Последний маг полуночи: Шепот песков

И вдруг Витария исчезла.

Не было ни вспышки норы, ни шороха шагов – она просто растворилась в воздухе, пока Кирус отвлекался. В груди защемило – а не завела ли она его сюда специально? Не предательство ли это?

Шаг вперед – и он провалился сквозь едва видимую пелену на скрытую опушку. Витария уже прошла к ее середине и опустилась на колени перед двумя неестественно ровными холмиками. Один чуть больше и шире, другой – поменьше, а сверху виднелись низенькие каменные плиты, чем напоминающие…

Надгробия.

Лед пробежался по спине. Здесь покоились те, кто значил для Витарии больше всего – раз она привела его сюда, в самое сокровенное. Кирус осознал, как мало знает о напарнице. Она всегда была закрытой книгой… до этого момента. Сейчас, когда их объединяла преступная общность, Витария казалась такой уязвимой.

Кирус осторожно подошел ближе. Теперь он видел достаточно точно: грубые камни – надгробия, на которых что-то написано на тупи – древнебразильском языке. Благо навыки Люминара позволили ему прочитать написанное, хоть и с трудом.

– Дар… ван Тар… генид… – произнес он, всматриваясь в символы на камне, – Тар… вин Перей… – он не дочитал.

Горло сжало. Холмик поменьше… Ребенок. Тарвин Перейра. Ее сын? А Дарван – муж? Вопросы жгли сознание, но язык не поворачивался их задать.

– Ему было бы двенадцать лет, – голос Витарии звучал призрачно, – двенадцать лет и три месяца…

– Витария… – Кирус опустился рядом, осторожно обняв ее за плечи. Его обычно каменное сердце сжалось. – Что случилось?

Она не отводила взгляда от маленького надгробия. Единственная слеза медленно скатилась по щеке, оставив блестящий след на запыленной щеке. Кирус лишь крепче прижал ее к себе, чувствуя, как дрожит ее тело. В этот момент он понял: перед ним не бесстрашный Люминар, а сломленная горем женщина, потерявшая все.

Тишину нарушил лишь шелест листьев – будто сам лес скорбел вместе с ними. Кирус почувствовал, как глаза предательски наполняются влагой. Он резко моргнул, но слезы уже катились по щекам, пропадая в густой бороде.

Витария грубо стерла слезу тыльной стороной ладони и поднялась, избегая взгляда напарника. Ее пальцы дрожали, когда приблизилась к могиле Дарвана. С особой, почти болезненной нежностью она стерла с камня паутину и лесной налет, будто боялась причинить боль даже холодному камню.

Кирус, все еще сидевший на коленях, молча взмахнул рукой. Над маленьким холмиком вспыхнуло мягкое свечение – появился венок из алых роз. Лепестки, еще влажные от утренней росы, переплелись в замысловатом узоре, напоминающем детские пальчики, сжимающие материнскую руку.

– Протокол «Крайние меры», – голос Витарии стал металлическим, – последний приказ Абадира на случай пленения.

– Слышал об этом, – Кирус напрягся, – та атака на Сиарид… Ты жила там?

– В тот день я заканчивала лечение в Лазарете, – ее пальцы непроизвольно сжались в кулаки. – Вернулась домой и… – голос сорвался, будто она снова видела обугленные остатки своего счастья.

– Почему Дарван не… – Кирус запнулся, – не сбежал?

– Бастлин, – коротко бросила Витария, – не успел. И не мог.

– Но где была Белая Стража, Люминары? – в голосе Кируса зазвучало возмущение.

– Никто не ждал удара, – ее пальцы сжали край венка так, что выступила кровь. – Абадир думал, что сожжет элиту – сожжет режим. Но лишь сплотил их вокруг канцлера. Кровь за кровь… карт-бланш на расправу…

– Ты отомстила?

Витария медленно повернулась к нему. Глаза, еще минуту назад полные слез, теперь горели холодным пламенем.

– О да… – ее губы растянулись в ужасающей пародии на улыбку. – Не сразу. Сначала три недели в Лазарете.

– Они и тебя…

– Я пыталась вернуть к жизни Тарвина, – ее руки начали дрожать, ногти впились в ладони, – и чуть не лишилась жизни сама…

– Как… как это возможно? – Кирус повел бровью, недоверчиво всматриваясь в напарницу.

– Древняя и запрещенная магия, – Витария задрала рукав и показала незаживающий шрам на предплечье, – я уже использовала ее, когда лечила Марадея.

– Вот почему его шрам… так выглядит.

Витария кивнула.

– Когда меня выписали, – ее голос стал хриплым, – я приползла к Марадею. Умоляла помочь найти… наказать…

– И он помог? – перебил Кирус.

– Нет, – губы Витарии искривились, – он предложил мне стать Люминаром. И я согласилась. Тогда я думала, что все это вынесу, чтобы только отомстить, а потом… – она примолкла, голос дрогнул, – потом я хотела присоединиться к ним…

Кирус замер. В его глаза отражалась бездонная скорбь, будто он видел перед собой не боевого товарища, а живую рану.

– Я обучалась, – ее голос зазвучал увереннее. – Тайно от всех. Два года тренировок в аду. Марадей лично ломал меня, собирал заново… Он хотел взять меня в свой трибус, если я исполню, что планировала.

– И ты исполнила?

– В полной мере, – вдруг прошипела Витария. – Я нашла их всех. Каждого. Белая Стража не смогла, Люминары не смогли. А я смогла, – ее голос стал сладким, как яд, – сначала я сожгла их семьи: детей, жен… дома. А затем, когда они пропитались горем от потери, я медленно выжигала их плоть, пока от них не остался лишь пепел, – она показала обугленные ладони.

Кирус почувствовал, как по спине бегут мурашки. Он всегда пытался отвергать насилие без причины, но сейчас… Сейчас в ее мести была страшная правда.

– Марадей нашел меня с флаконом яда в руках, – внезапно сникла Витария. – Сказал… что могу спасти других. Что мой ад… может стать чьим-то щитом, – она горько усмехнулась, – вот так я стала Люминаром.

– Зачем ты… – Кирус медленно обвел взглядом могилы, – привела меня именно сюда.

Витария замерла, изучая его лицо с необычной для нее осторожностью. Их взгляды скрестились – не как клинки в бою, а скорее как два путника, встретившиеся на узком мосту над пропастью.

– Если война начнется по-настоящему… – ее голос стал тише шелеста листьев, – ты должен знать, где можно укрыться. – Она провела рукой по воздуху, очерчивая границы поляны. – Это место… недоступно даже для сильнейших магов.

– Твоя запретная магия? – в голосе Кируса прозвучало недоверие, но без прежней подозрительности.

– Незапретная, – ее губы дрогнули в едва заметной улыбке, – просто… очень личная.

Тишина повисла между ними, но теперь она была другой – не тягостной, а почти умиротворяющей. Витария чувствовала странное облегчение, будто сбросила тяжелые доспехи, которые носила годами. Кирус, ставший невольным свидетелем ее самой страшной боли, вдруг перестал быть просто напарником. В его глазах она прочла не жалость, а понимание – редкий дар в их мире.

– Спасибо, – неожиданно сказал он. В этом простом слове было больше искренности, чем во всех их предыдущих разговорах.

Витария кивнула, ощущая, как каменная тяжесть в груди, наконец, сдвинулась с места. Возможно, впервые за долгие годы она могла дышать свободнее – не как Люминар, не как орудие мести, а просто как человек, у которого остался хоть кто-то, кому можно было доверить свою боль.

Луньгуан встретил их ледяным дыханием океана. Пронизывающий ветер, пропитанный соленой горечью, рвал плащи и впивался в кожу тысячами невидимых игл. Дождь, смешавшийся с мокрым снегом, хлестал по лицам, превращаясь в колючую пелену – каждый шаг давался с усилием, словно невидимые силы пытались вытолкнуть прочь с этого негостеприимного места.

Но даже такая погода не могла остановить жизнь порта. Причал, вымощенный потемневшими от времени и воды камнями, кишел деятельностью. Морские маги – крепкие, как дубы, мужчины с кожей, прожженной солнцем и ветром – продолжали разгружать улов. Их мощные руки, покрытые татуировками в виде волн и чешуи, ловко перебрасывали серебристую рыбу, еще бьющуюся в последних судорогах. Женщины, с лицами, изрезанными морщинами, как старые карты морей, тут же разделывали добычу, их пальцы, несмотря на холод, двигались с поразительной ловкостью.

Дети, завернутые в промасленные кожухи, носились между взрослыми. Их смех звенел, как колокольчики, заглушая рев ветра. Они ловили ртами снежинки, скользили по лужам, покрытым тонкой ледяной коркой, совершенно не обращая внимания на непогоду – для них это была просто еще одна игра.

И на этом фоне двое чужаков – закутанные в промокшие плащи, с лицами, скрытыми капюшонами – выглядели неестественно, как вороны среди чаек. Они шаркали по скользким камням, вздрагивая от каждого порыва ветра, их движения были резкими, нервозными. Время от времени они оглядывались, будто ожидая погони. Их тени, растянутые тусклыми фонарями, мелькали между ящиками с рыбой, как призраки. Даже собаки, обычно облаивающие всех подряд, обходили их стороной, лишь тихо рыча в спину.

– Мне кажется, нас уже раскусили, – прошипел Кирус, прижимаясь спиной к шершавой каменной стене, дававшей укрытие от ледяного ветра. Его пальцы непроизвольно сжали край промокшего плаща, превратившегося в ледяную корку.

– Никто и бровью не поведет, – выдохнула Витария, стряхивая с капюшона сосульки, похожие на стеклянные кинжалы, – здесь каждый второй беглец или контрабандист. Мы для них – просто еще две мокрые тени.

– Все чаще думаю, что танкер был лучшей идеей, – Кирус стряхнул с рукава ледяную крошку, и его тело содрогнулось от пронизывающего ветра. Каждый вздох обжигал легкие, как раскаленный песок пустыни. Организм мага еще не успел перестроиться к переменчивой погоде Суагари.

– Поблагодаришь меня позже, – уголки губ Витарии дрогнули в усмешке, пока ее взгляд скользил по мрачному пейзажу. – Мы на месте.

Кирус напряженно осмотрелся, но увидел лишь покрытые инеем ящики для рыбы и безликие каменные стены. Теперь, зная, насколько искусно напарница умеет скрывать истину, он готов был поверить, что даже трещина в камне может оказаться потайным проходом.

Витария фыркнула, заметив недоверие в его глазах. В этот момент Кирус напоминал ей перепуганного щенка, втянутого в опасную игру – чем-то даже похожего на Марка в тот самый день на лайнере.

– Сейчас все увидишь, – ее пальцы, несмотря на холод остававшиеся удивительно ловкими, скользнули по обледеневшей кладке, словно читая невидимые знаки. Затем сложились в странный жест, напоминающий скорее язык глухонемых, чем магический знак.

Камень под ее ладонью дрогнул, и стена, казавшаяся монолитной, с тихим скрежетом разошлась, открывая узкую щель, обрамленную почерневшим от времени деревом. Дверь со стоном осела на петли, будто нехотя приглашая войти. Витария трижды постучала костяшками пальцев по древесине, и этот звук потонул в завываниях ветра.

Не успел Кирус моргнуть, как дверь распахнулась, и в проеме возник тощий подросток с предплечьями, сплошь покрытыми татуировками в виде морских узлов. Его глаза, быстрые, как у морской выдры, метнулись по сторонам, прежде чем остановились на Витарии. Только тогда его кулаки разжались.

– Я же говорил не светить этим ходом! – процедил он сквозь кривые зубы. – И еще притащила кого-то. Ему можно доверять?

Кирус почувствовал, как по спине пробежала горячая волна гнева. Его южная кровь закипела – никто не говорил о нем в таком тоне. Но Витария, будто почувствовала бурю, резко сжала его запястье ледяными пальцами и буквально втянула внутрь, проигнорировав недовольную гримасу привратника.

– Перестать дрожать, – прошептала Витария, продолжая тянуть Кируса в темный коридор, – подумают, что архари.

– Ты же знаешь, что нам сложнее подстраиваться под погоду, – буркнул он в ответ.

Они шагнули в просторное помещение, где темнота висела густым бархатом. В центре, будто остров посреди мрачного моря, стоял массивный дубовый стол, испещренный следами от кружек и ножей. Окна были затянуты плотной тканью, некогда бывшей парусами – теперь они потемнели от времени и копоти, а их складки напоминали морщины на лице старика. На подоконниках засохшие растения протягивали к ним свои хрупкие ветви, словно узники, пытающиеся сорвать эти шторы и впустить хоть лучик дневного света.

Воздух был густым коктейлем из ароматов: едкая сладость старых сигарет, горьковатый шлейф перегоревшего кофе, затхлый запах нафталина. Масляные лампы под потолком боролись с тьмой, их колеблющиеся язычки пламени отбрасывали на стены беспокойные тени, но победа оставалась за мраком – он казался почти осязаемым, вязким, обволакивающим кожу холодной сыростью.

За столом, спиной к дверям, сидел старик в выцветшем шелковом халате с восточным узором. Его костлявые пальцы перебирали какие-то мелкие предметы, раскладывая их с педантичной точностью. Он не сразу заметил гостей, продолжая напевать под нос бессвязную мелодию. Когда он поднял очередную безделушку к свету лампы, дрожащий луч выхватил из темноты морщинистое лицо с мутными глазами – и в этот момент старик, наконец, увидел отражение Витарии и Кируса в потускневшем стекле.

Его лицо исказилось гримасой ужаса. Руки затряслись, роняя предметы на стол с глухими стуками. В панике он сорвал с себя халат и набросил его на стол, обнажив дряблую грудь, поросшую седыми клочьями волос, и округлое брюхо, напоминающее мешок с мукой.

– Лучше надень халат обратно, – голос Витарии прозвучал сухо, как треск сухих веток. Она невозмутимо подошла к столу, отодвинула стул и уселась так, будто всегда была хозяйкой этого помещения.

– Витария? – старик осторожно стянул халат со стола, попутно уронив несколько безделушек на пол, – что ты здесь делаешь?

– Не переживай, – Витария провела ладонью по поверхности стола, подняв облачко пыли. С непривычной для нее бесцеремонностью она закинула ноги на стол, растянувшись в стуле, как кошка у домашнего очага. Кожаные сапоги с глухим стуком легли на потертое дерево, оставив на нем четкие отпечатки. – Арестовывать ни тебя… – ее взгляд скользнул куда-то за спину Кируса, где в тени маячила испуганная фигура парнишки, – ни твоего внучка не стану. Не сегодня.

В воздухе повисло напряжение, густое, как смола. Старик замер, его пальцы судорожно сжали край халата, вытягивая ткань в жалкие складки. Кирус почувствовал, как по его спине пробежали мурашки – в голосе напарницы звучала опасная игра: смесь обещания и угрозы.

Масляные лампы внезапно вспыхнули ярче, будто реагируя на ее слова, отбрасывая дрожащие тени на стены. В этом колеблющемся свете лицо Витарии казалось то мягким, то внезапно жестоким, как морская стихия, меняющая настроение за мгновение.

Где-то в углу послышался сдавленный вздох облегчения – внук понял, что пока опасность миновала. Но в его глазах, мелькнувших в полосе света, еще читался животный страх – тот самый, что заставляет молодых волков поджимать хвост перед вожаком стаи.

– Что тебе нужно? – старик внезапно оживился. – Ты же не погреться пришла?

– Нам нужно в Калахарию, – Витария изучала ногти, перебирая их с видом полного безразличия. Лампа бросала колеблющиеся тени на ее пальцы, подчеркивая каждый жест. В голосе не звучало ни просьбы, ни мольбы – только стальная интонация человека, привыкшего к беспрекословному подчинению. Каждое слово падало, как приговор, не терпящий возражений.

Старик замер, по сжимающимся кулакам можно было понять, что он негодует. Поведение незваной гостьи его раздражало, но он ничего не мог с этим сделать. Внезапно в разговор ворвался внук.

– В этом месяце мы уже… – он резко протиснулся к столу, нарочито толкнув Кируса плечом. И даже не извинился – лишь бросил вызывающий взгляд, полный дерзости и скрытого страха. Его татуированные руки сжались в кулаки, оставляя на ладонях полумесяцы от собственных ногтей.

– Это была не просьба, – голос Витарии прозвучал тихо, но с ледяной четкостью, заставив воздух в комнате словно застыть. Она продолжала изучать ногти с показным безразличием. – И извинись перед моим другом. Он вдвое старше тебя и не обязан терпеть твою наглость.

Теперь ее взгляд, подобно клинку, вонзился в подростка. В глазах бушевала холодная ярость – казалось, одним лишь взглядом она могла превратить его в соляной столб. Лицо оставалось каменной маской, но зрачки сузились, как у хищницы перед прыжком.

Старик, уловив эту немую угрозу, поспешно вмешался:

– Индра, мы разберемся сам, – он тяжело опустился на стул напротив Витарии, его желтые ногти впились в подлокотники. – Иди проверь, как там бабушка.

Подросток фыркнул, но покорно поплелся к скрытой в темноте двери. Перед уходом он бросил Кирусу взгляд, полный немого обещания «мы еще сведем счеты».

– Вас будет двое? – голос старика внезапно стал деловитым, словно они обсуждали поставку рыбы, а не бегство от правосудия.

Витария кивнула, медленно убирая ноги со стола. В мерцающем свете ламп ее профиль напоминал старинную гравюру с пиратской хроники: тот же хищный изгиб губ, та же опасная грация в движениях.

– Вам важно быстро или комфортно?

– Быстро, – ее спина выпрямилась, как струна.

Старик потер подбородок.

– Это будет стоить денег. Придется задействовать резерв.

– Я всегда плачу по счетам, – внезапная улыбка Витарии преобразила ее лицо, заставив Кируса снова увидеть в ней не железного Люминара, а живую женщину.

– Двести пятьдесят литаров, – старик впился в нее взглядом, изучая реакцию.

– Раджеш, – голос Витарии стал сладким, как отравленное вино, – ты решил поиграть с огнем?

Но это прозвучало как вызов, не как угроза.

Внезапно торг внезапно превратился в ритуальный танец:

– Сто восемьдесят.

– Двести десять?

– Если бы я хотела торговаться, пошла бы за овощами, – она резко наклонилась вперед, – сто девяносто. Сразу.

Когда Кирус, уставший от этой пляски, швырнул на стол сверток купюр, старик схватил его с ловкостью чайки. Его пальцы молниеносно пересчитали банкноты. Лицо разрезала кривая, но довольная улыбка.

– Сейчас же отправляетесь!

Раджеш резко вскинул руку, и щелчок его пальцев прозвучал как выстрел. Пространство сжалось: они очутились на покосившейся пристани, где старые бревна стонали под натиском волн. У самого края, покорно подпрыгивая на воде, ютился потрепанный катер – его облупившаяся краска, выцветшая от соленых брызг, сливалась с серым небом.

Кирус невольно сглотнул, ощутив, как мурашки пробежали по спине – он не ожидал, что дряхлый старик владеет норами с такой виртуозностью. Витария же лишь усмехнулась уголком губ, будто вспоминая старый анекдот, и уверенно зашагала по скользким доскам.

– «Каролина» доставит вас быстрее, чем вы думаете, – голос Раджеша звучал торжественно, когда он указал на старенькое суденышко. Его рука, покрытая морщинами и старыми шрамами, напоминала корягу, выброшенную штормом.

Кирус щурился сквозь стену дождя, тщетно пытаясь разглядеть капитана. Лишь когда его взгляд уловил полустертую надпись «Кар ли а» на корме, до него дошло – так звали саму посудину. Буквы, выцветшие до бледно-голубого, едва выделялись на облезлой краске.

– Как доберетесь, просто отпустите ее в океан! – Раджеш кричал, перекрывая рев стихии. Ветер рвал его слова, но смысл был ясен: – Она сама найдет дорогу домой.

Витария лишь коротко кивнула, уже стоя на шатком трапе. Кирус, все еще под впечатлением от неожиданного мастерства старика, протянул ему руку. Тот ответил крепким рукопожатием истинного знатока – большим пальцем поверх запястья, как делают лишь те, кто долго жил среди кочевников. Его ладонь, шершавая, как наждак, и хищная ухмылка говорили яснее слов, перед ним был не просто старый контрабандист, а морской волк, повидавший виды.

– Пожалуйста, ничего не спрашивай, – Витария резко оборвала, когда катер с глухим рычанием двигателя рванул в открытые воды. Ее пальцы впились в поручни, пока судно подпрыгивало на первых крупных волнах. – Сейчас поедим, а потом я хочу поспать.

Кирус лишь развел руками в молчаливом согласии.

Он научился читать между строк ее лаконичных фраз: сегодняшний день исчерпал лимит откровений. Кто знал, какие еще маски предстояло сбросить этой загадочной женщине, и какие сюрпризы прятались в складках ее потрепанного плаща?

Его взгляд скользнул к удаляющемуся берегу. «Каролина» неслась с неестественной скоростью, будто сама вода расступалась перед ее носом. Галдурион – весь их вчерашний мир – теперь был лишь зубчатой тенью на горизонте. Ветер рвал дождевые тучи, открывая кроваво-красный закат, в котором угадывалось зловещее предзнаменование.

Завтра. Это слово повисло между ними тяжелой завесой тумана. Завтра рассеется мрак над Калахарией, обнажив путь, выбранный Марадеем – тем, кому Кирус вручил свою судьбу с безрассудством юнца. Он дал клятву верности, даже не понимая ее истинного смысла, словно слепой щенок, следующий за первым теплым голосом.

Кирус почувствовал, как в груди защемило – словно невидимая рука сжала его сердце, напоминая о цене такого выбора. Что-то ждет их впереди, но вместо надежды – лишь тревожное покалывание в висках. Что, если завтра окажется не спасением, а новой ловушкой? Что, если все жертвы были напрасны?

Глава 4. Маг морей

Катер ловко рассекал волны, вздрагивая на гребнях, словно живое существо, играющее с водой. Сарид, неожиданно обнаруживший в себе талант кормчего, застыл у руля, всматриваясь в безбрежную синь горизонта. Его пальцы сжимали штурвал с неловкой уверенностью новичка, боявшегося ошибиться. Тина тем временем ныряла в каюту, будто торопилась замести следы зимнего запустения – рассыпавшиеся книги, покрытую пылью мебель – все, что напоминало бы о долгом одиночестве.

Эдария, чужая в этом сплоченном кругу магов, прижалась к борту, цепляясь взглядом за ускользающий берег. Он таял в дымке, оставляя в груди тяжелый ком – где-то там, в самом сердце Галдуриона, остались ее дом, родители, брат и сестра. «Хоть бы успели…» – прошептало само сердце, но голос разума отдавал тревогой.

Марадей, кряхтя, как старик после долгого пути, опустился на сиденье у борта. Солнце, набиравшее силу, золотило его морщины, подчеркивая усталость, но в глубине глаз тлела удовлетворенность – такая, какая бывает у воина, нашедшего, наконец, пристанище. Марк осторожно присел рядом, сжимая в кулаках восторг и тревогу. Это чувство распирало грудь – детский восторг, уверенность в правильности пути и новое, хрупкое ощущение: «Я не один». Он не знал, какому из них верить, потому молчал, а уголки губ предательски позли вверх.

– Зачем вы убили и Люминаров? – голос Эдарии хрустнул, как тонкий лед под неосторожной ступней. В ее глазах не было злобы. Только непонимание, чистое, как первый снег.

– Если бы ты знала, сколько боли они принесли ни в чем не повинным магам, – Марадей выдохнул, и в его голосе звучала не ярость, а усталая уверенность, – это даже не правосудие. Это меньшее, что они заслужили.

– Где Витария и Кирус? – вклинился Марк, бросая быстрый взгляд на Эдарию.

– Пока не знаю, – Марадей уставился в нить горизонта, будто мог разглядеть там знак, – но скоро получим весточку. – Познакомишь нас? – его взгляд скользнул на Эдарию.

– Конечно, – Марк вскочил, – это Эдария…

– Менес, – договорила она за него, – до недавнего времени считалась бастлином.

– Эдария – моя… подруга, – Марк почувствовал, как жар заливает щеки, – а это… – он махнул рукой в сторону Марадея.

– Твой дядя, Марадей Мирай, – я тоже все видела и слышала о нем.

Марадей прищурился, изучая ее. Его взгляд пронзил ее насквозь, упираясь куда-то вглубь, где тлела ее магия – слабая, но живая, как огонек в шторм. В уголках его губ заметался намек на улыбку – ясно было одно: он что-то задумал и сейчас приступит к делу.

– Марк, – тихо проговорил Марадей, – мы поговорим позже. Сейчас нам нужно кое-что сделать с Эдарией, чтобы путешествие не затянулось.

Марк хмыкнул, но отошел, освобождая место. Эдария инстинктивно сжалась, ожидая подвоха, но Марадей не внушал страха – только странное ощущение безопасности, будто рядом с ним никто не смел причинить ей вред.

– Эдария, ты ведь морской маг? – спросил он, не отводя глаз.

Девушка кивнула. Пальцы впились в подол платья, будто она поймана на чем-то постыдном. Марк медленно опустился на сиденье, следуя за разговором с живым интересом.

– Мы можем использовать твои силы, чтобы ускорить катер, – Марадей шагнул к поручням, наклоняясь так, что брызги заиграли в его седых волосах, осыпая их мелкими алмазами. – Позволишь научить тебя?

– Да, но я трудно обучаюсь… – Эдария залилась румянцем, густо покрывшим щеки, и отвела взгляд, будто палуба внезапно показалась ей невероятно интересной.

– У тебя просто не было хороших учителей, – Марадей медленно потер ладони, словно разминая пальцы перед работой виртуоза. В глубине его глаз тлела уверенность – такая, какая бывает у тех, кто уже видел этот талант в других.

Марк усмехнулся, вспоминая, как Тина вбивала в него азы магии – терпеливо, но с таким выражением лица, будто каждый его прокол причинял ей физическую боль. Он был не лучшим учеником, но она – упрямым и безжалостным учителем.