметила я, пригубив кофе. – Каждый раз, когда приезжает Николаос, ты будто ждешь, что стены рухнут.

Девушка замерла.

– Это… ничего, госпожа.

Я повернулась, поймав ее взгляд.

– Мы же с тобой не просто хозяйка и служанка, правда?

Она опустила глаза, но я мягко коснулась ее руки.

– Расскажи.

Лейла глубоко вздохнула, будто собираясь прыгнуть в пропасть.

– Моя мама… в Марокко она была Шауафа.

– Кто это?

– Та, кто видит. Гадает. Предсказывает.

Я приподняла бровь.

– И тебе передалось?

Лейла кивнула, едва заметно.

– Иногда… по ночам… мне снится господин Николаос. – ее голос стал тише, будто опасаясь, что нас подслушает сам воздух. – Он приезжает на виллу. Весь в крови. Руки… в крови. И говорит: «Всех предателей – казнить!».

Я выдержала паузу и рассмеялась.

– Лейла, это же просто сон!

Она не ответила, только поставила гребень на стол и вдруг опустилась на стул, будто ноги отказали.

– Госпожа… – она обхватила себя за плечи, – кровь во сне – это не всегда кровь. Иногда это… обещание.

Я допила кофе, поставила чашку с легким звоном.

– Ты думаешь, Николаос кого-то убьет?

Лейла закрыла глаза, шепнув что-то на своем языке.

– Я думаю, госпожа… он уже убил.

Тишина повисла между нами, густая, как смола. За окном зашумели пальмы – поднялся ветер.

– Не выдумывай. Иногда начитаешься всяких ужасов, вот и снится всякое. – слегка улыбнулась я, переворачивая чашку на блюдце, чтобы погадать на кофейной гуще.

…

Каждый жест перед встречей с ним – это ритуал. Подготовка к долгожданной встрече. Ради которой я существую здесь.

Платье – «Dior La Lune» – чёрное, как ночь над Индийским океаном, с открытой спиной до самой поясницы. Шёлк, прошитый микроскопическими металлическими нитями, струится по телу, будто жидкая тень. Оно обволакивает каждый изгиб моего тела, подчёркивая линии, по которым он так любит проводить пальцами – рёбра, талию, бедро.

"Ты – моя статуя, – говорил он когда-то. – И я буду лепить тебя, пока не останется только то, что мне нужно."

Я поворачиваюсь перед зеркалом, наблюдая, как свет играет на ткани.

"Он заметит. Обязательно заметит как я готовилась к нему."

Украшения – бриллиантовые серёжки «Boucheron» в форме капель. Подарок.

"За хорошее поведение", – усмехнулся тогда Нико, вдевая их мне в уши своими руками.

Обувь – босоножки «Amina Muaddi» на каблуке-шпильке, тонком, как игла. Ремешки обвивают лодыжки, будто цепи. Лейла заплетает мои волосы в низкий хвост, но я останавливаю её.

– Оставь несколько прядей.

Она кивает, не поднимая глаз.

– Он любит их поправлять, – добавляю я, больше для себя, чем для неё.

Лейла подаёт мне перчатки – прозрачные, шелковистые.

– Господин ждёт в ресторане на пирсе, – шепчет она.

Я сжимаю её запястье – не сильно, но достаточно, чтобы она наконец подняла глаза.

– Спасибо, Лейла. Ты свободна.

Ресторан «Эвридика» нависает над океаном, будто корабль, готовый к отплытию. Его террасы, выстроенные каскадом, уходят прямо к кромке воды, и когда волны бьются о скалы внизу, кажется, будто само здание дышит в такт прибою. Гирлянды, протянутые между колоннами, мерцают в темноте, как звёзды, застрявшие в паутине, а музыканты в углу играют ремикс на «Cry Me a River» – медленный, томный, с примесью бузуки, будто сама Медея напевала эту мелодию, глядя на море.

Нико сидит за угловым столиком, погружённый в свои мысли. Белая рубашка с расстёгнутыми пуговицами, закатанные рукава, загорелые руки – он выглядит так, будто только что сошёл с яхты, хотя я знаю, что последние три дня он провёл в переговорах где-то на материке. В пальцах – серебряная ручка «Montblanc», подарок от какого-то немецкого банкира, который теперь, наверное, жалеет о своей щедрости. Он что-то пишет в кожаном блокноте, лицо непроницаемо, будто высечено из мрамора.

"Планы. Сделки. Или очередной список тех, кто ему перестал быть нужен?"

Я стою у входа, позволяя себе несколько секунд просто смотреть на него. Он не замечает меня – или делает вид, что не замечает. Но я знаю: он чувствует мой взгляд. Всегда чувствует.

Наши глаза встречаются. Он не улыбается. Его взгляд скользит по мне, оценивающий, холодный. Уголок рта дёргается – "одобрение? Или просто привычка?"

Я иду к нему, чувствуя, как взгляды других гостей жгут мою спину.

"Они знают. Все знают, чья я."

Сажусь напротив него. Он не отрывает пера от бумаги.

– Ты опоздал на семь часов и тридцать две минуты, – говорю я, проводя пальцем по ожогу на своем декольте. – Я чуть не умерла.

"Пусть видит, как я пострадала из-за него. Пусть запомнит."

Он бросает короткий взгляд, дергая бровью.

– Но не умерла же.

Гнев подкатывает к моему горлу, но я глотаю его. Не сейчас. Не здесь.

– Алмаз идёт тебе, – произносит Нико, наконец отрываясь от блокнота.

– Это компенсация за опоздание?

Моя босая нога скользит по его лодыжке.

– Нет. Слишком мало для неё.

Он поворачивает блокнот – на странице мой профиль. Губы, скулы, изгиб шеи.

"Нарисовал меня, как богиню. Мило."

– Как тебе такая компенсация?

Кровь приливает к моим щекам.

"Чёрт. Он до сих пор умеет это делать."

– Принимается.

Официант – молодой грек с татуировками змей на руках, подходит к нам с меню. Нико говорит с ним на родном языке, слова льются густо, как оливковое масло. Я не понимаю греческий. Но его голос – это отдельный язык. Его я прекрасно понимаю.

Моя нога поднимается выше по его голени, пальцы сжимают ткань брюк.

Нико не двигается, но сухожилия на шее напрягаются. Нож в его руке сжимается.

"Ты чувствуешь это, Нико? Чувствуешь, как я управляю твоим дыханием? У меня тоже есть контроль над тобой."

Моя пятка давит на его внутреннюю часть бедра, круги становятся сильнее, настойчивее. Внезапно он бросает нож на стол – лезвие звенит. Его рука хватает мою лодыжку, прижимает ступню прямо к паху.

"Вот ты и попался."

– У тебя пятно, – его голос низок, как гром перед штормом. Кончик ножа указывает на каплю вина ниже моей ключицы. – Иди убери. Я подожду.

Я допиваю вино, медленно, специально растягивая момент.

"Ты ждёшь? Хорошо. Жди, пока я не допью до последней капли."

Встаю, позволяя его взгляду прожигать мою спину. Босоножки цокают по мрамору.

"Раз. Два. Три."

В зеркале вижу, как он захлопывает свой блокнот.

"Работа закончена. Наконец-то. Теперь его единственный проект – я."

Дверь в дамскую комнату захлопывается за мной. Но я не успеваю повернуть ключ. Чьи-то пальцы впиваются в мои волосы, заставляя меня запрокинуть голову назад.

Глава II

Щелчок замка отрезает нас от мира. В уборной пахнет жасмином и ванилью – ароматические свечи в золотых подсвечниках мерцают, отражаясь в огромном зеркале, где я вижу: свои глаза – чёрные, как смола, но с искрами вызова. Его тень за моей спиной – медленная, преднамеренная, как приближение бури.

Нико снимает шёлковые лямки платья с моих плеч кончиками пальцев, словно раздевает подарок. Ткань сползает до бёдер, обнажая грудь без белья. Его руки – горячие, шершавые – сжимают мою талию, притягивая к себе так резко, что моя грудь подпрыгивает – хочу, чтобы он сжал ее, прикусил, заставил забыть о любых других руках, кроме его.

Его губы опускаются на мою шею, зубы скользят по коже, а пальцы уже разводят мои бёдра, находя там влажность и жар, которые кричат о нём.

– Малышка… – его голос хриплый. – Ты божественна. Чёрт. – он прикусывает мочку моего уха, заставляя меня вздрогнуть. – Ты зверски меня возбуждаешь, даже когда просто сидишь и молчишь. Другие меня не возбуждают. Даже когда танцуют стриптиз на закрытых вечеринках моего отца в Афинах.

Я резко разворачиваюсь, упираясь ладонями в его грудь.

– Ты на них всё ещё ходишь? – мой голос непредвиденно резок. – Ты же обещал…

Он смотрит на меня со смесью развлечения и голода.

– Иногда так надо. По работе.

Я закатываю глаза, прижимаясь к нему ещё сильнее.

– Ага. А на стриптиз для лучшей рабочей концентрации смотришь?

Его губы растягиваются в опасной улыбке.

– Не смотрел бы на стриптиз – тебя бы проглядел.

Его рука скользит по моей талии, притягивая так, что моя грудь вдавливается в него еще больше, становясь ещё аппетитнее.

– Упустил бы такой алмаз… – он проводит пальцем по моему ожерелью, цепляя его, будто поводок.

Я нахально приподнимаю подбородок.

– Хочешь найти себе алмаз получше? Поярче?

Он смеётся, низко, гортанно, и внезапно сжимает мою грудь через платье, больно, но так, что я стону.

– Уже нашёл. – его пальцы сжимают мой сосок, крутят, заставляя меня выгибаться. – Но если хочешь доказательств…

Он наклоняется, целуя мою шею, пока его другая рука спускается между ног. Его пальцы медленно входят в меня, без предупреждения, и я ахаю, хватаясь за его плечи.

– Видишь? – он шепчет, двигая пальцами внутри. – Никакие танцовщицы не смогли бы сделать так… чтобы я захотел их сразу, в туалете кафе.

Я смеюсь, задыхаясь, потому что он прав.

– Ты… чёртов… нарцисс…

Он прикусывает мою губу, останавливая дерзкие слова.

– Не груби.

Я злюсь, но тело предательски откликается – ведь это игра, в которой я добровольно сдалась.

Его пальцы выскользнули из меня, оставив пустоту, но ревность всё ещё жгла изнутри.

– И на скольких вечеринках отца ты уже побывал без меня? – язвлю я, прикусывая губу, чтобы не выдать дрожь в голосе.

Нико закатывает глаза, но ухмылка выдаёт его удовольствие от моей ревности.

– Прекрати ревновать. Мне не нравится, когда во мне сомневаются.

Я вздыхаю, прижимаясь к нему ближе, чтобы он чувствовал, как моё тело дрожит от желания и злости.

– Да, но я не твой бизнес-партнёр, чтобы сомневаться. Я ревную, как девушка. – мой шёпот обжигает его шею: – А ревную тебя только потому, что прекрасно знаю: эти эскорт-девицы, что танцуют у вас на вечеринках, готовы на всё – лишь бы оказаться на моём месте. – я отстраняюсь, глядя ему прямо в глаза. – А я не собираюсь ни с кем делить свой рай. И тебя.

Мужчина ухмыляется, откидывая чёрные кудри со лба.

– …Если это твой рай, то кто я для тебя здесь, Садэ?

Его вопрос застаёт меня врасплох. Я краснею, закусывая щёку, но слишком поздно – он уже видит, как мои зрачки расширяются.

Он чуть отстраняется, чтобы окинуть меня испытующим взглядом. Я не заслоняя грудь руками в смущении, не стыжусь влаги, что стекает струйками по моим бедрам. Мне уже давно не восемнадцать, чтобы считать, что это прекрасное тело принадлежит только мне. Раньше, оно принадлежало самым влиятельным магнатам и политикам Европы, – тому, кто больше заплатит за ночь. Пока однажды меня не забросило на одну закрытую вечеринку на Крите. И с того дня, мое тело принадлежит только одному мужчине уже пять лет подряд – Николаосу Иоаннидису.

– Садэ, я жду ответа. Без него не притронусь к тебе больше.

Его тон спокоен, но глаза горят опасным огнём.

Я гневно сжимаю губы.

– Опять твои провокации…

Он не отвечает, медленно расстёгивая ширинку брюк. Мои глаза прилипают к его движениям, я нервно сглатываю, дыхание сбивается.

Нико стягивает брюки до середины бёдер, обнажая упругий бугор в белых боксерах Calvin Klein.

– А что, если я не хочу давать ответ? – бросаю я, пытаясь казаться равнодушной.

Он ухмыляется, цепляя резинку боксеров двумя пальцами и лениво оттягивая её вниз, будто гипнотизируя меня.

– Тогда будешь просто наблюдать.

Я не могу отвести взгляд. Его тело – совершенство: жилы на руках, пресс, упругая плоть под тканью, готовая вырваться наружу.

Моя грудь тяжелеет, между ног пульсирует влажным ритмом. Черт. Он знает, что я не выдержу, но продолжает мучить, медленно оголяя себя по сантиметру.

Его белые боксеры сползают ниже, и передо мной предстает его член – ровный, величественный, с голубоватыми венами.

– Боже… – вырывается у меня шёпотом.

За всю мою карьеру в эскорте я никогда не видела ничего подобного. И каждый раз прихожу в жаркий трепет при виде его.

Нико лениво покачивает бёдрами, словно дразня меня, как быка красной тряпкой. Мои глаза прикованы к нему. Сердце колотится в горле, тело горит.

Но нужно играть по его правилам.

Я медленно провожу ладонями по своему животу, цепляясь за пирсинг, затем накрываю грудь, сжимая её, сводя ноги и выгибая спину.

Он вздыхает, беря себя в руку, проводит ладонью по длине, чуть сжимает основание, начинает медленно водить по нему большим пальцем с металлическим кольцом.

Я сглатываю, наблюдая, как он ублажает себя, глядя на меня. Его дыхание прерывистое, глаза блуждают по моему телу – грудь, бёдра, губы, лицо.

– …Ну? – он бросает вызов. – Кто я для тебя?

Я зажмуриваюсь, но образы в голове яснее реальности.

Кто?… Он – мой грех. Он – мой владыка. Он – единственный, кто не пытался меня "починить", а принял разбитую. Согласился спрятать ото всех.

– Ты… – мой голос срывается. – Ты мой бог.

Нико замирает, глаза вспыхивают триумфом, губы растягиваются в ленивой улыбке.

– За такой долгий ответ придётся тебя наказать.

В следующий миг его руки хватают меня за плечи, прижимают к стене, выбивая воздух. Его губы находят мою грудь, зубы впиваются в сосок, тянут, сосут, заставляя меня стонать. Когда он переключается на другой, оставшийся без внимания, мне становится нестерпимо холодно.

Мысль мелькает: «Если бы только он мог раздвоиться…».

Но я тут же отгоняю эту глупую мысль – двое Нико разорвали бы меня на части. От одного я отхожу неделями.

От этой мысли всё внутри сводит.

– Вот видишь, – он шипит между укусами, – как просто было сказать правду.

Его руки опускаются на мои бёдра, разводят их, пальцы размазывают жидкость по бедрам.

Хочу что-то сказать, но его ладонь грубо накрывает мой рот, пальцы впиваются в щёки, заставляя замолчать. Колено раздвигает мои ноги еще шире, прижимает к раковине, и я покорно опускаюсь на холодный фарфор, дрожа от предвкушения.

Он берёт себя в руку, проводит по длине, глаза почти чёрные от желания – зрачки расширены так, что радужка исчезает.

– Хочу, чтобы весь ресторан услышал, чем мы тут занимаемся, – он входит в меня лишь головкой, заставляя меня вздрогнуть.

Я стону, цепляясь за его ладонь, он чуть отпускает, разрешая вдохнуть воздух ртом.

– Они и так знают, что мы здесь не… – мой голос обрывается на вскрике, когда он входит в меня до упора.

Нико замирает, его дыхание горячее на моей шее, зубы впиваются в плечо.

– Наконец-то… Он там, где ему положено быть, – его шёпот обжигает, а я ловлю его губы в поцелуй, сладкий и нежный, пока его язык захватывает мой рот.

В тот же момент он начинает двигаться во мне, медленно, но с такой силой, что я цепляюсь за его плечи, чтобы не потерять опору.

– Чёрт!… Как же ты его сжимаешь. В глазах аж темнеет, – хрипит он, ускоряя ритм, каждый толчок достигает самой глубины. – Как будто каждый раз приезжаю к девственнице.

Я обвиваю его шею руками, закусываю его губу, чувствуя, как он улыбается.

– Так и есть.

– …В этот раз будет быстрее, чем планировал. Кое-какие дела нарисовались. Ночью на тебе отыграюсь.

Его движения становятся резче, глубже, и внезапно он выходит из меня, заливая мой живот горячими струями. Его ладонь скользит по моей коже, размазывая себя по мне, будто помечая собственность.

Я откидываюсь назад, дыхание прерывистое, тело дрожит, но не от оргазма. Ну и что… Главное, что ему сейчас хорошо. Довести себя я и сама всегда смогу.

Нико опирается о раковину, смотрит на меня из-под бровей, глаза полные удовлетворения.

– Такая красивая… Моя райская девочка, – его голос хриплый, он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я покорно принимаю его язык, ожидая нежности.

Но вместо этого он берет меня за затылок, заталкивая свой горячий язык мне в рот. Двигая им так, чтобы я начала его посасывать. Глубоко, грубо, параллельно его пальцы находят мою эрогенную зону, растягивают удовольствие, входит второй палец, и я содрогаюсь, выгибаясь в спине.

– Думала, что забуду про тебя? Садэ, не будь такой покорной овечкой. Моё главное удовольствие – доставить его тебе.

Он обхватывает меня за талию, прижимает к себе, входит ещё раз, резкими толчками доводя до накала. Чувствую, как всё внутри напрягается, волны удовольствия мгновенно накрывают, и с последним мощным толчком я разряжаюсь, содрогаясь в его руках.

– Умница моя, – его шёпот звучит у меня в мозгу, эхом вытесняя все мысли.

Нико подхватывает меня, усаживает на раковину, аккуратно вытирает полотенцем со своими инициалами, словно заботливый палач, ухаживающий за своей жертвой. Его пальцы вплетаются в мои волосы, накручивают их на кулак, заставляя меня открыть шею его вниманию.

Пробегается по мне взглядом, выжимает мокрое полотенце на мою грудь, холодные струйки стекают по коже, заставляя меня вздрогнуть. Он слизывает их все языком. Тщательно. До последней капли.

– Всегда бы так, когда жажда берёт.

Я надеваю платье обратно, ощущая его взгляд на себе. Это единственное место, где я хочу быть. Единственный мужчина, который может заставить меня чувствовать себя живой. Даже если это больно. Даже если это унизительно. Потому что это – мой выбор.

Мой рай. Мой бог.

Перед уходом Нико поправляет новый алмаз на моей шее, его пальцы скользят по моей коже, оставляя мурашки. Он открывает дверь, и шум кафе врывается в наше временное ритуальное святилище, разрывая тишину.

– Сегодня ночью жду тебя в театре, – бросает он, закрывая дверь, оставляя меня наедине с последствиями.

Я привожу себя в порядок, открываю дверь и выхожу в коридор. Там стоит официант-грек, высокий блондин с карими глазами, редкость для этих мест. Он ставит поднос на столик для грязной посуды, но замечает меня и замирает.

– Мисс… – мямлит он, его взгляд скользит по моему платью, задерживается на декольте, и вдруг его глаза округляются. Он быстро отводит взгляд, заставляя меня смутиться.

Из-за глубокого декольте что ли?…

Кидаю взгляд вниз – мои соски всё ещё напряжены, как две крупные бусины, резко выделяясь на шёлке.

Я неловко улыбаюсь, проходя мимо парня, обратно в кафе – губы распухли, макияж стёрт, но новый алмаз на шее сияет. К чёрту, всё равно этот официант и пальцем меня не тронет. Никто не тронет. Они знают, чья я собственность.

Ловлю гольфкар, еду до своей виллы через тропики, ветер развевает волосы, но не может сдуть ощущение его рук на моей коже. Нико сейчас в театре, готовит сюрприз. У меня есть немного времени, чтобы отдохнуть перед долгой ночью.