Последний маг полуночи: Шепот песков

Витария медленно выдохнула, ощущая тяжесть открытия в каждой клетке своего тела. Теперь она на собственном опыте познала суть «семейной магии» – и непомерную цену за ее использование. Но результат был явным: Марадей, хоть и поседевший в одно мгновенье, выглядел презентабельно. Даже кровавый шрам под глазом, теперь превратившийся в красную нить, лишь добавлял его облику воинственной брутальности.

Оставалась только рука. Регенерационный раствор сделал свое дело – на месте обугленной плоти уже проступала новая кожа, нежная и розовая, как у младенца. Витария с грустью вспомнила, как когда-то любовалась такой же кожей на пальчиках своего первенца. Но ужасные волдырчатые шрамы на кисти упорно не заживали – безошибочные следы магии магримов. На этот раз Витария не решалась снова прибегать к запретным техникам – одна метка на предплечье уже была достаточной платой.

Она осторожно провела пальцами по заживающей коже, удаляя последние чешуйки отмершей кожи. И в этот момент…

Марадей резко открыл глаза, словно его ударили тока. Его зрачки расширились до невероятных размеров, вбирая свет палаты. Рот судорожно распахнулся, пытаясь втянуть в себя воздух комнаты – точные движения человека, только что вынырнувшего из глубин долгой, беспросветной тьмы. Его взгляд метнулся по сторонам, пока не остановился на Витарии, и в этих глаза читался немой вопрос: «Где я? Что случилось?».

Глава 2. Пепел перемен

– Спокойно, – мягко сказала Витария, – вы в Лазарете. Я ли… – она запнулась, ловя себя на автоматизме, – я лират. Ваш лекарь.

Марадей перевел взгляд на руку, еще недавно представляющую собой обугленное месиво. Медленно, будто проверяя чужую конечность, он поднял ее и сжал пальцы. Брови взлетели вверх от удивления. Затем резко прикоснулся к лицу – память возвращала обрывки боя.

– Вы… восстановили? – голос сорвался на хрип, пока он ощупывал скулы, нос, веки.

Витария кивнула, сжимая в руках склянку. Седина в его волосах будто обвиняла ее – словно она совершила нечто постыдное.

– Я велю принести вам одежду, – она отвела взгляд, понимая, что она снова невольно засмотрелась на рельефы мышц Марадея.

Тот окинул себя взглядом. Осознание наготы пришло внезапно. В отличие от смущения Витарии, в его глазах вспыхнул чистый страх. Не от обнажения – от чего-то другого.

– Где моя одежда? – он вцепился в простыню. Капли пота засверкали на груди в свете масляных ламп.

– Пришлось растворить, – Витария уставилась в стену, – новую принесут. Сейчас я…

– Там было… – Марадей сглотнул, сдерживая дрожь, – кое-что важное.

Витария, наконец, посмотрела на него. Глаза метались в панике, пальцы впивались в ткань – не от боли, а от ужаса потери. Нужно было что-то делать.

Она закусила губу. Восстановить стертую одежду… магия позволяла, но пыль могла занести инфекцию в незажившие раны. Рука, шрам… Риск.

– Если позволите… – она сделала шаг, тщательно контролируя взгляд, – я прикрою вас защитной пеленой и восстановлю только плащ.

– Только плащ, – Марадей кивнул, отпуская простыню. На ткани остались влажные отпечатки пальцев.

Витария взмахнула рукой, над телом пациента развернулась полупрозрачная простыня, тут же вспыхнувшая голубым барьером. Затем сложила знак – пыль с пола взметнулась вихрем, медленно сплетаясь в клочья изорванного плаща.

– Что я должна там найти? – спросила Витария, ловя падающий плащ.

– Внутренний карман… – голос Марадея напоминал скрип ржавых петель. – Там… фотография.

Уголки губ Витарии дрогнули. Только что воскресший из мертвых, с лицом, которое она собирала по кусочкам, он беспокоился о каком-то снимке. Должно быть, это было нечто очень важное – то, ради чего он бросился в самое пекло.

Пальцы нащупали во внутреннем кармане небольшой прямоугольник. Фотография оказалась крошечной, с потрепанными краями, но изображение сохранилось идеально. Светловолосая девушка с косицей смотрела на нее выразительными глазами. Черно-белая пленка не передавала цвета, но Витария почему-то была уверена – эти глаза должны быть изумрудными.

– Ваша… жена? – она не смогла сдержать любопытство, продолжая изучать снимок.

– Нет! – он резко потянулся к фотографии, но тут же смягчился, – это… неважно.

Витария пожала плечами, возвращая снимок. Марадей схватил его так, будто это была последняя нить, связывающая его с этим миром. Его взгляд скользнул по изображению, губы дрогнули в едва заметной улыбке, а на ресницах заблестели слезы.

– Итак… – Витария взяла себя в руки, возвращаясь к профессиональному тону, – основные повреждения устранены, но полное восстановление займет два-три дня. Вам нужно оставаться под наблюдением.

Марадей молча кивнул, еще немного посмотрел на фотографию, после чего стремительно сунул ее под подушку, словно опасаясь, что она исчезнет.

– Сегодня вам нельзя есть, – голос Витарии вновь стал безлично-медицинским, – только вода. Завтра начнем с легкого бульона.

– Спасибо… – он неожиданно мягко посмотрел на нее, – за все. Вы… удивительный целитель. Я уже простился с жизнью.

– Спасибо вам, что защитили нас от тьмы, – в ее улыбке не было фальши. Взгляд невольно скользнул по его торсу, прежде чем она резко отвернулась. – Одежду и воду принесут сейчас. Завтра наведаюсь с проверкой.

Витария вышла в коридор и вдруг осознала, как вымотана. Пустые коридоры, тишина вместо утреннего хаоса – все свидетельствовало о том, что прошло много часов. Она машинально посмотрела в окно, вместо рассветных лучей – глубокая ночь, освещаемая лишь мерцающими масляными лампами. Целый день она провела у постели Марадея.

Возле двери, свернувшись калачиком, спал Яго. Его преданность тронула Витарию – юноша, не смея ослушаться приказа канцлера, провел здесь весь этот срок, не отлучаясь ни на минуту. Он напоминал щенка, охраняющего хозяина.

– Яго… – тихо позвала Витария, осторожно касаясь его плеча.

Парень вздрогнул, резко вскочил и начал яростно тереть глаза, словно пытаясь стереть сон. В этот момент он был удивительно похож на лесного зверька, внезапно разбуженного посреди ночи.

– Все хорошо, – устало улыбнулась Витария. – Марадей жив, раны залечены. Он отдыхает.

Яго настороженно принюхался, будто пытаясь уловить ложь в запахах Лазарета. Потом неуверенно почесал затылок:

– Можно… можно на него взглянуть?

Витария молча провела рукой по двери, и в массивном полотне проступило матовое окно. В тусклом свете единственной лампы было видно, как Марадей лежит на боку, слегка съежившись – должно быть, от холода, в ожидании обещанной одежды.

– Одежда… и одеяло… – автоматически произнесла Витария. Усталость туманила сознание, стирая даже свежие воспоминания о только что состоявшемся разговоре. Казалось, единственное, чего она хочет сейчас – рухнуть на ближайшую кушетку и забыться.

Витария вышла на ночные улицы Нафаркона, жадно вдыхая морозный воздух полной грудью. Обычно в этот час город уже спал, но сегодня камнеломы под светом магических факелов спешно латали пробоины в стенах. Атака Стервятников была отбита, поток раненых прекратился. Благодаря Марадею и Белой Страже у города появился еще один шанс – на жизнь, мир и возможность возвращаться домой к родным.

Ноги сами несли ее по знакомым улочкам, а мысли уже были там – в их небольшом каменном домике у восточной стены, где ждали Дарван и Тарвин. Пройдя еще несколько кварталов, Витария свернула в узкий проулок и растворилась в норе, чтобы через мгновенье вынырнуть у дорожки, ведущей к дому.

Скрип старой калитки заставил сердце учащенно забиться. В окне горел теплый желтый свет – они ждали. Дверь распахнулась, прежде чем она успела достать ключ.

– Наконец-то, – Дарван стоял на пороге, прижимая сонного Тарвина. Мальчик, услышав материнские шаги, сразу оживился, залопотал и протянул к ней ручонки. – Мы уже стали волноваться.

Витария без слов вобрала их обоих в свои объятия, вдыхая аромат домашнего уюта – дровяной дым, свежий хлеб и что-то неуловимо родное. Тарвин уткнулся влажным носиком в ее шею, цепко вцепившись пальчиками в воротник ее запачканного платья-рубашки, оставив на светлой ткани крохотные отпечатки.

– Я сейчас, – прошептала она, передавая сына мужу и поспешно сбрасывая окровавленный халат, под которым проглядывали засохшие бурые пятна.

Теплая ванна с травами, чистая домашняя рубашка Дарвана, пахнущая им, дымящаяся миска похлебки – все слилось в один исцеляющий момент. Витария сидела у камина, кормя Тарвина, а Дарван сильными руками разминал ее закаменевшие плечи.

– Тания сказала, что основной поток раненых закончился, – тихо рассказывала Витария, пока сын засыпал у нее на груди, пуская слюни на рубашку. – Мне нужно еще пару дней присматривать за… особым пациентом, и тогда я снова вернусь домой.

– Какой такой особый пациент? – Дарван осторожно принял спящего Тарвина на руки, улыбаясь жене. В его голосе не было ни ревности, ни упрека – только искренний интерес и поддержка.

Витария на мгновенье задержала взгляд на любимых чертах. Тридцать пять лет и десять из них в шахтах Шамарана оставили на Дарване отметины – ранние морщинки у глаз, легкую седину в русых кудрях, шрамы на руках. Но для нее он оставался все тем же красивым парнем с выразительными серыми глазами, массивным подбородком и улыбкой, от которой на душе становилось тепло. Пусть он и не обладал магией, но в его объятиях Витария чувствовала себя в полной безопасности.

Дарван скрылся в проеме детской. Витария проводила его взглядом, не скрывая улыбки. Как же ей повезло. Заботливый, надежный, терпеливый – именно таким она представляла себе мужа в девичьих грезах. И теперь у нее было все: уютный домик в элитном районе (хоть и доставшийся по наследству), любимый муж и долгожданный сын.

Тарвин сладко посапывал в своей резной колыбельке, когда Витария заглянула в детскую. Дарван задержался там, не в силах оторвать взгляд от спящего сына – эта картина наполнила ее грудь теплым светом. Тихими шагами она подошла к мужу, прижалась щекой к его широкой спине.

Сегодня ей особенно нужно было почувствовать его – живым, теплым, родным. Возможно, это был эффект от увиденного за день – страданий, боли, потерь. Те герои сражались и защищали вот это – ее хрупкое семейное счастье, чтобы Дарвану не пришлось браться за оружие, а Тарвину – познавать ужасы войны. И сейчас она хотела всем существом ощутить эту благодарность, даже несмотря на смертельную усталость.

Утренний свет мягко струился через мутные окна палаты, когда Витария переступила порог. Марадей сидел на кушетке, внимательно изучая заживающую руку. Одежда – просторная рубашка и мягкие брюки – наконец-то скрывала его тело, избавляя Витарию от неловкости.

– Я чувствую себя почти живым, – голос Марадея прозвучал неожиданно звонко, когда он заметил Витарию. – Благодаря вам.

– Вы сами молодец, – она машинально улыбнулась, поправляя рукав халата, – Жаль только, что магия не смогла полностью убрать эти… – ее пальцы осторожно коснулись волдырчатых шрамов на его кисти.

Шрамы выглядели зажившими, но сама их фактура оставляла неприятное ощущение – будто темная магия оставила здесь визитную карточку. Так же, как и тот проклятый шрам под глазом.

– Из-за чего я мог так поседеть? – Марадей провел рукой по отросшим прядям, теперь напоминавшим серебряный иней.

Витария замерла. Признаться ли в использовании запретной магии? Тания промолчала – может, и ей стоит последовать примеру?

– Побочный эффект лечения, – ее голос звучал суше, чем она планировала. – Хорошо, что волосы вообще остались. Могли и выпасть.

Ответ, казалось, удовлетворил Марадея. Более того – он явно нравился себе в новом образе, если судить по той самодовольной улыбке, что не сходила с его лица.

– Мне даже больше идет, – его улыбка стала теплее, почти благодарной. – Теперь хоть в канцлеры подавайся.

– Вы стремитесь в политику? – вопрос сорвался скорее из вежливости, но Марадей оживился.

– Белогор никуда не денется еще лет двадцать, – он махнул рукой. – Меня и моя нынешняя должность вполне устраивает.

– А кем вы… – Витария запнулась, увидев его оскорбленное выражение собеседника.

– Люминар, – он произнес это так, будто это должно было объяснить все. Витария лишь недоуменно подняла бровь. – Глава Комитета по противодействию темной магии, – добавил он уже с обидой в голосе.

– Вы, должно быть, очень скрытные, – Витария снова улыбнулась, проверяя повязку на его руке, – о вашем Комитете почти ничего не известно.

– Значит, мы хорошо работаем, – его глаза блеснули удовлетворением.

Витария лишь кивнула. Политические игры ее никогда не интересовали, а Люминары казались ей существами с другой планеты – такими же далекими, как и те темные маги, с которыми они боролись. Где они находили в себе эту беспощадность?

– Вы замужем? – внезапный вопрос застал ее врасплох, когда она склонилась над его шрамом. Непослушная прядь выскользнула из-за уха, пощекотав щеку Марадея.

– Да, уже два года, – она поспешно заправила волосы, чувствуя, как жар разливается по щекам. Перед глазами невольно всплыл образ его обнаженного торса, хотя она тут же прогнала эту мысль.

– Простите, не хотел быть бестактным, – Марадей уловил ее смущение, и его улыбка сменилась с флиртующей на дружелюбную.

– Все в порядке, – Витария сделала шаг назад, натянуто улыбаясь.

Такие вопросы ей задавали часто – пациенты, особенно те, кто долго находился на ее попечении, иногда переходили границы. Именно так, кстати, она и познакомилась с Дарваном – во время медицинского осмотра шахтеров в Амартане. Но сейчас ее сердце было занято, а эти навязчивые мысли – лишь естественная реакция на красоту человеческого тела. Не более.

Два дня пролетели в привычном ритме – утренние обходы, заполнение бесконечных отчетов, тихие вечера с Дарваном и Тарвином. Каждый раз, возвращаясь домой, Витария заставала одну и ту же идиллическую картину: Дарван, взявший небольшой отпуск на работе, но уставший от домашних хлопот, качал на руках сына, а Тарвин смеялся, хватая отца за щетину. Эти мгновения были таким хрупкими, такими драгоценными.

На третий день Тания остановила ее у выхода. Глаза наставницы были усталыми, но теплыми.

– Спасибо тебе, – ее голос звучал как шорох осенних листьев, – ты нужна своему сыну больше, чем нам. Марадея завтра выписываем. Ты сделала все, что могла.

Витария улыбнулась. В душе боролись два чувства: профессиональный азарт, разбуженный возвращением к практике, и всепоглощающая любовь к семье. Она уже представляла, как Тарвин тянется к ней своими пухлыми ручонками, как пахнет дрожжами от теста, которое Дарван так мастерски замешивал по воскресеньям.

– И помни, – рука Тании внезапно сжала ее плечо, – больше не используй ту технику. Однажды цена окажется слишком высокой.

Витария лишь кивнула, избегая прямого взгляда. Миг – и нора перенесла ее в родной квартал, к старой овощной лавке. Сегодня ужин будет ее сюрпризом.

Резкий запах гари ударил в ноздри. Витария машинально сморщилась, но не придала значения – мысли были заняты предвкушением домашнего тепла.

Лавка оказалась закрыта. Странно – обычно в это время хозяин как раз открывал ее для вечерних покупателей. Витария потрогала замок – холодный, не сегодняшний.

Запах усилился. Подняв голову, она увидела, как с неба медленно падают не снежинки, а хлопья пепла. Крыша лавки была покрыта черной копотью.

Что-то случилось.

Но почему вокруг ни души? Где привычный вечерний гомон, смех детей, крики разносчиков? Витария обошла лавку, всматриваясь в темноту. Может, хозяину стало плохо? Но тротуар был пуст – лишь густая, неестественная тишина, давившая на уши. С каждым шагом запах гари становился гуще. Ветер принес очередную порцию пепла, и Витария почувствовала, как внутри все сжалось в ледяной ком.

Она сделала несколько шагов – и застыла.

Родной район предстал перед ней в жутком виде: дома, еще вчера горделиво выстраивавшиеся вдоль улицы, теперь напоминали гигантские кострища. Даже каменные стены оплавились, стекая вниз черными потоками – будто здесь бушевала не земная стихия, а адское пламя.

Сердце забилось так сильно, что звон стоял в ушах. Витария медлила, боясь идти дальше, и вдруг под ногой раздался отвратительный хруст – обугленная человеческая кисть, оторванная взрывом.

Она побежала. Ноги подкашивались, но страх нес вперед. Поворот за угол – и…

Пустота.

Там, где еще утром стоял их дом с цветами на подоконниках, теперь зияло черное пятно. Посреди пепелища стояла обугленная дверная рама, как немой укор.

– Нет… – шепот сорвался с губ.

Витария шагнула вперед. Дверь с жутким скрипом рухнула, подняв вихрь пепла. Внутри не осталось ничего – лишь угли, сохранившие призрачные очертания комнат. Она шла сквозь пепелище, как сквозь ночной кошмар. Вот здесь был камин, где они так любили сидеть по вечерам. Там – кухня, где Дарван учил ее печь хлеб. А это…

Витария замерла.

У черного входа лежало обугленное тело. Поза говорила об отчаянной попытке защитить – широкие плечи прикрывали что-то, даже когда балка перебила ногу. Руки намертво сомкнулись в последнем объятии.

А под ним…

Мир перевернулся.

Маленький обгоревший комочек. Крошечные пальчики, сведенные в последней судороге. Череп, неестественно запрокинутый – будто Тарвин в последний миг смотрел на отца, не понимая, почему тот больше не защитит.

– Нет… Нет, нет, НЕТ! – крик разорвал тишину.

Витария рухнула на колени. Пальцы дрожали, когда она коснулась маленького тельца – еще теплого, будто жизнь только что покинула его. Боль пришла волной – жгучая, разрывающая. Слезы текли ручьями, но не могли смыть ужаса, пальцы вцепились в пепел, будто пытаясь вырвать из земли само время, вернуть эти проклятые часы назад.

– Почему… – хрип вырвался из пересохшего горла.

Кто-то знал. Кто-то видел. Но никто не предупредил ее. Никто не спас их.

А пытался ли кто-нибудь?

Вокруг царила зловещая тишина. Даже ветер замер, будто затаив дыхание. Лишь пепел продолжал медленно падать с неба, покрывая два обугленных тела – и одно еще живое, но мертвое внутри.

Что если…

Мысль пронзила сознание, как молния. Витария резко смахнула слезы, оставив на щеках черные полосы пепла. Ее пальцы непроизвольно складывали запретную комбинацию еще до того, как мысль оформилась в решение.

Запретная техника. Сейчас. Прямо здесь.

Дарвана не вернуть – его тело было слишком повреждено. Но Тарвин… Маленькое тельце еще сохраняло остаточное тепло. Быть может, его еще можно…

Руки двигались сами – стремительно, точно, без тени сомнения. Кончики пальцев вспыхнули знакомым искристым пламенем, излучая неестественный холод. Витария даже не моргнула, когда кожа на ее руках начала чернеть, покрываясь сетью трещин.

– Вернись… – прошептала она, касаясь обугленного детского черепка.

Мгновенье – и внутри все замерло.

Во рту внезапно появился вкус пепла и гари, смешавшийся с нежным ароматом миндального масла – тем самым, которым Дарван каждый вечер натирал Тарвина после купания. Витария закашлялась, но не оторвала руку.

Жар прокатился волной по телу, выжигая изнутри. Пряди волос массово отделялись от кожи головы, падая черными снежинками на пепелище. Ногти на руках посинели, затем почернели, начав крошиться.

Получается?

Она не успела понять. Невыносимая боль пронзила грудную клетку – будто кто-то вырывал ребра одно за другим. Сознание стремительно покидало ее. Последнее, что она увидела, прежде чем упасть на землю – бездыханное обугленное тело сына, и обожженные объятия мужа, которые она никогда больше не сможет почувствовать на себе.

Глава 3. Когда выбора нет

12 лет спустя

Нора разрезала пространство над побережьем, выплюнув Витарию и Кируса на мокрый песок. Здесь, где лес почти касался моря, густые тени надежно скрывали беглецов от посторонних глаз. Весенний воздух был свеж, но Кирус, оставшийся почти без одежды, дрожал не от холода – его кожа покрылась мурашками от осознания: Белая Стража уже объявила их преступниками.

Витария машинально осмотрела горизонт. Ни души. Лишь волны лениво лизали песок. Это укромное место знали немногие, но она бывала здесь часто.

– Сам призовешь одежду? – бросила она, стараясь не смотреть на обнаженный торс напарника, – дрожишь, как лист перед грозой.

Кирус разглядывал локоть – острый лед оставил на предплечье глубокие порезы, чьи кровавые следы уже впитывались в песок.

– Они нас не отследят? – спросил он, неумело пытаясь залечить раны.

– Люминаров сложно выследить, – Витария грубо схватила его руку, оценивая повреждения. – Десятки моих лесных копий уже разбежались по дальним уголкам Галдуриона. У нас есть часа два, пока они поймут, где настоящие мы.

Она сложила знак – почти на автоматизме, ее пальцы покрылись зеленоватым свечением, и порез на предплечье Кируса быстро затянулся, не оставив и следа. Витария тяжко вздохнула, еще раз огляделась (будто не веря собственной браваде) и опустилась на камень. Нужно было переварить случившееся.

– Спасибо, – Кирус искренне улыбнулся, натягивая призванную сорочку. – Где мы?

– На границе с Варатраном, – Витария поправила сползший сапог. – Марадей говорил тебе о своих планах?

Кирус, избегая ее взгляда, продолжил одеваться: грубый вязаный свитер, кожаная жилетка с узкими карманами. Взмах руки – и песок тонкими струйками заполнил хранилища.

– Говорил, – прошептал Кирус, – я до последнего думал… что это случится не так скоро.

– Что именно? – взгляд Витарии стал пронзительным.

– Переворот…

– Он все еще верит, что власть можно сменить… – ее голос понизился до шепота, – значит, будет война?

– Надеюсь, что нет, – Кирус нервно оглядел лес, словно деревья могли слышать, – Марадей не хочет крови, но готовится ко всему.

– Почему мне ничего не сказали? – в ее тоне не было обиды, лишь любопытство. Она привыкла, что Люминары редко раскрывают все свои планы.

– Собирался, но что-то пошло не так…

– Интересно, что именно… Может, возвращение воспоминаний о сестре, нарушившей главный закон?

– Думаю, он хотел показать это Марку. Двадцать лет ждал, скрывал даже от канцлера. Не думаю, что сорвался…

Кирус уставился на горизонт, где бурное море сливалось с небом, унося льдины в океан. Будто в волнах он искал подсказку – что делать дальше.

– Расскажу, что знаю, – Кирус присел перед Витарией, глядя прямо в глаза. – Храм песка в Керане семь лет был штабом восстания. Марадей договорился с Фахиром ибн Халимаром. Они хотят сменить власть в Галдурионе, а губернатор поддержит его, если магам песка разрешат вернуться в австралийскую пустыню.

– И как Марадей это сделает?

– Не знаю. В канцлеры он не метил. Возможно, уже есть кандидат. Марадей собрал сторонников по всему миру – вариантов много.

– Что делать нам? – в голосе Витарии зазвучали сомнения.

– Если все по плану, Марадей направился в Талласарион, – Кирус выдохнул. – Камиран последовал туда же – вероятно, защищать регион от канцлера.

– Он действительно решился? – в глазах Витарии мелькнул страх, будто она вспомнила что-то ужасное.

Кирус медленно кивнул, не отводя взгляда. Затем провел рукой – на ладони материализовался мутный хрустальный шар. Око Гекаты. Дымка рассеялась, открыв вид на побережье Нафаркона, где ровными рядами шагали песчаные големы.

– Канцлер настроен решительно… – прошептал Кирус, – нам нужно срочно найти Марадея.

– Есть идеи? – устало спросила Витария.

– Нефтяной танкер из Митра-Мана сегодня идет в Калахарию, но он медленнее кораблей канцлера, – он скрыл Око и отвернулся.

– У меня есть связи в Луньгуане, – Витария выдохнула, – могу попросить о перенаправлении.

– Это помогло бы… – Кирус замолчал, будто ее возможности слегка задели его. – Отправляемся сейчас?

– Мне нужно кое-кого повидать, – она встала, глядя вглубь леса, – пойдешь со мной?

Кирус лишь кивнул. Оставаться здесь одному ему не хотелось.

Витария бросила на него взгляд, будто оценивала, достоин ли он пойти с ней, хмыкнула, но не презрительно, а дружелюбно, и уверенно шагнула в сторону леса, Кирус, заметив ее движение, поспешил за ней, словно пес, который боялся потерять хозяина из виду.

– Кого мы должны проведать? – тихо спросил он, когда тень леса покрыла их полностью.

Ответа не последовало. Витария шла медленно, но целенаправленно, ее пальцы скользили по коре деревьев, будто считывая невидимые знаки. Кирус нервно оглядывался – лес сомкнулся за их спинами, а глухие скрипы стволов напоминали тихие стоны. Мох под ногами хрустел странно – то ли от мороза, то ли от древней магии этого места. Птицы, словно тени, бесшумно садились на ветви, наблюдая за незваными гостями.